ПАВЕЛ "КАЗАК"
С Павлом Ивановичем Коваленко я познакомился в начале восьмидесятых. Ещё раньше этого времени он пребывал в одиночестве, похоронив супругу Марию. Оксана и Елизавета тоже были его жёнами. Кто из односельчан ни побывал в доме Коваленко, не скажет, что заметил отсутствие умелой женской руки: как внешне выглядела постройка привлекательной, так и – внутри. На побелку комнат приглашал опрятных, чистоплотных соседок. Стоя в сторонке, внимательно наблюдал за их плавными движениями щёткой, иногда вносил поправки: «Анна, аккуратнее, не разбрызгивай!» А другой, Ульяне: «Прибавь немного густоты вон в том месте…» А что касалось пола, то это была сугубо его парафия. Всегда выбирал самую дорогую краску красного цвета. После покраски – тщательно покрывал лаком. От этого пол блестел, словно зеркало. По окончании всех ремонтных, обновительных процедур, комнаты, поистине, приобретали музейный вид. Стены украшал портретами из фотографий близких ему людей в обрамлении вышитых рушников. Ничего лишнего, стороннего тут не увидишь: всё раз и навсегда имело определённое место. В образцовом порядке содержал и двор, оплетённый виноградом с тяжёлыми гроздьями тёмно-синих ягод осенью; яблоневый и вишнёво-сливовый сад, приусадебный участок огорода. А ещё занимался пчеловодством, обязательно угощая соседей ароматным душистым мёдом.
Идеального порядка требовал Павел и от своих жён. Вот, скажем, заносит Оксана ношу дров к грубке, поспешно их сваливает, и тут же слышит мужнино замечание: «Аккуратней складывай, не спеши!» Эта постоянная дотошная назойливость раздражала женщин, и они не выдержав, уходили от него, бросив на прощание: «А что б тебя, леший взял!»
С последней, Марией, всё же имел хлопоты: очень уж распилась, разбаловалась спиртным, и потому применял вынужденно профилактические меры: часто закрывал её в холодном погребе…
С Елизаветой прожил недолго. Она как-то заверила подруг: «Уж я непременно угожу Павлу». Но и она не задержалась в его доме – ушла, что-то сердито бормоча себе под нос.
Вспоминаю, как я последний раз видел Павла Ивановича; он мчал во всю прыть на пароконной телеге. Лошади бежали слаженно, чувствуя твёрдую мужскую руку. «Это пролетел Казак», - бросил вслед удаляющейся повозке один из сельчан.
Прозвище «Казак» перешло к Павлу от отца Ивана, некогда служившего в кавалерии. Имя Павел (что означает малыш) не пристало ему.
Павел Иванович – высок, русый, с удлинённым лицом; в его сероватых глазах всегда просматривалась суровость. Улыбка никогда не касалась его сомкнутых, тонких губ; негромко произносил слова низким голосом, обычно короткие фразы; давал советы и мне (сидели как-то вместе на одной свадьбе): «Виктор, никогда не откладывай на после работу, и не уклоняйся от женщин».
Призыв в армию (в 30-х годах) обошёл Павла ввиду престарелых родителей, к тому же мать – инвалид. Зато после освобождения Термаховки от немецкой оккупации, Павла Коваленка мобилизовали на фронт. Он попал в стрелецкий полк, стал миномётчиком.
С боями, в составе Первого Украинского фронта прошёл Западную Европу, принимал участие в штурме Берлина. За уничтожение вражеских пулемётных точек, живой силы неприятеля – награждён двумя медалями «За отвагу». Победной весной воз вернулся домой не повреждённым, здоровым. Трудился в полевой бригаде (непревзойдённый мастер в скиртовке соломы), а больше – в строительной, плотником. Как всегда, ходил в чистой, выглаженной одежде; на праздники надевал серый, в полоску, костюм, и к нему – сорочку бледной голубизны.
… Ожидаю: вот-вот выскочат из-за поворота ретивые кони с Павлом Ивановичем на телеге, пролетят улицей, теряя в розовой дымке постепенно утихающий цокот копыт…