Майнашки

Вадим Захаров
       Соседский пёс-волкодав породы алабай был великолепен своим величием - широкие лапы, огромное тело, небрежная осовелость  из-за мясистых свисающих губ при шикарной гриве, придавали ему сходство с древним египетским изваянием. Словно попирая прах времен, он и возлежал как сфинкс из Гизы, поджав под себя задние лапы и опираясь на передние. Картину портила только местами облезлая оцинкованная цепь, ибо умного отарного защитника, грозу волков, превратили в банального цепного пса, что было, откровенно говоря, противно его естеству. Несмотря на огромные размеры и грозный вид, алабай, или среднеазиатская овчарка – одна из самых древних (около 4000 лет) и мирных пород. Говорят, что с алабаем можно спокойно оставлять годовалого ребенка- согреет, не даст упасть, да еще и вылижет до белизны.
 
       Глаза пса, от природы налитые кровью, с легкой поволокой от жары, периодически закрывались, и пес начинал ненадолго кемарить, положив морду на передние лапы. Псу видно снились собачьи сны, от чего он периодически порыкивал, либо начинал негромко скулить. В глубокий сон пес провалиться не успевал, так как он находился на посту - охранял от пернатых свою вечно полную чашку остатков пищи из столовой. Хорошо обглодав пару косточек, сил на остальную еду у животного уже не оставалось, лень в жару под 40 было и передвигаться, поэтому морда пса располагалась в аккурат возле миски. Услышав шаловливую возню вороватых воробьев, пес, не открывая глаз, делал одно единственное, но резкое с лязгом зубов движение головой, от чего слюни, а в след за ними и воробьи, веером разлетались в разные стороны. После такого до мелочей отточенного маневра, морда с хлюпаньем падала на лапы, и сон животного продолжался.

       Но основным соперником алабая были не воробьи, а азиатские майны, или индийские скворцы. Майнашек , или майнушек, как их величали в народе, отличало от российских скворцов наличие белого пера в крыле, желтого пятна у основания клюва, неимоверная предприимчивость, беспардонность, граничащая с наглостью (наверно оставшаяся от своих предков – птеродактилей) и умение имитировать крики животных и людей, создавать бытовые шумы. Раньше эта птичка улетала на зиму в теплые края, от чего и получила название «индийский», но в период урбанизации и роста достатка населения Таджикистана и Узбекистана, освоив помойки, перелетать в дальние края майна передумала.

       Полная миска лакомств не давала покоя майнашкам. Они стаей как исполинские черные  груши, только перевернутые, громоздились на соседнем дереве, издавали неприятный для уха похожий на карканье крик и обильно обгаживали дерево и всё, что под ним находилось. От крупных белых пятен помета не был застрахован никто. В том числе животные, люди и, конечно же, кабины машин. Обязательный атрибут стаи – это 2- 3 разведчика, которые в трапезе как все участия не принимают, но следят за малейшей опасностью, о которой поспешно сигнализируют всей стае. По мановению ока стая может покинуть опасное место. Попытки прогнать стаю насильно, дело неблагодарным (знающие люди никогда этого не делали) – майнашки нехотя взлетали, с громким, многократно усиленным от возмущения, делали несколько кругов, опорожняли кишечник преимущественно на  осквернителя их покоя, и вновь усаживались поглазеть на чертыхающегося незадачливого новичка и на предмет своего вожделения. Для стаи место возле пса стало сакральным, своеобразным бельведером (буквально- красивый вид).
 
       Птицы то одним, то другим глазом всматривались в добычу, но откушать от праздничного пирога мало кому удавалось, т.к. попытки спереть что-нибудь у собаки в основном были обречены на провал – майна, в отличие от воробья, птица более крупная, неряшливая и от того неимоверно вонючая, отчего ее передвижение собака чуяла на большом расстоянии. Медленные вразвалочку прогулки птиц с выпяченной грудью и гордо закинутым назад клювом на границе досягаемости натянутой цепи, застывание на одной лапе, имитация подбитого крыла, наконец, попытки поклевать возле носа дремлющего пса, на собаку большого впечатления не производили – пес оставался «непокобелимым». Имитация громкого собачьего лая вызывала у алабая неподдельное удивление, он вскакивал с места, таращился по сторонам, выискивая соперника, пытался ловить ноздрями его запах, но, за неимением последнего, пыл его быстро угасал. Противная собака никак не желала праздника для птичьего живота, и тогда коллективный разум изобрел стратегию, позволившую птицам устраивать для всей стаи перманентный обед.

       Все сделано было с учетом подмеченных птицей тонких особенностей собачьей психологии. Две птичьи особи выбрали самое отдаленное от миски место вне досягаемости собаки и затеяли драку. Они почем зря пытались выдрать друг у друга перья, громко орали и хлопали крыльями, поднимая тучки пыли.
 
       Такая картина позабавила пса, он даже приподнялся с насиженного места, но краем глаза продолжал держать в поле зрения еду. Вскоре сценарий был изменен и «забияки» как бы невзначай стали смещаться в сторону беседки, которая закрывала псу обзор. Кто то из древних сказал, что любопытство- это не порок, а стремление к самосовершенствованию, но, не в этот раз, не для пса, по крайней мере.
 
       Майны на дереве от нетерпения переминались с лапы на лапу. Предстартовое возбуждение чувствовалось во всем - встрепанная холка, алчный блеск глаз, расправленные для полета крылья, и только диссонансом выступала мертвая тишина со стороны стаи. Птицы предвкушали пир, но, любое неосторожное движение, или, даже, самое тихое карканье, могли свести не нет всю стратегическую подготовку!

       Пес все с большим и большим азартом следил за дракой пернатых гладиаторов, на его морде было заметно сопереживание ситуации – глаза уже не источали лень, а выдавали интерес, игру собачьего интеллекта. В это время вся остальная птичья свора как шайка опытных воров так же молча, что для вечно недовольных и скандальных майнашек не характерно, по какому то им одному известному сигналу споро приступила к затеянному. Птицы по очереди без драки и суеты выхватывали лакомые кусочки и относили их за пределы досягаемости собаки, оставляя на земле следы в виде белых дорожек от стекающих остатков манной каши. Одна птица в одиночку умудрилась метра три тащить огромную кость, раза в два превышающую ее по размеру и только, переместив ее через дырку в заборе, молча, как за крестьянским столом, приступила к еде. Драка гладиаторов закончилась, когда миска опустела, только что коркой хлеба ее стенки не были обтерты. Пустая посудина сиротливо стояла посреди двора и как солнце на рисунке ребенка источала в разные стороны лучи, оставленные стекающей манной кашей.

       В Голландии в средние века злостных должников сажали в подвал тюремной башни, куда в определенное время на короткий срок сливались нечистоты с близлежащих домов. Уровень выбирался по шею. Не везло должникам с маленьким ростом. Таким людям приходилось барахтаться, чтобы выжить (а Вы думаете почему голландцы самая высокая нация в мире...!). Находились желающие, которые за определенную плату из специальной комнаты с энтузиазмом наблюдали за этой картиной. Закрывая носы, любители острых ощущений подбадривали тонущих и делали ставки. Но, была и еще одна комната, из которой не было видно тонущих людей, зато можно было втайне наблюдать за людьми из предыдущей комнаты. Оплата за возможность лицезреть глумящихся над людским горем, была намного выше, чем наблюдение за самим горем. Невольно подумалось, что я со своими друзьями, как и те голландцы- любители острых ощущений, оказался зрителем трагикомедии, причем одновременно как из первой, так и из второй «комнаты», правда, слава Богу, в отличие от них- без смакования людского горя, да и собачьим это горе по большому счету также не назовешь!

         «Драчуны» давно покинули ристалище и дружно в мире и согласии поглощали оставленную стаей для них пищу, и только после того, как от "пикника" не осталось и следа, тяжело полетели к гнездовищам.

        Пёс еще какое то время понаблюдал за опустевшим местом птичьей битвы, затем с удивлением осмотрел пустую миску, как бы осмысливая потерю, тряхнул головой, тщательно до блеска облизал шершавым влажным языком стенки тарелки и вновь плюхнулся в «сфинксову» позу – охранять стало нечего и теперь можно было от души поспать, не опасаясь назойливых воробьев и майнашек.

       Спи, псина, спи! И пусть тебе приснится и сахарная косточка, и свальная драка стаи майн, и отара овец, уходящая в горы, и, может быть, соседская сука, что на прошлой неделе не повела в твою сторону и глазом! Действительно, сука!!!