Детство. Юность

Составитель – ГАГУРИН  НИКОЛАЙ  НИКОЛАЕВИЧ.
     Когда я читал произведения русских и советских поэтов, в которых они представляли темы родины, природы, лирики и другие, а также писали о детях. Меня заинтересовала тема детская. Эти стихотворения я выписывал в отдельную тетрадь под названием «Детские годы». Всего у меня набралось произведений 36 поэтов, среди них Умова Ольга Кесаревна, о которой я не нашёл биографических данных, и неизвестный автор. Я решил напечатать произведения (отрывки из них) о детях, объединить их в сборнике с названием  «Детство. Юность», а поэтов расположить в хронологическом порядке, а Умову и неизвестного автора поместить по датам написания стихотворений.

















ПЕТРОВ
ВАСИЛИЙ  ПЕТРОВИЧ
1736 – 1799
                ВЕСНА
                (в сокращении)
Все птички с нами,
Нет маманьки одной;
Мы вкруг обставлены красами
          Без маменьки родной;
          Нам все красы постылы,
          Мы томны и унылы,
          Без ней нам скучен рай,
Без ней нам свет – пустой сарай.
Скорее приезжай, дражайша;
          Прибытье нам твоё -
          Роса с небес сладчайша,
Чем живо наше бытие;
Скорее нам дай тебя узрети,
Ты наша мать, твои мы дети,
С тобой спокойны наши сны,
Здоровее питьё и пища
И рай внутри всего жилища.
Ты нам приятнее весны.
          Ах! вспомни милого Петрушу*
          Тот образ маменьки своей;
Коль правда, что ему судьба влияла* душу,
          Подобную твоей,
          Хоть братцев он моложе,
          Есть столько смысла у него
          Сказать: «Мне маманьки дороже
          Нет в свете ничего,
          Я жду тебя нетерпеливо.
Как богу, маманьке я рад,
          Воображаю живо
          Твою походку, речь и взгляд.
Лишь взором издали я твой приезд примечу
          На том Чернави берегу,
          Как быстрый я олень навстречу
          К тебе всех прежде побегу
          И маманьку  драгую
          Всех прежде в ручку поцелую;
          В её объятия паду
И в них весну и рай, все сладости найду.»
*Петруша – младший сын В.П.Петрова.
*Влияла – влила.

















ЖУКОВСКИЙ
ВАСИЛИЙ  АНДРЕЕВИЧ
1783 – 1852
                ЛЕСНОЙ  ЦАРЬ
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
- Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?
- Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул;
Он в тёмной короне, с густой бородой.
- О нет, то белеет туман над водой.
«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Весёлого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».
- Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит.
- О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы.
«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять».
- Родимый, лесной царь созвал дочерей;
Мне, вижу, кивают из тёмных ветвей.
- О нет, всё спокойно в ночной глубине:
То вётлы седые стоят в стороне.
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой».
- Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать.
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мёртвый младенец лежал.
1818
     Перевод одноимённой баллады Гёте.




















ГРИБОЕДОВ
АЛЕКСАНДР  СЕРГЕЕВИЧ
1795 – 1829
ДОМОВОЙ
    Детушки матушке жаловались,
Спать ложиться закаивались.
             Больно тревожит нас дед – непосед,
           Зла творит много и множество бед,
          Ступнёй топочет, столами ворочит,
            Душит, навалится, щиплет, щекочет.
1828














ДЕЛЬВИГ
АНТОН  АНТОНОВИЧ
1798 – 1831
К  МАЛЬЧИКУ
                Мальчик, солнце встретить должно
                С торжеством в конце пиров!
      Принеси же осторожно
   И скорей из погребов
                В кубках длинных и тяжёлых,
 Как любила старина,
          Наших прадедов весёлых
Пережившего вина.

     Не забудь края златые
       Плющем, розами увить!
Весело в года седые
      Чашей молодости пить,
          Весело, хоть на мгновенье,
          Бахусом наполнить грудь,
     Обмануть воображенье
И в былое заглянуть.
Между 1814 и 1819



ПУШКИН
АЛЕКСАНДР  СЕРГЕЕВИЧ
1799 – 1836
                ГРОБ  ЮНОШИ
……………..Сокрылся он,
Любви, забав питомец нежный;
Кругом его глубокий сон
И хлад могилы безмятежной…
     Любил он игры наших дев,
Когда весной в тени дерев
Они кружились на свободе;
Но нынче в резвом хороводе
Не слышен уж его припев.
     Давно ли старцы любовались
Его весёлостью живой,
Полупечально улыбались
И говорили меж собой:
«И мы любили хороводы,
Блистали также в нас умы;
Но погоди: приспеют годы,
И будешь то, что ныне мы;
Как нам, о мира гость игривый,
Тебе постынет белый свет;
Теперь играй…» Но старцы живы,
А он увял во цвете лет,
И без него друзья пируют,
Других уж полюбить успев;
Уж редко, редко именуют
Его в беседе юных дев.
Из милых жён, его любивших,
Одна, быть может, слёзы льёт
И память радостей почивших
Привычной думою зовёт…
К чему?..
     Над ясными водами
Гробницы мирною семьёй
Под наклонёнными крестами
Таятся в роще вековой.
Там, на краю большой дороги,
Где липа старая шумит,
Забыв сердечные тревоги,
Наш бедный юноша лежит…
     Напрасно блещет луч денницы,
Иль ходит месяц средь небес,
И вкруг бесчувственной гробницы
Ручей журчит и шепчет лес,
Напрасно утром за малиной
К ручью красавица с корзиной
Идёт и в холод ключевой
Пугливо ногу опускает:
Ничто его не вызывает
Из мирной сени гробовой…
1821
                АДЕЛИ*
Играй, Адель,  Не знай печали:  Хариты, Лель*  Тебя венчали 
И колыбель  Твою качали;  Твоя весна  Тиха, ясна;  Для наслажденья
Ты рождена,  Час упоенья  Лови, лови!  Младые лета  Отдай любви
И в шуме света  Люби, Адель,  Мою свирель.
1822
*Адель – дочь А.Л. и А.А. Давыдовых. Ей, когда Пушкин с ней встречался в Каменке, было двенадцать лет.
*Лель – по ошибочным представлениям того времени, древнеславянский бог любви (на самом деле это лишь песенный призыв).
                ВНОВЬ  Я  ПОСЕТИЛ…
                Здравствуй, племя             Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,  Когда перерастёшь моих знакомцев.
И старую главу не заслонишь                От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,    С приятельской беседы возвращаясь,
Весёлых и приятных мыслей полон,       Пройдёт он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.
1835
                Л. ПУШКИНУ
Брат милый, отроком расстался ты со мной -
В разлуке протекли медлительные годы;
Теперь ты юноша – и полною душой
Цветёшь для радостей, для света, для свободы.
Какое поприще открыто пред тобой,
Как много для тебя восторгов, наслаждений,
И сладостных забот, и милых заблуждений!
Как часто новый жар твою волнует кровь!
Ты сердце пробуешь в надежде торопливой,
Зовёшь, вверяясь им, и дружбу и любовь.
1823
                МЛАДЕНЦУ
Дитя, не смею над тобой            Произносить благословенья.
Ты взором, мирною душой,      Небесный ангел утешенья.
Да будут ясны дни твои,             Как милый взор твой ныне ясен.
Меж лучших жребиев земли    Да будет жребий твой прекрасен.
1824.
                ЕВГЕНИЙ  ОНЕГИН (Глава пятая. 11)
Зима!.. Крестьянин торжествуя,    На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,                Плетётся рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,            Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке                В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,      В салазки Жучку посадив,
Себя в коня преобразив;                Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,                А мать грозит ему в окно…
1826 (январь – ноябрь)


БЕНЕДИКТОВ
ВЛАДИМИР  ГРИГОРЬЕВИЧ
1807 – 1873
                К  НОВОМУ  ПОКОЛЕНИЮ (От стариков)
                (Отрывки)
Шагайте через нас! Вперёд! Прибавьте шагу!
Дай бог вам добрый путь! Спешите! Добрый час.
Отчизны, милой нам, ко счастию, ко благу,
                Шагайте через нас!
Мы грузом наших дней недолго вас помучили;
О смерти нашей вы не станете тужить,
А жизнью мы своей тому хоть вас поучим,
                Что так не должно жить.

Прямую, верную прокладывать дорогу
Вы, дети, научась блужданиям отцов,
Молитесь, бодрые, живых живому Богу -
                Прочь золотых тельцов!
Молитесь Господу – не лицемерья скукой!
Не фарисейства тьмой, не вздорным ханжеством,
Но – делом жизненным, искусством и наукой,
                И правды торжеством!
И если мы порой на старине с упорством
Стоим и на ходу задерживаем вас
Своим болезненным, тупым противоборством, -
                Шагайте через нас!
Май 1858




ОГАРЁВ
НИКОЛАЙ  ПЛАТОНОВИЧ
1813 – 1877
           ЮНОШЕ (Подражание Полонию)
Ступай мой сын! Постранствуй! Погляди!
Мне, старику, оно уже не лестно,
Как сонный кот, забившись в угол тесный,
Я не ищу отрады впереди;
А молодёжь, с своим орлиным взором,
Летит вперёд за волей и простором.
Учись! Пойми, что знание есть власть,
Умей страдать вопросом и сомненьем,
Умей людей любить с благоговеньем
И претворяй бунтующую страсть
В смысл красоты и веры благородной;
Живи умно, как человек свободный.
Пора любви придёт своей чредой:
Умей любовь проникнуть светом дружбы,
Но избегай, как гнёта рабской службы,
Тяжёлой свычки, праздной и тупой,
Где женщина, весь день дыша разладом,
Тревожит жизнь докучно мелким ядом.
За истину сноси обидный гнёт -
Без хвастовства, но гордо и достойно;
Будь твёрд в борьбе и смерть встречай спокойно,
Не злобствуя и зная наперёд:
Народы все, помимо всех уроков,
Сперва казнят, а после чтут пророков.
Итак, ступай! Мужайся и расти,
На всё кругом смотри пытливым взглядом,
И действуя наперекор преградам,
И не сходя с заветного пути…
Забудь в труде и страх и утомленье -
И вот тебе моё благословенье.     1959
ЛЕРМОНТОВ
МИХАИЛ  ЮРЬЕВИЧ
1814 – 1841
     КАЗАЧЬЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Спи, младенец мой прекрасный,
          Баюшки -  бою.
Тихо смотрит месяц ясный
          В колыбель твою.
Стану складывать я сказки,
          Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
          Баюшки – баю.
По камням струится Терек,
          Плещет мутный вал;
Злой чечен ползёт на берег,
          Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
          Закалён в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
          Баюшки – баю.
Сам узнаешь, будет время,
          Бранное житьё;
Смело вденешь ногу в стремя
          И возьмёшь ружьё.
Я седельце  боевое
          Шёлком разошью…
Спи, дитя моё родное,
          Баюшки – баю.
Богатырь  ты будешь с виду
          И казак душой.
Провожать тебя я выйду -
          Ты махнёшь рукой…
Сколько горьких слёз украдкой
          Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
          Баюшки – баю.
Стану я тоской томиться,
          Безутешно ждать;
Стану целый день молиться,
          По ночам гадать;
Стану думать, что скучаешь
          Ты в чужом краю…
Спи ж, пока забот не знаешь,
          Баюшки – баю.
Дам тебе я на дорогу
          Образок святой:
Ты его, моляся богу,
          Ставь перед собой;
Да, готовясь в бой опасный,
          Помни мать свою…
Спи, младенец мой прекрасный,
          Баюшки – баю.
1838
          РЕБЁНКА МИЛОГО РОЖДЕНЬЕ
Приветствует мой запоздалый стих.
          Да будет с ним  благословенье
Всех ангелов небесных и земных!
          Да будет он отца достоин,
Как мать его, прекрасен и любим;
          Да будет дух его спокоен
И в правде твёрд, как божий херувим.
          Пускай не знает он до срока
Ни мук любви, ни славы жадных дум;
          Пускай глядит он без упрёка
На ложный блеск и ложный мира шум;
          Пускай не ищет он причины
Чужим страстям и радостям своим,
          И выйдет он из светлой тины
Душою бел и сердцем невредим.
1839
                РЕБЁНКУ
О грёзах юности томим воспоминаньем,
С отрадой тайною и тайным содроганьем,
Прекрасное дитя, я на тебя смотрю…
О, если б знало ты, как я тебя люблю!
Как милы мне твои улыбки молодые,
И быстрые глаза, и кудри золотые,
И звонкий голосок! – Не правда ль, говорят,
Ты на неё похож? – Увы! года летят;
Страдания её до срока изменили,
Но верные мечты тот образ сохранили
В груди моей; тот взор, исполненный огня,
Всегда со мной. А ты, ты любишь ли меня?
Не скучны ли тебе непрошеные ласки?
Не слишком часто ль я твои целую глазки?
Слеза моя ланит твоих не обожгла ль?
Смотри ж, не говори ни про мою печаль,
Ни вовсе обо мне… К чему? Её, быть может,
Ребяческий рассказ рассердит иль встревожит…
Но мне ты всё поверь. Когда в вечерний час,
Пред образом с тобой заботливо склоняясь,
Молитву детскую она тебе шептала,
И в знаменье креста персты твои сжимала,
И все знакомые родные имена
Ты повторял за ней, - скажи, тебя она
Ни за кого ещё молиться не учила?
Бледнея, может быть, она произносила
Название, теперь забытое тобой…
Не вспоминай его… Что имя? – звук пустой!
Дай бог, чтоб для тебя оно осталось тайной.
Но если как-нибудь, когда-нибудь, случайно
Узнаешь ты его – ребяческие дни
Ты вспомни, и его, дитя, не прокляни!1840

ПОЛОНСКИЙ
ЯКОВ  ПЕТРОВИЧ
1817 – 1898
ДЕТСКОЕ  ГЕРОЙСТВО
Когда я был совсем дитя,                Проехал, кончиком руки
     На палочке скакал я;                Дотронувшись до каски.
Когда героем не шутя                Поп был наставником моим
     Себя воображал я.                Первейшим из мудрейших.
                А генерал с конём своим,
                Храбрейшим из первейших.
Порой рассказы я читал                Я верил славе – и кричал:
     Про битвы да походы -                Дрожите, супостаты!
И, восторгаясь, повторял                Себе врагов изобретал -
     Торжественные оды.                И братьев брал в солдаты.
Мне говорили, что сильней                Богатыри почти всегда
     Нет нашего народа;                Детьми боготворимы.
Что всех учёней и умней                И гордо думал я тогда,
     Поп нашего прихода;                Что все богатыри мы.
Что всех храбрее генерал,                И ничего я не щадил
     Тот самый, что всех раньше                (Такой уж был затейник!)
На чай с ученья приезжал                Колосьям головы рубил,
     К какой-то капитанше.                В защиту брал репейник.
В парадный день, я помню, был             Потом трубил в бумажный рог,
     Развод перед собором -                Кичась неравным боем.
Коня он ловко осадил                О! для чего всю жизнь не мог
     Перед тамбур – мажором                Я быть таким героем!
И с музыкой пошли полки…                1866
     А генерал в коляске




ДУРОВ
СЕРГЕЙ  ФЁДОРОВИЧ
1816 – 1869
                К  РЕБЁНКУ
С горячим участьем смотрю на тебя я, ребёнок!
Как взгляд твой приветлив, как голос твой мягок и звонок,
Как каждое слово мне в грудь западает глубоко
И как увлекает оно моё сердце далёко…

Что день, за тебя я молюся пред светлой иконой:
Да будет тебе он  на трудном пути обороной,
Да вечно хранит он тебя от житейской невзгоды:
Пускай бы цвела ты среди мира, любви и душевной свободы.

………………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………………….
………………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………………..
1848
     Многоточие, очевидно, вместо запрещённых цензурой последних четырёх стихов.





ФЕТ
АФАНАСИЙ  АФАНАСЬЕВИЧ
1820 – 1892
НА ДВОРЕ НЕ СЛЫШНО ВЬЮГИ  Над землёй туманный пар.
Уж давно вода остыла,   Смолк шумливый самовар.
Няня старая не видит  И не слышит – всё прядёт:
Мочку левую пощиплет,  Правой нитку отведёт.
А ребёнок всё играет.  Как хорош он при огне!
И кудрявая головка  Отразилась на столе.
Вот задумалася няня,  Со свечи загар сняла
И прекрасного малютку  Ближе к свечке подвела.
«Дай-ка ручки! – Няня хочет  Посмотреть на их черты. -
Что на пальчиках дрожки  Не кружками ль завиты?»
Няня смотрит… Вот вздохнула… «Ничего, дитя моё!»
Вот заплакала – и плачет  Мальчик, глядя на неё.
1842
КРИЧАТ ПЕРЕПЕЛА, ТРЕЩАТ КОРОСТЕЛИ,
          Ночные бабочки взлетели,
И поздних соловьёв над речкою вдали
          Звучат порывистые трели.
В напевах вечера тревожною душой
          Ищу былого наслажденья -
Увы, как прежде, в грудь живительной струёй
          Они не вносят откровенья!
Но тем мучительней, как близкая беда,
          Меня томит вопрос лукавый:
Ужели подошли к устам моим года
          С такою горькою отравой?
Иль век смолкающий в наследство передал
          Свои бесплодные мне муки,
И в одиночестве мне допивать фиал,         
          Из рук переходивший в руки?
Проходят юноши с улыбкой предо мной,
          И слышу я их шёпот внятный:
Чего он ищет здесь средь жизни молодой
          С своей тоскою непонятной?
Спешите, юноши, и верить и любить,
          Вкушать и труд и наслажденье.
Придёт моя пора – и скоро, может быть,
          Моё наступит возрожденье.
Приснится мне опять весенний, светлый сон
          На лоне божески едином,
И мира юного, покоен, примирён,
          Я стану вечным гражданином.
1859
МАМА! ГЛЯНЬ-КА ИЗ ОКОШКА -  Знать, вчера недаром кошка
                Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,  Посветлело, побелело -
                Видно, есть мороз.
Не колючий, светло – синий  По ветвям развешан иней -
                Погляди хоть ты!
Словно кто-то, тороватый  Свежей, белой, пухлой ватой
                Все убрал кусты.
Уж теперь не будет спору:  За салазки да и в гору
                Весело бежать!
Правда, мама? Не откажешь,  А сама, наверно, скажешь:
                «Ну, скорей гулять!»
9 декабря 1887
КОТ ПОЁТ, ГЛАЗА ПРИЩУРЯ,  Мальчик дремлет на ковре,
На дворе играет буря,  Ветер свищет во дворе.
«Полно тут тебе валяться,  Спрячь игрушки да вставай!
Подойди ко мне прощаться,  Да и спать себе ступай».
Мальчик встал. А кот глазами  Поводил и всё поёт;
В окна снег валит клоками,  Буря свищет у ворот.
1842
СЕРЕНАДА
Тихо вечер догорает,
Горы золотя;
          Знойный воздух холодеет, -
Спи, моё дитя.
Соловьи давно запели,
Сумрак возвестя;
     Струны робко зазвенели, -
Спи, моё дитя.
Смотрят ангельские очи,
Трепетно светя;
Так легко дыханье ночи, -
Спи, моё дитя.
1844












НЕКРАСОВ
НИКОЛАЙ  АЛЕКСЕЕВИЧ
1821 – 1977
                ШКОЛЬНИК 
- Ну, пошёл же ради бога!  Небо, ельник и песок -
Невесёлая дорога…  Эй! садись ко мне дружок!
Ноги босы, грязно тело,  И едва прикрыта грудь…
Не стыдися! что за дело?  Это многих славных путь.
Вижу я в котомке книжку.  Так, учиться ты идёшь…
Знаю: батька на сынишку   Издержал последний грош.
Знаю, старая дьячиха  Отдала четвертачок,
Что проезжая купчиха  Подарила на чаёк.
Или, может, ты дворовый  Из отпущенных?.. Ну, что ж!
Случай тоже уж не новый -  Не робей, не пропадёшь!
Скоро сам узнаешь в школе,  Как архангельский мужик
По своей и божьей воле  Стал разумен и велик.
Не без добрых душ на свете -  Кто-нибудь свезёт в Москву,
Будешь в университете -  Сон свершится наяву!
Там уж поприще широко:  Знай работай да не трусь…
Вот за что тебя глубоко  Я люблю, родная Русь!
Не бездарна та природа,  Не погиб ещё тот край,
Что выводит из народа   Столько славных то и знай, -
Столько добрых, благородных,  Сильных любящей душой
Посреди тупых, холодных  И напыщенных собой!
1956
                ПЛАЧ  ДЕТЕЙ
Равнодушно слушая проклятья  В битве с жизнью гибнущих людей,
Из-за них вы слышите ли, братья,  Тихий плач и жалобы детей?
В золотую пору малолетства  Всё живое – счастливо живёт,
Не трудись, с ликующего детства  Дань забав и радости берёт.
Только нам гулять не довелося  По полям, по нивам золотым:
Целый день на фабриках колёса  Мы вертим – вертим – вертим!
Колесо чугунное вертится,   И гудит, и ветром обдаёт,
Голов пылает и кружится,  Сердце бьётся, всё кругом идёт.
Красный нос безжалостной старухи,  Что за нами смотрит сквозь очки,
По стенам гуляющие мухи,  Стены, окна, двери, потолки, -
Все и всё! Впадая в исступленье,  Начинаем громко мы кричать:
     - Погоди, ужасное круженье!  Дай нам память слабую собрать! -
Бесполезно плакать и молиться,  Колесо не слышит, не щадит:
Хоть умри – проклятое вертится,  Хоть умри – гудит – гудит – гудит!
Где уж нам, измученным в неволе,  Ликовать, резвиться и скакать!
Если б нас теперь пустили в поле,  Мы в траву попадали бы – спать.
Нам домой скорей бы воротиться:  Но зачем идём мы и туда?
Сладко нам и дома не забыться:  Встретит нас забота и нужда!
Там, припав усталой головою  К груди бледной матери своей,
Зарыдав над ней и над собою,  Разорвём на части сердце ей…
1860
                КРЕСТЬЯНСКИЕ  ДЕТИ
Опять я в деревне. Хожу на охоту,
Пишу мои вирши – живётся легко.
Вчера, утомлённый ходьбой по болоту,
Забрёл я в сарай и заснул глубоко.
Проснулся: в широкие щели сарая
Глядятся весёлого солнца лучи.
Воркует голубка; над крышей летая,
     Кричат молодые грачи,
Летит и другая какая-то птица -
По тени узнал я ворону как раз;
Чу! шёпот какой-то… и вот вереница
     Вдоль щели внимательных глаз!
Все серые, карие, синие глазки -
     Смешались, как в поле цветы.
В них столько покоя, свободы и ласки,
     В них столько святой доброты!
Я детского глаза люблю выраженье,
     Его я узнаю всегда.
Я замер: коснулось души умиленье…
     Чу! шёпот опять!
                Первый голос
                Борода!
                Второй
А барин, сказали!..
                Третий
                Потише вы, черти!
                Второй
У бар бороды не бывает – усы.
                Первый
А ноги – то длинные, словно, как жерди.
                Четвёртый
А вона на шапке, гляди – тко – часы!
                Пятый
Ай, важная штука!
                Шестой
                И цепь золотая…
                Седьмой
Чай, дорого стоит?
                Восьмой
                Как солнце горит!
                Девятый
А вона собака – большая, большая!
        Вода с языка-то бежит.
                Пятый
Ружьё! Погляди – тко: стволина двойная,
Замочки резные…
                Четвёртый
Молчи, ничего! Постоим ещё, Гриша!
                Третий
Прибьёт…
             
                Испугались шпионы мои
И кинулись прочь: человека заслыша,
Так стаей с мякины летят воробьи.
Затих я, прищурился – снова явились,
     Глазёнки мелькают в щели.
Что было со мною – всему подивились
     И мой приговор изрекли:
- Такому гусю уж что за охота!
     Лежал бы себе на печи!
И видно не барин: как ехал с болота,
Так рядом С Гаврилой… - «Услышит, молчи!»

О, милые плуты! кто часто их видел,
Тот, верю я, любит крестьянских детей;
Но если бы даже ты их ненавидел,
Читатель, как «низкого сорта людей», -
Я всё-таки должен сознаться открыто,
     Что часто завидую им:
В их жизни так много поэзии слито,
Как дай бог балованным деткам твоим.
Счастливый народ! Ни науки, ни неги
     Не ведают в детстве они.
Я делывал с ними грибные набеги.
Раскапывал листья, обшаривал пни,
Старался приметить грибное местечко,
А утром не мог ни за что отыскать.
«Взгляни-ка, Савося, какое колечко!»
Мы оба нагнулись, да разом и хвать
Змею! Я подпрыгнул, ужалила больно!
Савося хохочет: «попался спроста!»
Зато мы потом их губили довольно
И клали рядком на периллы моста.
Должно быть, за подвиги славы мы ждали,
У нас же дорога большая была:
Рабочего звания люди сновали
     По ней без числа
     Копатель канав вологжанин,
     Лудильщик, портной, шерстобит,
     А то в монастырь горожанин
     Под праздник молиться катит.
Под наши густые, старинные вязы
На отдых тянуло усталых людей,
Ребята обступят: начнутся рассказы
Про Киев, про турку, про чудных зверей.
Иной подгуляет, так только держися -
Начнёт с Волочка, до Казани дойдёт!
Чухну передразнит, мордву, черемиса,
И сказкой потешит, и притчу ввернёт:
«Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче
На господа бога во всём потрафлять:
У нас был Вавило, жил всех побогаче,
Да вздумал однажды на бога роптать, -
С тех пор захудал, разорился Вавило,
Нет мёду со пчёл, урожаю с земли,
И только в одном ему счастие было,
Что волосы из носу шибко росли…»
Рабочий расставит, разложит снаряды -
Рубанки, подпилки, долота, ножи:
«Гляди, чертенята!» А дети и рады,
Как пилишь, как лудишь – им всё покажи.
Прохожий заснёт под свои прибаутки,
Ребята за дело – пилить и строгать!
Иступят пилу – не наточишь и в сутки!
Сломают бурав – и с испугу бежать.
Случалось, тут целые дни пролетали,
Что новый прохожий, то новый рассказ!..
Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали.
Вот из лесу вышли – навстречу как раз,
Синеющей лентой, извилистой, длинной,
Река луговая: спрыгнули гурьбой,
И русых головок над речкой пустынной,
Что белых грибов на полянке лесной!
Река огласилась и смехом и воем:
Тут драка – не драка, игра – не игра…
А солнце палит  их полуденным зноем.
Домой, ребятишки! обедать пора.
Вернулись. У каждого полно лукошко,
А сколько рассказов! Попался косой,
Поймали ежа, заблудились немножко
И видели волка… у, страшный какой!
Ежу предлагают и мух и козявок,
Корней молоко ему отдал своё -
Не пьёт! отступились…
                Кто ловит пиявок
На лаве, где матка колотит бельё,
Кто нянчит сестрёнку, двухлетнюю Глашку,
Кто тащит на пожню ведёрко кваску
А тот, подвязавши под горло рубашку,
Таинственно что-то чертит по песку;
Та в лужу забилась, а эта с обновой:
     Сплела себе славный венок,
Всё беленький, жёлтенький, бледно-лиловый
     Да изредка красный цветок.
Те спят на припёке, те пляшут вприсядку.
Вот девочка ловит лукошком лошадку:
Поймала, вскочила и едет на ней.
И ей ли, под солнечным зноем рождённой
И в фартуке с поля домой принесённой,
Бояться смиренной лошадки своей?..
Грибная пора отойти не успела,
Гляди – уж чернёхоньки губы у всех,
Набили оскому: черница поспела!
А там и малина, брусника, орех!
Ребяческий крик, повторяемый эхом,
С утра и до ночи гремит по лесам.
Испугана пеньем, ауканьем, смехом.
Взлетит ли тетеря, закокав птенцам,
Зайчонок ли вскочит – содом, суматоха!
Вот старый глухарь с облинялым крылом
В кусту завозился… ну, бедному плохо!
Живого в деревню тащат с торжеством
-----Довольно, Ванюша! гулял ты немало,
     Пора за работу, родной! -
Но даже и труд обернётся сначала
К Ванюше нарядной своей стороной:
Он видит, как поле отец удобряет,
Как в рыхлую землю бросает зерно,
Как поле потом зеленеть начинает,
Как колос растёт, наливает зерно;
Готовую жатву подрежут серпами,
В снопы перевяжут, на ригу свезут,
Просушат, колотят цепями,
На мельнице смелют и хлеб испекут.
Отведает свежего хлебца ребёнок
И в поле охотней бежит за отцом.
Навьют ли сенца: «полезай пострелёнок!»
Ванюша в деревню въезжает царём…
Однако же зависть в дворянском дитяти
     Посеять нам было не жаль.
Итак, обернуть мы обязаны кстати
     Другой стороною медаль.
Положим, крестьянский ребёнок свободно
     Растёт, не учась ничему,
Но вырастет он, если богу угодно,
А сгибнуть ничто не мешает ему.
Положим, он знает лесные дорожки,
Гарцует верхом, не боится воды,
Зато беспощадно едят его мошки,
Зато ему рано знакомы труды…
Однажды, в студёную зимнюю пору,
Я из лесу вышел: был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И, шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
-----Здорово, парнище! – «Ступай себе мимо!»
-----Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки? – «Из лесу, вестимо,
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу».
(В лесу раздавался топор дровосека.)
-----А что, у отца-то большая семья?
«Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой да я…»
-----Так вон оно что! А как звать тебя? -
                «Власом»
-----А кой тебе годик? – «Шестой миновал…
Ну, мёртвая!» - крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
На эту картину так солнце светило,
Ребёнок был так уморительно мал,
Как будто всё это картонное было,
Как будто бы… в детский театр я попал!
Но мальчик был мальчик живой, настоящий,
И дровни, и хворост, и пегонький конь,
И снег, до окошек деревни лежащий,
И зимнего солнца холодный огонь -
Всё, всё настоящее русское было,
С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,
Что русской душе так мучительно мило,
Что русские мысли вселяет в умы,
Те честные мысли, которым нет воли,
Которым нет смерти – дави не дави,
В которых так много и злобы и боли,
В которых так много любви!
     Играйте же, дети! Растите на воле!
На то вам и красное детство дано,
Чтоб вечно любить это скудное поле,
Чтоб вечно вам милым казалось оно.
Храните своё вековое наследство,
     Любите свой хлеб трудовой -
И пусть обаянье поэзии детства
Проводит вас в недра землицы родной!..

Теперь нам пора возвратиться к началу:
Заметив, что стали ребята смелей,
-----Эй! воры идут! – закричал я Фингалу: -
Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей! -
Фингалушка скорчил серьёзную мину,
Под сено пожитки мои закопал,
С особым стараньем припрятал дичину,
У ног моих лёг – и сердито рычал.
Обширная область собачьей науки
Ему в совершенстве знакома была;
Он начал такие выкидывать штуки,
Что публика с места сойти не смогла,
Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха!
Командуют сами! – «Фингалка, умри!!
-----Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха! -
«Смотри – умирает – смотри!
Я сам наслаждался, валяясь на сене,
Их шумным весельем. Вдруг стало темно
В сарае: так быстро темнеет на сцене,
Когда разразиться грозе суждено.
И точно: удар прогремел над сараем,
В сарай полилась дождевая река,
Актёр залился оглушительным лаем,
     А зрители дали стречка!
Широкая дверь отпёрлась, заскрипела,
Ударилась в стену, пять заперлась.
Я выглянул: тёмная туча висела
     Над нашим театром как раз.
Под крупным дождём ребятишки бежали
     Босые к деревне своей…
Мы с верным Фингалом грозу переждали
     И вышли искать дупелей.
1861.
                СОЛОВЬИ
                (отрывки)
Качая младшего сынка,  Крестьянка старшим говорила:
«Играйте, детушки, пока!  Я сарафан почти пошила;
Сейчас бурёнку обряжу,  Коня навяжем травку кушать,
И вас в ту рощицу свожу -  Пойдём соловушек послушать.
Там их что в кузове груздей,  - Да не мешай же мне, проказник! -
У нас нет места веселей;  Весною, дети, каждый праздник
По вечерам туда идут  И стар и молод. На поляне
Девицы красные поют,  Гуторят пьяные крестьяне.
А в роще, милые мои,   Под разговор и смех народа
Поют и свищут соловьи  Звончей и слаще хоровода!

Середний сын кота дразнил,  Меньшой полз матери на шею,
А старший с важностью спросил,  Кубарь пуская перед нею:
- А есть ли, мама, для людей  Такие рощицы на свете? -
«Нет мест таких… без податей  И без рекрутчины нет, дети.
А если б были для людей  Такие рощи и полянки,
Все на руках своих детей  Туда бы отнесли крестьянки…»
                ДЯДЮШКА  ЯКОВ(отрывки)
   - Стой, старина! – Старика обступили,
Парней, и девок, и детушек тьма.
Все наменяли сластей, накупили -
То-то была суета, кутерьма!
Смех на какого-то Кузю печального:
Держит коня перед носом сусального;
Конь загляденье, и лаком кусок…
Где тебе вытерпеть? Ешь, паренёк!
Жалко девочку сиротку Феклушу:
Все-то жуют, а ты слюньки глотай…

«У дядюшки у Якова  Хватит про всякого.  Новы коврижки!
Гляди-ко: книжки!  Мальчик-сударик,  Купи букварик!
Отцы почтенны!  Книжки неценны;  По гривне – штука -
Деткам наука!  Для ребятишек -  Тимошек, Гришек,
Гаврюшек, Ванек… Букварь не пряник,  А почитай-ка,
Язык прикусишь…  Букварь не сайка,  А как раскусишь,
Слаще ореха!  Пяток – полтина,  Глянь – и картина!  Ей-ей, утеха!
Умён с ним будешь,  Денег добудешь…  По буквари!
По буквари!  Хватай – бери!  Читай – смотри!»
     И букварей таки много купили -
--  Будет вам пряников; Нате-ка вам! -
Пряники, правда, послаще бы были,
Да рассудилось уж так старикам.
Книжки с картинками, писаны чётко -
То-то дойти бы, что писано тут!
Молча крепилась Феклуша сиротка,
Глядя, как пряники дети жуют,
А как увидела в книжках картинки,
Так на глаза навернулись слезинки.
Сжалился, дал ей букварь старина:
«Коли бедна ты, так будь ты умна!»
     Экой старик! видно добрую душу!
Будь же ты счастлив! Торгуй, наживай!
1867


МАЙКОВ
АПОЛЛОН  НИКОЛАЕВИЧ
1821 – 1897
              ЮНОШАМ
Будьте, юноши, скромнее!
Что за пыл! Чуть стал живее
     Разговор – душа пиров -
Вы и вспыхнули, как порох!
Что за крайность в приговорах,
     Что за резкость голосов!
И напиться не сумели!
Чуть за стол – и охмелели,
     Чем и как – вам всё равно!
Мудрый пьёт с самосознаньем,
И на свет, и обоняньем
     Оценяет он вино.
Он, теряя тихо трезвость,
Мысли блеск даёт и резвость,
     Умиляется душой,
И, владея страстью, гневом,
Старцам мил, приятен дамам
     И доволен сам собой.
1852            
                КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Спи, дитя моё, усни!  Сладкий сон к себе мани:
В няньки я тебе взяла  Ветер, солнце и орла.
Улетел орёл домой;  Солнце скрылось под водой,
Ветер, после трёх ночей,  Мчится к матери своей.
Ветра спрашивает мать:  «Где изволил пропадать?
Али звёзды воевал?  Али волны все гонял?»
«Не гонял я волн морских,  Звёзд не трогал золотых:
Я дитя оберегал,   Колыбелочку качал!»
(1860)
НИКИТИН
ИВАН  САВВИЧ
1824 – 1861
       УТРО НА БЕРЕГУ ОЗЕРА
Ясно утро. Тихо веет
     Тёплый ветерок;
Луг, как бархат, зеленеет,
     В зареве восток.
Окаймлённое кустами
     Молодых ракит,
Разноцветными огнями
     Озеро блестит.
Тишине и солнцу радо,
     По равнине вод
Лебедей ручное стадо
     Медленно плывёт;
Вот один взмахнул лениво
     Крыльями – и вдруг
Влага брызнула игриво
Жемчугом вокруг.
Привязав к ракитам лодку,
     Мужички вдвоём,
Близ осоки, втихомолку,
     Тянут сеть с трудом.
По траве, в рубашках белых,
     Скачут босиком
Два мальчишки загорелых
     На прутах верхом.
Крупный пот с них градом льётся,
     И лицо горит;
Звучно смех их раздаётся,
     Голосок звенит.
«Ну, катай наперегонки!»
     А на шалунов
С тайной завистью девчонка
     Смотрит из кустов.
«Тянут, тянут! – закричали
     Ребятишки вдруг, -
Вдоволь, чай, теперь поймали
     И линей и щук».
Вот на береге отлогом
     Показалась сеть.
«Ну, вытряхивай-ка, с богом -
     Нечего глядеть!» -
Так сказал старик высокий,
     Весь, как лунь седой,
С грудью выпукло-широкой,
     С длинной бородой.
Сеть намокшую подняли
     Дружно рыбаки;
На песке затрепетали
     Окуни, линьки.
Дети весело шумели:
     «Будет на денёк!»
И на корточки присели
     Рыбу класть в мешок.
«Ты, подкидыш, к нам откуда?
     Не зови – придёт…
Убирайся – ка, отсюда!
     Не пойдёшь – так вот!..»
И подкидыша мальчишка
     Оттолкнул рукой.
«Ну, за что её ты, Мишка?» -
     Упрекнул другой.
«Экий малый уродился, -
     Говорил старик, -
Всё бы дрался он да бранился,
     Экий озорник!»
«Ты бы внука-то маленько
     За вихор подрал:
Он взял волю-то раненько!» -
     Свату сват сказал.
«Эх!.. девчонка надоела…
     Сам я знаешь, голь,
Тут подкидыша, без дела,
     Одевать изволь.
Хлеб, смотри, вот вздорожает, -
     Ты чужих корми:
А ведь мать небось гуляет,
     Прах её возьми!»
«Потерпи, - чай, не забудет
     За добро господь!
Ведь она работать будет
     Бог даст, подрастёт».
«Так-то так… вестимо, надо
     К делу приучить;
Да теперь берёт досада
     Без толку кормить.
И девчонка-то больная,
     Сохнет, как трава,
Да всё плачет… дрянь такая!
     И на грех жива!»
Мужички потолковали
     И в село пошли;
Вслед мальчишки побежали,
     Рыбу понесли;
А девчонка провожала
     Грустным взглядом их,
И слеза у ней дрожала
     В глазках голубых.
17 марта, первая половина сентября 1854г.
                ТАРАС (отрывок)
2.
Тарасу с детства приходилось жутко:
     Отец его был строг и крут,
Жене побои называл он шуткой
     И называл наукой кнут.
Бывало, кот под ноги подвернётся -
     Кота поленом… «Будь умён!»
Храни господь, когда вина напьётся,
     Беги, семья, из дома вон!
Пристанет к гостю, крепко обнимает,
     Целует: «Друг мой дорогой!
Я вот тебе…» - И в ноги упадает.
     Гость скажет: «Вот чудак какой.»
«Кто, я чудак? А ты, мужик богатый!
     Не любишь знаться с бедняком…
Так на вот! Помни, лапотник проклятый!»
     И друга хватит кулаком.
Испуганный сынишка встрепенётся
     И матери тайком шепнёт:
«Ох, матушка! Опять отец дерётся…
     Уйдём! он и тебя побьёт…»
Ступай-ко за грибами, вот лукошко, -
     Ответит мать, - тут хлеб лежит!.
И в тёмный лес знакомою дорожкой
     Мальчишка бегом побежит.
И там он ляжет на траве росистой.
     Прохлада, сумрак… Вот запел
Зелёный чиж под липою душистой,
     Вот дятел на берёзу сел
И застучал. Вот заяц по тропинке
     Пронёсся, - и уж следу нет.
Тут стрекоза вертится на былинке,
     По листьям жук ползёт на свет;
Тревожно шепчет робкая осина,
     Сквозь зелень видны вдалеке
Уснувших вод зеркальная равнина,
     Рыбак с сетями в челноке.
Стада овец, луга, пески, заливы,
     В воде и под водой леса,
За берегами золотые нивы
     Вокруг – в сиянье небеса.
И, очарован звуками лесными,
     Цветов дыханьем упоён,
Ребёнок грезит снами золотыми,
     Весь в слух и зренье превращён.
Когда корой прозрачною и тонкой
     Синела в осень гладь озёр,
Иной приют манил к себе ребёнка, -
     Соседа постоялый двор.
Там бурлаки порой ночлег держали
     Или гуляки – косари
Про степь И Волгу песни распевали
     Всю ночь до утренней зари.
И за сердце хватал напев унылый.
     Вдруг свист… и вскакивал бурлак:
«Пой веселей!» И песня с новой силой
     Неслась, как вихрь… «Дружней! вот так!..»
И свистом покрывался звук жалейки,
     И пол от топота гудел,
И прыгал стол, и прыгали скамейки…
     Ребёнок слушал и смотрел.
И брань отца была ему больнее,
     Когда домой он приходил,
И уголок родной глядел скучнее,
     И он бог весть о чём грустил.
Октябрь – ноябрь 1855г., 1860



















ПЛЕЩЕЕЕВ
АЛЕКСЕЙ  НИКОЛАЕВИЧ
1825 – 1893
                НИЩИЕ
                1
В удушливый зной по дороге  Оборванный мальчик идёт;
Изрезаны камнями ноги,  Струится с лица пот.
В походке, в движеньях, во взоре  Нет резвости детской следа;
Сквозит в них тяжёлое горе,  Как в рубище ветхом нужда.
Он в город ходил наниматься  К богатым купцам в батраки;
Да взять-то такого боятся:  Тщедушный батрак не с руки.
Один он … Свезли на кладбище  Вчера его старую мать.
С сумою под окнами пищу  Приходится, видно, сбирать…
                2
Карета шестёркой несётся;  За нею пустился он вслед,
Но голос внутри раздаётся:  «Вот я тебе дам, дармоед!»
Сурово лакейские лица;  Взглянули при возгласе том,
И жирный господский возница  Стегнул попрошайку кнутом.
И прочь отскочил он без крика,  Лишь сладить не мог со слезой…
И дальше пошёл горемыка,  Поникнув на грудь головой.
Усталый и зноем томимый,  Он в роще дубовой прилёг
И видит, с котомкою мимо   Плетётся седой старичок.
«Здорово, парнишка! Откуда?  Умаялся! Хворенький, знать!
«Из города, дедушка! Худо  Мне, больно». - «Не хлепца ли дать?
Не много набрал я сегодня,  Да надо тебя пожалеть.
Мне с голоду милость господня  Не даст, словно псу, околеть…»
И с братом голодным, что было  В котомке, он всё разделил;
Собрав свои дряхлые силы,  На ключ за водицей сходил.
И горе пока позабыто,  И дружно беседа идёт…
Голодного, видно, не сытый,  А только голодный поймёт!
1861
                ДЕТИ
Люблю я вас, курчавый головки!
Ваш звонкий смех, и ваша беготня,
И хитрости ребяческой уловки -
Всё веселит, всё радует меня!
Гляжу на вас в сердечном умиленье,
Житейских нужд забыв тяжёлый гнёт;
Но коротко отрадное забвенье,
И вновь ему на смену скорбь идёт.
И в глубине души, помимо воли,
Мучительный рождается вопрос:
Ужель и вам не видеть лучшей доли?
И вам идти путём бесплодных грёз?
Ужель и вы в борьбе со злом могучим
Духовных сил растратите запас?
И правды свет, пронзив густые тучи,
Вам не блеснёт и не пригреет вас?
Страдали мы – и верили так страстно,
Что день иной придёт. О! неужель
Он и от вас далёк – тот день прекрасный -
И далека стремлений наших цель?
Ответа нет на мой вопрос унылый…
О, дай-то бог, чтоб эта чаша зла
Которая всю жизнь нам отравила,
До ваших уст, малютки не дошла!
1861
                К  ЮНОСТИ
                (посвящается молодому поколению)
О юность, юность, где же ты?  Где эта пылкая отвага
И вдохновенные мечты?  Готовность где во имя блага,
Покинув всё – семью и дом, -  Идти на битву с мощным злом?
Их нет давно!.. И нету сил  На подвиг трудный и суровый;
Как раб, что много сил носил  Неволи тяжкие оковы,
Я духом слаб, я изнемог,  Сломил меня железный рок.
Лишь одного житейский гнёт  Убить в душе моей не в силах,
Одно в ней только не умрёт,  Хотя и будет в этих жилах
Струиться старческая кровь:  К отважной юности любовь!..
Когда, толпясь вокруг меня,  Кипит младое поколенье,
Иного радостного дня  Рассвет я вижу в отдаленье
И говорю с восторгом я:  «Бог помочь, братья и друзья!
Несите твёрдою рукой  Святое знамя жизни новой,
Не отступая пред толпой,  Бросать каменьями готовой
В того, кто сон её смутит,  Чья речь, как божий меч, разит.
Бог помочь, братья и друзья!  Когда ж желанный день настанет,
Пусть ваша дружная семья  Отживших нас добром помянет,
Нас всех, чья молодость прошла  В борьбе с гнетущей силой зла!»
25 февраля 1862
                ОЖИДАНИЕ
Дед – старик в избушке бедной  Чинит ветхий невод свой;
На постельке рядом внучек  Весь в жару лежит больной.
«Всё ненастье да ненастье,  Скоро ль кончатся дожди! -
Говорит ребёнок деду.  «Скоро, скоро, подожди!»
«Скоро ль солнышко засветит,  Зашумит трава в степи,
Зашумят в лесу деревья…»  «Скоро, скоро, потерпи!»
«Скоро ль с удочкой, как прежде,  Буду я сидеть все дни
Над прудом под тополями?»   «Скоро, друг, повремени!»
«Да когда же? Вот и маму,  Говорил ты тоже, дед,
Скор к нам отпустят с неба,  А её всё нет как нет!»
И малютка недовольный  Замолчал, а дед – старик
Над разорванною сетью  Головой седой поник.
И по старческим морщинам  Тихо катится слеза.
Горе деда разглядели  Внука зоркие глаза.
И звучит ребёнка слабый  Голосок ещё грустней:
«Не дождусь я, видно, мамы -  Не дождусь и светлых дней!»
1870
                ДЕТСТВО
                (в сокращении)
Мне вспомнились детства далёкие годы  И тот городок, где я рос,
Приходского храма угрюмые своды,  Вокруг него зелень берёз.
Бывало, едва лишь вечерней прохладой  Повеет с соседних полей,
У этих берёз, за церковной оградой,  Сойдётся нас много детей.
И сам я не знаю, за что облюбили  Мы это местечко, но нам
Так милы дорожки заглохшие были,  Сирень, окружавшая храм.
Так долго весёлый наш крик раздавался,  И не было играм конца;
Там матери нежный упрёк забывался  И выговор строгий отца.
Мы птичек к себе приручали проворных,  И поняли скоро оне,
Что детской рукой рассыпаются зёрна  Для них на церковном дворе.
Мне вспомнились лица товарищей милых,  Куда вы девались, друзья?
Иные далёко, а те уж в могилах…  Рассеялась наша семья!
Один мне всех памятней: кротко светились  Глаза его, был он не смел;
Когда мы, бывало, шумели, резвились,  Он молча в сторонке сидел.
И лишь улыбался, но доброго взора  С игравшей толпы не спускал.
Забитый, больной, он дружился не скоро,  Зато уж друзей не менял.
Двух лет сиротой он остался; призрела  Чужая семья бедняка.
Попрёки, толчки он терпел то и дело,  Без слёз не едал он куска.
Плохой он работник был в доме, но жадно  Читал всё и ночью и днём.
И чтобы ни вычитал в книжках, так складно  Бывало, расскажет потом.
Расскажет, какие на свете есть страны,  Какие там звери в лесах,
Как тянутся в знойной степи караваны,  Как ловят акулу в морях.
Любили мы слушать его, и казался  Другим в те минуты он нам:
Нежданно огнём его взор загорался  И кровь приливала к щекам.
Он, добрый, голодному нищему брату  Отдать был последнее рад.
И часто дивился: зачем те богаты -   А эти без хлеба сидят?

А там за оградой, всё так же сирени  Цветут, и опять вечерком
Малюткина старой церковной ступени  Болтают, усевшись рядком.
Там долг их говор и смех раздаются,  И звонкие их голоски
Тогда лишь начнут затихать, как зажгутся  В домах городских огоньки.
1872
                ЗИМНИЙ  ВЕЧЕР
Хорошо вам, детки, -  Зимним вечерком 
В комнате уютной  Сели вы рядком,
Пламя от камина   Освещает вас… 
Слушаете жадно   Мамы вы рассказ;
Радость, любопытство   На лице у всех; 
Часто прерывает  Маму звонкий смех.
Вот рассказ окончен,  Все пустились в зал…
«Поиграй нам, мама», - Кто-то пропищал.
«Хоть уж девять било,  Отказать вам жаль…»
И послушно села  Мама за рояль.
И пошло веселье,  Началась возня,
Пляска, песни, хохот,  Визг и беготня!
Пусть гудит сердито  Вьюга за окном,
Хорошо вам, детки,  В гнёздышке своём!
Но не всем такое  Счастье бог даёт;
Есть на свете много  Бедных и сирот.
У одних могила  Рано мать взяла;
У других нет в зиму  Тёплого угла.
Если приведётся  Встретить вам таких,
Вы как братьев, детки,  Приголубьте их.
1872
                ИЗ  ЖИЗНИ
                1
Из школы детки воротились;  Как разрумянил их мороз!
Вот у крыльца, хвостом виляя,  Встречает их лохматый пёс.
Они погладили Барбоску,  Он нежно их лизнул в лицо,
И с звонким хохотом взбежали   Малютки живо на крыльцо.
Стучатся в двери, отворяет,  С улыбкой доброй, няня им:
«Пришли! Небось уж захотелось  Покушать птенчикам моим!»
Снимает с мальчика тулупчик  И шубку с девочки она;
Черты старушки просветлели,  Любовь в глазах её видна.
И, чмокнув няню, ребятишки  Пустились в комнаты бегом;
Трясётся пол под их ногами,  Весь ожил старый, тихий дом!
Отец угрюм; он в кабинете  Всё что-то. В спальне мать
Лежит больная; мигом дети  К ней забралися на кровать.
Вот мальчик, с гордостью тетрадку  Из сумки вынув, показал:
«Смотри-ко, мама, две странички   Я безо ошибок написал!»
«А я сегодня рисовала, -   Сказала девочка, - взгляни,
Какая сосенка густая  А возле кустики да пни.
Ведь всё сама я, право, мама,   Не поправлял учитель мне…»
И мать недуг свой забывает,  Внимая детской болтовне.
Встал и отец из-за работы,  Звенящий слыша голосок.
«Ну что вы, крошки, хорошо ли   Сегодня знали свой урок?»
Спрыгнув с кровати, вперегонку  Бегут они обнять отца…
И грусть мгновенно исчезает  С его усталого лица.
И даже солнышко, казалось,  В окно смотрело веселей
И блеском ярким осыпало  Головки русые детей!
И птичка в клетке тесной, вторя  Весёлым детским голосам,
Не умолкая, заливалась,   Как бы навстречу вешним дням!
                2
Дед, поднявшись спозаранку,  К внучкам в комнату спешит;
«Доброй весточкой утешить  Вас пришёл я, - говорит, -
Всё зимы вы ждали, детки,   Надоело вам давно
Осень хмурая с дождями;  Посмотрите же в окно!
За ночь выпал снег глубокий,  И мороз как в декабре;
Уж впрягли в салазки Жучку  Ребятишки во дворе».
И тормошит дед раскрывших  Глазки сонные внучат!
Но на старого плутишки   Недоверчиво глядят.
«Это, - думают, - нарочно  Всё он выдумал, чтоб мы
Поскорей с постели встали;  Никакой там нет зимы!»
Рассмеялся дед – любимец  Старика был этот внук,
Хоть проказничал он часто,  Всё ему сходило с рук.
«Ах, лентяй! Ещё не верить  Смеешь ты моим словам…
Марш с кровати, соня,   И смотри в окошко сам!
Или нет… Ведь пол холодный;  Босиком нельзя ходить,
Донесу тебя к кошку  На себе я, так и быть!»
Вмиг вскарабкался на плечи  Мальчуган  ему и рад;
Пышут розовые щёчки,   И смеётся детский взгляд.
Поднял штору дед, - и точно!  Снег под солнечным лучом
Бриллиантами сверкает,   Отливает серебром.
«Слава богу! Слава богу!» -   Детки весело кричат.
И в уме их возникает  Уж картин знакомых ряд:
На салазках с гор катанье   И катанье на коньках…
И рождественская ёлка   Сверху донизу в огнях!
«Ну вставайте ж, лентяи,  Я уж кучеру сказал,
Чтоб ковром покрыл он сани  И Савраску запрягал.
Гостью – зимушку покатим   Мы встречать на хуторок,
Побегут за нами следом  И Барбоска и Дружок.
Ваших кроликов любимых  Там покормим мы, друзья,
И шагающего важно   С умным видом журавля.
Посмеёмся над сердитым  И ворчливым индюком,
Всех коровушек мы с вами,   Птичий двор весь обойдём.
А покамест мы гуляем,  Самоварчик закипит…
И яичницу, пожалуй,  Дед потом вам смастерит».
Деду ждать пришлось недолго:  Не успел умолкнуть он,
На ногах уж были детки,  Позабыв и лень и сон.
Вот умылись и оделись  И смотреть бегут скорей,
Запрягает ли Савраску  Кучер дедушкин, Матвей.
Солнце яркое сияет  В зимнем небе голубом,
И равниной снежной мчатся  Сани, крытые ковром.
Визг и крик! Всему хохочут  Детки резвые до слёз;
Обдаёт их снежной пылью,  Лица щиплет им мороз…
Двое в санках, рядом с дедом,  А один на облучке.
«Ну! – кричит, - Пошёл, Савраска!  Скоро будем в хуторке!..
Как ни счастливы малютки,  Но ещё счастливей дед…
Словно с плеч его свалилось  Целых пять десятков лет!
1873
                НА  БЕРЕГУ
                (картинка)
Домик над горою,  В окнах огонёк,
Светлой полосою   На воду он лёг.
В доме не дождутся  С ловли рыбака:
Обещал вернуться   Через два денька.
Но прошёл и третий,  А его всё нет.
Ждут напрасно дети,  Ждёт и старый дед,
Всех нетерпеливей  Ждёт его жена,
Ночи молчаливей  И как холст бледна.
Вот за ужин сели,  Ей не до еды.
«Как бы в самом деле  Не было беды».
Вдоль реки несётся  Лодочка, на пей
Песня раздаётся  Всё слышней, слышней.
Звуки той знакомой  Песни услыхав,
Дети вон из дому  Бросились стремглав.
Весело вскочила  Из-за прялки мать,
И у деда сила  Вдруг нашлась бежать.
Песню заглушает  Звонкий крик ребят;
Тщетно унимает  Старый дед внучат.
Вот и воротился  Весел и здоров!
В россказни пустился  Тотчас про улов.
В морды он и в сети  Наловил всего:
С любопытством дети  Слушают его.
Смотрит дед на щуку -    «Больно велика!»
Мать сынишке в руки   Суёт окунька,
Девочка присела  Около сетей
И взяла несмело  Парочку ёршей.
Прыгают, смеются  Детки, если вдруг
Рыбки встрепенутся,  Выскользнут из рук.
Долго раздавался   Смех их над рекой,
Ими любовался месяц золотой.
Ласково мерцали  Звёзды с вышины,
Детям обещали  Радостные сны.
1874
               
                ЗАВТРА
                Сценка из повседневной жизни
           (Посвящается Ивану Петровичу Ларионову)
Под окошком смуглый  мальчик  Пригорюнившись сидит;
Перед ним раскрыта книжка,  Но в неё он не глядит.
Тихо в комнате… лишь слышен  Ровный маятника стук,
Да мурлычет разжиревший  Кот, взобравшись на сундук.
Мать пошла к соседке в гости  Посидеть часок – другой;
Прикорнула няня, к печке  Прислонившись головой,
И упал с колен старушки  Недовязанный чулок.
Вот закрыл букварь малютка -   Знать, нейдёт на ум урок.
Что мудрёного! В окошко  Смотрит  солнышко с небес;
Манит вдаль, в поля и рощи,  Их лазуревый навес!
Славно в поле! Там бумажный  Вьётся змей под небеса
И товарищи веселых  Раздаются голоса!
Уж какое тут ученье!   Разве тут до букварей:
В голове одна забота -   Как бы в поле поскорей!
И не выдержало сердце  Грамотея моего:
Он вскочил… Блестят глазёнки  Нетерпеньем у него.
Подойдя с боязнью к няне,  Заглянул он ей в лицо.
«Спит!» - сказал и осторожно,  Тихо вышел на крыльцо.
На дворе собаку Жучку  От конурки отвязав,
За ворота шалунишка  С нею бросился стремглав.
Миновал он огороды  И соседние сады…
Вот и поле! Мальчик думал:  «Завтра выучу склады!»
Няня старая проснулась;  Из гостей вернулась мать:
«Где же Вася? Ах, ленивец!  Уж опять успел удрать!
Погоди же, на орехи  Я задам тебе потом;
С утра до ночи ты завтра  Просидишь за букварём!»
 Няня старая вступилась  За любимца своего,
Хоть и знала, что не будет  Мальчугану ничего,
Что тогда лишь, как ребёнка  Нету здесь, сурова мать:
«Посмотри-ка – на дворе-то   Нынче что за благодать!
Пусть побегает по воле:  Мал, глупенек паренёк;
Подрастёт, тогда не станет  Докучать ему урок;
В толк возьмёт небось, что нынче  Людям грамота нужна;
А теперь пока милее  Букварей ему весна!»
Поздно вечером вернулись  Вася с Жучкой. На крыльце
Мать сидела, сокрушаясь  О пропавшем беглеце.
Вот вбежал он запыхавшись,  На колени к ней вскочил.
«Посмотри, - вскричал он, - мама,  Что жуков я наловил!»
Глазки радостью светились,  И, пунцовый как пион,
Хохоча, жуков на волю  Выпускал из шапки он.
Разноцветный на головке  У него венок пестрел;
Тот венок схватил он быстро  И на мать свою надел.
Замер выговор невольно  На устах её. Она
Говорит себе: «Уж завтра   Распеку я шалуна!
А сегодня расцелую…»   И целует без конца,
И свести не может взора  С загоревшего лица…
А старушка няня смотрит  В дверь с сияющим лицом
И грозит, смеясь лукаво,   Мальчугану букварём!
1875
                НЕНАСТЬЕ
                (картинка)
Приуныли детки, молча  На окне они сидят…
Обещала накануне  Отпустить их мама в сад;
Разбудить себя просили  Няню все они чем свет;
Тачку, грабли и лопаты  Подарил им старый дед,
И с внучатами хотел он  Грядки сам прийти копать;
Деток счастливых насилу  Уложила няня спать.
И всю ночь малюткам снились  Солнце, зелень и цветы
И копающего грядки  Деда добрые черты.
Что же детки приуныли,  Не слыхать их голосов?..
Отчего печально в окна   Всё глядят они без слов?
Оттого, что небо тучи  Обложили всё кругом,
Скрылось солнышко, деревья  Грустно мокнут под дождём;
Оттого, что смолкли птички  И, от бури в свой приют,
В чащу тёмную, забившись,  Не щебечут, не поют.
Вот и старый дед явился -   И к любимому своему
Дети бросились, желая   Горе высказать ему:
«Ну как дождик вплоть до ночи  Будет, дедушка, идти?
Ну как целый день придётся  Просидеть нам взаперти?»
«Что вы! мигом перестанет!  Утешает старичок -
А пока садитесь, детки,  Вон сюда ко мне в кружок;
Да послушайте, какую   Расскажу я сказку вам».
И обрадовались детки,  И уселись по местам.
Долго сказывал он сказки  Про лису, про колобок,
Да про квакушку – лягушку,  Да про мышкин теремок.
Жадно слушают малютки,  О ненастье позабыв;
Лишь одну он сказку кончит,  Все кричат наперерыв:
«Расскажи другую!» Деду  Становилось тяжело,
Но тогда ему на смену,  К счастью, солнышко пришло;
И негаданно – нежданно   Яркий блеск его лучей
Озарил седины деда,  Кудри мягкие детей.
Дед вскочил и, настежь окна  Растворив, вскричал: «Ну вот,
Говорил я вам, что мигом  Тучки ветер разнесёт!
Посмотрите-ка, как славно  Вспрыснул дождичек листву
И алмазами усыпал   Посвежевшую траву.
Птички звонко распевают,  Рады солнечным лучам,
И цветы свои головки  Поднимают к небесам.
Ну, теперь лопатки, тачку  Забирайте, да и в сад!»
Нет пределов восхищенью  Крику, хохоту ребят.
Вот уж скачут, словно птички,  На сыром песке аллей!
И летят в лицо им брызги  С яркой зелени ветвей!
Вот уж песенка их в чаще  Беззаботная слышна…
Как и птичкам, детям нужны  Только солнце и весна!
«Дай-то бог, чтоб в вашей жизни, -   Тихо молвил старичок, -
Долгой радостью сменялись  Дни недолгие тревог!
Чтоб вы так же незаметно  Пережить те дни могли,
Как сегодня дождь и бурю,  Сказки слушая мои!»
1877
                БАБУШКА  И  ВНУЧЕК
Под окном чулок старушка  Вяжет в комнатке уютной
И в очки свои большие  Смотрит в угол поминутно.
А в углу кудрявый мальчик  Молча к стенке прислонился;
На лице его забота,  Взгляд на что-то устремился.
«Чт сидишь всё дома, внучек?  Шёл бы в сад, копал бы грядки
Или кликнул бы сестрёнку,   Поиграл бы с ней в лошадки.
Кабя силы да здоровье,  И сама бы с вами, детки,
Побрела я на лужайку;  Дни такие стали редки.
Уж трава желтеет в поле,   Листья падают сухие;
Скоро птички – щебетуньи  Улетят в края чужие!
Присмирел ты что-то, Ваня,  Всё стоишь, сложивши ручки;
Посмотри, как светит солнце,  Ни одной на небе тучки!
Что за тишь! Не клонит ветер  Ни былинки, ни цветочка.
Не дождёшься ты такого   Благодатного денёчка!»
Подошёл к старушке внучек   И головкою кудрявой
К ней припал: глаза большие  На неё глядят лукаво…
«Знать, гостинцу захотелось?  Винных ягод, винограда?
Ну поди возьми в комоде».  «Нет, гостинца мне не надо!»
«Уж чего-нибудь да хочешь…  Или, может напроказил?
Может, сам, когда спала я,   Ты в комод без спросу лазил?
Может, вытащил закладку   Ты из святцев для потехи?
Ну постой же…  За проказы  Будет внучку на орехи!»
«Нет, в комод я твой не лазил;  Не таскал твоей закладки».
«Так, пожалуй, не задул ли  Перед образом лампадки?»
«Нет, бабуся, не шалил я;   А вчера, меня целуя,
Ты сказала: «Будешь умник, -   Всё тогда тебе куплю я…»
«Ишь ведь память-то какая!  Что купить тебе? Лошадку?
Оловянную посуду   Или грабли да лопатку?»
«Нет! Уж ты мне покупала  И лошадку и посуду.
Сумку мне купи, бабуся,   В школу с ней ходить я буду».
«Ай да Ваня! Хочет в школу,  За букварь да за указку.
Где тебе! Садись-ка лучше,   Расскажу тебе я сказку…»
«Уж и так мне много сказок  Ты, бабуся, говорила;
Если знаешь, расскажи мне  Лучше то, что вправду было.
Шёл вчера я мимо школы.  Сколько там детей, родная!
Как рассказывал учитель,   Долго слушал у окна я.
Слушал я – какие земли   Есть за дальними морями…
Города, леса какие  С злыми, страшными зверями.
Он рассказывал: где жарко,  Где всегда стоят морозы,
Отчего дожди, туманы,   Отчего бывают грозы…
И ещё – как люди жили   Прежде нас и чем питались;
Как они не знали бога  И болванам поклонялись.
Рисовали тоже дети.  Много я глядел тетрадок, -
Кто глаза, кто нос выводит,  А кто домик да лошадок.
А как кончилось ученье,   Стали хором петь. В окошко
И меня втащил учитель,   Говорит: «Пой с нами, крошка!
Да проси, чтоб присылали   В школу к нам тебя родные,
Все вы скажите спасибо    Ей, как будете большие».
«Отпусти меня! Бабусю  Я за это расцелую
И каких тебе картинок  Распрекрасных нарисую!»
И впились в лицо старушки  Глазки бойкие ребёнка;
И морщинистую шею  Обвила его ручонка.
На глазах старушки слёзы:  «Это божие внушенье!
Будь по-твоему, голубчик,   Знаю я, что свет – ученье.
Бегай в школу, Ваня; только  Спеси там не набирайся,
Как обучишься наукам,  Тёмным людом не гнушайся!»
Чуть со стула резвый мальчик  Не стащил её. Пустился
Вон из комнаты, и мигом   Уж в саду он очутился.
И уж русая головка  В тёмной зелени мелькает…
А старушка то смеётся,   То слезинку утирает.
1878
                ЁЛКА
В школе шумно; раздаётся  Беготня и шум детей…
Знать, они не для ученья  Собрались сегодня в ней?
Нет! рождественская ёлка  В ней сегодня зажжена;
Пестротой своей нарядной  Деток радует она.
Детский взор игрушки манят…   Здесь лошадка, там волчок,
Вот железная дорога,  Вот охотничий рожок.
А фонарики… а звёзды,   Что алмазами горят…
А орехи золотые,  А прозрачный виноград!
Будьте ж вы благословенны,  Вы, чья добрая рука
Убирала эту ёлку   Для малюток бедняка.
Редко, редко озаряет   Радость светлая их дни
И весь год им будут сниться  Ёлки яркие огни!
1887
                СТАРИК
                (отрывок)
И ещё любил он маленьких ребят,
На своём крылечке сидя, каждый день,
Ждёт, бывало, деток он из деревень.
Много их сбегалось к деду вечерком;
Щебетали, словно птички перед сном:
«Дедушка, голубчик, сделай мне свисток».
«Дедушка, найди мне беленький грибок»,
«Ты хотел мне нынче сказку рассказать».
«Посулил ты белку, дедушка, поймать»,
«Ладно, ладно, детки, дайте только срок,
Будет вам и белка, будет и свисток!»
И, смеясь, рукою дряхлой гладил он
Детские головки, белые, как лён.

Одинок угас он в домике своём
И горюют детки больше всех по нём.
«Кто поймает белку, сделает свисток?»
Долго будет мил им добрый старичок.
И где спит теперь он непробудным сном,
Часто голоса их слышны вечерком…
1877
               




МИХАЙЛОВ
МИХАИЛ  ИЛЛАРИОНОВИЧ
1830 – 1865
                МАЛЮТКА
Пред образом Спаса лампада 
Светом матовым тускло горит,
У стены, под парчёй Цареграда, 
В колыбели малютка лежит;
Колыбель эту, тихо качая, 
Прислоняся к руке головой,
Няня дряхлая, сон разгоняя,   
Песнь поёт на старинный покрой.
В этой песне, бессмысленно дикой, 
Обещает ребёнку она,
Что он будет красавец великий, 
Что судьба его будет красна,
Что он горя вовек не узнает,   
Что все люди полюбят его,
И что слава его ожидает, 
Как едва ли другого кого!..
Полно, старая, полно, как можно 
Над ребёнком бесстыдно так лгать?
В память мягкую можно ль безбожно 
Небылые надежды вливать?
Не тебя ль твой питомец прекрасный, 
Как испробует силы свои,
Проклянёт за обман твой ужасный, 
За нелепые сказки твои.
1847
…….
Идёт за годом год. Порою весть приходит;
А что несёт та весть в глухие норы к нам?
Всё тот же произвол людей в оковах водит,
Всё тот же молот бьёт по рабским головам.
Иль всё ты вымерло, о молодое племя?
Иль немочь старчества осилила тебя?
Иль на священный бой не призывает время?
Иль в жалком рабстве сгнить – ты берёжёшь себя?
А кажется давно ль, о юноши, я видел
В вас доблесть мужества и благородный пыл?
Не каждый ли из вас глубоко ненавидел?
Не каждый ли из вас боролся и любил?
Что ж изменило вас? Иль напугали казни?
Иль нет уж общего и давнего врага?
Иль стал вам другом он, внушив вам дрожь боязни?
Иль не скользит теперь в крови его нога?
Давно ли он дрожал, - уступками и лестью
И обещаньями вам отводил глаза?
Иль вы поверили? Иль, правосудной местью
Не разразясь над ним, рассеется гроза?
Иль жизненный поток улёгся в мирном ложе?
Иль стало зло добром, надев его наряд?
Иль позабыли вы: змея и в новой коже -
Всё прежняя змея, и в ней всё тот же яд?
Иль длинный ряд веков не прояснил вам зренье?
Иль можете, слепцы, надежду вы питать,
Чтоб то, что было век орудьем угнетенья,
Могло орудием любви и блага стать?
Иль на одни слова у вас хватило силы?
Иль крик ваш криком был бессильного раба?
Не плюйте на отцов бесславные могилы!
Чем лучше сами вы? Где ж дело? Где борьба?
Иль истощились вы в своём словесном пренье, -
И вместо смелых дел вам сладок жалкий сон?
Иль рады, что на вас надели в утешенье
Каких-то мнимых прав заплатанный хитон?
О горе! О позор! Где ж, гордые любовью,
Свидетельства любви вы показали нам?
Опять у вас в глазах исходит Польша кровью…
А вы?.. Поёте гимн державным палачам?
Иль в жертвах и крови геройского народа,
В его святой борьбе понять вы не могли,
Что из-за вечных прав ведёт тот бой свобода,
А не минутный спор из-за клочка земли?
Иль ход истории достиг того предела,
Где племя юное уж не несёт с собой
Ни свежих доблестей, ни свежих сил на дело,
И вслед тупым отцам идёт тупой толпой?
Иль тех, кто миру нёс святое вдохновенье,
Ведёт одна корысть и мелочный расчёт?
Кто с песнью шёл на смерть и возбуждал движенье,
В мишурное ярмо покорно сам идёт?
И за стеной тюрьмы – тюремное молчанье,
И за стеной тюрьмы – тюремный звон цепей;
Ни мысли движущей, ни смелого воззванья,
Ни дела доброго в родной стране моей!
Так часто думаю, в своей глуши тоскуя,
И жду, настанет ли святой, великий миг,
Когда ты, молодость, восстанешь негодуя,
И бросишь мне в лицо названье: клеветник!
1862 – 1865






КУРОЧКИН
ВАСИЛИЙ  СТЕПАНОВИЧ
1831 – 1875
ЗАВЕЩАНИЕ  (В сокращении)
Мой сын, я в вечность ухожу
Из мрака суеты;
  Сказал бы: в рай, да не скажу,
    И не поверишь ты.
Мой сын, вверяясь небесам,
Надейся, уповай;
Не на бога надеясь, сам,
          Мой милый не плошай.
Мой сын, учись – ученье свет,
А неученье тьма;
А жизнь на всё уж даст ответ,
По своему сама…
      Мой сын, любовь – союз сердец,
              К блаженству первый шаг;
Второй шаг будет под венец,
     А третий под башмак.
Мой сын, твоя опора – труд,
     Твоё всё счастье в нём;
Хотя с трудом в больницах мрут
Живущие с трудом.
Мой сын, спокойствие души -
Отрада беднякам;
Зато уж в нём все барыши
И все утехи нам.
Мой сын, будь честен и горяч
              В борьбе для счастья всех,
Да только после уж не плачь,
                Услышав общий смех.   
1865
СУРИКОВ
ИВАН  ЗАХАРОВИЧ
1841 – 1880
                ДЕТСТВО
Вот моя деревня;  Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках  По горе крутой;
Вот свернулись санки,  И я на бок – хлоп!
Кубарем качуся  Под гору в сугроб.
И друзья – мальчишки,  Стоя надо мной,
Весело хохочут  Над моей бедой.
Всё лицо и руки  Залепил мне снег…
Мне в сугробе горе,  А ребятам смех!
Но меж тем уж село  Солнышко давно;
Поднялася вьюга,  На небе темно.
Весь ты перезябнешь, руки не согнёшь,
И домой тихонько,  Нехотя бредёшь.
Ветхую шубёнку  Снимешь с плеч долой;
Заберёшься на печь  К бабушке седой.
И сидишь, ни слова…  Тихо всё кругом;
Только слышишь – воет  Вьюга за окном.
В уголке, согнувшись,  Лапти дед плетёт;
Матушка за прялкой   Молча лён прядёт.
Избу освещает  Огонёк светца;
Зимний вечер длится,  Длится без конца…
И начну у бабки  Сказки я просить;
И начнёт мне бабка  Сказку говорить:
Как Иван – царевич  Птицу – жар поймал,
Как ему невесту Серый волк достал.
Слушаю я сказку -    Сердце так и мрёт;
А в трубе сердито  Ветер злой поёт.
Я прижмусь к старушке…  Тихо речь журчит,
И глаза мне крепко  Сладкий сон смежит.
И во сне мне снятся  Чудные края.
И Иван – царевич -   Это будто я.
Вот передо мною   Чудный сад цветёт;
В том саду большое  Дерево растёт.
Золотая клетка  На сучке висит;
В этой клетке птица   Точно жар горит;
Прыгает в той клетке,   Весело поёт,
Ярким, чудным светом  Сад весь обдаёт.
Вот я к ней подкрался   И за клетку – хвать!
И хотел из сада  С птицею бежать.
Но не тут-то было!  Поднялся шум, звон;
Набежала стража   В сад со всех сторон.
Руки мне скрутили  И ведут меня…
И, дрожа от страха,   Просыпаюсь я.
Уж в избу, в окошко,  Солнышко глядит;
Пред иконой бабка  Молится, стоит.
Весело текли вы,   Детские года!
Вас не омрачали   Горе и беда.
                В  НОЧНОМ
Летний вечер. За лесами  Солнышко уж село;
На краю далёком неба   Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот   В поле раздаётся:
То табун коней в ночное  По лугам несётся.
Ухватя коней за гриву,  Скачут дети в поле.
То-то радость и веселье,  То-то детям воля!
По траве высокой кони   На просторе бродят;
Собралися дети в кучку,  Разговор заводят.
Мужички сторожевые   Улеглись под лесом
И заснули… Не шелохнет  Лес густым навесом.
Всё темней, темней и тише…  Смолкли к ночи птицы;
Только на небе сверкают   Дальние зарницы.
Кой-где звякнет колокольчик,  Фыркнет конь на воле,
Хрупнет ветка, куст – и снова  Всё смолкает в поле.
И на ум приходят к детям   Бабушкины сказки:
Вот с метлой несётся ведьма  На ночные пляски;
Вот над лесом мчится леший  С головой косматой,
А по небу, сыпля искры,  Змей летит крылатый.
И какие-то все в белом  Тени в поле ходят…
Детям боязно – и дети   Огонёк разводят.
И трещат сухие сучья,   Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную  Далеко и ярко.
                НА  РЕКЕ
Ложится тихо ночи тень…
Луга росой уже покрыты,
И тонут в сумраке поля
И прибрежные ракиты.
На берегу реки костёр,
В кустах разложенный, пылает.
И воды дремлющие он,
Багровым светом озаряет.
Перед костром старик рыбак
Справляет лодку с старшим внуком,
Не нарушая тишины
Ни громким говором, ни стуком.
Вдруг громко вымолвил старик:
«Ванюшка, полно баловаться!
Скорей неси сюда смольё,
Пора на ловлю отправляться!»
И мальчик весело вскочил
И торопливо заметался,
Собрал лучину и смольё
И к лодке спущенной помчался.
Ночная ловля для него
Была заветною мечтою,
И дед сегодня в первый раз
На лодку брал его с собою.
«Садись, пострел, - сказал рыбак
С усмешкой тихо мальчугану, -
Да, чур, молчи! а то сейчас
Из лодки вон, шутить не стану!»
Так пригрозил ему старик,
Глядя в лицо малютки кротко,
И расторопный мальчуган
С весёлым смехом прыгнул в лодку.
И рыбаки, перекрестясь,
На лов отправились в ночную;
Лучильник к лодке привинтив,
Зажгли лучину смоляную.
Не проницаемая тьма
Пловцов отовсюду окружала;
Везде царила тишина,
Ничто их ловле не мешало.
Весло до дремлющей воды
Как будто вовсе не касалось,
И на лучильнике смольё
Всё ярче, ярче разгоралось.
Рекою тихо лодка шла
Верхушки ив зелёных рделись,
Валёжник, рыба, камни, пни,
Как на полу, на дне виднелись.
Дед ловко действовал веслом,
А внук зубчатой острогою.
Но мальчик занят был другим -
Огня волшебною игрою.
Как будто сказочный мирок
Открылся вдруг перед глазами:
Виденья чудные пред ним
Вставали пёстрыми толпами.
Вот змей – горыныч скалит пасть,
Прижавши грудью великана, -
То дуб, поваленный грозой,
Собой пугает мальчугана.
Но шаловливый ветерок
Вдруг пламя в сторону наклонит -
И всё виденье это вмиг
Бесследно в тьме ночной потонет.
Тогда малютка взглянет вверх -
И там ряды видений странных,
Ряды пугающих картин,
Неуловимых и туманных.
Вот будто лапы сверху вниз
Ползут – и жмурится малютка,
Стараясь страх преодолеть, -
И хорошо ему и жутко.
Вот старику проворный внук
Кивнул кудрявой головкою,
И лодка стала. Острога
Взвилась и скрылась под водою.
Ещё мгновенье – и у ног
Малютки раба очутилась.
Как извивалася она,
Как на зубцах рвалась и билась!
Глядит на рыбу мальчуган,
Чуть-чуть от жалости не не хныча;
Но рыбакам не до того,
Чтобы жалеть свою добычу.
Прибрал её седой рыбак,
А ловкий внук уж целит снова -
И на зубчатой остроге
Добыча новая готова.
Так впечатление одно
Другим для мальчика сменялось;
А ночь короткая меж тем
К рассвету быстро приближалась.
Неясный, бледный луч зари
Уж загорелся на востоке;
Вдали, почуявши рассвет,
Лягушки квакали в осоке.
Прохладней стало на реке,
И звёзды на небе бледнели…
И мальчик в лодке задремал,
Качаясь в ней, как в колыбели…








АННЕНСКИЙ
ИННОКЕНТИЙ ФЁДОРОВИЧ
1855 – 1909
Вы за мною? Я готов.
      Нагрешили, так ответим.
           Нам острог, но им цветок…
               Солнца, люди, нашим детям!
               В детстве тоньше жизни нить,
    Дни короче в эту пору…
   Не спешите их бранить,
     Но балуйте… Без зазору.
   Вы несчастны, если вам
       Непонятен детский лепет,
       Вызвать шёпот – это срам,
                Горший – в детях вызвать трепет.
        Но безвинных детских слёз
Не омыть и покаяньем,
      Потому, что в них Христос,
            Весь, со всем своим сияньем.
   Ну, а те, что терпят боль,
У кого как нитки руки…
     Люди! Братья! Не за то ль
       И покой наш только в муке.
ОДУВАНЧИКИ
Захлопоталась девочка
   В зелёном кушаке,
Два жёлтые  обсёвочка
Сажая на песке.
Не держатся и на – поди
         Песок ли им не рад?..
А солнце уже на западе
И золотится сад.
За  ручкой ручку белую
       Малютка отряхнёт:
«Чуть ямочку проделаю,
Её и заметёт…
Противные, упрямые!»
__          Молчи, малютка дочь,
   Коль неприятны ямы им,
                Мы стебельки им прочь.
               Вот видишь ли: всё к лучшему -
        Дитя, развеселись,
По холмику зыбучему
                Две звёздочки зажглись.
Мохнатые, шафранные
                Звездинки из цветов…
Ну вот, моя желанная,
           И садик твой готов.
    Отпрыгаются ноженьки,
                Весь высыплется смех,
           А ночь придёт – у боженьки
                Постельки есть для всех…
           Заснёшь ты, ангел – девочка,
        В пуху, на локотке…
   А жёлтых два обсевочка
             Распластаны в песке.







БУНИН
ИВАН  АЛЕКСЕЕВИЧ
1870 – 1952
                ДЕТСТВО
Чем жарче день, тем сладостней в бору
Дышать сухим смолистым ароматом,
И весело мне было поутру
Бродить по этим солнечным палатам!

Повсюду блеск, повсюду яркий свет,
Песок – как шёлк… Прильну к сосне корявой
И чувствую: мне только десять лет,
А ствол – гигант, тяжёлый, величавый.

Кора груба, морщиниста, красна,
Но как тепла, так солнцем вся прогрета!
И кажется, что пахнет не сосна,
А зной и сухость солнечного света.







БРЮСОВ
ВАЛЕРИЙ  ЯКОВЛЕВИЧ
1873 – 1924
                МАЛЬЧИК
В бочке обмёрзлой вода колыхается,
Жалко дрожит деревянный черпак;
Мальчик – вожатый из сил выбивается,
Бочку на горку не втащит никак.
Зимняя улица шумно взволнована,
Сани летят, пешеходы идут,
Только обмёрзлая бочка прикована:
Выем случайный и скользок и крут.
Ангел сверкает блестящим воскрылием,
Ангел в лучистом венце над челом,
Взял за верёвку и лёгким усилием
Бочку вкатил на тяжёлый подъём.
Крестится мальчик, глядит неуверенно,
Вот покатил свои санки вперёд.
Город шумит неизменно, размеренно,
Сани летят, и проходит народ.
Ноябрь 1901
                ЮНОШАМ
Мне всё равно, друзья ль вы мне, враги ли,
И вот я мил иль ненавистен вам,
Но знаю, - вы томились и любили,
Вы душу предавали тайным снам;
Живой мечтой вы жаждете свободы,
Вы верите в безумную любовь,
В вас жизнь бушует, как морские воды,
В вас, как прибой, стучит по жилам кровь;
Ваш зорок глаз и ваши лёгки ноги,
И дерзость подвига волнует вас,
Вы не боитесь, - ищите тревоги,
Не страшен – гладок вам опасный час;
И вы за то мне близки и мне милы,
Как стеблю тонкому мила земля:
В вас, в вашей воле черпаю я силы,
Любуясь вами, ваш огонь деля.
Вы – мой прообраз. Юности крылатой
Я, в вашем облике, молюсь всегда.
Вы то, что вечно, дорого и свято,
Вы – миру жизнь несущая вода!
Хочу лишь одного – быть вам подобным
Теперь и после: лёгким и живым,
Как волны океанские свободным,
Взносящимся в лазурь, как светлый дым.
Как вы, в себя я полон вещей веры,
Как вам, судьба поёт и мне: живи!
Хочу всего, без грани и без меры,
Опасных битв и роковой любви!
Как перед вами, предо мной – открытый,
В безвестное ведущий, тёмный путь!
Лечу вперёд изогнутой орбитой -
В безмерностях пространства потонуть!
Кем буду завтра, нынче я не знаю,
Быть может, два-три слова милых уст
Вновь предо мной врата раскроют к раю,
Быть может, вдруг мир станет мёртв и пуст.
Таким живу, таким пребуду вечно, -
В моих, быть может, чуждых вам стихах,
Всегда любуясь дерзостью беспечной
В неугасимых молодых зрачках.
23 января 1914
ЧЁРНЫЙ  САША
(Псевдоним; имя Гликберг Александр Михайлович)
1881 – 1932
                ПРЯНИК
Как-то сидя у ворот,
Я жевал пшеничный хлеб,
А крестьянский мальчик Глеб
Не дыша смотрел мне в рот.
Вдруг он буркнул, глядя вбок:
«Дай – кась толичко и мне!»
Я отрезал на бревне
Основательный кусок.
Превосходный аппетит!
Вмиг крестьянский мальчик Глеб,
Как акула, съел свой хлеб
И опять мне в рот глядит.
«Вкусно?» - Мальчик просиял:
«Быдто пряник! Дай ишо!»
Я ответил: «Хорошо»,
Робко сжался и завял…
Пряник?.. Этот белый хлеб
Из пшеницы мужика -
Нынче за два пятака
Твой отец мне продал, Глеб.
1911





БЕДНЫЙ  ДЕМЬЯН
(Ефим Алексеевич Придворов)
1883 – 1945
                У ГОСПОД НА ЁЛКЕ
                (с сокращениями)
Помню,- господи, прости!  Как давно всё было! -
Парень лет пяти – шести,  Я попал под мыло.
Мать с утра меня скребла,  Плача втихомолку,
А под вечер повела  «К господам на ёлку».
По снежку на чёрный ход  Пробрались искусно.
В тесной кухне у господ  Пахнет очень вкусно.

Мать рукою провела  У меня под носом.
В кухню барышня вошла -   К матери с вопросом:
«Здравствуй, Катя! Ты с сынком?   Муж, чай, рад получке?»
В спину мать меня пинком:  «Приложися к ручке!»
Сзади шум. Бегут, кричат:  «В кухне  - мужичонок!»
Эвон сколько их, барчат:   Мальчиков, девчонок!
«Позовём его за стол!»  «Что ты, что ты, Пепка!»
Я за материн подол   Уцепился крепко.
Запросившийся домой,   Задал рёва сразу:
«Дём, нишкни» Дурак прямой,  То ль попорчен сглазу».
Кто-то тут успел принесть  Пряник и игрушку:
«Это пряник. Можно есть».  «На, бери хлопушку».
«Вот  - растите дикарей:  Не проронит слова!..
Дети, в залу! Марш скорей!»  В кухне тихо снова.
Фёкла злится: «Каково?  Дали тож…гостинца!..
На мальца глядят как: во!  Словно из зверинца!2
Груня шепчет: «Дём, а Дём!  Напечём, наварим.
Завтра с Фёклой – жди – придём.  То-то уж задарим!»
Попрощались и – домой.  Дома – пахнет водкой:
Два отца – чужой и мой -   Пьют за загородкой.
Спать мешает до утра  Пьяное соседство.
Незабвенная пора,   Золотое детство!
                СЕМЕНА
                (Из моего детства)
Самовар свистел в три свиста.  Торопяся и шаля,
Три румяных гимназиста   Уплетали кренделя.
Чай со сливками любовно  Им подсовывала мать.
«Вновь проспали! Девять ровно!  Надо раньше поднимать.
Всё поблажкам нет предела!» -   Барин ласково гудел.
Мать на младшего глядела:  «Вася будто похудел…
Нету летнего румянца!..»   Состоя при барчуках,
Тятька мой три школьных ранца  Уж держал в своих руках,
А за ним пугливо сзади  Я топтался у дверей.
Барин снова: «Бога ради,   Мать, корми ты их скорей!
Вот! – Он к тятьке обернулся,-- Сколько нам с детьми хлопот.
Из деревни твой вернулся?  Разве зимних нет работ?
А, с книжонкою мальчишка?!  Велики ль его года?
Покажи-ка, что за книжка?  Подойди ж, дурак, сюда!»
Я стоял, как деревянный.  Тятька подал книгу вмиг.
«М-да!.. Некрасов?.. Выбор странный!..  Проку что с таких-то книг?!
Ну, стишки!.. Ну, о народе!  Мальчик твой, по существу,
Мог бы лучше на заводе  Обучаться мастерству!..
Или все мужичьи дети  Рвутся выйти в господа?..
И опять же книги эти…  Сколько скрыто в них вреда!..
Дай лишь доступ в наше время  К их зловредным семенам!!»
Тятька  скрёб смущённо темя:   «Что уж, барин!.. Где уж нам!..
Я со страху и печали  На ногах стоял едва,
А в ушах моих звучали  Сладкой музыкой слова:
«Ноги босы, грязно тело,  И едва прикрыта грудь…
Не стыдися! Что за дело?  Это многих славный путь…»*
1921
*Из стихотворения Н.А.Некрасова «Школьник»
                ЮНОЙ ГВАРДИИ
Время тёмное, глухое…  И забитость, и нужда…
Ой ты, времечко лихое,  Мои юные года!
Перед кем лишь мне, парнишке,  Не случалось спину гнуть?
К честным людям, к умной книжке  Сам протаптывал я путь.
Темь. Не видно: ров иль кочка?  Друг навстречу иль гад?
Сиротливый одиночка,  Брёл я слепо, наугад.
Вправо шёл по бездорожью,  Влево брал наискосок, -
И дрожал пугливой дрожью  Мой незрелый голосок.
Нынче красной молодёжи  В дядьки я уже гожусь.
На ребяческие рожи   Всё гляжу – не нагляжусь.
Зашумит ли резвым роем  В светлых залах новых школ
Иль пройдёт военным строем  Предо мною Комсомол,
Я, состарившись наружно,  Юным вновь горю огнём:
«Гей, ребятки! В ногу! Дружно!   Враг силён. Да шут ли в нём?
Враг стоит пред грозной карой,  Мы – пред заревом побед!»
Юной гвардии от старой   Героический привет!
1922
                НАШИ  ПЕРВОЦВЕТЫ
                Юным участникам
                Первого всесоюзного конкурса музыкантов.
Ребята. Им играть бы в фанты.  Меж тем не детская игра
Нам выявляет их таланты:  Какие диво – музыканты!
Какие чудо – мастера!
Какой в триумфе этом детском  Отпор для вражьей клеветы!
Смотрите все: в саду советском  Какие брызнули цветы!
Звучат их соло и дуэты  И с замиранием в груди
Мы все – политики, поэты -   Влагаем свой восторг в приветы.
Ведь это – наши первоцветы, -   А то ли будет впереди!
Какая будет партитура!  Какие будут мастера!
                Цвети советская культура!
                Расти, родная детвора!
1933
                НАШИ  ДЕТИ
                (отрывки из повести*)
Гремели пушки под горой  Служа в депо «Орёл второй!,
Отец в тот день, такой угарный,  Был в рейсе: вёл состав товарный.
Да, машинист он был – герой.  Осталися под немчурою
Мать с Таней, младшей их сестрою,  И вот они – два огольца,
Два разудалых молодца.   Спастись Володе и Серёже
С Танюшей было б можно тоже,  Но как больную мать спасти?
Мальцы – взялась где сила! Чудо!   Её пытались унести,
Но шибко сделалось ей худо.   Туда, сюда… А немчура
Уже галдела у двора.
Семья забилась в тёмный угол.

В семье Серёже и Володе   Пришлось быть набольшими вроде
И хлопотать насчёт еды.   Ходить в тайник на огороде
Так, чтоб не выдали следы.   В ту зиму был жестокий холод.
На рынок – в довершенье бед -    Привоза не было: «Обед»
И «хлеб» сменило слово «голод»,,Людей пошло вовсю косить.
Всплошную семьи вымирали.  Покойников не убирали.
Их было некому носить.

Всполох был ночью. Две сестры ли,  То льдве подружки – раз и раз! -
Себе ножами жилы вскрыли.  «Жаль, нету ножичка у нас!»
Мальцам хотелось сделать то же  Но передумали… «Не гоже!
Дрожит немецкий гарнизон,   Уж наши близятся, похоже,
Так умирать какой резон!  Устроить с жизнью-то разлуку
Всегда успеется» - «Ай – ай!» -   Горел костёр, а невзначай
Ожёг себе Серёжа руку.  Тут повели два брата речь:
«Давай сожжём. Прямой резон!»   А подходил уж эшелон.
Девиц два брата торопили,  Костёр плотней бы обступили.
Ручонку, как кувшин гончар,  Володя первый сунул в жар,
Шипя, растрескалася кожа.  Но, изо всех крепяся сил,
Губу Володя закусил,  Успев сказать: «Терплю, Серёжа.
Я маме с Таней подносил  Рукою этою отраву.
Казню теперь её по праву!»
Володя муку превозмог,   В костре с минуту руку жёг,
Не вынимая её оттуда,   Пока ему не стало худо.
Очнувшись, носом потянул: «Запахло жареным. Забавно!»
На брата ласково взглянул.  Серёжа был испуган явно,
Едва ворочал языком: «Володя… ты… - И тихо хныкнул, -
Володя, ты меня…силком…  И рот зажми… чтоб я не крикнул». -
«Силком. И рот тебе зажми.  Я ж однорукий. В толк возьми.
Девицы, может, вы…  Готовы:  Разрюнились! Годны на что вы!
Хотите всполошить народ,   Завывши всеми голосами!
Ложись, Серёжа…  Мы уж сами…»   Володя, в ход пустив живот,
Зажал собой Серёже рот   И придержал его ручонку.
Потом хвалил его: «Ну вот!   А то … изобразил девчонку!»
Перед погрузкой в эшелон   Явился офицер в вагон.
Уродство мальчиков приметя,   Сказал: «Зашем нам эта детя! -
И приказал: «К шертям их! Вон!»  Два мальчика, родных два брата,
Лежат в палатке медсанбата!  При возвращении Орла
Их наша часть подобрала.  Они и в ласке и в привете.
О них прописано в газете   По чистой правде, без прикрас.
Ну, есть ли где ещё на свете  Такие дети, как у нас.
1943
*В повести рассказывается о фактах, имевших место в городе Орле.
                ОРЛЯТА
                (Героическая повесть)
                (Отрывок)
С недетской думою в очах,  Тая недетскую заботу,
На неокрепнувших плечах   Фрол нёс опасную работу.
В отрепьях, с нищенской сумой  Он часто летом и зимой
Ходил под видом побирушки  В прифронтовые деревушки
И в каждой заводил дружка  С начинкой доброй и просолкой.
Так вербовался член кружка,  Организованного Фролкой.
«Слышь, - ухмылялся Фрол хитро, -   Ты понимаешь ли, Васятка?
Мы – партизанское бюро.  С тобой нас будет два десятка.
Клянусь: «За Родину, за Русь  Готов идти на смерть и муку!»
Торжественно поднявши руку,  Васятка отвечал: «Клянусь!»
«Бюро» работало на славу,  Осуществляя переправу
Из тыла вражьего бойцов,   Смотря по силам и по ранам,
Иль через фронт, иль к партизанам  В места глухие, в глубь лесов.
По деревушкам, в полной тайне,   Остерегаясь немцев крайне,
«Бюро», устроив скрытый лаз   В необитаемую нору
Одёжу разного подбору  Укрыло от немецких глаз.
Иному русскому герою,   Чтоб путь пройти к родному строю,
В одёжу разного покрою  Влезать случалось сколько раз!
«Бюро» приобрело сноровку  Вести искусно маскировку,
Имея даже про запас -    Могла сгодиться в нужный час! -
Фашистскую обмундировку.   Ребятам целый год везло.
Устроив «дело» без оплошки   Ребята хлопали в ладошки.
«Фрол, переправленных число,  Чай, до трёхсот уж доросло!»
Фрол отвечал: «На то похоже.  Самим хвалиться всё ж не гоже…
Есть посерьёзнее дела…   Кто мост взорвёт… Кто штаб обшарит,
Постой фашистский кто поджарит   Так, чтоб обуглились тела…
Кто коменданта пулей свалит…  Товарищ Сталин нас похвалит -
Вот это будет похвала!!
1943
                ЕСТЬ  ЗА  ЧТО!
     (У заводской пионерской площадки)
Пионер! Смотрите, как он ловок!   
Пионер! Смотрите, как он смел!
Сколько их, ребяческих головок,   
Озорных, упругих детских тел!
Расцвела спортивная площадка 
Разномастной шустрой детворой.
Пионер! Какая в нём ухватка! 
Как он горд спортивною игрой!
Он сейчас был первым в перегонке.
 Так легко понять его экстаз:
Может быть, там мать стоит в сторонке
И с него не сводит добрых глаз.
Может быть, с культурной эстафетой
По пути в партком или в завком
Подошла она к площадке этой
И стоит, любуюся сынком.
Простояв минутку, полминутки,
Вновь она пойдёт, ускорив шаг.
Но ребячьи шутки – прибаутки
Будут всё звенеть в её ушах.
Под конец тряхнёт она задорно
Головой и станет напевать:
«Есть зачем работать нам упорно!
Есть за что с врагами воевать!»
1932










                ГОРОДЕЦКИЙ
                СЕРГЕЙ  МИТРОФАНОВИЧ
                1884 – 1967
           ГОРОДСКИЕ  ДЕТИ
Городские дети, чахлые цветы,
Я люблю вас сладким домыслом мечты.
Если б этот лобик распрямил виски!
Если б в этих глазках не было тоски!
Если б эти тельца не были худы,
Сколько б в них кипело радостной вражды!
Если б эти ночи не были кривы!
Если б этим детям под ноги травы!
Городские дети, чахлые цветы!
Всё же в вас таится семя красоты.
В грохоте железа, в грохоте камней
Вы – одна надежда, вы всего ясней!
1907
                МОЛОДЁЖИ
Тёплый запах левкоя,  Тишина и луна,
Но отрада покоя  Нам ещё дана.
Жизнь безудержно мчится
Средь затиший и бурь,
Юным счастьем лучится
И зовёт на борьбу.
Если шаг свой замедлишь,
Если сдержишь полёт -
Неотступен и вежлив,
Страх тебя обоймёт.
Если ж крылья расправишь,
Вихрям злым вопреки,
Солнцем к счастью и славе
Полетишь напрямки.
АСЕЕВ
НИКОЛАЙ  НИКОЛАЕВИЧ
1889 – 1963
                ДЕТСТВО
Детство. Мальчик. Пенал. Урок…  За плечами телячий ранец…
День ещё без конца широк,  бесконечен зари румянец.
Мир ещё беспредельно пуст:  света с сумраком поединок,
под ногой веселящий хруст  начеканенных за ночь льдинок.
На душе ещё нет рубцов,  ещё мало надежд погребённых;
среди сотни других сорванцов  полувзрослый – полуребёнок.
Но за годом учебный год  отмечает с различных точек
жизни будущего – господ,  жизни будущего – чернорабочих.
Дело здесь не в одних чинах,  не в богатстве, не в блюдах сладких,
а в наследье веков, в сынах,  в повторяющихся повадках.
Губернаторский дом был строг:  полицейский с тяжёлой шашкой
здесь стоял, чтоб никто не смог  подлететь к нему мелкой пташкой.
За зеркальным окном – цветы:  пальмы, крокусы, орхидеи
из торжественной пустоты  смотрят в улицу, холодея.
Здесь  смешны треволненье и стон,  проявленье волненья и боли,
здесь и самый свет затенён, мягким сумраком жиранделей.
Здесь слова недоступны нам,  объясненья сухи и кратки,
здесь нисходят по ступеням,  чуть натягивая перчатки.
У подъезда карета ждёт,  и как будто совсем без усилья
пара серых с места берёт  и летит, обдавая пылью.
Лишь дворянских выборов съезд  отражался в начищенной меди;
поднимались с належанных мест,  покидая берлоги, медведи.
Полторацкого номера  учащенно хлопали дверью:
эполеты и кивера,  палантины, боа и перья.
Всё казалось сказкой иной,  из каренинского быта;
всё вздымалось плотной стеной,  из алмазов стали слито.
И от блеска этой игры  на уезд струилось сиянье:
так же жил и город Щигры,  то же делалось в Обояни.
Вот таков же и город Льгов,  инде звавшийся Ольгов-градом
жил среди полей и лугов  отражённым губернским складом.
Через Сейм – деревянный мост,  место праздничных поздних гуляний;
соловьиный передний пост  на ракитовой лунной поляне;
а за ним, меж дубов, у ворот  Князь – Барятинского парка;
их насеяно невпроворот,  так что небу становится жарко.
Тут и там, и правей и левей,  в семь колен рассыпаются лихо, -
соловей, соловей, соловей,  лишь внимать поспевай соловьиха!
Соловьями наш край знаменит,  он не знает безделья и скуки;
он, должно быть, и кровь пламенит,  и хрустальными делает звуки.
Города мои, города!  Сквозь времён продираясь груду,
я запомнил вас навсегда,  никогда я вас не забуду.
Суджа, Рыльск, Обоянь, Путивль,  вы мне в жизнь показали пути,
вы мне звук свой в сердце вложили.
1930
             МОЛОДЁЖИ
Наша юность
                тем хороша,
что
      как вешняя зорька зардела,
что
      от ленинского шалаша
ей открылись
                пути без предела,
наша юность
                тем хороша,
что
       с костров пионерских
                сумела,
резким ветром
                глубоко дыша,
воспитать
                свою волю и тело;
наша юность
                тем хороша,
что
      мечтой в поднебесье взлетела
и ничья
               молодая душа
от заботы
                не очерствела;
наша юность
                тем хороша
что
       глядит неподкупно и смело,
не ища
             для себя барыша,
за великое
                борется дело;
наша юность
                тем хороша
что
      страна её в славу одела,
плавя руды
                покос вороша,
сотней знаний
                она овладела;
все препятствия
                сокруша,
пред грозой
                и бедой не робела,
наша юность
                тем хороша,
что
      густою стеной камыша
песню радости
                прошумела!
1954
                ДЕТИ  НА  ТАНКЕ
Вот что я видел  Первого мая:  улицей Горького  на парад,
толстые дула  к небу вздымая,  тяжёлые танки  двигались в ряд.
Вдруг один из них,  выйдя из строя, остановился,  затормозив.
Огнедышащею горою  врос в мостовую  стальной массив.
В майском волненье,  средь флагов и звуков, стал волнорезом
людской реки…  повылезали  танкисты из люков -
широкогрудые здоровяки.
Мать к одному  поднимает сынишку:  «Всё, что имею, мол,
всё, что храню!»  Тот подхватил парнишку под мышки
и бережно спустил на броню.
И уж не знаю,  как это сталось, -   может быть, чудо весенней поры, -
но через пять минут  оказалась  танка площадка  полна детворы.
Лезли,  хватались за скобы, за дужки,  в люки заглядывали, не дыша:
сроду такие большие игрушки  сердце не радовали  малыша!
Сталею башен  стал танк не страшен,  не таил боевых угроз, -
так глазёнками их  разукрашен, так их щебетом  весь оброс!
Может быть, это  был непорядок,  может. вопрос я решаю сплеча,
но для того  и гремят на парадах  танки,   гусеницами скрежеща,
Чтобы повсюду -   да будет так, пусть происходит  везде на свете -
чтобы взбирались,  смеясь,  на танк этим же танком
спасённые дети!
1946








АХМАТОВА
АННА  АНДРЕЕВНА
1889 – 1966

                1
ЩЕЛИ  В  САДУ  ВЫРЫТЫ,
Не горят огни.
Питерские сироты,
Детоньки мои!
Под зёмлёй не дышится,
Боль сверлит висок,
Сквозь бомбёжку слышится
Детский голосок
                2
Постучи кулачком – я открою.
Я тебе открывала всегда.
Я теперь за высокой горою,
За пустыней, за ветром и зноем,
Но тебя не предам никогда…
Твоего я не слышала стона,
Хлеба ты у меня не просил.
Принеси же мне ветку клёна
Или просто травинок зелёных,
Как ты прошлой весной приносил.
Принеси же мне горсточку чистой,
Нашей невской студёной воды,
И с головки твоей золотистой
Я кровавые смою следы.
1942



ЭРЕНБУРГ
ИЛЬЯ  ГРИГОРЬЕВИЧ
1891 – 1967
                В  ДЕТСКОЙ
Рано утром мальчик просыпался
Слушал, как вода в умывальнике капала.
Встала – упала, упала – и жалко…
Ах, как скулила старая собака,
Одна, с подшибленной лапой.
Над подушкой картинку повесили,
Повесили, чтобы мальчику было весело,
Чтоб рано утром мальчик не плакал,
Когда вода в умывальнике капает.
Казак улыбается лихо,
На казаке папаха.
Казак наскочил своей пикой
На другого чужого солдата.
И красная краска капает на пол.
1915






ЕСЕНИН
СЕРГЕЙ  АЛЕКСАНДРОВИЧ
1895 – 1925
                СИРОТКА
                (Русская сказка)
Маша – круглая сиротка.  Плохо, плохо Маше жить,
Злая мачеха сердито  Без вины её бранит.
Неродимая сестрица  Маше места не даёт,
Плачет Маша втихомолку  И украдкой слёзы льёт.
Не перечит Маша брани,  Не теряет дерзких слов,
А коварная сестрица  Отбивает женихов.
Злая мачеха у Маши  Отняла её наряд,
Ходит Маша без наряда,  И ребята не глядят.
Ходит Маша в сарафане,  Сарафан весь из заплат,
А на мачехиной дочке  Бусы с серьгами звенят.
Сшила Маша на подачки  Сарафан себе другой
И на голову надела  Полушалок голубой.
Хочет Маша понарядней  В церковь божию ходить
И у мачехи сердитой  Просит бусы ей купить.
Злая мачеха на Машу  Засучила рукава,
На устах у бедной Маши  Так и замерли слова.
Вышла Маша, зарыдала,  Только некуда идти,
Побежала б на кладбище,  Да могилки не найти.
Замела седая вьюга  Поле снежным полотном,
По дороженькам ухабы,  И сугробы под окном.
Вышла Маша на крылечко,  Стало больно ей невмочь.
А кругом лишь воет ветер,  А кругом лишь только ночь.
Плачет Маша у кралечка,  Притаившись за углом,
И заплаканные глазки   Утирает рукавом.
Плачет Маша, крепнет стужа.  Злится дедушка – мороз,
А из глаз её, как жемчуг,  Вытекают капли слёз.
Вышел месяц из-за тучек,  Ярким светом заиграл.
Видит Маша – на приступке  Кто-то бисер разметал.
От нечаянного счастья  Маша глазки подняла
И застывшими руками  Крупный жемчуг собрала.
Только Маша за колечко  Отворяет дверь рукой -
А с высокого сугроба  К ней бежит старик седой.
«Эй, красавица, постой-ка,  Замела совсем пурга!
Где-то здесь вот на крылечке Позабыл я жемчуга»
Маша с тайною тревогой  Робко глазки подняла
И сказала, запинаясь:  «Я их в фартук собрала».
И из фартука стыдливо,  Заслонив рукой лицо,
Маша высыпала жемчуг  На обмёрзшее крыльцо.
«Стой, дитя, не сыпь, не надо, -   Говорит старик седой, -
Это бисер ведь не бусы,  Это жемчуг, Маша твой».
Маша с радости смеётся,  Закраснелася, стоит,
А старик, склоняясь над нею,  Так ей нежно говорит:
«О дитя, я видел, видел,  Сколько слёз ты пролила
И как мачеха лихая  Из избы тебя гнала.
А в избе твоя сестрица   Любовалася собой
И, расчёсывая косы,  Хохотала над тобой.
Ты рыдала у крылечка,  А кругом мела пурга,
Я в награду твои слёзы   Заморозил в жемчуга.
За тебя, моя родная,  Стало больно мне невмочь
И озлобленным дыханьем  Застудил я мать и дочь.
Вот и вся моя награда  За твои потоки слёз…
Я ведь, Маша, очень добрый,  Я ведь дедушка-мороз».
И исчез мороз трескучий…   Маша жемчуг собрала
И, прислушиваясь к вьюге,  Постояла и ушла.
Утром Маша рано – рано  Шла могилушку копать,
В это время царедворцы  Шли красавицу искать.
Приказал король им строго  Обойти свою страну
И красавицу собою  Отыскать себе жену.
Увидали они Машу,  Стали Маше говорить,
Только Маша порешила  Прежде мёртвых схоронить.
Тихо справили поминки,  На душе утихла боль,
И на Маше, на сиротке,  Повенчался сам король.
(1914)
                ПОБИРУШКА
Плачет девочка – малютка у окна больших хором,
А в хоромах смех весёлый так и льётся серебром.
Плачет девочка и стынет на ветру осенних гроз,
И ручонкою иззябшей вытирает капли слёз.
Со слезами она просит хлеба чёрствого кусок,
От обиды и волненья замирает голосок.
Но в хоромах этот голос заглушает шум утех,
И стоит, малютка, плачет, плачет под весёлый, резвый смех.
1915
                БАБУШКИНЫ  СКАЗКИ
В зимний вечер по задворкам  Разухабистой гурьбой
По сугробам, по пригоркам   Мы идём, бредём домой.
Опостылеют салазки,  И садимся в два рядка
Слушать бабушкины сказки   Про Ивана – дурака.
И сидим мы, еле дышим.  Время к полночи идёт.
Притворимся, что не слышим,  Если мама спать зовёт.
Сказки все. Пора в постели…  И опять мы загалдели,
Начинаем приставать.  Скажет бабушка несмело:
«Что ж, сидеть – то до зари?»   НУ а нам, какое дело, -
Говори да говори.
1915
                Л.И.Кашиной.
ЗЕЛЁНАЯ  ПРИЧЁСКА,  Девическая грудь,
О тонкая берёзка,  Что загляделась в пруд?
Что шепчет тебе ветер?  О чём звенит песок?
Иль хочешь, в косы – ветви  Ты лунный гребешок?
Открой, открой мне тайну  Твоих древесных дум,
Я полюбил печальный  Твой преосенний шум.
И мне в ответ берёзка:   «О любопытный друг:
Сегодня ночью звёздной  Здесь слёзы лил пастух.
Луна стелила тени,  Сияли зеленя.
За голые колени  Он обнимал меня.
И так, вздохнувши глубко   Сказал под звон ветвей:
«Прощай, моя голубка,  До новых журавлей».
1918
      Л.И.Кашина – дочь помещика села Константинова – И.П.Кулькова.
                РУСЬ  БЕСПРИЮТНАЯ
                (отрывок)
Но есть на этой  Горестной земле,
Что всеми добрыми  И злыми позабыты.
Мальчишки лет семи – восьми
Снуют средь штатов без призора,
Бестелыми корявыми костьми 
Они нам знак  Тяжёлого урока.
Товарищи, сегодня в горе я, 
Проснулась боль в угасшем скандалисте.
Мне вспомнилась  Печальная история -   
История об Оливере Твисте.
Я тоже рос,   Несчастный и худой, 
Средь жидких,  Тягостных рассветов. 
Но если б встали все   Мальчишки чередой, 
То были б тысячи  Прекраснейших поэтов.
В них Пушкин,   Лермонтов,   Кольцов,
И наш Некрасов в них,   В них я.
Не потому ль моею грустью  Веет стих,
Глядя на их    Невымытые хари.
Я знаю будущее.  Это их…  Их календарь…
И вся земная слава.   Не потому ль,
Мой горький буйный стих  Для всех других,
Как смертная отрава.
Я только их пою,   Ночующих в котлах,
Пою для них,   Кто спит порой в сортире.
О, пусть они   Хотя б прочтут в стихах,
Что есть за них  Обиженные в мире.
1924 
             СКАЗКА  О ПАСТУШЕНКЕ ПЕТЕ
                ЕГО  КОМИССАРСТВЕ
                И  КОРОВЬЕМ  ЦАРСТВЕ
Пастушонку Пете  Трудно жить на свете:
Тонкой хворостиной  Управлять скотиной.
Если бы корова  Понимала слово,
То жилось бы Пете  Лучше нет на свете.
Но коровы в спуске  На траве у леса,
Говоря по-русски,  Смыслят ни бельмеса.
Им бы лишь мычалось  Да трава качалась, -
Трудно жить на свете  Пастушонку Пете.
Хорошо весною  Думать под сосною,
Улыбаясь в дрёме,  О родимом доме.
Май всё хорошеет,  Ели всё игольчей;
На коровьей шее  Плачет колокольчик.
Плачет и смеётся  На цветы и травы,
Голос раздаётся   Звоном средь дубравы.
Пете – пастушонку  Голоса не новы, -
Он найдёт сторонку,   Где звенят коровы.
Соберёт всех в кучу,  На село погонит,
Не получит взбучу -   Чести не уронит.
Любо хворостиной  Управлять скотиной,
В ночь у перелесиц  Спи и плюй на месяц.
                *
Ну, а если лето -   Песня плохо спета
Слишком много дела -   В поле рожь поспела.
Ах, уж не с того ли   Дни похорошели, -
Все колосья в поле  Как лебяжьи шеи.
Но беда на свете  Каждый час готова.
Зазевался Петя -   В рожь зайдёт корова.
А мужик, как взглянет,  Разведёт ручищей
Да как в спину втянет   Прямо кнутовищей.
Тяжко хворостиной  Управлять скотиной.
                *
Вот приходит осень   С цепью клёнов голых,
Что шумит, как восемь  Чертенят весёлых.
Мокрый лист с осины  И дорожных ивок
Так и хлещет в спину,  В спину и в загривок.
Ёлка ли, кусток ли,   Только вплоть до кожи
Сапоги промокли,  Одежонка – тоже.
Некому открыться,  Весь как есть пропащий.
Вспуганная птица  Улетает в чащу.
И дрожишь полсутки  То душой, то телом.
Рассказать бы утке -   Утка улетела.
Рассказать дубравам -   У дубравы опадь.
Рассказать коровам -   Им бы только лопать.
Нет, никто на свете  На обмокшем спуске
Пастушонка Петю  Не поймёт по-русски.
Трудно хворостиной  Управлять скотиной.
                *
Мыслит Петя с жаром:   То ли дело в мире
Жил он комиссаром   На своей квартире.
Знал бы все он сроки,   Был бы всех речистей,
Собирал оброки  Да дороги чистил.
А по вязкой грязи,   По осенней тряске
Ездил в каждом разе  В волостной коляске.
И приснился Пете   Страшный сон на свете.
                *
Всё доступно в мире, -   Петя комиссаром
На своей квартире  С толстым самоваром.
Чай пьёт на террасе,   Ездит в тарантасе,
Лучше нет на свете   Жизни, чем у Пети.
Но всегда недаром  Служат комиссаром:
Нужно знать все сроки,  Чтоб сбирать оброки.
Чай, конечно, сладок,   А с вареньем – дважды,
Но блюсти порядок   Может, да не каждый.
Нужно знать законы,  Ну, а где же Пете?
Он ещё иконы  Держит в волсовете.
А вокруг совета  В дождь и непогоду
С самого рассвету  Уймище народу.
Наш народ ведь голый,  Что ни день, то с требой, -
То построй им школу,   То давай им хлеба.
Кто им наморочил?  Кто им накудахтал?
Отчего-то очень  Стал им нужен трактор.
Ну, а где же Пете?  Он ведь пас скотину -
Понимал на свете  Только хворостину.
А народ суровый  В ропоте и гаме
Хуже, чем коровы,  Хуже и упрямей.
С эдаким товаром  Дрянь быть комиссаром.
Взяли раз Петрушу  За живот, за душу
Бросили в коляску  Да как дали таску…
Тут проснулся Петя.
                *
Сладко жить на свете!
Встал, а день что надо, -   Солнечный, звенящий,
Лёгкая прохлада   Овевает чащи.
Петя с кротким словом  Говорит коровам:
«Не хочу и даром  Быть я комиссаром».
А над ним берёза,  Веткой утираясь,
Говорит сквозь слёзы,   Тихо улыбаясь:
«Тяжело на свете   Быть для всех примером.
Будь ты лучше, Петя,  Раньше пионером».
Малышам в остраску,   В мокрый день осенний,
Написал ту сказку   Я – Сергей Есенин.
1925.







ТИХОНОВ
НИКОЛАЙ  СЕМЁНОВИЧ
1896 – 1979
                МАЛЬЧИКИ
Сияет майский Ленинград.  Народных волн кипенье.
Глядит мальчишка на парад,   Весь красный от волненья.
Как лес, пред ним штыки растут,  Блестят клинки нагие,
Какие танки мчатся тут,  Броневики какие!
Идут большие тягачи   И тянут сто орудий.
На них сидят не усачи,  А молодые люди.
И шепчет мальчик, как во сне,  Пленён зелёной сталью:
«Вот если б мне, вот если б мне  Такую пушку дали!»
Мальчишка рос, мальчишка креп,   Носил уж галстук бантом…
Глядишь, уж ест солдатский хлеб,  Стал мальчик лейтенантом.
И пушку дали, целый склад  Снарядов чернобоких,
И вышел мальчик на парад   Смертельный и жестокий.
Там, где залива плещет вал,  На солнечной опушке,
Там, где ребёнком он играл, -   Свои поставил пушки.
За ним был город дорогой,  За ним был город милый,
А перед ним – леса дугой,  Набиты вражьей силой.
И через голову идут   Куда-то вдаль снаряды,
Не вдаль враги куда-то бьют,   А бьют по Ленинграду.
И он, сжимая кулаки,  Сквозь всё пространство слышал
И стон стекла, и треск доски,  И звон разбитой крыши.
Он представлял себе до слёз  Так ясно это пламя,
Что рвётся там и вкривь и вкось  Над мирными домами.
Над домом, где родился он,  Над школой, где учился,
Над парком, где в снегу газон,  Где в первый раз влюбился.
Кричал он пересохшим ртом:  «Огонь!» - кричал, зверея.
Стегал он огненным кнутом   По вражьей батарее.
И, стиснув зубы, разъярён,  Сквозь всех разрывов вспышек
Всегда мальчишку видел он,  Шёл улицей мальчишка.
Совсем такой, каким был сам,  Весенний, длинноногий,
Неравнодушный к воробьям,  Такой – один из многих.
И сам он был как воробей,  Как те, немного тощий,
Шептал себе он: «Не робей!   Храбрись, так будет проще!»
Лишь вражий залп отбушевал  И дым унёсся пьяный,
Уж он осколки подбирал   Горячие в карманы.
И так он сердцу близок был  За гордость и за смелость,
Что весь свой гнев, что весь свой пыл  Ему отдать хотелось.
«Такого мальчика не тронь!»  От ярости бледнея,
Вновь лейтенант кричал: «Огонь!
Бей беглым по злодеям!»
… И наступила тишина,   Над зимней рощей реет…
«К молчанию приведена   Фашистов батарея».
«Приведена? Ну, хорошо,  То дело нам знакомо…
Так, значит, мальчик мой дошёл,  Поди, сидит уж дома…»
«А что за мальчик?» - «Это так,  Так, вспомнилось чего-то,
Ведь не о мальчике, чудак,   У нас сейчас забота».
И, сам на мальчика похож,  Лукавый, лёгкий, тощий,
Чуть усмехнувшись, лейтенант  Пошёл вечерней рощей.
 ВО ИМЯ ЛУЧШИХ РАДОСТЕЙ НА СВЕТЕ
Во имя лучших радостей на свете
Собрались мы со всех концов земли.
К нам на конгресс пришли с цветами дети,
Как вестники весенние пришли.
Там, за стеной, был город доброй славы -
Здесь голуби летели на стекле, -
И маленькая девочка Варшавы
Среди цветов стояла на столе.
Бывает так: вся сложность пролетает
пред вами, как простейшая строка;
И я увидел: на плече Китая
Лежит ребёнка лёгкая рука.
И смотрит он весёлыми глазами
В огромный мир, как в этот светлый зал,
Как будто слышим нашими сердцами
Всё то, о чём ещё он не сказал.
Зовут его Анелей или Ядей, -
Все имена ему принадлежат! -
И все миры в его чудесном взгляде,
И все дороги перед ним лежат.
И в прелести сияющей и тонкой,
Не просто юной жизни торжество:
Всё будущее в образе ребёнка
Стоит и просит защитить его.
                ВОСПОМИНАНИЕ
Не может сердце позабыть былого,
Хотя оно уж за годов горой,
Я вспоминаю – и волнуюсь снова -
Далёкий ныне год сорок второй.
Над обгорелой рощей, лёгкой тенью,
Весь голубой июньский день летел.
На линии резервных укреплений
Один участок генерал глядел.
Смотрел окопы, блиндажи и доты,
Всю маскировку, лазы и ходы,
Всё было крепкой, мастерской работы.
Он вдруг увидел девушек ряды.
И в строгие он всматривался лица,
Как будто видел первый роз таких,
Каким не только надо удивиться,
А унести в солдатском сердце их.
-- Скажите мне, что здесь работы вашей? -
Спросил он.
                -- Всё, товарищ генерал!
--Как, эти доты строили вы даже?
А кто ж их так хитро маскировал?
-- Мы все!..
                --А кто вам проволоку ставил?
А кто же вам окопы одевал
Так чисто, что и щепки не оставил?
-- Всё мы одни, товарищ генерал!
И генерал пошевелил бровями:
-- Но мины ж вы поставить не могли?
-- Сапёрами мы тоже были сами,
Всю связь мы тоже сами провели…
-- Не малый путь, я вижу, вы прошли!..
И взгляд его скользнул по лицам острым,
По их суровой, девичьей красе:
-- А что вы все похожи, словно сёстры?
-- Мы сёстры все, мы комсомолки все!
Мы ленинградцы!..
                В солнечные дали,
За Пулковский, в боях разбитый вал.
Невольно тут взглянул поверх развалин,
Чтоб скрыть волненье, старый генерал…
Когда теперь мы слышим отовсюду
Про молодости подвиг трудовой -
На целине, на стройках, равных чуду,
Сиянью зорь над юной головой.
Я знаю, что ничто не остановит
Бесстрашных, тех, упорных юных тех,
Пусть грозы все гремят степною новью,
Шторма встают штормов превыше всех.
Пусть колет вихрь мильонами иголок
И валит с ног на предполярном льду…
Я вспоминаю этих комсомолок
Под Пулковом в сорок втором году.
               ДЕТИ  МИРА
Чья там бродит тень незримо, 
От беды ослепла?
Это плачет Хиросима 
В облаках из пепла.
Чей там голос в жарком мраке 
Слышен исступлённый?
Это плачет Нагасаки 
На земле сожжённой.
В этом плаче и рыданье 
Никакой нет фальши,
Мир весь замер в ожиданье: 
«Кто заплачет дальше?»
Дети мира, день не розов, 
Раз по всей планете
Бродит тёмная угроза,   
Берегитесь, дети!






БЕЗЫМЕНСКИЙ
АЛЕКСАНДР  ИЛЬИЧ
1898 – 1973
                МОЛОДАЯ  ГВАРДИЯ
Вперёд, заре навстречу,  Товарищи в борьбе!
Штыками и картечью  Проложим путь себе.
                Смелей вперёд, и твёрже шаг,
                И  выше юношеский стяг!
                Мы – молодая гвардия
                Рабочих и крестьян.
Ведь сами испытали  Мы подневольный труд.
Мы юности не знали  В тенётах рабских пут.
                На душах цепь носили мы -
                Наследье непроглядной тьмы -
                Мы – молодая гвардия
                Рабочих и крестьян.
И, обливаясь потом,  У горнов став своих,
Творили мы работой  Богатство для других.
                Но этот труд в конце концов
                Из нас же выковал борцов,
                Нас – молодую гвардию
                Рабочих и крестьян.
Мы поднимаем знамя!  Товарищи, сюда!
Идите строить с нами  Республику Труда.
                Чтоб труд владыкой мира стал
                И всех в одну семью сковал,
                В бой, молодая гвардия
                Рабочих и крестьян.
                1922

УМОВА
ОЛЬГА  КЕСАРЕВНА
                КОЛЫБЕЛЬНАЯ  ПЕСНЯ
 (Перепев «Казачьей колыбельной песни» М.Ю.Лермонтова)
Спи, младенец мой прекрасный,
          Тихо, сладко спи!
Ты пока ещё не «красный»,
Обыватель неопасный
          И гостей не жди.
Подрастёшь, тогда узнаешь,
          Как в ночи не спать…
Хоть гостей не ожидаешь,
Принимать их не желаешь,
          Надо их впускать.
На Руси сон безмятежный
          Лишь того удел,
Кто слывёт благонадёжным
И к теориям мятежным
          Тяготеть не смел.
Кто всю жизнь тропинкой торной
          Смирно, чинно шёл,
Кто всегда властям покорный,
В сделках с совестью позорных
          Жизнь сою провёл.
Кто не знал одушевленья
          Юношеских дней
И глядел без возмущенья
На страданья, угнетенья
          Остальных людей…
Спи пока, - твой час настанет,
          Будет не до сна,
Мысль твоя работать станет
И с горячностью восстанет
          Против лжи и зла.
В эти дни, дни золотые
          Юности святой,
Все задачи вековые,
Все вопросы роковые
          Встанут пред тобой.
И мечты о личном счастье
          Бросишь ты тогда,
С жаром юной, честной страсти,
Весь её отдавшись власти,
          Ты пойдёшь туда,
Где собралась воедино
          Мощная семья
Пролетарья – исполина, -
Всё растущая дружина
          Рыцарей труда…
С той поры, сынок родимый,
          Распростись со сном,
Всюду, точно зверь травимый,
Сын отчизны нелюбимый,
          Позабудь о нём!
Спи, младенец мой прекрасный.
          Тихо, сладко спи!
Ты пока ещё не «Красный»,
Обыватель неопасный,
И гостей не жди.
1902




ЗАБОЛОЦКИЙ
НИКОЛАЙ  АЛЕКСЕЕВИЧ
1903 – 1958
              НЕКРАСИВАЯ  ДЕВОЧКА
Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.
Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье, -
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
1955


















СВЕТЛОВ
МИХАИЛ  АРКАДЬЕВИЧ
1903 – 1964
                РАБФАКОВКА
Барабана тугой удар
Будит утренние туманы, -
Это скачет Жанна д*Арк
К осаждённому Орлеану.
Двух бокалов влюблённый звон
Тушит музыка менуэта, -
Это празднует Трианон
День Марии – Антуанетты.
В двадцать пять небольших свечей
Электрическая лампадка, -
Ты склонилась, сестры родней,
Над исписанною тетрадкой…
Громкий колокол с гулом труб
Начинают «святое» дело:
Жанна д*Арк отдаёт костру
Молодое тугое тело.
Палача не охватит дрожь
(Кровь людей не меняет цвета), -
Гильотины весёлый нож
Ищет шею Антуанетты.
Ночь за звёзды ушла, а ты
Не устала, - под перелётом
Так покорно легли листы
Завоёванного зачёта.
Ляг, укройся, и сон придёт,
Не томися минуты лишней.
Видишь: звёзды, сойдя с высот,
По домам разошлись неслышно.
Ветер форточку отворил,
Не задев остального зданья,
Он хотел разглядеть твои
Подошедшие воспоминанья.
Наши девушки, ремешком,
Подпоясывая шинели,
С песнями падали под ножом,
На высоких кострах горели.
Так же колокол ровно бил,
Затихая у барабана…
В каждом братстве больших могил
Похоронена наша Жанна.
Мягким голосом сон зовёт,
Ты откликнулась, ты уснула.
Платье серенькое твоё
Неподвижно на спинке стула.
1925












БАРТО
АГНИЯ  ЛЬВОВНА
1906 – 1981
                СНЕГИРЬ
На Арбате, в магазине,  За окном устроен сад.
Там летает голубь синий,  Снегири в саду свистят.
Я одну такую птицу  За стеклом видал в окне,
Я видал такую птицу,  Что теперь не снится мне.
Ярко-розовая грудка,  Два блестящие крыла…
Я не мог ни на минуту  Оторваться от окна.
Из-за этой самой птицы  Я ревел четыре дня.
Думал, мама согласится -   Будет птица у меня.
Но у мамы есть привычка  Отвечать всегда не то:
Говорю я ей про птичку,   А она мне про пальто.
Что в кармане по дыре,  Что дерусь я во дворе,
Что поэтому я должен   Позабыть о снегире.
Я ходил за мамой следом,  Поджидал её в дверях,
Я нарочно за обедом  Говорил о снегирях.
Было сухо, но галоши  Я послушно надевал,
До того я был хорошим -   Сам себя не узнавал.
Я почти не спорил с дедом,  Не вертелся за обедом,
Я 2спасибо» говорил,  Всех за всё благодарил.
Трудно было жить на свете,  И, по правде говоря,
Я терпел мученья эти  Только ради снегиря.
До чего же я старался!  Я с девчонками не дрался.
Как увижу я девчонку,  Погрожу ей кулаком
И скорей иду в сторонку,  Будто я с ней незнаком.
Мама очень удивилась:  --  Что с тобой, скажи на милость?
Может ты у нас больной   Ты не дрался в выходной!
И ответил я с тоской: -- Я теперь всегда такой.
Добивался я упрямо,  Повозился я не зря.
-- Чудеса, - сказала мама  И купила снегиря.
Я принёс его домой.  Наконец теперь он мой!
Я кричал на всю квартиру: -- У меня снегирь живой!
Я им буду любоваться,  Будет петь он на заре…
Может, снова можно драться  Завтра утром во дворе?
1838
                ЛЕНОЧКА  С  БУКЕТОМ
Выла Леночка на сцену,  Шум пронёсся по рядам.
-- От детей, - сказала Лена, -  Я привет вам передам.
Лена в день восьмого марта  Говорила мамам речь.
Всех растрогал белый фартук,  Банты, локоны до плеч.
Не нарадуются мамы: -- До чего она мила! -
Лучшим номером программы  Эта девочка была.
Как-то в зале райсовета  Депутаты собрались.
Леночка, девочка с букетом,  Вышла к ним из-за кулис.
Лена держится так смело,  Всем привет передаёт,
Ей знакомо это дело:  Выступает третий год.
Третий год, зимой и летом,  Появляется с букетом:
То придёт на юбилей,  То на съезд учителей.
Ночью Леночке не спится,  Днём она не пьёт, не ест:
«Ой, другую ученицу  Не послали бы на съезд».
Говорит спокойно Лена: -- Завтра двойку получу -
У меня районный пленум,  Я приветствие учу.
Лена, девочка с букетом,  Отстаёт по всем предметам.
Ну когда учиться ей?  Завтра снова юбилей.
1954

НЕИЗВЕСТНЫЙ  АВТОР
                КОЛЫБЕЛЬНАЯ  ПЕСНЯ
Спи, мой малютка, уж скоро рассвет…
Холодно в комнате: дров у нас нет,
Вьюга осенняя воет в трубе…
Дай, я укутаю ножки тебе;
Спрячь на груди мне головку свою,
Спи, а я песню тебе пропою.
Скоро фабричный гудок загудёт -
Мать твоя снова работать уйдёт…
Спи же, дитя, под гуденье свистков
Крепни, расти, на борьбу будь готов.
Да, для рабочего жизнь нелегка:
Десять часов от гудка до гудка,
Спину сгибая, сидишь за станком
Да не мигая снуёшь челноком.
Слёзы смахнуть не успеешь рукой,
Шум нестерпимый, жара в мастерской,
Вертятся шкивы, колёса стучат,
Злобно ремни приводные шипят…
Спи же, малютка, под грохот станков,
Крепни, расти, на борьбу будь готов.
Больше терпеть не хватало уж сил,
Голод донял. Час борьбы наступил!
Много их пало в неравной борьбе,
Да не добыли свободы себе.
Видишь, как факелы ярко горят,
Слышишь, железные цепи звенят:
Это этап в дальний путь снаряжают,
В каторгу братьев твоих отправляют.
Спи же, малютка, под звон кандалов,
Крепни, расти, на борьбу будь готов.
Там, за высокой тюремной стеной,
Гулко в тиши раздаётся ночной
Стук топора… Там работа идёт:
Строят отцу твоему эшафот.
Завтра, едва петухи пропоют,
Тело его на кладбище свезут,
В яму опустят, сравняют с землёй,
Где он зарыт – не найти нам с тобой.
Спи же, малютка, под стук топоров,
Крепни, расти, на борьбу будь готов.
Много их пало, но дух их живёт,
Снова народ истомлённый встаёт,
Мысль напряжённо, упорно кипит,
Снова свободная песня звучит.
Слышишь ты смешанный гул голосов?
Слышишь, доносится стук молотков?
Это рабочие песню поют.
Это клинки они с песней куют!
Спи же, малютка, под стук молотков.
Крепни, расти, на борьбу будь готов!
1 мая 1907
     Напечатано в «Борьбе», 1907, 1 мая, подпись: Федот.










МЫСИК
ВАСИЛИЙ  АЛЕКСАНДРОЛВИЧ
1907 – 1983
ЮНОСТЬ
Ты, юность, на ходу легка,
       но тропки, те, что ты прошла,
   не зарастут – хоть засевай,
   запомнятся – хоть запаши.

       Ты так спешила выйти в мир,
  что оглянуться не смогла,
и не закрыта до сих пор
 открытая тобой калитка.
1958