Сижу по-птичьи на балконе.
При сем затягиваюсь смачно.
Как на кладбищенской иконе
все тускло, многозначно…
Но не плоско.
Соседской брани отголоски
доносятся сквозь стекла и портьеры,
на сером небе дымная черта -
военных летчиков нелегкая карьера.
Еще чуть-чуть, и станет ни черта
не видно. Только дом,
светящийся единственным окном,
напомнит – мир еще трехмерен,
и в нем осталось место вере,
что «Будет хорошо»,
и что горшок,
сусальными червонцами набитый,
мной будет найден, обнаружен.
Как ни избита (употреблю для рифмы корень «бит»)
метафора внезапного богатства,
ее неистощимой мощью я разбужен.
Гадство!
И что тогда? Когда обогащусь,
тревожа заступом столетний огород?
Оденусь модно? Затащусь?
Сожру с икрою черный бутерброд?
Куплю «Лендровер», вставлю зубы?
В Париж смотаюсь? Или трубы
сменю в квартире первым делом?
Займусь омоложеньем тела?
Нихт.
Материю - жене и детям,
пусть их…
Мне ж на этом мрачном свете
(пардон, очередная пошлость)
крупицу славы. Только сложность,
точнее, подлость - кто меня читает?
Ау!
Окурок догорает,
подуло с севера простудой,
соседи бряцают посудой,
невидимый затявкал волкодав,
зажегся месяц, звука не издав -
пора.
Плевок в пространство.
Словно скрип пера -
реакция балконной двери
на мой уход и хулиганство:
плевать в святыню, если «веришь» …