Вопрос о том, куда поступать выпускнице средней школы Вике, в семье Ивановых считался решенным по умолчанию: мама работала в толстом журнале известным публицистом, а папа – председателем местного комитета по телевидению и радиовещанию
Так что, когда Вика получила аттестат, то вместе с другими необходимыми документами оттащила его в университет на факультет журналистики. И легко поступила, даже не потому что…, а просто она хорошо училась в школе по всем предметам, включая математику и физику, а уж с гуманитарными дисциплинами при таких способностях справиться – сами понимаете…
На факультете долгое время и не подозревали, какую именитую студентку заполучили без лишних хлопот, так как фамилия, хоть и была известной в журналистских кругах, но очень распространенной. Декан, узнав, даже обиделся и позвонил папе, с которым был хорошо знаком, попенял, правда, не слишком сердито, а скорее с удовольствием и сообщил счастливому родителю, что дочка способная, подает большие надежды.
Весь учебный год Вика посещала занятия с большим интересом и удивлением. Во-первых, потому, что на лекциях по литературам: античной, древнерусской и русской, она узнала мало нового, так как почти все, о чем вещали преподаватели, прочитала еще в школьном возрасте, штудируя богатую семейную библиотеку. Во-вторых, что было особенно приятно, специальные дисциплины оказались увлекательными и легкими для восприятия, потому что Вика всю свою жизнь вращалась в той среде, к которой теперь ее приобщал университет, автоматически запоминая термины и всякие журналистские словечки типа гранки, верстка, вычитка, газетная полоса и кегли.
Когда преподаватель, старый прокуренный газетный волк, Анатолий Митрофанович, стал объяснять, что кегль измеряется в пунктах, она тихо сказала, как бы про себя:
– Один пункт равняется 0,376 миллиметра.
Анатолий Митрофанович удивленно замер и тихо спросил:
– А вы откуда знаете такие газетные подробности?
– Да так, когда нас с типографией знакомили, услышала и в словаре посмотрела. – скромно ответила Вика: кичиться родителями было не в ее правилах
– Ну, это похвально, – с удовольствием констатировал преподаватель и сразу запомнил пытливую девушку.
Учиться на журналистике было не только легко, но и весело. Постоянно происходили какие-нибудь события, ребята устраивали капустники, пародируя друг друга и преподавателей, тут же переходили к дискуссиям о профессии, о жизни, любви и дружбе. Была в 70-х годах ХХ века такая мода – рассуждать и спорить, даже ни о чем.
Год прошел незаметно. Вика приобрела кучу новых знакомых с других факультетов, из театральной, литературной, художественной тусовки и университетского театра миниатюр. Однажды после занятий к ней подошел однокурсник Юрий Быков и спросил:
– Хочешь познакомиться с журналистами из многотиражных газет? Такие экземпляры, доложу я тебе! Не пожалеешь! Пошли со мной, тут недалеко. Они выпивают в одной редакции после верстки, отмечают завершение трудовой недели. Собрали мне материалы для вечерних телевизионных новостей. Завтра последний срок сдачи печатных материалов в деканат, а у меня не хватает строк до нормы. Ребята на студии обещали протолкнуть в сегодняшний эфир. Тебе хорошо: две статьи в молодёжку тиснула – и зачет. А мне надо много информушек наскрести.
– Тебе кто мешает? – удивилась Вика. – Молодежка с удовольствием нас печатает, у них вечно материалов не хватает. Иди и твори.
– Талант мешает, – честно признался Юрий, – способностей не хватает.
– Ничего себе! – Вика даже замедлила ход: – Зачем тогда на журналистику попёрся?
– Как зачем? – в свою очередь удивился Юрий. – Профессия престижная, положение в обществе, связи, карьера. Возможности большие. А то ты не понимаешь? – язвительно завершил он откровенный монолог, намекая на положение Викиных родителей.
Вика поёжилась, первым побуждением было назвать Юрия тем словом, которого он заслуживает, и пойти домой, но пересилило любопытство: уж очень красочно описал он то необычное общество, с которым предстояло познакомиться. И Вика сдержалась.
Юрий объяснил, что кутёж редакторы устраивают обычно в транспортной газете, потому что там не строгая проходная система в отличие от заводской, куда просто так не попадешь: нужен паспорт, по которому заказывается пропуск – одним словом, тягомотина.
– Но в основном там заводские многотиражки собрались, у них информации полно про пятилетку, выполнение плана, передовиков и прочее. Они ей охотно делятся. В компанию входят две редакторши из заводских многотиражек и два мужика – из строительной и транспортной газеты. В общем, сейчас сама увидишь.
Они подошли к воротам, из которых выехал маршрутный автобус. Туда и проскользнули. Редакция располагалась на первом этаже в дальнем конце коридора и представляла собой небольшую комнату, заполненную людьми и сигаретным дымом. Сквозь пелену табачного смрада Вика рассмотрела троих мужчин и двоих женщин.
Сборище оказалось красочным, на это, правда, стоило посмотреть. Большой письменный стол, сплошь заваленный типографскими гранками и газетными полосами, замусоленными краской, стоял у окна. Поверх профессионального богатства белели чистые листы бумаги с солеными огурцами, селедкой, кусками хлеба и сыра. Во главе стола сидел, подбоченясь, молодой мужчина явно не журналистского типа с бутылкой мутной жидкости в руке. Весь его вид говорил о том, что главный распорядитель пира здесь именно он.
По обе стороны примостились две женщины. Одна, белобрысая, сравнительно молодая и такая худая, что по её скелету можно было изучать анатомию. Другая редакторша являлась прямую противоположность. Темноволосая, дородная, твердо сидящая на стуле с высокой спинкой, она по-хозяйски оглядывала общество и деловито протирала край замызганного до мутно-самогонного цвета единственного на всю компанию стакана клоком бумаги, оторванным от типографских гранок. В темном углу виднелась неподвижная фигура.
От табачного дыма у Вики всегда болела голова. Девчонки однокурсницы, которые сразу начали курить, поддавшись зарождающейся моде, долго пытались приобщить ее к этому увлечению, но Вика держалась стойко: в семье не курил никто.
Она заметила у двери стул и сразу примостилась на него в надежде, что из небольшой щели, предусмотрительно оставленной Юрием, получит хоть немного свежего воздуха.
– Что-то у вас, господа редакторы, сегодня особенно жарко, – сказал он не слишком строго, но внушительно.
– Какие мы тебе господа! – возмутилась белобрысая редакторша, заметно качаясь, и добавила, растягивая окончания слов: – Мы те-бе товари-щи редакто-ра...
– Редакторы, – спокойным и трезвым голосом поправил главный по пиру. – Самогонку будешь пить, – обратился он к Игорю, – чистую, как слеза?
– Нет, – торопливо отозвался тот, как будто не замечая царившего вокруг бедлама, – я за информацией пришел.
– Мы его информацией снабжаем, – залепетали все та же пьяненькая редакторша, – прославляет на телевидении наши заводы и фабрики. Парень – молодец! Ува-жа-ю!
Говорила она медленно, непослушными губами. Губы съезжали то на одну сторону, то на другую. Она пыталась их собрать в центре, но процесс затягивался, поэтому слова произносились не до конца и с завыванием.
Тут вступил в разговор хозяин кабинета, который томился посредине, медленно прохаживаясь и изображая неприкаянного. Был он небольшого роста, коренаст, крепко сбит, с большим лицом серого цвета, обрамленном жесткими седеющими волосами. Свитер из грубой шерсти, хоть и выглядел аккуратно, но был ему явно не по размеру велик, отчего фигура приобретала квадратную форму.
– Разрешите представить вам, господа студенты, – он намеренно сделал ударение на слове «господа», – нашего дорогого, уважаемого гостя Алексея, пастуха по профессии. Он скоро завершит свой очередной сезон работы в поле, – опять ударение – и мы тогда еще выпьем за его здоровье. А сегодня просто промежуточная посиделка по случаю краткосрочного отпуска.
Пастух улыбнулся снисходительно и протянул бутылку с «чистой слезой» к темноволосой редакторше, которая завершила, наконец, процедуру вытирания стакана
– Ты только слегка плесни, – сказала она тихо, – слишком крепкий напиток. Но отставать от честной компании не следует. Потом девушке нальешь, а то она сидит, как сирота казанская.
Вика и вправду старательно углублялась в угол, прижимаясь к сидению, чтобы не быть замеченной честной компанией.
– Вот ты, – повернулся к ней хозяин кабинета с таким прищуром, будто он ее только что увидел и старается как следует разглядеть, – можешь на минутку хотя бы представить, сколько зарабатывает этот... уважаемый человек... наш гость... пастух Алексей, а попросту Леха? – он сделал выразительную паузу, слегка наклонив большую голову, и произнес с торжественным выражением: – Много! Мы столько за два года в своих редакциях не получаем. Но дело не в этом... – глубокомысленно завершил он свою речь.
– Работаем за гроши! – завопила белобрысая редакторша. – Как папы Карлы! Лехе, надо налить! Леха, доставай свою кружку!
Леха опустил куда-то руку, достал алюминиевую кружку и небрежно сказал:
– Мне из той вон бутыляки насыпь.
– Леха у нас молодец, Леха только водку признает и правильно делает.
Хозяин кабинета сгрёб сильно выдающуюся перед челюсть ладонью, как будто поглаживая несуществующую бороду, и потянулся через стол за «бутылякой», на которой было написано «Столичная». В этот момент ожила неподвижная фигура, которая оказалась редактором, дремавшем с низко опущенной головой. Он приподнял её, старательно потянул веки, пытаясь открыть глаза, и сказал, показывая согнутым пальцем на единственную тарелку с кусочком колбасы посередине:
– Вот сюда плесни, – и снова отключился.
После выпитого самогона белобрысую редакторшу совсем развезло, но она сурово следила за Викой и, наконец, требовательно рыкнула:
– Почему девушка трезвая?
– Она не пьет, у нее на водку аллергия, – спокойно ответил явно растерянный Юрий, который не был готов к подобному зрелищу.
– Пусть тогда закурит! – не унималась белобрысая, распаляясь.
– И не курит она, – сказал нетерпеливо Юрий. – Мы за информацией. Есть что-нибудь?
– Зачем тогда на журналистику поступила? Пусть убирается, нечего тут таким делать!
– Я обдумаю ваше предложение, – вежливо подала голос Вика.
– Вот именно!
– В принципе, – примирительно заявила темноволосая женщина, через оттертый край стакана отпив дозу, налитую пастухом, явно продолжая прерванный студентами разговор, – никто не сравнится с Мариной Цветаевой. Кстати, знаете, где она познакомилась с Сережей Ефроном, своим будущим мужем? В Коктебеле у Волошина. Вот, я вам доложу, оргии были, так оргии! – и она вытерла краешки губ кончиками большого пальца и мизинца.
– А мне все равно символисты больше нравятся, – угомонившись, мечтательно произнесла белобрысая, по-прежнему не владея губами.
С трудном удерживаясь на стуле, слегка заваливаясь, она постоянно хваталась за край стола и каким-то неуловимым движением возвращала себя в вертикальное положение. Вдруг запрокинула голову и завопила с поэтическим выражением в голосе, так, по крайней мере, ей казалось:
– Аполлинер! Эти «Цветы зла»!
Вика хотела было сказать, что «Цветы зла» – сборник стихов совсем не Аполлинера, который и к символистам никак не относился. Но сразу решила попридержать язык, потому спор мог надолго затянуться, а у нее уже начинала болеть голова.
– Девушка хотела что-то сказать, – произнес пастух совершенно по-городскому без заметно корявых сельских словечек и вульгаризмов.
– Кажется, вы тоже считаете, что этот сборник принадлежит перу Шарля Бодлера, и что ни тот, ни другой не были символистами. Однако Гийом Аполлинер писал... О чем он писал? – с интересом глядя на Вику спросил он.
– «Бестиарий или Кортеж Орфея», например, – нехотя ответила Вика.
– А также «Алкоголи», не правда ли?
– Угу, – отозвалась она из своего угла. – «Под мостом Мирабо тихо Сена течет».
– Смотри-ка, студент нынче грамотный пошел! – провозгласила темноволосая редакторша. – Аполлинера цитирует.
– Но мне больше нравится «Мари»: «И боль моя в мире со мною...» – продолжал пастух.
– «Укрыла овечьи стада зима в серебристую пряжу...» – машинально поддакнула Вика.
– А ты, Леш, откуда стихи-то знаешь? – темноволосая застыла и воззрилась на почетного гостя с неподдельным удивлением.
– Да так, – скромно потупился тот, – принес один чувак. На лугу еще не то прочитаешь.
Юрий, воспользовавшись литературной паузой, в третий раз напомнил об информации. Время поджимало, да и Вика, еле заметная в задымленном пространстве, выразительно зыркала на него, вежливо поддерживая разговор о поэзии. Все полезли в портфели, достали по несколько листов аккуратно напечатанного текста. Юрий собрал это богатство и повернул к выходу:
– Смотрите вечерние новости.
– Прославляет нас студент на всю, можно сказать область! – белобрысая редакторша все же справилась с губами, собрав их в центре, и последняя фраза ей явно удалась.
– За дорого прославляет? – вопросил пастух. – Большие гонорары носит?
– Нет, серьезно, студент, где гонорары? – вскинулась белобрысая, окрыленная успехом в упражнениях с губами.
– Да какие гонорары? – возмущенно отозвался Юрий уже в дверях. – По одной информации если сегодня возьмут, то хорошо. Эти копейки никто даже оформлять не будет.
– Вот так и работаем – за здорово живешь.
Эту фразу студенты услышали уже вслед. За воротами Вика, как бы между прочим, обронила:
– Однако на студии гонорары не такие уж и копеечные.
– Да будет тебе! – огрызнулся Юрий. – Они все равно пропьют. А я на фотоаппарат деньги коплю. «Поляроид» мечтаю купить. Сама знаешь, какой он дорогой. Впрочем, тебе эти проблемы не ведомы...
PS. Закончился учебный год на факультете журналистики. Вика Иванова одолела его с высокими оценками, прошла творческую аттестацию, представив комиссии несколько отличных газетных материалов, и сразу забрала документы, удивив всех, а многих даже ошеломив своим решением поступать в августе на первый курс математического факультета.
Декан был возмущен, ошарашен и расстроен. Он терял талантливую студентку и факультетские показатели. Но никакие уговоры не убедили Вику. Она твердила, что ошиблась в выборе профессии и должна исправить ошибку, пока не поздно. Декан предпринял тщетную попытку образумить строптивую девушку с помощью родителей, но вскоре отчаялся. Одни родители ни на чем не настаивали. Они спокойно приняли выбор дочери, а в какой-то момент, как показалось Вике, тайком вздохнули с облегчением.
На математическом факультете встретили абитуриентку, наделавшую в университете много шума своим необычным выпадом, настороженно, но с интересом.
На экзамен по математике заявился сам декан. Полюбопытствовать. Он был приятно удивлен, что девушка не только школьными знаниями прекрасно владела, но далеко углубилась в университетскую программу. Особенно его удивило, что она не просто знает о существовании трудов Эвклида, но знакома с его геометрией, систематическое построение которой античный математик осуществил в своих «Началах».
– Что же вы, уважаемая, целый год потеряли? Какая там журналистика... – с досадой проговорил декан.
Но вскоре, окончательно убедившись, что студентка первого курса Виктория Иванова намного опережает своих сверстников как в знаниях, так и в способностях, декан перевел её на второй курс. Через два года она досрочно защитила диплом в порядке эксперимента и сразу поступила в аспирантуру, подавая большие надежды в деле прославления отечественной математической науки.
Юрий Быков завершил обучение на факультете журналистики в срок и был принят в штат местного комитета по телевидению и радиовещанию.
1980 г.
Как говорил Козьма Прутков: сборник новелл; Воронеж: Типография Воронежский ЦНТИ ; филиал ФГБУ «РЭА» Минэнерго России, 2018.
ISBN 978-5-4218-0363-8