Иллюстрация: Рубенс "Избиение младенцев"
18+
Проникновение
Я был наделён магией творца, но как человек, исходил из бренности, из бытия. Земля ввела меня в человеческую плоть, предложив сыграть роль чистильщика среди себе подобных.
Выйдя из недр Земли, я направился в столицу страны, огромный мегаполис. Страна эта пала – в ней низвергнуты были мораль и разум, святыни поруганы и осквернены. Дети стали делиться по сортам, и на самые низшие из них началась охота. Низложенные вначале в словах, они легко подлежали истреблению в дальнейшем. Такова была философия этого падающего в бездну мира.
Проникнув в мегаполис, я обнаружил, что он не старый, но больной, задыхающийся от смога, со стеклянными небоскрёбами в центре, и разлагающейся плотью бараков и трущоб на окраинах его. Очень много грязи от человека было в этом граде.
Усилием мысли я начал вскрывать человеческую плоть. Мне хотелось понять принцип действия её. Эта система оказалась весьма сложного порядка. Определяющее значение имел в ней мозг. По непонятным обстоятельствам – в совокупности элементов, и их взаимодействию друг с другом – он роднился со Вселенной. Мне представлялось это удивительным явлением Вселенной, порождением её.
Слово раб было возложено на каждого из вошедших в этот град. Только рабы могли позволить святотатствовать над ними – их извращать, развращать и убивать. Ибо рабы объявили Войну самим себе.
Я видел подтверждение истин от богов – цивилизация разумных давно была поражена вирусом Войны. Городская среда лишь способствовала размножению этого вируса хаоса и смерти.
Я вскрывал мир, придуманный человеком для себя – за улицей улицу, за домом дом. И видел зримое и проникал в постыдное. Я узнавал все тайны про кукловодов и рабов.
Вскрывал я машины, безусловных слуг людей, пытаясь понять психологию этих созданий из металла. Они были наиболее приближенны к людям, беспрекословно подчинялись им. Я хотел оценить, насколько разумны эти существа. И я магически проникал в их плоть. Но там оказались всего лишь металл и пустота.
Между тем люди сливались с машинами, с их металлом. Перенимая психологию, и поведение автоматов, они становились более металлические, чем сами металлические существа
Входил я во дворцы искусств, где властвовали жрецы человеческого мира – актёры, художники, поэты. Они противопоставляли себя миру естественному, от Земли. Сами себе утверждали идеалы и каноны. Жрецы эти всегда кичились свободой ото всех. Но Война начала с этими избранными игру бескомпромиссную, на смерть, и они легко стали слугами её. Много тогда родилось производных от слов льстить, обольщать, и вдохновлять
Странные метаморфозы происходили со страной, объявившей себя самой древней, самой свободной, самой умной. Она превращала в карикатуру все ценности, которые провозгласила. Зло находилось в основе всех её идей. Зло порождало рабов, и порождалось ими
Всё глубже я уходил в суть вещей этого падающего мира – я проникал в обиталища людей. Невидимкой я посещал роскошные дворцы. Там было много слуг, а одинокие обитатели их погружены в олимпийское сверх бытие. В каждом дворце цвёл выхолощенный рай – здесь добровольно принимали рабский сан.
Заглядывал я в убогие хижины бедняков. Там я встречал как ничтожество, так и возвышение – разума и духа. Бедные были рабами от Войны. Скудна была жизнь бедняков в пище, зрелищах и вещах.
Видел я жизнь вне жизни – на окраинах, на свалках. Люди преображались в новый экстра вид, Свободным ото всех условностях бытия, им давалась возможность уйти в необъятные степи и леса. Но они предпочитали жить в образах презираемых, бомжей.
Я находил дорогу в Храм, по ней ходил. Нигде и никому не была запретна та дорога, а двери Храма для всех отворены. Там я встречал верующих искренно. Для них Храм означал Вселенную, в которой было всё. Но приходили в тот Храм и низвергатели Вселенной, глумители её. В этот же Храм ступали художники, поэты. Они видели в Храме красоту Вселенной – всех её звёзд и человеков.
Слышал я Музыку в падшем граде. Музыка та волшебной птицей летела вниз со звёзд – как вызов гласу града. Бессмысленным хаосом слышался людям этот градов глас. Для непосвящённых Музыка неба была непонятна, несозвучна. Звала она человека улетать, а рабам это слово произносить не позволялось.
Встречал я в этом граде и Огонь. Эта существенность давно находилась под властью человека, но вырываясь, он мгновенно охватывала весь небоскрёб. Гудение его тоже слыло музыкой, для человека наиболее понятной, но смертельной. Огонь представлял собой зверя скрытого, и потому его боялись больше всех. Вырываясь на волю, он безжалостно пожирал человека, всё содеянное им. Музыка Огня всегда рассказывала о страшном суде и о кончине мира, Огонь приносил весть фатальную для человека.
Видел я, как появлялся в мире человек. Как он зарождался в магии любви, как выходил чистым, непорочным, как мир сразу же бил его наотмашь, а он защищался криком, ибо не мог в защиту, ничего ещё сказать.
А был он Чудо Вселенной. И шёл Посланцем от Земли. Едва Ребёнок входил во время и пространство, как удивлённо оглядывался по сторонам. И только один человек являлся защитой для него. Только мама была мирозданием его.
Я подглядывал эти таинства детей: у каждого была своя дверь, которая открывалась лишь ему. Ведь есть миры невидимые, миры свои. Только мало кто знает про свой закрытый мир.
Так появлялся смертный, и с ним вселенная его. И в этом таился первоначальный звёздный смысл.
Чистилище
Наконец настал день, когда мне предстояло вмешаться в историю людей. Планета-мать срочно поведала мне о теракте – невиданном зверстве, произошедшим у людей.
Я бросился исполнять миссию свою. События развивались стремительно, необходимость требовала идти на их опережение. Дело касалось детей, жизни многих детей. Мне давалась полная воля во всех действиях своих. Я мог импровизировать в любых пределах, учитывая безумие людей, непредсказуемый хаос, царящий среди них. Впрочем, людьми убийц детей я не считал.
В этих беспрецедентных обстоятельствах Земля реагировала рефлекторно. И я, как опытнейший землепроходец, был её основной ставкой. Я вырос среди людей, многое что знал о них, в отличии от остальных земных посланцев.
Сгоряча я попытался подойти к захваченной школе по подземные коммуникациям, однако, кроме крыс и нечистот ничего здесь не нашёл. Оказалось, зайти в школу можно просто невидимкой через парадный вход – даже интуитивно никто не чувствовал меня.
Вскоре я вылез из люка в безлюдном переулке. Обладая всеми приёмами магии, я был неуязвим.
Подойдя к захваченной школе, я увидел, что она плотно оцеплена полицией, и обставлена бронетехникой и грузовиками. Рыдающих родителей, сочувствующий и просто любопытный люд не подпускали к захваченной школе на квартал.
Я уже знал, что школьников с учителями, захватили более полу тысячи, их всех согнали в спортзал. К сожалению, первые пять жертв уже имелись: трое охранников и двое учителей. Все они оказали сопротивление при захвате школы и их немедленно убили. Кроме того, эти нелюди уже изнасиловали двух девочек. Информацию я получил на ходу, сканировав биополе школы.
Террористов было более сорока человек, среди них десять смертниц, спортзал они заминировали сразу. Смертницы держали руки на взрывателях. Требование террористов – вывести какие-то войска откуда-то, выпустить кого-то, меня интересовали менее всего – надо было спасать детей немедля, ибо группа захвата всё ещё изучала потайные подходы к школе. Через час
террористы обещали начать расстреливать детей.
Решения мной принимались максимально быстро. Я сделался невидимым, и без труда преодолел кордон из полицейских. Слава Богу, у них не было собак, иначе они учуяли меня.
Я вошёл в пустой полутёмный коридор, и здесь миновал первых двух террористов, стоящих на страже. Они были не бриты, накачаны наркотой, и давно не мыты. От них скверно пахло, как физически, так и морально. Человеческого в них оставалось мало что. Меня они не учуяли ни явно, ни подсознательно. Спортзал я уже знал где, от него шёл гулкий шум в конце коридора.
Войдя в спортзал, я увидел, что дети частью сидели, частью лежали. Большинство из них находились в шоковом состоянии. Многие хотели пить. Взрывательницы, одетые в чёрное, молча сидели кружком в центре зала. И это было хорошо. Ибо я сразу, одним взглядом, остановил у них сердца. Они так и остались сидеть, и охрана не поняла, в чём дело.
Этого неведения мне хватило, чтобы развернуться, и заняться охраной. Всем, и видимым, и невидимым, я послал телепатический импульс – бросить оружие, и идти в актовый зал школы. И они послушно начали исполнять мой приказ. Я быстро вошёл вслед за толпой, закрыл дверь, и пересчитал их – 35. Они стояли, как истуканы – сознание этих тварей было в моих руках. И я их всех скопом превратил в обезьян-макак.
Наконец, я им дал последний приказ: бежать из школы, как можно далее, и прыгать на деревья, людей при этом избегая. Бояться людей до панического ужаса, и оставаться макаками на всю оставшуюся жизнь. Визжа, крича, и прыгая на руках и ногах, они понеслись по коридору и вдруг высыпали через парадные двери школы к изумлённому спецназу. Кто-то из полицейских инстинктивно выстрелил, кто-то застыл в изумлении, а макаки, запрыгивая на деревья, вереща, и качаясь, поскакали в ближайший парк.
Затем я проследовал в спортзал, и на минуту обретя зримый облик, объявил заложникам, что они свободны. Большинство из них не осознало факта немыслимой свободы, и продолжали сидеть и лежать, ничего не понимая. Однако я получил высочайшее удовлетворение от содеянного мной. В первый раз в жизни я по праву гордился сам собой. Я знал, что отныне это будет одно из моих звёздных вознесений.
Земля была тоже мной довольна. Но болью кипел весь этот мерзкий град. А отмщение нелюдям было лишь первым актом в моей игре бескомпромиссной. Теперь я знал, как надо зачищать бытие от нелюдей и лже людей, срывая маски с них.
Я бросил вызов Войне, я выходил на поединок. Война была рабством разумных в высшей форме: идти на убой по одному лишь слову, всего одного ничтожества, возведённого в ранг божества. И я выходил против Войны единственным воином Антивойны.
Ненависть – вот где таилось зачатие Войны. Ненависть – вот из чего исходили все невзгоды. Ненависть – вот чем жил этот град.
Между тем, Земля опять меня звала. В другом конце мегаполиса какой-то снайпер-маньяк засел на крыше небоскрёба и методично отстреливал людей. Более десятка убитых и раненых уже увезли. Попытка спецназа штурмовать убийцу с земли и с воздуха ни к чему не привела: два полицейских было убито на земле, и трое в сбитом вертолёте.
Опять невидимкой, по пожарным лестницам и чердакам, я проник на крышу. Я быстро раскрыл этого стрелка, и изумился. Им оказался подростком лет 14. Я хотел понять человека, почему он ещё ребёнком начал убивать. Стоя у него за спиной, я начал зондировать сознание убийцы. О, это был человек-орёл! Он хотел от людей улететь. как можно дальше.
У стрелка было несколько винтовок, и куча магазинов к ним. Что-то заподозрив, он обернулся испуганно, и я успел схватить его лицо. Мальчишка, невинный и наивный, обиженный всеми и давно. Он был тихоня, мечтатель и фантазёр. Он летал в небесах, а на земле не мог защитить себя ни от кого. Много отморозков глумились над ним в школе, на улице, во дворе. Девушки просто презирали его. И вот он нашёл единственный выход для себя: начал отстреливать ненавистный ему род. Это был восторг истинно парящий!
Весь мир сходил с ума с ним вместе!
Да, я сочувствовал ему. Однако, кровь уже отделила его от людей, и поставила на нём безвозвратную печать. Я превратил его в орла, и он тут же взлетел. Увы, летать он не умел, и камнем пошёл вниз. Там он и разлетелся на кровь и перья при ударе об асфальт.
Наступила ночь, и снова Земля направила меня, послав чью-то отчаянную мольбу. Кричала от ужаса ещё одна беззащитная душа. Глумились четверо. Они напали на девчонку и затащили её в брошенный под снос дом, Я учуял зверей со знакомым мне оскалом.
Телепортацией я ещё не овладел, но бегал очень хорошо. Преодолеть надо было несколько кварталов. Лишь бы никто мне не мешал!
Они зажимали ей рот, но она визжала и кусала их за руки. Тогда один из них вырубил её умелым ударом по лицу. Двое других уже снимали у неё трусы.
Она была невинна, а я задыхался, я мог опоздать!
Я ворвался в дом, они услышали меня, и остановились. Я заорал, и все четверо вынули ножи. Наконец мы увидели друг друга. Они нехорошо заулыбались, видя, что я один. Мне нужны были их лица и глаза. Наконец я поймал эти наглые глаза – и они остолбенели. Девчонка уже очнулась, и я сделал знак ей уходить. Дальнейшего видеть девчонке не пристало.
Я сделал это, самое грязное дело в своей жизни. Я сделал его, хоть и сам, но их руками. Ножи их были уже готовы. Все четверо спустили штаны , и взяв плоть друг у друга, синхронно взмахнули лезвиями.
Уходя, я разблокировал их, и уже на выходе услышал от пришедших в себя рёв.
И родилась у меня в душе тупая злоба, мысли заполнил сплошной яд. Как будто явился я в эту Вселенную лишь ненавидеть. Мне стало всё неприемлемо в человеке – его идеи, мысли, плоть. Из рода людей исходили оборотни и бесы. И мир очистить от этого рода, означало Вселенную спасти.
Я посылал земное слово от себя. Отныне я был готов спешить на детский крик, на зов обиженных и слабых.
Осквернение богов
Видел я в людях много кукольного: их нарисованные улыбки, проштампованные мысли, их покорность закулисным кукловодам, их привычка ходить на поводке.
Стал я размышлять: может Любовью заполнить этот град? Ибо Любовь была истиной самой авторитетной во Вселенной. И только в этой истине люди могли воистину спастись. Я бы превратил влюблённых этой страны в самых чистых и верных лебедей, но увы, желанных людей нигде не находил. Всюду велась одна игра, от ненависти и от фальши, всюду мелькали блудливые слова. И я сомневался, что возможна Любовь у нелюдей и бесов.
Тогда я бросил зов звёздам. – может они очистят этот град. Но связь со Вселенной была порушена в извратном граде. Род сей возомнил, что сам вселенная в себе. Звёзды засвечивались городом, и считалось, что их нет. Законы Мироздания не признавались этими людьми.
Казалось мне: люди имели разум, он должен был их к звёздам повести. Но я видел лишь разум извращённый до немыслимых уродств.
Несвобода, как главный признак бытия, существовала здесь всех степеней и видов. Я видел в какую бездну падала страна, преображённая философией Войны – она уходила в бесовщину. Люди преображались в бесов – конечную стадию расчеловечивания их. Бесы – воплощение зла абсолютного, неоспоримого никем. Нелюдь, потерявшая всё – мораль, истину, и разум. Нелюдь, деградировавшая до предела – убивающая, не размышляющая, возомнившая абсолютной истиной себя. Извращение, истреблявшее детей.
Война вела людей играть в недозволенные игры – и это было ещё одно святотатство пред богами!
.
Я пребывал изгоем меж людей, презренный ими. Явившись в мир низвергателем их идей – непристойных, омертвевших Я же жителям града говорил: «Вас, людей, заставляют играть в порочные слова – то в свободных, то в скотов. Вы живёте на плоскости, не ведая высот. Это открыто только парящим в небесах»
Я мог исповедовать свой вывод любому на Земле: «И вот вы стали не люди, не с Земли. Ваша страна – ваш мир-антагонист»
Между тем я вёл с Землёй постоянный диалог. Планета-мать мне говорила: «Я проведу тебя своей тропой, где сможешь истины от рабов переиграть».
«Но это значит, идти человеком – и с людьми?» – отвечал я своей планете
«Это значит тебе обнажиться абсолютно. Войдя в эту жизнь, ты уже должен людям, обязан идти вместе с ними до конца»
«Но я всё далее от людей, всё менее их в этом граде», – говорил я своей матери Земле.
«Но люди тебя не отпустили. Ибо ты не сыграл для них вполне».
Я видел, как эта страна всё далее, с мазохистским наслаждением, падала в собственную бездну. Всё более рабов её преображалось в бесов. И наконец эти бесы взяли власть.
Повадки бесов выдавали их, а ненависть уродовала лица. Тысячи бесов плясали на площадях, скандируя одно слово: «Вешать!» «Но будет и кровь, – подумал я, – этот любимый напиток бесовщины. Будет огонь – их любимое развлечение в аду».
Очень много скакало их на площадях. Мне хотелось узнать, как далеко в глубины может зайти конечная стадия нечеловека.
Увы, в этой стране, я не видел ни одного человеческого лика. А падению в бездну не было конца. Сначала они залили кровью свой майдан, затем, наделённые полной свободой, пошли гулять по стране – жечь, убивать, пытать. И наконец, стали угрожать соседям.
Между тем, город по прежнему ко мне взывал. Люди вели меня своими тропами – из сцены в сцену. Звали меня убиваемые, ограбляемые, насилуемые, обманутые, осмеянные, запачканные, осквернённые. Но я успевал лишь к детям. Я бежал на каждый их зов – в ночь и день, прыгая по крышам небоскрёбов, спускаясь в подземные клоаки, проникая в развратные притоны, спасая святилища от непотребств.
Я бился с Ненавистью насмерть. Я очищал от грязи этот мир. Я защищал собой слабых и невинных. Всех презиравших этих слабых, всех заклеймённых кровью и насильем, я обращал в мерзких тварей – жаб, слизней, пауков. Либо просто в грязь, и просто в нечистоты. Святотатцев я превращал в червей, пожирателей человечьих нечистот. Кукловодов я обращал в омерзительных гиен.
Слух обо мне пошёл по всей стране. Ко мне шли страждущие и убогие. Ко мне приходили живые, но с мёртвыми сердцами, давно потухшими лицами, но жаждущие жить и любить. Я предлагал им чистое небо, вольные звёзды, недоступные чащобы. По их желанию я превращал одних в красивых птиц, других в благородных зверей. Кто желал оставаться в облике людей, я обращал в вольных странников, в звездочётов- мечтателей, в волшебников-поэтов. Я ограждал их заклятиями ото зла, либо селил на затерянных островах, в недоступных горах, заколдованных замках.
Но в первую очередь я спасал детей. Я превращал их в белых аистов, и усылал как можно дальше, на восток, в безлюдные глубины. Там я собирался их превратить опять в детей.
Приходили ко мне осквернившие себя, желавшие очиститься через меня. Убийцы, грабители, наркоманы, алкоголики, извращенцы, бабочки ночные и интернетовские. Этим заведомо я предлагал не быть людьми. Ибо они от рождения не люди. Кто-то из них пожелал преобразиться в красивый цветок на горном лугу среди себе подобных, кто-то хотел стать чистым озером в горах, а кто-то уходил гулять вольным ветром, свободным ото всех, невидимым для всех.
И взывал я с самых высоких небоскрёбов: кого мне ещё спасти в этой поруганной стране , где мне ещё восстановить справедливость, как мне изничтожить в людях зло? Однако, многие люди бежали от меня. Каждый из них хотел быть богом – хоть скверным, хоть благим.
А я удивлялся на истинных богов: никто из них не останавливал святотатцев, никто из них ничего не произнёс. Но я-то знал: боги скажут ещё своё удивительное слово. И это будет последнее слово для людей
Я старался понять, как человек играет в человека. И видел одну фальшивую игру – страдания и плач.
У многих провожавших мертвеца я видел в душе удовольствие от смерти – и это было Слово Первое о человеке.
Смерть оставалась сакральной в этом мире, ибо была реальна и абсолютно правдива для людей. Никто не имел право сфальшивить про её!
И проходил я за Смерть, вскрывать сошедший с ума мир. И видел, как Человек умер, и стал Нечеловек. И как пошёл Нечеловек искать себе подобных. И как живые далее сошли во тьму.
И так, много лет в этом городе меня ежечасно кто-то звал, и я этот город очищал. Я гнал рабское стадо пред собой. Они кричали, вопили, и преображались на глазах. Они изменялись разумом, личиной. Всё более ненависти они исторгали, всё более она отображалась у них на лицах в их телах.
Я ждал, когда они дойдут до дна своей бездны., но похоже, это падение было без конца. Ненависть их только росла. Детей они начали убивать под песни и пляски о любви.
Я не стал ждать конечной стадии метаморфоз – этот монстр мог сокрушить Вселенную. Я превратил их всех в свиней. Всех сразу, всю страну. Кроме тех, кто не поддался бесовщине. И тотчас они заполнили улицы столицы, и других её грязных городов.
Отныне вся эта падшая страна представляла гигантский скотный двор. На деревьях её прыгали макаки, дома и улицы оказались во власти свиней, гиен и жаб, а подземелья заполнили полчища злобных крыс и все пожирающих червей. Самые подлые и омерзительные звери, самые ядовитые твари, которые бросили вызов Земле, её идеям гармонии и красоты. И всё это были бесы – во всех исходах и личинах.
Остатки людей бежали в соседнюю восточную страну. Все остальные страны срочно возводили стены и укрепляли границы против бесовщины.
Тогда я свершил последний акт: изгнал всю нечисть из городов. Макак на их родину – в джунгли, гиен в африканские саваны, свиньи же дружно побежали – и потопли в море.
А я уходил обратно, к матери-Земле. Я возвращался в первобытные глубины. В соседней стране, люди добра и любви давно поднимались, обретали силы. А в эту, очищенную от смерди, стали возвращаться, и закладывать новый мир. И вот, как нежные ростки, появились первые дети в городах.
Земля наконец обрела надежду для себя.