Летать способны все, решиться взлететь – очень немногие.
Содержание:
Глава 1. Почти Вуди Аллен
Глава 2. Сломанный меч, истёртый посох
Глава 3. Невидимая цепь
Глава 4. Враг
Глава 5. Герцог и король
Глава 6. «По плодам их узнаете их»
Глава 7. Акела
Глава 8. Крылья Беркута
Глава 1. Почти Вуди Аллен
"Маленький совсем не означает мало."
Очевидная вещь, которую
обычно никто не замечает.
Внешне он действительно был очень похож на голливудского классика: маленький, почти тщедушный, большая голова с такими же большими и слегка оттопыренными ушами, лоб с залысинами и печальный взгляд за толстыми стёклами огромных очков. Но, увы, никому на свете и в голову не приходило сравнить растиражированное по всему свету изображение гения американского кинематографа и скромный облик Вадима Ивановича Липских. Даже намёк на такое сравнение вызвал бы совершенно искреннее недоумение у всех окружающих: судьба, щедро наградив одного всеми мыслимыми талантами и бесспорной удачей, другому милостиво вручила только одно преимущество – незаметность. Почему преимущество? Потому что чаще всего маленьким и слабым выпадает весьма незавидная доля быть постоянными объектами насмешек, обид и унижений со стороны более сильных игроков жизненной рулетки, но Вадим Иванович этой участи счастливо избежал. Его попросту не замечали. Никогда. Да, собственно говоря, и замечать-то было особо нечего.
Конечно, для завязки сюжета неплохо предположить, что за неприметной внешностью могли скрываться какие-нибудь скрытые таланты учёного, художника или поэта. Но нет, ничего подобного. Всего лишь скромные, заурядные способности, желания, не дотягивающие до мечты, и тривиальные потребности. Он учился в школе в среднем на «хорошо», но без блеска; закончил институт и получил диплом инженера-строителя, но при этом даже на экзаменах преподавателям приходилось всякий раз напрягать слух, чтобы услышать его хотя и верные, но очень уж предсказуемые ответы, весьма стеснительно высказанные. Попав по распределению в один из проектных институтов, он занял там неприметное место за письменным столом в углу самого большого кабинета, где совершенно затерялся среди постоянно меняющегося состава прочих многочисленных и озабоченных карьерным ростом сотрудников. Шло время, словно в калейдоскопе менялись названия страны и её политического строя, города, где он жил, и организации-работодателя, которая теперь гордо именовалась «ведущей фирмой», а Вадим Иванович всё так же тихо-тихо появлялся для исполнения назначенных обязанностей в назначенный час и так же безмолвно исчезал, как и раньше.
Справедливости ради надо отметить, что о нём сразу же вспоминали, когда требовалось исполнить срочное задание в неурочное время или подменить заболевшего коллегу. В самом деле, ну кто другой ещё мог беспрекословно выйти на работу в выходной день или праздник, засиживаясь допоздна? Причём вот что действительно удивительно – несмотря на то, что работа всегда исполнялась хотя и без «изюминки», но на должном профессиональном уровне и без нареканий заказчиков, однако результат всё равно оставался по сути незамеченным. С другой стороны, что особенного в том, что осенью идёт дождь, а зимой снег? Это само собой разумеется, и Вадим Иванович по-прежнему безотказно продолжал спасать из безвыходных для других положений, неизменно оставаясь без обязательных в таких случаях поощрений – когда проблемы благополучно разрешались и доходило до распределения заслуженных материальных благ, о нём благополучно забывали. Сами посудите, как можно запомнить человека с такой невзрачной фамилией – Липских? Она и звучит как-то шёпотом, да и с именем совсем не сочетается. «Кстати, напомните, как зовут нашу палочку-выручалочку в углу?» – бывало, спрашивали даже те, кто проработал в учреждении не один год, когда возникала очередная деловая суматоха.
Вадим Иванович мирно жил в небольшой квартире старого панельного дома, оставшейся ему от родителей. Друзей у него не было, только малозначительные знакомые, потому что дружить, вызывая к себе хоть какой-нибудь интерес, он не умел. Читал много, но никогда не соотносил героев с самим собой, в кино и театры не ходил, избегая любого скопления людей, предсказуемо предпочитая телевизор всем прочим зрелищам. Мир на экране был для него всего лишь чередой проходящих картин, среди которых ему не могло быть места прежде всего потому, что он и не стремился его искать.
Он привык быть незаметным и всячески старался как можно меньше напоминать о себе окружающим. Даже квартирную плату регулярно вносил за месяц вперёд, чтобы ни в коем случае не оказаться среди должников даже по недоразумению. Прогулки в парке перед сном, тихое созерцание, никакой суеты и беспокойства. «Многие об этом только и мечтают, зачем же что-то менять?» – формула поведения была определена давным-давно и корректив не требовала.
Разумеется, места для женщин в этом крохотном мирке не предусматривалось по определению. Иначе и быть не могло. Женщины любят мужчин уверенных в себе и сильных – героев и победителей, подчиняясь первобытной силе, или, наоборот, доверчивых и беззащитных, проявляя тем самым свойственный многим матриархальный инстинкт. Незаметные персоны для них просто не существуют, потому как страсть и безразличие вместе не живут.
Ну, и каким же образом такой невзрачный человек мог оказаться в центре дальнейших событий, спросите вы? Ведь унылое одиночество как предопределение явно не тема для разговора. Действительно, на этом история могла бы и завершиться, так и не начавшись, если бы не одно важнейшее обстоятельство, узнав о котором, Вуди Аллен неминуемо признал бы своё поражение в сравнении жизненных успехов. Более того, о таком развитии сюжета мастер кино даже и не мечтал.
Дело в том, что Вадим Иванович Липских умел летать. И не только!
Глава 2. Сломанный меч, истёртый посох
«...и забытое слово – Свобода,
закипает у нас на губах.»
Из к/ф «Друг мой Санчо»
Птенцы полярных птиц не учатся летать. Для этого у них просто нет места среди гнёзд, зависающих прямо над бездонными обрывами прибрежных скал у самой кромки Ледовитого океана. Приходит время, гнёзда становятся тесными для их обитателей, и вчера ещё беспомощные пушистые создания бесстрашно бросаются прямо в пропасть и расправляют крылья, уже на лету превращаясь в отважных скитальцев.
Так и случилось.
Однажды вечером Вадим Иванович сидел у телевизора и почти бездумно смотрел какие-то соревнования на спортивной арене, постепенно погружаясь в полусон-полудрёму.
Переход последовал плавно, но очень быстро, и арена вплотную приблизилась так, словно кто-то прямо перед ним сменил вдруг настройку окуляров бинокля. Стены комнаты широко раздвинулись и взметнулись ввысь. Вадим Иванович оказался совершенно один посреди огромного пустого пространства, залитого ярким солнечным светом. Испуга, удивления или чего-то подобного он не испытывал – как будто случилось именно то, чего подспудно ждал все долгие годы своей однообразно-бесцветной жизни.Пытаясь понять, куда его так загадочно занесло, он осмотрелся по сторонам. «Где же это я очутился?» – для начала требовалось оценить хотя бы место и время действия.
Арену устилал плотно утоптанный жёлто-белый песок, очень мелкий, шершавый на ощупь и совершенно сухой. То, что это была именно арена, сомнений не возникало. Визуально это подтверждали и стены вокруг, сложенные из грубо отёсанных блоков светлого пористого песчаника, прочно пригнанных к друг другу. Они поднимались почти отвесно, и, даже задрав голову, Вадим Иванович не увидел, что находится сверху. Не увидел, но понял – это трибуны. Трибуны с трёх сторон, полностью занятые зрителями. Их было много, очень много, но никто не проронил ни малейшего звука. Все они чего-то ждали, затаив дыхание, и на арене царила мёртвая, ощутимо-вязкая тишина.
Он нерешительно потоптался на месте, озираясь и пытаясь собрать воедино суетливо разбегающиеся во все стороны мысли. «Что же это всё означает и где я есть, наконец?» Тут же обнаружил, что лёгкий скрип, возникающий снизу, издают его собственные сапоги, доходящие до колен, когда подошвы соприкасаются с песчаной поверхностью. Внешне сапоги казались большими, но были удобными, с крупной боковой шнуровкой от стопы по всей голени. А одет он, оказывается, в плотную тунику с кожаными бляхами на груди. Похожую на примитивный доспех. «Доспех?» Смутная догадка тут же натолкнулась на явную подсказку, когда на перетягивающим тунику поясе обнаружился широкий римский меч в ножнах. Он машинально взялся за рукоять и потянул его их ножен. Меч поддался на удивление легко. Он ахнул – лезвие сломано, остался только неровный обломок длиной в несколько сантиметров.
«Это что же такое? Гладиаторский бой без оружия? А вы... – возникла в сознании возмущённая мысль, – ...вы все собрались на это смотреть?» Продолжая сжимать обломок меча в правой руке, он тыльной стороной левой ладони вытер обильно выступивший на лбу пот. «Я – гладиатор? Что за чушь, да и вообще, зачем мне этот меч, пусть даже и был бы целый? Что я с ним делать буду, я ведь дома и хлеб-то никогда не режу, покупаю нарезанный батон в супермаркете, а тут...» Нелепость ситуации моментально вывела его из себя – какой супермаркет и где он сейчас, куда подевался привычный мир и что происходит?
«Забросили неизвестно куда, нарядили в дурацкую юбку, вывели как овцу на заклание и ждёте себе развлечения?» – ярость к неведомым манипуляторам времени и пространства багровой волной начала заливать его мозг, размывая остатки самообладания. А на трибунах уже слышался издевательский смех, визгливые выкрики и презрительное улюлюканье: «Попался! Попался! Попался!» Он злобно отшвырнул бесполезный меч и рухнул на колени. «Всё, неужели – всё? Как глупо, непонятно, бессмысленно... Почему? Что же это такое?» Безысходность и свинцовая тяжесть грядущей беды навалились на плечи и грубо швырнули лицом в песок. Он лежал ничком, раздавленный и почти побеждённый, а на трибунах всё нарастал и нарастал оскорбительный хохот Толпы, безликой и беспощадной.
«И это только потому, что вас много и вы на недоступной высоте? Уверенные в своей недосягаемости и поэтому такие смелые, сильные, уже заранее победившие? А я, неумелый и маленький, здесь совершенно один и ничего не смогу? Так вот не будет по-вашему. Не выйдет, господа!» Он встал, отряхнул тунику и поднял отброшенный меч. Потом отстегнул ненужные теперь ножны, переложил несколько раз из ладони в ладонь искалеченный клинок, примеряясь к рукояти, и, крепко сжав своё единственное оружие, медленно обвёл взглядом удивлённо замолчавшие трибуны. «Что, не ожидали? Так вот смотрите и слушайте – я не сдаюсь! Не сдаюсь! Кто из вас готов проверить?»
Ответ не заставил себя ждать. На арене из ниоткуда возникла фигура высокого воина и направилась прямо к нему. Враг в тяжёлой медной кирасе и кольчужной юбке до колен, огромный как боевой слон, ступал уверенно и неторопливо, оставляя позади глубоко вдавленные следы. Голову его защищал высокий гривастый греческий шлем с узкими прорезями для глаз. За левым плечом виднелась рукоять большого меча. Руки оставались открытыми, позволяя увидеть мощные бицепсы, без слов утверждающие чудовищную силу их обладателя. Живое воплощение античного бога войны Ареса – не знающего сострадания и милости к побеждённым. Один только вид такого противника делал бесполезным любое сопротивление.«Оставь надежду всяк сюда входящий», – в памяти приговором всплыла однажды прочитанная фраза. «Вы точно всё рассчитали. Если не раздавит Страх, то растопчет грубая Сила, верно? И всё-таки я попытаюсь! Попытаюсь! А вдруг...»
Воин неумолимо приближался, до столкновения оставались мгновения. «Если швырнуть ему в глаза горсть песка и сразу же прыгнуть, целя лезвием в узкую полосу шеи между кирасой и шлемом, то шанс ещё будет», – подумал Вадим Иванович, пытаясь унять сотрясавшую его неистовую дрожь.
– Это старый и всем известный приём, не получится", – воин остановился на недосягаемом для прыжка расстоянии и предостерегающе поднял правую ладонь. – Ты всерьёз решил драться? Ты? Лучше сдавайся, и всё закончится быстро. Решай!
Ответом был обломок меча, отчаянно стиснутый двумя руками и направленный прямо вперёд.
– Да, я один, не герой и не умею сражаться вашим оружием, но тебя и всех вас на этих трибунах я не боюсь! Вы не заставите меня покориться! Никогда! А тебя, порождение тьмы, я буду грызть даже в бездне Аида! Бой!
Гул изумления волной прокатился по трибунам и стих. Снова воцарилась мёртвая тишина, и снова ни дуновения ветра, ни единого шороха. Немилосердно палило жаркое солнце, едкий пот заливал глаза, судорогой сводило непривычные к таким усилиям руки и ноги, хриплое дыхание вырывалось из пересохшего горла, но обломанное лезвие всё так же упрямо было нацелено на противника. «Я не сдаюсь!»
Внезапно воин отступил три шага назад и, отстегнув ремешки, спокойно и явно не опасаясь броска, снял шлем. Открылось испещрённое шрамами лицо сурового седого скандинава, и вот тут-то его льдистые колючие глаза и начали поединок главным оружием всех времён – волей и силой духа.Острее дротиков, опаснее кинжалов – взгляд на взгляд, зрачок на зрачок. Поединщики смотрели не отрываясь, в упор, не мигая, пристально и жёстко. Секунды, минуты, целую вечность? Время замерло натянутой струной, трибуны напряжённо ожидали развязки.
Вдруг лицо воина словно подёрнулось лёгкой дымкой и тут же сменилось чертами другого бойца. Теперь это был молодой чернокожий с глубоко посаженными глазницами и нависающим над ними лбом. Сразу за ним возник раскосый азиат. Затем появился сплошь покрытый татуировками свирепый маори. Потом кто-то уже совсем незнакомый… Лица всех рас, возрастов, эпох и религий мелькали как в ускоренной ленте, одни за другими. Они стремительно чередовались и превращались, непохожие одно на другое, различные как лёд и пламень, но неизменным оставался их взгляд – испытующий и острый, как бритва, пронзающий до самых глубин подсознания и не прощающий слабости.
Однако, рано или поздно, всё имеет свой конец. Вот снова предстал первый враг – скандинав, и круговерть противников остановилась. Это был всё тот же северянин-викинг, но теперь взгляд его утратил прежнюю стальную остроту, став равнодушно-холодным и бесстрастным.
– Испытание окончено. Схватка прошла достойно. – Воин отошёл в сторону и указал на открывшееся за ним пространство. – Твой путь свободен. Можешь идти!
– Но прежде ответь, почему меч мой был сломан? – маленький гладиатор ещё не верил в свою победу.
– Ты сам сломал меч, когда много лет назад решил плыть по течению своей прошлой жизни без борьбы и усилий.
– А дальше?
Ответом был лишь безмолвный указующий жест.
Вадим Иванович прошёл по казавшейся бесконечной пустой арене и упёрся в массивные ворота из кованого железа. Они многократно превышали человеческий рост и казались несокрушимыми, но стоило только коснуться их кончиками пальцев, как створки широко распахнулись.
Перед ним простиралась безбрежная страна зелёного леса. Над верхушками слегка колышущихся сосен виднелись далёкие холмы. Прямо у ног начиналась узкая тропинка, змейкой убегавшая куда-то в ближнюю рощу. Вместо рукояти меча Вадим Иванович держал теперь длинный сучковатый посох с медным остриём и круглым набалдашником. Тунику сменили холщовые штаны и рубаха, бойцовские сапоги – подходящие для ходьбы мягкие мокасины, за плечами висела котомка. Он глубоко вдохнул бодрящий медвяный воздух, наполненный ароматом цветов и лесных трав. Ну что же, значит, пора в дорогу. Это всё-таки лучше, чем враждебный песок и чужая арена.
Он уверенно двинулся в путь, не оглядываясь, – трибуны и те, кто был на них, оставались в прошлом. Позади отдалённо прошелестел то ли разочарованный вздох, то ли завистливый ропот.
В лесу царило яркое лето. Тропинка плавно увлекала его всё дальше и дальше в неведомый край. Медно-красные сосны, разлапистые густые ели, могучие дубы гостеприимно расступались перед одиноким путником. Ближе к холмам появились ласковые взору берёзовые рощи, заросли ольхи и орешника, а за ними опять сосны и ели. По ветвям шустро скакали дымчато-серые и рыжие белки, под ногами то и дело сновали полосатые бурундуки, изумлённо таращившие на проходящего любопытные глазки-бусинки. Весело пересвистывались незаметные в листве птахи-пичуги, звонкой дробью рассыпался стук неутомимого трудяги дятла.
Вадим Иванович шагал спокойно и радостно, с наслаждением упиваясь непривычными для вечного горожанина душистыми запахами и удивляясь замысловатым узорам на коре берёз и сосен – ни одного одинакового! Открывал для себя, что зелень листьев может быть и бархатной, и изумрудной, небо – и щедро-лазурным, и нежно-голубым. А сосновым воздухом можно не только дышать, но и пить его взахлёб, чуть не расплёскивая от пьянящего душу неизбывного счастья. Это было совершенно новое состояние – видеть, чувствовать, обонять и осязать каждой клеточкой кричащего от восторга тела живую пульсацию, цвет, запах, вкус того, что открывается только посвящённым и испокон веков зовётся Свободой!
Он шёл и шёл, не замечая усталости, лишь иногда останавливаясь у родников, тихонько журчавших в тенистых лощинах. На кратких привалах в котомке всегда находилась краюха ржаного хлеба да завёрнутая в чистый лоскуток щепотка-другая крупной соли. Что может быть вкуснее свежего, круто посоленного ломтя, когда запиваешь его кристальной водой из ручья, привалившись спиной к нагретому солнцем гранитному валуну? Наверное, только спелая земляника, горсть которой можно собрать на ближней полянке. Поблагодарив лесного хозяина за угощение, он продолжал поход к по-прежнему неизвестной цели.
Однажды ему встретилось стадо мирно пасущихся оленей. Он замер, боясь потревожить благородных животных. Вожак сразу заметил пришельца и внимательно смотрел на него огромными карими глазами.
– Не бойтесь! Я не причиню вам зла.
– Я знаю, кто ты. Твой путь ведёт дальше, и ты нам не враг.
Не обращая внимания на чужака, олени продолжали пастись, медленно переходя с места на место, и постепенно скрылись за стволами деревьев. Последним ушёл вожак, величаво качнув на прощание ветвистой рогатой короной.
И снова дорога, и надо идти, и что его ждёт в окончанье пути?
Волк вышел навстречу у водопоя. Несколько мгновений человек и матёрый самец стояли друг против друга, потом каждый безбоязненно пригнулся к воде и утолил жажду.
– Странник, у нас разные тропы, и мы не враги. Дальше будет труднее, но ты должен пройти. Прощай! – Коротко фыркнув и отряхнувшись, одним прыжком лесной охотник исчез в зарослях.
Путь становился всё круче и постепенно углублялся в предгорья. Лес начал редеть, открывая прогалины, а вскоре и вовсе сменился густым и довольно колючим кустарником. Ощущался всё возраставший подъём, тропинка терялась среди хаотично разбросанных повсюду каменных обломков, и вот очередной холм стал уже настоящей горой. Тропа исчезла совсем, и теперь приходилось уже пробираться куда глаза глядят, опираясь на посох, а кое-где и просто карабкаться, хватаясь за камни и корни кустов. Отчаянно рискуя, он перебрасывал посох, цепляясь между расселинами, полз вверх по склону, сбивая колени и локти, но за всё время ни разу не оглянулся назад. Вперёд, только вперёд!
Странник перелез через навал больших растрескавшихся камней. С трудом продрался сквозь спутанный кустарник, последним усилием раздвинул, почти разорвал усеянную шипами завесу и, сделав всего один шаг, остолбенел от неожиданности. Было от чего! Почти под ногами оказался отвесный обрыв, а дальше – только необозримое пустое пространство лазурной синевы. Не то что идти, ступить было некуда – ни влево, ни вправо. Только острые скалы и высота до головокружения.
Он перевёл дух и посмотрел на свой посох – медного острия не было и в помине, вместо него торчали только жалкие измочаленные щепы, исцарапанный набалдашник помялся и потускнел. Весь посох покрылся глубокими трещинами и больше ничем не мог ему помочь.
Он снял с плеча опустевшую потрёпанную котомку и осторожно положил посох на камень: «Спасибо! Ты был верным другом в пути!» Снова огляделся вокруг, ещё ничего не понимая. Куда привела дорога и что делать дальше? Ни подсказки, ни знака. Никого и ничего вокруг. Оставалось лишь безмолвно созерцать картину огромной страны, для чего-то развёрнутую для него у подножия горы.
Там, глубоко внизу, серебрилась река, на её берегах широко простиралась малахитовая зелень лесов с крошечными вкраплениями золотисто-жёлтых полян, а за ними снова поднимались уже не холмы – настоящие горы, вершины которых венчали искрящиеся на солнце ледяные шапки. Смотреть на такую красоту можно до бесконечности, но идти было всё-таки некуда, оставалось только взлететь. Взлететь?
Вадим Иванович высоко поднял голову и широко раскинул руки.
– Смотрите, я здесь! Я дошёл, дошёл, дошёл!
Лёгкий ветерок тихонько, чуть прикасаясь, огладил усталые плечи, взъерошил волосы, потом осторожно качнул вперёд.
– Это мир только твой – посмотри, как прекрасен! Он ждёт тебя! Чувствуй свободу, вдохни её глубже, влей новую кровь в свои вены, забудь все печали, не бойся – лети же скорее! Скорее – ЛЕТИ!!! – Ветер усилился и стал почти вихрем.
«Так вот зачем шёл я!» И Вадим Иванович, повинуясь влекущему зову, шагнул прямо в пропасть. Мгновенно уже не руки его, но огромные крылья победно взметнули тело могучего Беркута в бескрайнюю высь. Не было больше маленького смешного человечка – гигантская птица бесстрашно парила в высоком небе, и гордый клёкот возвестил о рождении нового властелина.
Когда в ущельях смолкли отзвуки самого дальнего эха, и снова воцарилась тишина, на опустевшей скале остался только истёртый посох, который крылатому был больше не нужен.
Глава 3. Невидимая цепь
"Тяжелее цепей ненужных привычек
и ложных обязанностей может быть
только груз пустых сомнений".
Краткое резюме прожитой жизни
Пьянящий восторг первого полёта быстро сменился спокойной уверенностью и осознанием подвластной ему силы. Ветер и вихри невидимых прочему глазу воздушных течений превращали движение мышц и взмахи крыльев то в грациозное скольжение, то в стремительное пике. Теперь он мог всё: парить над головокружительной бездной и бесшумно планировать у самой земли, чуть не касаясь таящихся в травах камней, свечой пронзить высь и раствориться в невесомо-воздушном эфире. Всё небо теперь – для него! Явь и мечта слились воедино, но всю ценность полученной награды её обладателю ещё предстояло узнать. И понять её бремя – тоже.
Вдоволь накувыркавшись в пышной пене проплывающих облаков, он опустился чуть ниже и впервые увидел свою новую страну с высоты полёта.
Ему открылась извилистая лента широкой реки, недавно пройденный лес, казавшийся таким бесконечным для пешего странника, и нависающие одна над другой скалистые вершины, похожие на неприступные замки неведомых рыцарей, за ними – слепящие глаз снежные шлемы. А потом он нашёл главное, ещё неизвестное ему сокровище – водопад потрясающей мощи и красоты. Множество горных ручьёв, незаметно струящихся под вековой бронёй нетающих ледников, постепенно сливались в бурную стремнину, которая одним могучим прыжком срывалась с обрыва в долину, наполняя воздух мириадами искрящихся брызг.
Беркут бесстрашно приблизился к почти вертикально льющейся чудовищной массе воды и завис, едва не касаясь бешеных струй кончиками маховых перьев. Яростно клекоча перед ликом необузданной природы, он собрал в единый сгусток переполнявшую его сейчас силу и усилием воли метнул в самую середину водной стены. И мир будто замер! Водопад замедлил свой бег, остановил падение, и в наступившей вдруг тишине Беркут, словно в зеркале, увидел в застывшем потоке своё отражение.
Он оказался настоящим гигантом: размах распахнутых крыльев больше пяти метров, отливающие стальной синевой когти на лапах длиннее любого кинжала, густое коричневое оперение с большим золотым пятном на груди –как знаком особого существа. Но удивительнее всего, до дрожи и трепета, был его взгляд. Глаза – не чёрные, не жёлтые, и даже не голубые, – пронзительно-зелёные, то сияющие как гранёный изумруд, то налитые царственной малахитовой мощью. Взгляд таких глаз мог одновременно вызвать и восторг, и ужас, превратив в пыль любого по воле их обладателя. Взгляд властелина – и справедливого, и безжалостного одновременно.
Оживляя поток, Беркут одним взмахом крыла стёр свой силуэт с воды и стремительно взмыл над уже снова ревущим потоком. Он понял, почему и для чего здесь оказался.
Полёт повёл его вниз, к долине и лесу. Обгоняя, впереди мчался ветер. Гордые дубы, стройные сосны и высокие мохнатые ели покорно склоняли вершины, густые травы падали ниц, ковром припадая к земле. Вожак благородных оленей глубоко втянул ноздрями сгущавшийся воздух и громко затрубил, возвещая лесу о переменах. Стая волков в глухой чащобе, пробудившись от дневного сна, дружно задрала лобастые головы к небу и затявкала, покорно виляя хвостами, – серые хищники умели вовремя признавать превосходящую силу. Лесная весть, передаваясь от кукушки к белке, быстро докатилась до предгорий и, отразившись от скал, с посвистом вездесущих сурков и суетливых куропаток-кекликов достигла пещеры, надёжно укрытой на границе камня и льдов.
Снежный барс-ирбис, отдыхавший после ночной охоты, медленно потянулся, разминая застывшие во сне мышцы, поднялся и, осторожно принюхиваясь, вышел на свет. Он постоял, чутко слушая воздух и слегка помахивая длинным пышным хвостом. Коротко рыкнув, пятнистый красавец мгновенным прыжком вскочил на ближайший валун. Негромко урча, он с прищуром смотрел на огромную птицу, кружащую высоко над его ущельем. Потом поднял голову и низким вибрирующим рёвом приветствовал Беркута. Инстинкт подсказал, что предначертанье исполнилось, и в Горной стране для барсов появился надёжный союзник и верный друг – первый среди равных.
…Вадим Иванович Липских открыл глаза в своей комнате, сидя в кресле у телевизора, где всё продолжалась та же спортивная передача. Он ещё несколько минут посидел, сжимая и разжимая пальцы на руках, пробуя вернуть привычные ощущения. Привычные ли? А что это теперь для него означает – привычные?
«Стоит признать, парить над рекой и лесом мне нравилось гораздо больше», – подумал он и, встав с кресла, прошёлся по комнате. Ничего не случилось, никакого головокружения, дрожи в коленях или ещё чего-нибудь подобного. Всё абсолютно нормально. Но самое главное – никакого беспокойства или волнения, ровное дыхание, ясное сознание, спокойный пульс. Всё произошло так, как будто он просто перешёл из одной комнаты в другую через широко распахнутую дверь. И даже время возврата не изменилось, совпало один в один – это он понял по словам телекомментатора и содержанию передачи. «Нужно проверить, смогу ли я попасть обратно? Снова ... туда…»
Вадим Иванович прикрыл веки и попробовал вспомнить чувство трепета крыльев на гребне воздушной волны. Удалось! Он снова видел и знакомый водопад, и лес, и высокие горы. Беркут плавно спустился к верхушкам деревьев, потом немного поднялся вверх и, сделав несколько пируэтов и кульбитов, вновь опустился на толстую ветку ближайшей сосны. Прохладный горный воздух смешивался здесь с запахом нагретой солнцем земли, тёплых листьев и хвои. Такого в городе не было, да и быть не могло. Он вдохнул аромат глубоко-глубоко, медленно, с наслаждением. Потом встрепенулся. «А как быть с возвратом опять в мир человека?»
Вышло и это. И снова легко.
Вадим Иванович несколько раз подпрыгнул на полу своей комнаты, но вот взлететь хотя бы до потолка в этом мире не удавалось. Никак, никоим образом. Он подошёл к окну, отдёрнул занавеску и долго смотрел на знакомый с детства пейзаж. «Пейзаж… – иронично подумал маленький человек. – Разве же это пейзаж по сравнению…» Он мечтательно зажмурился, вспоминая, потом снова посмотрел сквозь стекло.
А за реальным окном была и никуда не исчезала всё та же знакомая улица, тротуар, снующие взад-вперёд люди, нескончаемая вереница машин, дальше парк. Ещё недавно его зелень казалась оазисом среди бетона, местом уединения и покоя, но теперь Липских видел лишь старые тополя с пожухлой листвой и чахлым, покрытым пылью кустарником. Как было не похоже на прекрасную Горную страну, но ведь это мир его детства, и юности, и всей прошлой жизни. Пусть неказистой и заурядной, но зато совершенно простой и понятной. «Так где же теперь мой истинный дом?» Очевидная разница двух миров таила в себе варианты совсем не очевидного выбора. Внезапно он понял, как сильно устал. Противостояние на арене, долгое странствие, перерождение, горные дали и воздушное море… Всё смешалось, вертелось, кружилось в калейдоскопе нахлынувших чувств. То ли минувшее, то ли сущее, то ли грядущее… Мысли путались и кружили, не давая сосредоточиться. «Хватит! Теперь уже слишком…» – Вадим Иванович еле-еле успел дойти до дивана и, запахиваясь в плед уже в полудрёме, рухнул в спасительный сон.
Несколько последующих дней Липских по-прежнему дисциплинированно ходил в свой офис, всё так же прячась за ворохом нескончаемых бумаг, невзрачный и незаметный для окружающих. Механически исполняя рутинные обязанности, он неотступно пытался понять и решить, что следует делать. Разумеется, Беркут должен как можно скорее вернуться в мир, наделивший его чудесной силой и властью над водой и ветром, но ждущий взамен защиты и покровительства. Тот, кому много дано, обязан охранять тех, кто ему доверился. Долги нужно возвращать, причём вовремя. Так подобало Беркуту.
Но беда была в том, что Вадим Иванович Липских, маленький человек, на самом деле не очень-то хотел перемен. Ему очень нравилось тихое и размеренное существование, и были вовсе не по душе любое беспокойство и шум, тем более, решительные действия. И вовсе он не герой, просто клерк – «бумажная душа», маленький, но зато и необходимый для всех надёжный винтик, без которого остановится любая сложная машина. Ведь недаром о нём всегда вспоминают в каждой затруднительной ситуации. Здесь он тоже и важен, и нужен. Да и полно, он ли сражался на той арене, неужто и вправду мог победить? Быть может, эти невероятные события всего лишь сон, нелепая игра усталого подсознания? Ответа не было.
Грустный гном часами сидел в своём углу, а вечерами, дома, всё в том же старом кресле, мысленно перебирал-перекладывал бесконечные звенья невидимой цепи, то еле сдерживая, то чуть отпуская рвущегося на волю Беркута. Сомнения, сомнения, сомнения… Тяжкие кандалы пугающего и манящего вызова.
Время шло, а он не находил верного решения. Выдержать испытание на арене и быть способным летать – это ещё далеко не всё. Гораздо труднее суметь расправить дарованные крылья.
А потом он услышал зов... Еле слышный, но отчаянный зов о помощи.
Глава 4. Враг
"Благодари своего врага,
ибо приход его заставит
тебя стать сильнее.
Иначе не победишь".
Главное правило поединка
Барс почуял запах железа поздно, слишком поздно. Потому что тот, кто ставил капкан, был настоящим мастером ловли – умным, знающим все привычки и повадки животных. Охотник очень правильно установил орудие смерти, надёжно укрыв его сухими ветвями. Тропинку преградил большим обломком скалы, оставив лишь узкий проход, где и ожидала жертву ловушка. Всё рассчитал, да вот только жадность, извечный порок человека, на этот раз подвела хитрого зверолова. Награда за ценную добычу была обещана столь высокая, что он, пренебрегая своим же опытом, решил использовать самый новый капкан и не смог перебить металлический запах ни мясом приманки, ни даже душистыми травами, хотя и в изобилии разбросал их вокруг.
Ирбис успел ощутить угрозу инстинктом всех прожитых до него поколений и отдёрнул-таки переднюю лапу от уже сработавших стальных челюстей, со скрежетом злобно клацнувших в пустоту. Спасаясь, барс метнулся назад, на лету изогнувшись в невероятном прыжке, но толчку не хватило опоры – и барс с размаху грянул брюхом на острые камни. Серьёзно расшибся, попытался ползти, но при каждом движении сильнейшие спазмы давили внутренности как чудовищные пальцы. При падении ещё и вывихнул левую заднюю лапу, в которой теперь жгуче пульсировал повреждённый нерв.
Так далеко не уйти. Раненый хищник затаился в расселине рядом с ловушкой. Его обидчик должен будет скоро вернуться, чтобы проверить западню, но найдёт свою смерть! Теперь нужно беречь силы для последней схватки. Ирбис, стараясь пореже дышать, опустил голову на передние лапы и приготовился ждать. Он умел быть терпеливым.
…Прошло три дня, но никто не появлялся. Боль то накатывала жестоким приступом по всему телу, то поочерёдно скручивала судорогами от головы до хвоста. Извиваясь и корчась, барс царапал когтями землю, еле-еле сдерживая раздирающий лёгкие рёв – нельзя было обнаружить себя раньше времени. Когда же боль ненадолго отпускала, на смену ей приходили голод и жажда. Особенно мучительно становилось в полдень, когда в тесном убежище некуда было спрятаться от висящего над ним раскалённого шара. Барс быстро слабел. Его ещё недавно роскошная пятнистая шерсть свалялась и потускнела, в неё густо набились грязь и мелкие колючки, налившиеся кровью глаза постоянно слезились, распухший язык не помещался в пасти и царапал пересохшее нёбо. Ночью же мучил холод, не принося облегчения. Когда наступили четвёртые сутки, солнце палило особо неистово, и в этом смертельном сиянии жизнь начала угасать.
Вдруг рядом с ним опустилась огромная птица. Беркут раскинул крылья, наконец-то укрывая раненого от жарких лучей.
– Здравствуй, хозяин всех троп! Я искал тебя долго, твой зов был чуть слышен.
– Здравствуй, крылатый! Как видишь, кто-то решил, что больше не я здесь хозяин.
– Я видел их. Люди, лошади, собаки – враг пришёл в наши горы.
– Где они? Когда будут здесь? Я их встречу! – Барс сделал попытку приподняться, но не сумел.
– Сегодня они не придут. Я показал проводнику, что им здесь не рады.
– Люди всё равно вернутся. Всегда возвращаются, появившись однажды, – барс еле слышно вздохнул. – Видишь, я уже не боец. Нужно опять уходить выше в горы. Но там только лёд, и сил мне не хватит. Жаль, не сумел отомстить…» Беспомощный ирбис лежал на земле, но вдруг приподнял голову и с укором взглянул на посланца небес:
– Тебя долго не было ... Я думал, ты нас оставил...
– Мой путь был не лёгок, но видишь, я здесь. Сейчас не об этом. Наших врагов когтями не одолеешь. Ружья и хитрость людей всегда будут сильнее любых клыков. Чтобы победить, нужно подчинить их разум. В нём главная сила человека, но в нём же и слабость. Я знаю, что делать!
– В такой войне я не нужен… – Барс затихал. – Оставь меня здесь, я умру в родных скалах.
– И меня ты ещё упрекал! Без барсов душа гор погибнет, не выжить и другим. Погибнут и звери, и птицы. Тогда для кого и во имя чего мне сражаться? Нет, я не дам тебе умереть. Мы должны победить! Ты – опытный воин, и пусть раны твои тяжелы, но ещё не смертельны. И у нас есть «Серебряный источник» – Кумуш-Булак, ты ведь знаешь о нём?
– Знаю... Но это так далеко... Мне не дойти, даже ползти не смогу.
– Я сам тебя отнесу. Доверься!
Барс не ответил, впал в забытьё. Когтистые лапы Беркута осторожно ухватили обмякшее тело, и птица взлетела. Никто не заметил. Этот полёт могли бы наблюдать лишь горные сурки, но при виде Беркута они тут же прятались в свои глубокие норы, так что такое необычное событие осталось неизвестным в Горной стране, хотя при других обстоятельствах могло бы стать красивой легендой. Впрочем, обычным созданиям никогда не следует видеть сильных в минуту слабости. И чем быстрее восстанавливается нарушенное равновесие, тем лучше для всех.
Через несколько часов Беркут достиг нужного места.
Здесь скальный массив в незапамятные времена был словно раздвинут древними великанами, и в их окаменевших ладонях озерком собралась волшебная влага – серебряная вода из крохотного источника. Весной тающие ледники по каплям добавляли сюда искрящуюся влагу, и растворённое в ней дыхание гор изгоняло любые болезни. Сюда пробирались залечивать раны звери, стремились после изнурительных перелётов птицы. Кумуш-Булак принимал всех, кто нуждался в помощи, и возвращал утраченные силы.
Беркут опустил свою ношу у самой кромки водоёма, и, освежив натруженные крылья, с наслаждением напился. Путь дался нелегко – взрослый барс был тяжёлой ношей. Тем временем страдалец уже очнулся и наконец-то смог утолить многодневную жажду. Потом, блаженно жмурясь и фыркая, несколько раз погрузился в воду чуть не до кончиков подрагивающих ушей. Потом так и замер, лежа всем телом у берега, оставив на воздухе только голову и передние лапы. Наслаждаясь покоем и безопасностью, барс почти засыпал, убаюканный целительной лаской и можжевеловым запахом окружавших источник зарослей арчи, когда чуть поодаль шлёпнулась туша свежедобытого архара. Его друг вернулся с охоты.
– Выздоравливай, не спеши. Ешь вволю – мяса хватит надолго. Обратно в ущелье возвращайся сам. И будь осторожен! Враг ещё близок.
– Спасибо, крылатый. Больше я не попадусь. Но будь осторожен и ты. Да хранят тебя наши ветер и горы!
– До встречи на тропах! – Беркут взмыл в синеву.
К вечеру он опустился на утёс, с которого хорошо были видны огни походных костров и слышны голоса людей, обустраивающих лагерь. Враг был уверен в себе и ничего не боялся.
«Спасибо, что пришёл именно ты. Человек – самый сильный, заранее знающий всё, несокрушимый для всех и захвативший право на бесспорную истину. Ну что же, жду тебя завтра на рассвете. Здесь, на этой скале. И мы увидим, чья сила сильнее…»
Глава 5. Герцог и король
"Рано или поздно каждому придётся
склонить голову перед неизбежностью".
Из к/ф "Прерия"
Ранним утром на том же утёсе стоял человек. Высокий, подтянутый, в камуфляжном костюме и тяжёлых ботинках со шнуровкой – как будто сошедший с плаката рекламы экстремального спорта. Конкистадор, привыкший подчинять себе пространство и время. А ещё «кудесник-миллионер», как то в шутку, а то и всерьёз называла его жена, «ведущий лидер первой десятки бизнеса» – это уже из льстиво-завистливых эпитетов прессы, и «наш Герцог» – по негласному титулу среди сотрудников созданной им Корпорации, запустившей щупальца по всей стране и не только!
Он поднялся сюда совершенно один, поддавшись странному настойчивому вызову. Впервые за много лет без телохранителей. И теперь задумчиво смотрел на ещё спящий лагерь внизу, покрытые тающей туманной дымкой горы вокруг и встающее над ними солнце. Многие удивлялись, зачем такой важной персоне потребовалось лично отправляться в столь далёкое путешествие? Да вот за этим же! Из окон кабинета на самом верхнем этаже главного небоскрёба Корпорации ни за какие деньги никогда не увидишь подобной картины. И уж наверняка никакой кондиционер не подарит такой дивный коктейль из утренней бодрости и свежего горного воздуха.
Бизнесмен умел получать удовольствие от общения с первозданной природой. Все короткие отпуска проводил в своих охотничьих угодьях и любым ресторанным деликатесам предпочитал вкус мяса, жареного на углях. Но это – только избранным! Разговоры о защите природы хороши для телевидения и предвыборных программ политиков, современной же цивилизации необходимы новые территории и постоянный приток ресурсов. Поэтому сюда вскоре направится экспедиция для подтверждения сведений о крупном месторождении серебра и неком якобы «волшебном» источнике. Следом будет проложена дорога. Всё это – только начало, отправная точка для будущих бизнес-проектов. Интересы мировой геополитики неуклонно смещаются в Азию, и для его Корпорации принципиально важно первой заявить своё масштабное присутствие в этих краях. Конечно, жаль потерять всю эту дивную красоту, но ничего не поделаешь - такова судьба. И разумеется, выбор судьбы всегда совпадёт с интересами Герцога. А как же иначе!
«Ты так уверен?»
Вопрос возник в сознании словно из ниоткуда. Обернувшись, Герцог замер, остолбенел, потерял дар речи – любые подобные сравнения были бы одновременно справедливы для ситуации. Потому что на камне прямо над ним сидела гигантская птица. Пугающий загнутый клюв, длинные острые когти, но главное – пристальный взгляд огромных тёмно-зелёных глаз лезвием впивался в сознание, прописывая слова словно на экране проектора:
«А ты не думал, что у судьбы может быть и другой поворот?»
«Кто знает, кто знает…» – Герцог сумел отразить первый выпад и принял бой, стараясь выиграть время. «Выходит, проводник-то был прав. Я не поверил, когда он рассказал, что злой дух испугал лошадь, которая чуть не сбросила его с обрыва. Бедняга был так перепуган, что отказался от денег и пешком убежал обратно. Теперь вижу - не врал…»
«Это я позволил ему уйти, чтобы он всем рассказал – ставить капканы на барсов нельзя. И приводить чужаков в наши горы – тоже!»
«Здесь всё равно будет моя дорога. И кто бы ты ни был, ничего уже не изменишь!» – неукротимый нрав Герцога взял верх над осторожностью.
Ответный удар был ужасен. Как будто удав сдавил всё тело Герцога в невидимых кольцах, и он оказался висящим вниз головой прямо над пропастью. Несколько секунд ещё различал рваный оскал камней внизу, а потом прилившая к голове кровь захлестнула его багровой волной…
Очнулся лежащим на краю утёса снова под тем же неумолимым взглядом Беркута.
«Думал, поймаешь барса и всем покажешь, кто теперь здесь хозяин?»
Герцог угрюмо кивнул, но всё ещё не сдавался:
«Не я, так другие. Какая разница…»
«Разница есть. Для тебя, – последовал неожиданный ответ. – Впрочем, в главном ты прав. Хищник не может без мяса. И я предлагаю тебе другую добычу».
Пауза. Герцог почувствовал, что мучительная хватка ослабла, осторожно встал, отёр пот со лба, потопал ногами, возвращая равновесие, поправил брюки и куртку, и решил нащупать внезапно изменившуюся ситуацию:
«У нас теперь деловой разговор?» – бизнесмен на мгновение почувствовал себя увереннее, но сразу же понял, что радоваться рано.
«Это не разговор. Я ставлю условие, ты его принимаешь».
«А если нет?»
«У тебя нет выбора. Поэтому слушай, конкистадор-самозванец. Внимательно слушай! Вместо дороги ты устроишь здесь национальный парк по защите среды обитания барсов. Граница пройдёт по реке, вход в лес и горы будет позволен раз в год только учёным, без оружия. Все затраты возьмёшь на себя. Такой вклад в экономику региона даст твоей Корпорации право получить значительное снижение экспортных пошлин и снизить налоги внутри страны. Кроме того, под флагом защитника природы ты усилишь влияние на местных политиков – кто будет спорить с тем, кто так активно содействует интересам края? А как потом использовать эту власть, тебя учить не надо. Подумай сам, какие возможности открываются».
Герцог стремительно соображал. Дело и в самом деле принимало весьма неожиданный оборот. Но он был опытным игроком и всегда понимал, когда козыри придерживают, а когда выкладывают сразу.
«А ты не думаешь, что я тебя обману? Вернусь к себе в город и сделаю всё по-другому?»
«Нет. Потому что в Лондоне у тебя учится сын», – Беркут явно этого ждал и ответ был уже наготове: «Одна-единственная птица, голубь или ворона, случайно попавшая в турбину самолёта, неминуемо приводит к аварии. Чтобы их отгонять, в лондонском аэропорте Хитроу содержат стаю специально обученных соколов. Но однажды сокол вдруг ошибётся и погонит какую-нибудь ошалевшую птицу в другую сторону. Например, когда твой сын отправится домой на рождественские праздники или день рождения дорогого отца».
«Ты не сделаешь этого! Ведь погибнут невинные люди!»
«А ты пришёл сюда, чтобы погубить мой мир! Целиком, без остатка. Вы нападаете, я защищаюсь, не более. Не трогайте нас, и никто не пострадает. Всё просто».
Герцог в отчаянии сжал пульсирующие болью виски. Всё плыло перед глазами, кружилось в безумном хороводе. «Что происходит? Передо мной сидит какое-то порождение тьмы и то пытается убить, то учит бизнесу, то угрожает сыну... Может, всё это бред, фантом, галлюцинации от высокогорья?» – мысли окончательно спутались в клубок, и никак не приходило хоть какое-то объяснение происходящего.
«Возьми себя в руки. Ты же – Герцог! – Чужая воля теперь уже не давила, а даже словно поддерживала пошатнувшееся сознание. – Неужели говорить с кем-нибудь другим, например, с огнедышащим драконом, тебе было бы проще? Пойми, в природе есть вещи сильнее человека. Вулканы, тайфуны, цунами... А то, с чем не в силах справиться, нужно принять как неизбежность. Как судьбу, но тебе уже не подвластную».
«Мне нужно время. Не торопи, всё стало сразу так непонятно и сложно».
«Часы своего времени теперь ты волен сам или остановить, или завести на длительный срок. Если решение будет верным, больше мы никогда не увидимся. Если нет...» Правая лапа Беркута с хрустом прочертила по поверхности валуна три глубокие борозды. Вышло очень убедительно.
«Прощай, Герцог!»
Беркут расправил крылья, оттолкнулся от камня и взлетел над ущельем.
– Простите меня… Ваше Величество, – невольно прошептал ему вслед усмирённый вассал. Он опустил ладонь на оставленные когтями следы на граните. Очень глубокие оказались, пальцы в них совсем утонули. Герцога пробила вдруг крупная дрожь, он отдёрнул руку как от струи кипятка, и, то и дело спотыкаясь, рискуя упасть, поспешил вниз.
Лагерь всё ещё спал, но у входа в палатку его встретил хмурый начальник охраны. Ветеран многих войн, прошедший не одну «горячую точку», выглядел серьёзно встревоженным.
– Что ещё случилось?
– Смотрите сами, – опытный страж явно обратил внимание на опасное «ещё», но виду не подал и просто жестом указал внутрь палатки.
На походном столе лежал ящик-сейф, в котором хранилась любимая винтовка Герцога, коллекционный «Зауэр» с оптическим прицелом. Сейф был не взломан, нет, просто открыт. Рядом винтовка, на первый взгляд целая, без повреждений. Если только не считать ствола, аккуратно завязанного узлом в виде издевательского кукиша. Последний аргумент на сегодня.
Герцог подержал в руках «побеждённое» оружие, потом обернулся к охраннику:
– Ты ничего не видел. Всё забыл. Навсегда!
– Не видел, забыл, – с готовностью подтвердил старый солдат. Служба у Герцога и опыт всех войн, в которых он выжил, научили не задавать лишних вопросов и в точности выполнять приказы. За преданность и понимание всегда хорошо платили.
– Поднимай людей, сворачивай лагерь, через час уходим.
Оставшись один, Герцог снова спрятал винтовку в сейф, закрыл неведомо как уцелевший замок, потом вышел из палатки и, широко размахнувшись, забросил ключ подальше в кусты. «И правда, какой уж тут выбор. Всё яснее ясного».
Через час ничто не напоминало о только что находившейся здесь стоянке. Даже кострища были залиты водой и надёжно укрыты свежим дёрном. Люди ушли.
…Национальный парк был открыт в рекордно короткие сроки. Жители окрестных селений, нанятые штатными егерями за очень приличную плату, ревностно охраняли все тропы. Чужаки в Горной стране больше не появлялись. Доходы Корпорации выросли вдвое, а Герцог заслуженно получил звание почётного члена Совета «Национального географического общества». Не объясняя причин, он отказался от старых охотничьих пристрастий и совсем перестал летать самолётами, предпочитая вести дела только путём онлайн-переговоров. Его сын успешно закончил учёбу в Лондоне и со временем предсказуемо занял пост вице-президента Корпорации. По мнению деловых кругов, Герцог всегда очень умело обращал себе на пользу любые жизненные обстоятельства, что и было залогом его успеха. Что же по этому поводу думал он сам, осталось неизвестным: интервью бизнесмен давать не любил, а неоднократные предложения издать его биографию решительно отвергал.
Но всё это случилось гораздо позднее. Для Беркута же поединок оказался тогда не законченным. Самым неожиданным образом бой продолжился, и в этом тоже был закон неизбежности.
Глава 6. «По плодам их узнаете их»
"Но люди более возлюбили тьму,
нежели свет, потому что дела
их были злы".
Евангелие от Матфея
В этот раз переход впервые прошёл совсем по-другому, тяжело и болезненно. Вместо уютного кресла в своей квартире Липских очнулся в парке на скамье. Голова раскалывалась от сверлящей затылок боли, перед глазами крутились какие-то цветные пятна и чёрные мушки.Трясущимися пальцами Вадим Иванович попытался протереть стёкла очков, но мушки никуда не исчезали, он разве что еле-еле смог оглядеться по сторонам и понял, что парк этот ему хорошо знаком. Его дом совсем рядом, нужно только дойти до конца аллеи и перейти улицу. Раньше он часто здесь гулял, но вот теперь преодолеть такое пустяковое расстояние оказалось совсем не просто. Руки и ноги дрожали, к горлу раз за разом подступала тошнота.
Липских с трудом встал со скамьи и сделал несколько шагов. Дрожь не прекращалась, но идти было необходимо. «Ничего, ничего, сейчас всё наладится, – шептал он, осторожно двигаясь вперёд. – Нужно потихоньку-полегоньку переступать, и я уже дома. Отдохну немного, и всё будет хорошо. Я не боюсь, мне только немного страшно, совсем чуть-чуть. Но это пустяки, я ведь сильный, дойду, дойду, дойду...».
В Горной стране было лето, а здесь промозглая осень и холодный ветер. Ветер, который так помогал Беркуту в полётах, сейчас пронизывал тщедушное тело человека насквозь и ещё больше усиливал сотрясавшую его дрожь. Вадим Иванович поднял воротник пальто, пряча от холода свои бедные большие уши, поглубже засунул руки в карманы и, стараясь не шататься, медленно побрёл.
«Держись… продержись ещё немного, ну, ещё шаг, ещё...» То, что в обычной жизни делал не замечая, теперь было почти на пределе иссякающих сил. Он сумел уже до половины преодолеть аллею, когда вдруг натолкнулся на неожиданную преграду. Перед ним оказалась группа подростков – двое парней и две девушки. Внешне самые обычные, лет 14-15, джинсы, кроссовки, короткие куртки, вязаные шапочки. Девушки стояли чуть впереди.
– Ребята, позвольте пройти, – тихо попросил Вадим Иванович.
– Как это - пройти? Толкнул, можно сказать, обидел. А за обиду платить надо! – Слова прозвучали тем более ошеломляюще, что произнесла их с милой улыбкой одна из девушек, довольно симпатичная. Очки с тонкими, почти незаметными дужками, кукольное личико, ясные карие глазки. Зрение Вадима Ивановича сфокусировалось в одной точке, и сейчас он очень отчётливо видел это молодое лицо прямо перед собой.
– Понял, доходяга? Плати и побыстрее. Давай карту банка с ПИН-кодом, живо!
Ксения была очень хорошей девочкой. Из весьма приличной и уважаемой семьи. Первая ученица в классе, гордость и радость родителей, она полностью оправдывала их ожидания, но вместе с тем учителя в школе начали замечать в её характере излишнюю жёсткость, неуступчивость и стремление к превосходству над сверстниками. Однако растущие опасения педагогов ни папа, ни мама не разделяли. «Твёрдость будет только на пользу во взрослой жизни!» И продолжали потворствовать любимой дочери во всём. Поэтому в скором времени прилежная скромница Ксюша превратилась в самоуверенную и властную школьную красавицу, научившуюся управлять одноклассниками, – где хитростью, где подкупом, так как в деньгах никаких ограничений не испытывала, а где и грубой силой. Её послушными слугами стали двое туповатых оболтусов, которых юная интриганка умело приручила грошовыми подачками, и маленькая злобная девочка по прозвищу Шило. Некрасивая, кривоногая Шило одиноко росла неприкаянным ребёнком в семействе беспробудных алкоголиков. Характер ей передался по наследству: завистливая и агрессивная, она была настоящей крысой, готовой мстить за свои врождённые уродство и неполноценность всему миру без разбора. Но Ксении она повиновалась беспрекословно только потому, что та милостиво позволила ей считать себя подругой. Хватило всего лишь нескольких показных знаков внимания у всех на виду, разрешения вместе гулять на переменах, пары нарочитых поощрений, и сработала психология раба – благодарно лизать чуть погладившую руку госпожи. Неспособная отличить правду от лжи и польщённая мнимым вниманием Шило обрела наконец хозяйку, и теперь ненавидела мир уже по её указке. Их компании начинали побаиваться даже ребята постарше. А самой Ксении скоро наскучило командовать только в школьных коридорах, и ей пришло в голову попробовать показать власть на стороне. Вначале они вчетвером напали на девочку из соседней школы, потом на другую, следом – сразу на двоих мальчишек-ровесников. Отнимали мелкие деньги, мобильные телефоны и всё, что понравится. Добычу Ксюша целиком отдавала своей банде, ей же важнее и слаще было чувствовать свою силу и власть над беззащитными. Ощущать себя вершительницей судеб оказалось таким приятным и волнующим. «И под её атласной кожей течёт отравленная кровь...» Увы, эти строки Николая Гумилёва объяснить Ксении было некому, и хулиганские выходки её набирающей силу банды продолжались. Сегодня она впервые решила напасть на того, кто постарше. Бредущий по аллее маленький человек, с виду слабак и недотёпа, показался ей вполне подходящим.
…Оглушительная пощёчина сбила с Вадима Ивановича очки, следом последовал удар по правому уху. Юнцы дружно захохотали. Наверное, бить по таким оттопыренным ушам было очень забавно.
– Гони карту, червяк, а то второе ухо оторвём, – девочка всё так же мило улыбалась.
Звона лопнувшей цепи Ксения, конечно, не услышала. Зато очень хорошо услышал и, даже несмотря на потерю очков, увидел Липских. Он даже смог рассмотреть, как разлетались во все стороны звенья этой злополучной цепи, так долго сдерживавшей Беркута. «Кого ты посмела назвать червяком, маленькая дрянь?!»
До конца своих дней Ксения так и не смогла понять, что же тогда случилось.
Перед ней вдруг возникла чудовищная птица-не птица, ящер-не ящер, монстр-не монстр. Она ощутила только, что ноги её оторвались от земли, и ужасная когтистая лапа крепко держит её как беспомощную куклу. Немигающие тёмно-зелёные глаза ворвались в самое её существо и впечатали в мозг непонятное: «По плодам их узнаете их. ПОМНИ!» Потом птица-ящер просто отшвырнула незадачливую атаманшу в кусты словно тряпку. Оцепеневшим взглядом Ксюша успела ещё заметить, как яростно воющая Шило бросилась на защиту хозяйки, размахивая давшей ей прозвище острейшей заточкой. Но вой сразу же перешёл в жалобный визг, когда чудовище одним махом забросило «крысу» в гущу ветвей ближайшего дерева. А двое отважных парней, бросив подружек на растерзание, уже мчались прочь с дикими криками. Отталкивая друг друга, то и дело падая, вопящие во всё горло «герои» вырвались на центральную аллею парка, где устроили настоящий переполох среди прохожих. В полицию и МЧС последовал целый шквал звонков о каком-то нападающем на людей звере. Парк немедленно оцепили усиленными нарядами, но обнаружили только Ксению в состоянии нервного шока и сняли с дерева потерявшую сознание Шило.
Дознаватель, которому поручили расследование по «горячим» следам, пребывал в полнейшем недоумении. Ксения на все вопросы отвечать отказалась и упорно молчала. Вывихнувшая плечо Шило, давно стоявшая в полиции на учёте за прошлые «подвиги», злобно шипела и фыркала как разъярённая кошка, но тоже ничего не говорила. А по словам парней, отделавшихся всего-навсего ссадинами и ушибами во время бегства, выходило, что случайный прохожий, у которого они только и спросили, сколько времени на часах: «Вот честное слово, мы только спросили...», вдруг достал из-под пальто дикого орла и натравил его на беззащитных девочек.
«Да уж, совсем беззащитных бедняжек», – подумал полицейский. В районный отдел только за последнюю неделю поступило несколько заявлений от подростков, пострадавших от нападения группы хулиганов, очень походивших на нынешних «страдальцев». Заточка, найденная на месте происшествия, подтверждала догадку. Дознаватель, для очистки совести, проверил, на месте ли хищные птицы в местном зоопарке. Разумеется, всё оказалось в полном порядке. Гастролей цирка с хищниками, с крыльями или без, в настоящее время в городе тоже не было. Выходила полная чепуха. Даже представить, что кто-то будет разгуливать по парку со спрятанным под пальто орлом, было совершенно невероятно. После недолгих размышлений полицейский списал непонятное происшествие на конфликт подростков с другой враждующей группировкой и закрыл дело. Официально всё этим и закончилось.
Ксения после всего случившегося очень изменилась, совершенно отстранившись и от прежней компании, и от других одноклассников. Она продолжала упорно учиться, но начисто потеряла интерес к лидерству и замкнулась в себе. Однажды после урока литературы спросила учителя:
– А что означают слова: «По плодам их узнаете их»? В Интернете много написано, но понять сложно.
– Это из Библии. Евангелие от Матфея. Чтобы понять, лучше всего прочитать эту книгу самой. Ответ сердце подскажет.
Библия, конечно, нашлась в библиотеке просвещённой семьи, и Ксения прочитала вначале Евангелие от Матфея, а потом и все остальные...
Судьба прочих участников шайки оказалась вполне предсказуемой. Оставшись без покровительницы, Шило вскоре связалась с другой, гораздо более криминальной компанией, и судьба её через недолгий срок завершилась в одной из колоний для несовершеннолетних. "Отморозков" нигде особо не жалуют. Двое оболтусов таковыми и остались, продолжив дни свои в безвестности и заурядной серости будней. Потом уже, много позже, после окончания школы, на встрече выпускников кто-то вдруг вспомнил, что на экскурсии в одном из монастырей на дальнем северном острове случайно встретил послушницу, очень похожую на Ксению. Но та от общения уклонилась, и разговор с ней не состоялся. Известие особого интереса не вызвало, так как у ставшей нелюдимкой Ксении, как уже сказано, друзей в прошлой жизни не было. Каждому - своё!
А Вадим Иванович Липских в тот день вышел из парка никем не замеченный. Перешёл улицу и остановился возле своего подъезда. Мощь Беркута неистово бушевала в тщедушном теле, мир вокруг выглядел необычно ярким и насыщенным красками, несмотря на осеннюю слякоть. Контуры предметов, очертания зданий, силуэты прохожих и мелькающих автомобилей стали вдруг непривычно чёткими. Он достал из кармана свои разбитые очки, которые предусмотрительно подобрал на месте столкновения. Треснувшие стекла, сломанная дужка – теперь он мог прекрасно обходиться без них. Липских бросил ненужный ему атрибут унылого прошлого в урну и уверенно зашагал в центр города.
На главной площади он прямиком направился к шикарному отелю, на первом этаже которого размещался самый престижный в городе бар. В холле отеля у входа стоял швейцар в расшитом золотыми галунами сюртуке, рядом – высокая красивая девушка в изящно сидящей на ней униформе. Липских совсем не походил на традиционных завсегдатаев, но девушка, в обязанности которой входил первичный фейс-контроль посетителей, жестом отстранила пытавшегося что-то возразить швейцара и сама догадливо проводила с виду скромного гостя до зеркальных дверей бара.
– Желаю вам приятного вечера. – Улыбка красавицы была обворожительной.
– А если мне потребуется номер в вашем отеле?
– Мы рады будем предоставить его по вашему выбору. – Девушка была умной и сразу поняла, что к ним пожаловала непростая птица.
«Знала бы ты, насколько непростая», – усмехнулся про себя Вадим Иванович, но вслух лишь вежливо поблагодарил за внимание. Девушка, продолжая улыбаться, вернулась ко входу, а Липских подошёл к барной стойке.
Осанистый важный бармен, увы, не обладал должной проницательностью, привык исключительно к респектабельным господам, щедрым чаевым и встретил невзрачного коротышку пренебрежительным молчанием.
– Один коньяк, пожалуйста. Лучше «Курвуазье».
– А вы в курсе наших расценок?
И бармен тут же горько раскаялся в своей грубости, но слово – не воробей. Тем более – для Беркута.
Взгляд незнакомца буквально пробуравил невежу насквозь, и тот вдруг ощутил прилив такого всепоглощающего ужаса, что язык буквально прилип к нёбу, а горло сдавил удушающий спазм. «Лучше тебе меня не злить!»
– Да, да, «Курвуазье», сию минуту, извините… – еле-еле пролепетал бедняга-бармен, налил бокал и осторожно двумя руками пододвинул его опасному посетителю.
Вадим Иванович с наслаждением, маленькими глоточками, выцедил ароматную жгучую влагу. Приятное тепло растеклось по жилам, и будоражущее его возбуждение понемногу стало стихать.
– Повторите, – не глядя на бармена, сказал Липских, когда бокал опустел.
– Пожалуйста, – бармен с готовностью наполнил рюмку и торопливо добавил: – За счёт заведения!
– Нет, – сурово взглянул на него Вадим Иванович и завершил моральную казнь: – За твой счёт. Ещё бутылку шампанского и букет роз для девушки на входе. Передашь, когда я уйду.
– Будет исполнено, – услужливо согнулся бармен. Каждой частицей своего перепуганного естества он понял, что ещё очень легко отделался.
Допивая коньяк и почти успокоившись, Липских вдруг снова услышал зов, похожий на тот, которым его призывал попавший в беду барс. Только теперь зов исходил не из Горной страны. Гораздо более слабый, едва трепещущий, он почти угасал. Здесь, в городе.
«Значит, мои дела в этом мире ещё не закончены», – понял Вадим Иванович и мысленно отозвался: «Продержись до завтра, я приду».Он неторопливо вернулся домой. Ещё раз прислушался. Зов мерцал всё тем же крошечным огоньком, но стал как будто более уверенным.
«Вот и хорошо, осталось недолго», – ответил ему человек-птица.
Глава 7. Акела
"– Акела промахнулся! Промахнулся! –
пронзительно верещал шакал Табаки,
подпрыгивая на тонких паучьих ножках".
Редьярд Киплинг «Маугли»
На следующий день Вадим Иванович проснулся позже обычного. Несмотря на будний день, впервые в жизни он не собирался быть на службе к положенному часу. Принял душ, аккуратно побрился, заварил кофе и с удовольствием, смакуя каждый глоток, выпил две чашки. Потом вернулся в комнату, немного постоял у окна и, обернувшись, обвёл неторопливым взглядом обстановку: старый диван, потёртое кресло, полки с книгами, маленький телевизор. Потом заглянул в спальню, и сегодня она показалась ему особенно крошечной, ведь в ней помещались только кровать и платяной шкаф.
Он ещё раз прошёлся по квартире, словно впервые замечая давно привычные детали и удивляясь, каким же неудобным и тесным было его многолетнее обиталище. Но вместо огорчения на сердце были только благодарность и лёгкая грусть: «Да, и неудобный, и тесный мой уголок... И всё же я вырос здесь, и раньше мне всегда было хорошо в этом единственном убежище. Я, маленький одинокий человек в большом городе чужих людей, только тут находил спокойствие и отдых, и неспроста именно отсюда началось моё чудесное путешествие. Поэтому спасибо тебе, старый дом, за приют и защиту, но теперь настало время прощаться».
Липских достал чистый лист бумаги, любимую чернильную ручку, сел за кухонный стол и написал крупным разборчивым почерком: «Я, Липских Вадим Иванович, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, навсегда покидаю этот город и прошу меня не искать. Средства от продажи моей квартиры завещаю в полном объёме перечислить в фонд строительства приюта для бездомных животных». Придавил записку сахарницей, рядом положил свой паспорт и все прочие документы. Потом посмотрел на настенные часы, завёл их в последний раз, оделся и ушёл, не оглядываясь.
В городском зоопарке с утра посетителей было немного, а в конце самой дальней аллеи у пустой клетки, возле которой остановился Липских, и вовсе никого не оказалось. Клетка внутри действительно казалась пустой, только миска с водой да лохань с остатками засохшей пищи. Слева к клетке вплотную примыкал небольшой вольер с грудой камней и несколькими деревцами, но и там никаких обитателей тоже не было видно. Справа возвышалась глухая бетонная ограда. Ни звука, ни шороха.
«Я здесь, пришёл на твой зов. Где ты, Акела?» – мысленно позвал Липских.
В клетку осторожно вошёл старый волк. Скрывался, видимо, от посторонних глаз за камнями. Очень-очень старый, с тусклыми слезящимися глазами, впалыми боками с торчащими рёбрами и облезлой, спутанной комками шерстью. Каждый шаг давался ему с трудом, разъезжающиеся лапы еле-еле держали обессилевшее тело. Волк всё-таки сумел дойти до самой решётки и сразу же лёг на брюхо, положив голову на передние лапы.
«Здравствуй, крылатый... Тебя нелегко узнать, я поначалу не понял, что это ты».
«Я и сам себя узнал лишь недавно. Но сейчас не об этом. В чём нужна моя помощь?»
«Ответь на вопрос. Однажды, очень давно, когда волчонком меня забирали из логова, я вцепился в руку ловчего, но сумел всего лишь прокусить рукавицу. Меня бросили в мешок, привезли сюда и всю жизнь я провёл за решёткой. Скажи, ведь я тогда промахнулся и должен был снова напасть на врагов? Но не напал. Выходит, я им подчинился и принял неволю? И, значит, не пустят меня в страну вечной охоты?»
«Я отвечу тебе – слушай, Акела! Когда убили твоих отца и мать на облаве, из всего выводка охотники оставили только тебя. Остальных волчат, которые просто визжали и хныкали, тоже убили, не хотели возиться с ними в дороге. А ты принял бой, и хотя был лишь сосунком, но сумел показать будущий волчий оскал. Они на тебя поспорили, выживешь или нет, и как скоро клетка отучит скалить зубы на человека. Тебя заперли в мире людей, но они все проиграли – ты никогда не боялся их кнутов и палок, не был шутом для дразнивших тебя детей и докучливых взрослых. И не стал плодить жалкое потомство, чей удел только тесный вольер и железный засов. И это только твой вой в новолуние будил по ночам жителей окрестных домов, будоража их сны забытой памятью предков, скитавшихся в диких лесах на рассвете времён. Они все об этом забыли, но только не ты. Нет, Акела, ты не промахнулся тогда! Ты был рождён воином и уходишь как воин. Теперь тебя ждёт дальний путь. Там, в моей Горной стране, волчья стая давно уже ждёт своего вожака. Вольной дороги! И знай – мы обязательно встретимся!»
«Теперь – встретимся!» – Волк оскалил пасть со стёртыми клыками, в последний раз приподнялся и, задрав голову, хрипло завыл. Вой был недолгим, почти сразу прервался. Акела рухнул на пол и, вздрогнув всем телом, затих.
– Он ... умер? – громко всхлипнув, вдруг произнёс кто-то сзади.
Липских обернулся. Перед ним стояла невысокая растерянная девушка в рабочем комбинезоне и резиновых сапогах. На груди слева был пришит ярлык с надписью «Волонтёр Мария».
– Да, здесь это называется так. Но плакать не надо. Акела сейчас на пути в страну диких трав и свободной охоты, куда стремился всю свою жизнь. Это правда, поверьте.
Маленький человек очень серьёзно смотрел на девушку-волонтёра большими зелёными глазами, и ей совсем не казались странными слова этого незнакомца:
– Я знаю, вы были единственным другом Акелы. Защищали от нападок охраны, добились перевода в отдельный вольер, когда он заболел. И покупали еду за свой счёт после того, как его сняли с довольствия и хотели усыпить. И только вам он позволял заходить в его клетку, только вам доверял.
– Я бы его давно отпустила, если бы могла, – со вздохом ответила она, вытирая слёзы. – Он так тосковал!
– Так помогите ему в последний раз. Проследите, чтобы с телом поступили как должно, и путь Акелы окажется лёгким.
– Сделаю всё надлежащим образом, не беспокойтесь, – волонтёр Мария была уже тверда, собрана и сосредоточена.
– Благодарю. – Вадим Иванович церемонно склонил перед ней голову, прижав правую ладонь к сердцу. – Храни вас Бог! И знайте, в своё время всем всё зачтётся. И злое, и доброе. На этом прощайте!
Липских направился к выходу без тени сомнения. Он убедился, что с выбором друга в мире людей Акела тоже не промахнулся.
Глава 8. Крылья Беркута
"Летай свободно и радостно, над вечностью,
по ту сторону рождений, и мы встретимся
и сейчас, и всегда, когда захотим этого,
посреди одного большого праздника,
которому никогда не бывает конца".
Ричард Бах. «Чайка Джонатан Ливингстон»
Вадим Иванович вошёл в кабинет, когда время уже приближалось к обеду. Его встретили удивлённые взгляды сослуживцев и множество вопросов со всех сторон: «Что случилось? Где вы были? Что произошло?» и прочее. Событие и в самом деле неординарное – надо же, Липских впервые в жизни опоздал на работу, да ещё и сразу на целых полдня. Охочий до сплетен офисный люд моментально оживился в предвкушении новостей.
– Спокойно, коллеги, немного терпения и я всё объясню.
Вадим Иванович спокойно проследовал в свой угол, не снимая пальто. Он очень быстро рассортировал многочисленные документы и письма на своём столе по стопкам и сразу же разнёс их по столам других сотрудников, невзирая на их недоумевающие возгласы. Потом уселся за компьютер, всю информацию одной упаковкой отправил на электронную почту начальнику отдела, а всё лишнее удалил. Потом один за другим опустошил ящики своего письменного стола. Скопившиеся в них бумаги поочерёдно разорвал в мелкие клочки и выбросил в мусорную корзину, заполнив её почти доверху.
На дне самого нижнего ящика оказалась старая чёрно-белая фотография стандартного размера 10х12. Тут его внимание слегка задержалось.
На фото улыбающаяся женщина в длинном белом платье непринуждённо прогуливалась вдоль приморской набережной. Воспоминание, которого, в сущности, не было. Много-много лет назад, сразу после окончания института, Вадим Иванович, тогда ещё просто Вадим, единственный раз в жизни поехал на южное взморье. Там они и познакомились. Зачем он понадобился этой красивой женщине, Липских так до конца и не понял. Ему позволялось только сопровождать даму на прогулках и бегать на базар за фруктами, не более. Возможно, её просто смешил такой неуклюжий и нелепый кавалер, а может, что-то или кого-то напомнил, как знать. Разве мог маленький застенчивый бедняга понять загадочную душу капризной красавицы, когда всего лишь один её взгляд лишал его и воли, и речи.
Всё, что досталось ему тогда – только вот эта фотография на память и щемящая душу печаль о том, чего так и не сбылось. Он не хранил карточку дома, было слишком уж грустно, но и выбросить рука не поднималась. Теперь он посмотрел на неё последний раз: «Надеюсь, ваша жизнь удалась». Попросил у ближайшего коллеги спички и сжёг фото в кофейной чашке тут же на столе. Когда огонёк погас, плеснул в чашку немного воды из чайника, чтобы окончательно погасить пепел, и положил чашку донышком вверх на переполненную бумагой корзину, придавив понадёжнее. «Ну вот, кажется, и всё!»
Липских встал из-за стола и поочерёдно посмотрел на всех, кто был сейчас в комнате. Реакция коллег на его манипуляции в целом была сходной, хотя и выражалась по-разному. Один удивлённо таращил глаза, другой занял нарочито выжидательную позу, дескать, что это вдруг выдумал этот странный человек, третий сосредоточенно хмурился, пытаясь понять, что происходит. А кое-кто уже нетерпеливо ёрзал, ожидая некое действо, которое позволит оторваться от рутинных обязанностей и безнаказанно посмеяться над чудаком, который вот-вот «сядет в лужу» на глазах у всех. Все они, и мужчины, и женщины, словно впервые обнаружили для себя Липских, и кое у кого это вызвало уже раздражение: надо же, тихоня вдруг решил заявить о себе, с чего это вдруг? И что это он о себе возомнил, он что, считает себя лучше нас? Только двое из старых работников смотрели с сочувствием: «Эх, зря ты так, Вадим. Белых ворон не прощают! Совсем теперь заклюют». Где же им было понять, что знакомая всем белая ворона стала Беркутом. И поэтому то, что произошло дальше, оказалось полнейшей неожиданностью абсолютно для всех.
– Уважаемые коллеги! Многолетние соратники и давние попутчики! – голос Вадима Ивановича зазвучал торжественно и непривычно громко. – Сегодня я навсегда покидаю наше достойное учреждение. Желаю всем здоровья, карьерного роста и дальнейшего успешного плавания в этом безбрежном бумажном океане!
Тут все вдруг заметили, что Липских без очков, и глаза его, оказывается, изумрудно-зелёного цвета, такие большие, и сияют они каким-то особенным, чудесным блеском. А он продолжал:
– Если вам всё ещё интересно перекладывать на всех вокруг и друг на друга горы этих бесконечных пергаментов и манускриптов – тогда «вольным воля, спасённому рай» – удачи и благоденствия! Но если нет, не бойтесь использовать свои мусорные корзины по их прямому назначению, как только что сделал я. И вы не поверите, до чего это будет приятно! И вспомните, кстати, когда каждый из вас видел настоящий рассвет и слышал, о чём поют птицы за вашим окном? И какие они вообще, эти птицы, на самом деле. Никогда не задумывались? И так ли сложно на самом деле научиться летать? Подумайте на досуге. А сейчас всем ещё раз удачи!
Вадим Иванович уверенным шагом направился к выходу, мимоходом щёлкнув тумблером радиоприёмника на шкафу. Зазвучала песня:
«Я свободен, словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх,
Я свободен – с диким ветром наравне,
Я свободен – наяву, а не во сне!»
– Это что? – произнёс кто-то из старшего поколения осипшим вдруг голосом.
– Это рок-группа «Кипелов», одна из их лучших вещей, автор – Валерий Кипелов, – откликнулся молодой человек, принятый на работу недавно. – Очень известная песня.
– Да причём тут песня! О чём он вообще тут говорил?
Ответом прозвучал истошный женский вопль в коридоре:
– Ой, помогите, помогите-е-е! Человек, человек разбился! Скорее сюда!
Все бросились на крик.
Прямо по коридору неслась, путаясь в полах халата и размахивая тряпкой, перепуганная уборщица, а впереди неё катились два брошенных в панике ведра. Женщина то и дело натыкалась на них, спотыкалась, чуть не падая, и продолжала безостановочно кричать:
– Человек с балкона упал! Убился, разбился, ой, беда, беда-а-а-а!!!
Из других кабинетов уже выскакивали прочие служащие, и этаж сразу наполнился взбудораженными, ничего не понимающими людьми, которые в конце концов тесно сгрудились у стеклянной двери, выходящей на маленький балкон в конце коридора.
Уборщица непрерывно тараторила одно и то же, сбиваясь и судорожно икая:
– Он так спокойно прошёл мимо, даже ещё и кивнул мне. А потом вышел себе на балкон и всё, исчез. Я, значит, оглядываюсь, а балкон-то пустой! Упал, выходит! Разбился! А какой был хороший, тихий человек!!! Как жалко-то, ай-яй-яй!!!
На балконе, действительно, никого не было, но выйти и посмотреть вниз никто не решался. Девятый этаж, и первым наблюдать нелицеприятный итог падения никому не хотелось.
Наконец оперативно явившийся на суматоху завхоз Егор Ильич, мужественно топорща седые усы и сурово нахмурив брови, решительно раздвинул собравшихся, рывком открыл дверь и шагнул на балкон. И сразу же споткнулся о мужские ботинки, аккуратно стоявшие у выхода, а потом увидел пальто, переброшенное через балконные перила с левой стороны. И – всё, больше ничего другого не было.
Чувствуя неприятную дрожь в животе, завхоз, морщась, с опаской перегнулся через перила и посмотрел вниз. Слава Богу, там никто не лежал. Тротуар, спокойно идущие люди, машины на проезжей части – ничего особенного.
Егор Ильич обернулся к замершим в коридоре людям и удивлённо развёл руками:
– А его, тела то есть, тут нет. Нигде нет!
В полнейшем недоумении поднял голову и на всякий случай посмотрел вверх. Естественно, Липских там тоже не оказалось. Да и куда, в самом-то деле, мог деться этот недотёпа? Ни других балконов, ни пожарной лестницы на фасаде здания не было, дотянуться до соседнего окна невозможно, слишком далеко.
– Бред какой-то! – возмутился хозяйственник. – Может, сюда и вовсе никто не заходил? Устроили балаган в рабочее время, безобразие!
– А пальто и ботинки тогда чьи и откуда? – возразили ему сразу несколько человек.
Балкон уже заполнили осмелевшие граждане, бесполезно толкались и вертели головами во все стороны, передавая друг другу злополучные ботинки и тщетно пытаясь обнаружить бесследно исчезнувшего Липских. Если бы кто-нибудь из них оказался более внимательным, то, пожалуй, мог бы и заметить, что с окрестных крыш почему-то вдруг пропали многочисленные голуби, обычно рядами сидевшие на карнизах. А вдали ещё можно было разглядеть стремительно удаляющуюся точку, похожую на огромную птицу.
Но все искали пропавшего человека, и куда-то улетевшие голуби, естественно, внимания не привлекли. Прибывший по срочному вызову наряд полиции этого обстоятельства также не учёл, занимаясь исключительно опросом сотрудников, каждый из которых ровным счётом ничего не смог добавить к случившемуся. На всякий случай проверили ещё другие кабинеты и прочие этажи. Абсолютно безрезультатно, разумеется.
Впрочем, ситуация вскоре прояснилась, когда обнаружили записку, оставленную на квартире Липских. Версия самоубийства сразу отпала, а брошенные на балконе ботинки и пальто сочли неудачной шуткой старого холостяка. Формально тем дело и кончилось. Между собой же коллеги Вадима Ивановича предпочли вовсе не обсуждать его исчезновение, догадываясь, что стали свидетелями чего-то таинственного, что лишний раз пустой болтовнёй тревожить не стоило. Все продолжили обычную офисную жизнь, несмотря на прощальные слова Липских, ведь плыть по течению размеренной жизни гораздо понятней и проще. А делать карьеру, безусловно, выгоднее и надёжнее, чем, например, зачем-то учиться летать. Увы, в мире компьютеров и банкоматов новой легенде родиться было не суждено. О Липских постепенно забыли, и мир людей не заметил потери.
…Беркут, очень уставший после долгого перелёта, но безмерно счастливый, на исходе дня наконец опустился на том самом отвесном обрыве, где впервые расправил крылья.
Здесь, в отличие от оставленного далеко позади города, его уже ждали. Молодой сильный волк без опаски устроился на маленькой площадке прямо у края пропасти. Могучие лапы, густая шерсть стального отлива с рыжеватыми подпалинами по бокам, бугристые мышцы, мощные челюсти – кто бы узнал в нём сейчас недавнего пленника тесной клетки.
– Здравствуй, Акела! Вижу, ты уже здесь.
– Здравствуй, крылатый! А где же мне быть? Ты ведь обещал, что мы встретимся. А лучшее место для встречи – здесь!
– Ты прав, но путь сюда труден.
– Это верно. Но если человек на двух ногах смог однажды дойти, то и волку на четырёх лапах это под силу. Я спешил к твоему появлению и рад, что успел вовремя. Зато теперь я сам могу видеть отсюда и лес, и реку, и горы!
– Я тоже рад нашей встрече. Завтра мы вместе отправимся к водопаду, а потом я тебе покажу, где проходит тропа на «Серебряный источник» – Кумуш-Булак. Там живут снежные барсы-ирбисы. Новый вожак волчьей стаи должен всё узнать о Горной стране, каждый её уголок. Но это – завтра, а сейчас мы с тобой просто давай помолчим и посмотрим на красоту. Нам теперь спешить некуда. Мы – дома!
Силуэты Беркута и Акелы виднелись над обрывом до самого заката, пока не наступили сумерки и следом тихо пришла благословенная ночь. А утром Горная страна и её обитатели встречали уже новый день...
Так закончилась история Вадима Ивановича Липских в мире людей и началась другая, в которой оказалось возможным всё: и свободный полёт, и дружба с волком и ирбисом, и праздник в прекрасной стране, похожей на сказку. Потому что «всему своё время и время всякой вещи под небом».
Время поражений и побед, мечей и договоров, ухода и возврата, когтей и крыльев. Крыльев Беркута!
12.11.2018 - 05.05.2019
г. Чита