XII птерон
Мы спускаемся по разрушенным ступеням в за;мок двух великанов. Мы – это Люкс, Сибилла, Экстрибоган, я и ангел Д 11. Эти двое извращенцев-исполинов приглашают людей к себе, чтобы те ползали у них по межножью. Её зовут Нугггд, его – Груллла. Мы начинаем с фаллоса последнего. Огромный покачивающийся мост казалось хотел уйти из под наших босых ног. Мы были полностью обнажены, чтобы лучше ощущать плоть великанов. Мягкая и тёплая, почти горячая поверхность члена Грулллы излучала невидимые лучи экстаза и энергии. Мы все были возбуждены, я иногда похлопывал девочек по ягодицам, они поглаживали себе передки. Чем ближе мы подходили к исполинской головке колоссального фаллоса, тем всё гуще и резче становился запах, исходящий от неё. От этого запаха можно было впасть в неистовый оргазм, от одного только запаха. Наши тела дрожали, мы постанывали и повизгивали, как спаривающиеся суки, шаря руками по телам друг друга.
Когда мы добрались до головки, мы окончательно потеряли контроль над собой. Мы ползали на четвереньках по этой мегалитической, будто отполированный медный купол порнографического Пантеона, головке и лизали в неистовстве её поверхность, чуть шероховатую, солоноватую и липкую. Натыкались друг на друга как сомнамбулы и обменивались облизыванием тел. Дрочили, орали, стонали, выли, ругались, визжали, пищали, мычали и рычали. В конце концов мы сплелись в единый клубок наших пяти тел и упали на что-то мягкое, пушистое и нежное. В тот же миг на нас обрушился целый водопад пепельно-белой липкой резко пахнущей жидкости. Мы едва не захлебнулись в ней. Выплыв из озера великанской спермы и выйдя на сухое место, мы не спеша и сонно облизывали друг друга, смакуя этот жемчужный нектар. После длительного отдыха полазили, как настоящие альпинисты по мошонке Грулллы – она была словно нагромождение вулканических скал на каком-нибудь необитаемом острове. В джунгли лобка мы пойти не решились – неохота было плутать по этому непролазью. Затем Груллла пригласил нас на свой анус. Это было колышущееся, как морская пучина, жерло вулкана, которое то поднималось, то опускалось в такт сжатия и расслабления сфинктра Грулллой. Запахи пота, кала и возбуждения вновь привели нас в бездну экстаза. Мы прыгнули в самый кратер и принялись охаживать языками стенки его конуса. Как долго бы это продолжалось неизвестно, если бы мощный порыв ветра из глубины не вышвырнул нас за пределы межягодичья Грулллы. Мы опять упали на что-то мягкое и пушистое и ещё долго отходили от тошнотворного запаха, вырвавшегося из преисподни великана и от очередного оргазма.
Следующим этапом нашей экскурсии было влагалище Нугггд. Мы долго блуждали по лабиринтам складок, наслаждаясь пурпурно-лиловыми красотами мягких, нежных, пахучих, влажных скал, будто сошедших с картин сюрреалистических художников. Когда мы вышли к горе клитора, то были поражены её громадностью и правильностью формы. Словно ирреальная египетская конусопирамида он возвышался среди метафизического марсианского пейзажа как вечный памятник сексу и зиккурат для наблюдения порнографического ночного неба. Концентратор, средоточие, храм одической перверзийной силы, магической коитуальной энергии, мистической полисексуальной харизмы. Мы благоговели! А после катарсиса стали кататься с этой священной горы на ягодицах. Насладившись этим до пресыщенности, отправились дальше вниз. И вдруг остановились в ужасе: мощный жёлтый водопад вырвался гейзером – горячим и дикопахнущим – и низринулся вниз в нескольких шагах от нас. Когда он схлынул, и мы оправились от грандиозного зрелища, то поспешили к источнику этого явления. Мы купались в остатках горько-солёной влаги и лакали её, как вакханты молодое вино.
Повалявшись на гладком скользком розово-нефритовом пляже уретры, мы спустились к пурпурно-чёрной, уводящей в бездну пещере. Как неопытные спелеологи входили мы в это царство мрака, сверхвлажности и абсолютного скольжения. Мы не могли стоять, плюхнулись на это атласное багряно-ночное покрывало-море и позли-плыли, задыхаясь и падая в обморок от сильнейшего эрогенного запаха. Оргазмы конвульсивными волнами пробегали по нашим телам в продольном и поперечном направлениях. Как мы вытекли из этого многобездонного грота и оказались на анальном вулкане Нугггд, не помним. Лиловая задняя кальдера великанши пыхтела короткими свистящими не очень вонючими выхлопами, и мы находились будто в зоне некоего микроземлетрясения. Последний аккорд был взрывошокирующим и садистически опасным: лавина коричневого селевого потока вырвалась их жерла и понесла нас полностью дезориентированных, захлёбывающихся мерзкой жижей, корчащихся, деформирующихся от невыносимого запаха, неизвестно куда. Очнулись мы, обожравшиеся говном, как самые ненасытные копрофаги, с ломотой во всём теле, с кружащейся головой и обрывками-остатками ляпсусных галлюцинаций за пределами за;мка Грулллы и Нугггд. Зелёная лесная поляна, ласковое солнце, тишина, жужжание насекомых, запахи дикой гвоздики, тысячелистника, полыни, кашки. И блаженство!
Омывшись в протекавшей недалеко речушке, мы ещё долго, до самого заката лежали голышом на траве, сомнамбулически обсуждая наши приключения и вспоминая путешествия Гулливера в Бробдинбнег.
Я встретился с Хупи на побережье всё там же, в Лемурии, только на сей раз утром. Мы были полностью обнажены. Наши бритые лобки отливали на солнце полированой белизной и были похожи друг на друга как два конгруэнтных треугольника в центре Антарктиды. Мы шли по кромке прибоя. Был штиль. Даже не возникало подобие волн. И вдруг неожиданный, непонятно откуда взявшийся шквал опрокинул нас и двавил в песок. Ветер хлестал нас мокрым песком, а мы неистово целовались. И только от одних поцелуев и ветра испытали оргазм. Всё внезапно стихло, как и началось. Мы лежали неподвижно и долго-долго. И где-то далеко то ли звучала, то ли грезилась музыка Корелли и Вивальди. С высоты птичьего полёта было хорошо видно как я стоял на четвереньках, а Хупи запихивала мне в зад мокрую гладкую гальку.
Она накрыла своей вульвой моё лицо. Запахнула его как крыльями летучей мыши. Вселенная стала оттенками малинового и бордового. День угасал. Мы стояли, обняв с двух сторон чёрный обрубок скалы, как пародию на гигантский фекалий Палланта, и сочиняли экспромтом «Копролалическую поэму для двух ангелов». Обессилившие лучи закатного солнца цвета ментсруальной ежевики, едва касались наших ног, всё дальше и дальше уходя в море к темнеющему горизонту.
Люкс сказала мне, что наша Галактика – это огромная белая вагина. А мы микроктеисы. Мы сотканы из либидиозных мистерий, и наши два полушария мозга, как два клитора, не знающих покоя, находящиеся в перманентном оргазме. Мы великие посвящённые в таинства порнографического нонсенса. Наш ПорноЭлевсин принимает наши фантазии и конденсирует их чёрную массу в белое вещество галактики, белое как наши задницы и моя сперма. Наши чёрносексуальные галлюцинации и левитации укрепляют звёздное световое вещество подобно арматуре, хотя сами рассыпаются в прах от демонического внутреннего напряжения. Об этом мы с Люкс беседовали вчера, гуляя по набережной. Облокотившись о чугунные перила смотрели на вечернюю реку, тёмное зеркало которой было как жидкий гагатоаметист. Нас сопровождала маленькая пепельного цвета, светящаяся в сумерках, как алхимическое олово, даймоо Клатта. Четыре её крыла и длинный тонкий хвост были всё время в движении. Она могла уместиться у нас на ладони, и если бы я поднял руку, держащую Клатту, у себя над головой, то хвост её касался бы земли.
Моя рука была будто из прозрачного пластика, внутри которой пересыпался синий порошок. Я хотел нащупать белый песок, который лежал на полу огромного зала, окружённого колоннадой коринфского стиля: каждая колонна была из особого материала – лазурит, молочно-белый паросский мрамор, порфир, малахит, розовый мрамор, мрамор с зелёными прожилками, яшма, никелированная сталь, золото, сапфир, халцедон, рубин, гиацинт, базальт
Но я не мог дотянутся до песка
Я будто привязан к потолку длинной чёрной змеёй За ногу
Музыка Бетховена шестая седьмая девятая симфонии
Я подвешен к очень высокому куполу (Исаакиевский собор?) Змея ползёт по моей ноге к моему паху (или римский Пантеон?) Я будто молился богине Схоо. Её ягодицы словно лепестки белых пионов взбитых тысячами поцелуев
Чем больше я прилагал усилий, чтобы дотянуться до песка, тем сильнее напрягался мой и без того эрегированный член Молитвы ей лились тихим ветерком, срывающим нежные лепестки пиона
Когда я наконец дотянулся до белого песка и выплеснул потоки спермы из сверхнапряжённого удилища страсти, то песок оказался ягодицами богини
Спокойные сны нежные грёзы посторгазменной эры
Капельки росы на соска;х на клиторе на ресницах на пупке
Одиннадцатая ипостась Схоо отделилась от плаценты богов и упала в мои объятья Я почувствовал как стремительно уменьшаюсь в размерах и превращаюсь в изумрудную бусинку; взяв её и покатав на языке, Схоо затем торжественно ввела её в свой анус. И я взлетел к куполу. Токатта ре минор. И ещё что-то. Звуки остывающих звёзд и галактик.
Сибилла ушла на роботу в библиотеку, а я остался один у неё дома. Когда она вернулась вечером, то была поражена – вся квартира была украшена её лифчиками и трусиками. Сам я ходил в её красном лифчике, одну брителю которого надел себе на шею, а другую зацепил за свои яйца. Жёлтые полупрозрачные трусики красовались у меня на голове.
- Ты с ума сошёл, - захохотала Сибилла, - зачем ты устроил эту выставку?
- Чтобы глядя на это бесконечно мастурбировать! И ещё – чтобы ты удивлялась и хохотала!
- Ты фетишист и онанист, ты бельевой маньяк!
- Да! И главный мой фетиш – это твой анус. Я анальный маньяк! Если бы можно было размножить твои передние и задние половинки, я бы их живые копии развесил рядом с твоими возбуждающими трусиками и бюстгалтерами. Анфилада твоих анусов длинной в девятсот девяносто девять гигапарсек!!!
- Ты точно крейзи! И за это я тебя люблю!
Когда читальный зал опустел, я поставил диск с девятой симфонией Бетховена, а Сибиллу посреди зала в любимую позу. Задрал ей юбку, медленно спустил фиолетовые колготки и сиреневые трусики. И приступил к изощрённому лакомству – … под девятую… какой десерт может с этим сравниться?!!!