ДЕД. Светлой памяти Целищева Дмитрия Дмитриевича.
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Моя бабушка по материнской линии Чебучакова НАТАЛЬЯ, чистокровная Шорка. Шорцы, - малая народность Сибири,занесены в "красную книгу", Горно Шория. Она вышла замуж за моего деда Целищева Дмитрия Дмитриевича. У них родилось двое детей, моя мама Савченко Клавдия Дмитриевна (Целищева) и сын Геннадий, трагически погибший зимой 1980 году в Читинской области. Мать моей мамы умерла рано когда ей было 5 лет. На руках деда осталось двое маленьких детей. Но вскоре он сошелся с другой женщиной, Рыжковой Марфой Фроловной, в последствии Целищевой, у которой тоже были дети, Петр, Татьяна и Раиса, и у моей мамы появились сводные сёстры и брат. Марфа Фроловна заменила ей мать а мне бабушку. Спустя время родилась Лида, и в семье стало шесть детей. И вот именно моя бабушка Марфа Фроловна (другой я не знал) привезла всех нас в сл Кашары в 1970 году на улицу Андреевскую, как раз на то место где сейчас стоит старая центральная АЗС (ТНК) и автомойка и шиномонтаж Говорущенко Владимира. На то время этого ничего не было, а был пустырь. В начале улицы стояло три дома. В первом жила чета Кравцовых, Николая и Галины, у них было трое детей, Наталья ( ныне Поцелуева ), Татьяна и Александр. Во втором жила её сестра Еликоева Екатерина ( Рыжкова ) муж Михаил Поваляев, сын Валерий и Сергей к которым мы и приехали. В третьем малюсеньком флигеле жила баба Дуня, теперь это подворье Андрея Еликоева. Сразу за ним была крутая и глубокая балка, она была так крута, что страшно было съезжать на велосипеде. Теперь бывая там я не могу понять, что с ней произошло? Толи я вырос, толи сама балка стала маленькая, загадка природы. Чуть дальше, стоял флигель в котором жила семья Рыжковых, Илья Фролович, супруга Татьяна и семеро детей. За ним стоял дом Подкуйко, ( это важно ) и замыкал всю видимую глазу цепочку домов, дом семьи Таус. Вот тут то и проходило моё раннее детство. У дома Рыжковых всегда было весело, много детей, жмурки пряталки, играли на холмах, в то время они были очень большие и крутые как мне казалось, спустившись кубарем вниз, я с трудом поднимался на верх. У подножия холмов было болото где мы с удовольствием ели сладкую осоку. В одном из холмов был чей то мшаник. Но это было потом, а с начала.....
ПРИЕЗД.
Приехали мы целым "табором" поздно ночью в дом Елекоевых. Нас разместили всех, ведь дом был и есть до сей поры большой. Мама моя устроилась работать в кафе Минутка" поваром, а я оставался дома с родней. Помню у мамы была сумочка в которой она приносила мне ирис "золотой ключик" я его очень любил и величал гнилыми конфетами, мама спрашивала у меня, что тебе принести? А я отвечал гнилых конфет. Они почемуто всегда сладко пахли духами. Чем занимались остальные я не помню. Вскоре к нам приехал и мой дед, Целищев Дмитрий Дмитриевич, о котором я и хочу рассказать ниже.
ДЕД.
Дед попросился на квартиру в тот самый дом Подкуйко, что возле Рыжковых, и мы какое-то время в нем и ютились. Этот дом стоит и по ныне по "пояс вросший в землю". Я помню во дворе стоял подвал аккуратно покрытый шалашиком из местного камыша. Мы ребятня любили лазить по нему, и я один раз провалился. Бабушка устроилась работать тут же через асфальт на ферму дояркой. Дед в том же колхозе конюхом и позже кузнецом. Я часто приходил к нему в кузню , в ту бригаду что была возле кладбища рядом с современным всем известным районным "угольным" (угольный склад). Дед был мастером на все руки, делал ведра, тазики вручную из жести, что не протекала вода, был плотник. Ему дали квартиру на ул. Адмиральский, и они с бабушкой и детьми отделились. Вскоре вышла замуж и моя мама за Савченко Николая Ильича уроженца села Ново Павловка. Он забрал нас и перевез к себе в район старого СХТ где мы жили какое-то время по адресу переулок Новый 9. Потом поразъехались кто куда и другие. Мой дед Дмитрий Дмитриевич купил где-то на периферии дом, разобрал его как конструктор и перевез на ул Андреевскую и поставил его заново на новое место между домами Кравцовых и Еликоевых где и жил с сыном Геннадием и моей бабушкой до своей смерти.
Потом этот дом продали и в нем сейчас живёт семья Сергея Априщенко. Когда дед был жив, я часто приходил к нему, я очень любил его, а он меня. Ведь на то время я был единственным его родным внуком и он часто рассказывал мне о войне. Когда-то в 90х я давал в газету очень сжатый рассказ о его войне, и вот хочу рассказать ЕЩЕ. Я не буду описывать все подробности об пережитых ним ужасах, дабы не искушать и не пугать читателей.
Дед до войны жил и работал в поселке Гилинка Новокузнецкого района, (Сибирь), высокий, молодой, красивый, строил рубленные дома, дальше Сибири нигде не был, мечтал на мир посмотреть но не получалось, "да Гитлер помог".
ВОЙНА.
....Собрали нас, погрузили в эшелон, все плачут, а я нет, а о ком мне плакать? Детдомовский я, ни рода ни племени. Ну думаю, одно утешение, хоть на мир посмотрю.
- Ох и посмотрел, говорил дед сквозь слёзы, ох и посмотрел. Он всегда плакал когда рассказывал о войне.
ЗАВИСТЬ.
..... Поначалу было страшно, потом привыкли к крику, грохоту. В бой как на работу идёшь. Бежишь в атаку и завидуешь тем кому руку или ногу оторвало, если выживут то навсегда уйдут из этого ада.
ПЛЕН.
...... В плен попал бессознания с осколочным ранением в ногу, область ступни выше пятки. Миллеровская яма смерти, об этом я узнал позже из рассказа своей тети, Бондарь Татьяны. Нога у него болела и сочилась всю жизнь до самой смерти.
РАЗВЛЕЧЕНИЕ.
..... Очень болела нога. Было много раненых, многие просто гнили и никакой помощи. Очень хотелось есть и пить. Спали как скот в повал на сырой земле, у каждого свой туалет был прямо под ногами. Чтобы мы не скучали какой-то весёлый немецкий офицер придумал для нас развлекательную программу, носить ведрами воду из реки и заливать в цистерну, и как только её наполняли, немец открывал кран и спускал всю воду. И все начиналось сначала, и так без конца. Кто не выдерживал и падал тут же расстреливали. Один из пленных попил воды, и ему тут же вспороли живот ножом. Потому что вода не его.
ХЛЕБ.
Послали нас копать окопы, смотрю сидит на против нас боров и сало с хлебом ест. Его куда-то позвали и он пошёл. А я выскочил из окопа, схватил хлеб , сунул запазуху и обратно в окоп. И тут же вернулся этот немец. Увидел, что нету хлеба и поднял свой "хай". А я вырыть ямку успел и прикопал хлеб. Сбежались немцы, построили нас и начался обыск. Я попался. Выдали оставшиеся крошки в гимнастерке.
Били, били нещадно и приговорили к смертной казни, сказали повесят.
КАЗНЬ.
....Вешали нас по одному, чтобы страшнее было. Дошла очередь и для меня. Накинули петлю на шею, стали зачитывать приговор. Мне в бою не так страшно было как тогда, я со светом белым простился, но тут вдруг приехал какой-то генерал и отменил казнь, сказал пленных не убивать а отправлять на работы. Это меня и спасло.
ПОБЕГ.
.....Решились мы на побег в четвером и убежали. Днём прятались в лесу, а по ночам шли. Попалась нам на пути воронка от снаряда полна дождевой воды, припали мы к ней и стали пить. Голодные, один пил пил и умер, что-то у него внутри лопнуло. Бог дал к своим попали. Потом госпиталь, и снова в бой. Служил дед у маршала Конева. Победу встретил в Берлине.
P\S.
Я часто приносил деду махорку, она тогда стоила 16 копеек, он делал самокрутки из газет и с удовольствием курил. Я до сих пор помню запах того дыма. Дед очень любил три песни, тёмная ночь, чёрный ворон и Сибирь Сибирь, люблю твои снега, скучал по Сибири. Он никогда ни смотрел фильмы про войну, говорил там неправду показывают. Хорошо играл на гармошке. Старшие классы изучали дома немецкий язык, дед не переносил его, выходил из дома, сидел во дворе и курил самокрутку и о чем то все время думал. Похоронен дед в сл Кашары, на кладбище в районе кафе Минутка.
Жители ул Андреевской и Кулугур ещё помнят мою разъехавшуюся родную и Дмитрия Дмитриевича. Вечная память тебе дед. Мог ли мой дед представить себе то, что спустя много лет он будет жить в пятидесяти километрах от ямы своего мучения. От МИЛЛЕРОВСКОГО ДУЛАГА, НАЗЫВАЕМОЙ ПО СЕЙ ДЕНЬ ЯМЕ СМЕРТИ.
P\S.ЯМА СМЕРТИ. (МАТЕРИАЛ ВЗЯТ ИЗ ИНТЕРНЕТА).
Мы помним в Миллерово лагерь
Кровавый пот, закат и пыль.
Солдаты прокляли то место
И ямой смерти нарекли…
Н.А.Шульга
(бывший военнопленный ДУЛАГ 125)
Во время оккупации в г.Миллерово располагалось несколько концлагерей. Самый масштабный был ДУЛАГ-125 или «Миллеровская Яма».
Это был временный, пересыльный лагерь. В таких лагерях не полагалось содержать военнопленных в помещениях, а также не организовывалось их питание и быт. Но военнопленных в 1942-м было настолько много, что их не успевали отправлять на запад. И заключенные пребывали в этом концлагере месяцами, хоть он и был временный.
По разным источникам в этом месте погибло от 40.000 до 200.000 людей, как и красноармейцев, так и местных жителей. И в это можно поверить, лишь взглянув на фотографии того времени:
Концлагерь ДУЛАГ-125 располагался в долине реки Глубокой, севернее города Миллерово. Место для лагеря, немцы выбрали очень удобное. Рядом была железная дорога, что позволяло оперативно отправлять людей в Германию. А по обеим сторонам реки берега круто возвышались на 20-30 метров. Вся местность отлично просматривалась. Это было естественным препятствием для побегов. Их было больше, пока немцы не установили колючую проволоку, вышки и собак. После этого побеги уменьшились, все попытки пресекались расстрелами бежавших и просто толпы заключенных. Но местные жители все равно приходили, выменивали пленных на продукты, передавали им еду, под угрозой собственной жизни. Тех, кому удалось бежать, скрывали в собственных домах.
На нижнем фото видно, что еще есть вода в реке. Количество военнопленных было огромное, и воду быстро выпили. Съели всю растительность и живность, даже кустарников не было. Много лет после, в этой долине ничего не росло, не водилось и даже не квакало. Пленных почти не кормили, раз в несколько дней давали котелок баланды на нескольких человек. Естественно была жуткая антисанитария, высокая смертность.
Кое-где в оврагах, на поверхность выходили камни песчаника. Мы детьми гуляли там, и я помню надписи выцарапанные на тех камнях, что то вроде «Ив.Белов Бел.Церк. 1920». А потом эти надписи кто-то затер. При современных возможностях поиска… Но эти надписи ничего по сравнению с другими уничтоженными свидетельствами. Как рассказывал местный житель, будучи пацаном, пионером, в послевоенные годы он с друзьями находил в схронах по этой балке много медальонов и армейских документов. Говорит целое ведро набрали, отнесли в военкомат, им объявили благодарность, то что они принесли сожгли в котельной печи. Об этом, много позже, признался бывший работник военкомата, каялся перед смертью тому, уже взрослому пионеру. Такой был приказ свыше, скрывали реальные потери...
-