Станция вторая. Проспект Ветеранов
- Я тебя знаешь, Сереж, зачем позвала? – бабушка поправляет шпильки в седом пучке. – Торт еще бери, - пододвигает тарелку к внуку. На левой руке толстое обручальное кольцо практически вросло в палец.
- Бабуль, я уже наелся, - Сережа лениво и сыто потягивается. – Я к тебе, вообще-то, и сам собирался прийти.
- Дождешься тебя, конечно, - притворно обижается бабушка. – На похороны разве что.
- Ну не начинай, - отмахивается Сережа.
С бабушкой у них как будто заведено так при каждой встрече: она всякий раз умирает, он всякий раз вяло сопротивляется ее попыткам умереть раньше времени.
- Хочу вещи перебрать, - объясняет бабушка. - Старье выкинуть. Хорошее, может, раздать кому, а, может, и в церковь отнести. Книги тоже надо глянуть. Хватит пыль собирать. Дышать нечем.
- Ты опять за свое?
- Я тут, знаешь, журнал один читала, - бабушка делает вид, что не слышит.
- Сектанты какие-то приходили?
- Почему сразу сектанты? Обычный журнал, в киоске купила. То ли «Лиза», то ли «Даша». Такое простое название. Сканворды хотела. И вот там статья была про одну шведскую систему. Сейчас посмотрю, как называется. Я себе выписала.
Бабушка перекладывает стопку книг, лежащих на столе, вытаскивает из груды ежедневник на 2001 год.
- Вот, слушай, - разворачивает на закладке. – «Шведская система «достаднинг» призывает к отказу от хлама до того, как с вами что-то случится. Шведы уверены, что это лучший подарок, который мы можем сделать родным после смерти: облегчить для них процесс разбора вещей, сгладить переживания и может быть даже – уберечь их от какой-то информации о нас, которая может их расстроить». Вот, Сережа! Расстроить! Мне хоть и скрывать нечего, а береженого бог бережет. 81 все-таки, пора порядок навести. Да и вам после похорон меньше разгребать.
- Достаднинг так достаднинг, лишь бы ты не доставала, - легко соглашается Сережа. – С книг начнем? Что-то не очень хочется в твоем белье копаться.
- Белье я и сама разберу. Начинай с книжного. Я тут уже кое-что отложила.
Сережа подходит к высокому остекленному шкафу. Достает фотографии, перебирает. На одной из них молодая пара - бабушка с дедом. Дед сидит у костра – с гитарой, кудрявые волосы зачесаны назад, лоб высокий, глаза с прищуром; бабушка – короткая стрижка, в каком-то советском фильме такую видел, стоит за спиной у деда, оперлась ему на плечи, смотрит вниз, на гитару.
- Вот как вы могли всю жизнь с дедом прожить? – спрашивает Сережа. - Я себе даже представить такое не могу. Больше сорока лет же?
- Чего там увидел? – бабушка перехватывает фотографию. – Аааа. Это мы в институте, курс третий, наверное. В походе. Неделю по Карелии сплавлялись. Комары были – воот такие. 45 без малого прожили. И нормально. Сейчас так не живут. Сейчас любовь прошла – и разбежались, новую искать. Тогда не так было.
- Раз и навсегда, что ли?
- По-разному. Но так чтобы сегодня с одной, завтра с другой, не было. У тебя кто сейчас?
- Бабуль, опять?!
- Cо счету сбился?!
- Ага. Типа того. Не встретил еще пока свою принцессу на радужном пони.
- Собрания сочинений отдельно откладывай, - командует бабушка. – Пони! Накрутит она тебе еще хвост, принцесса твоя. Гоголя, сколько там томов?
- Одиннадцать, по-моему. Да, одиннадцать. 1952 год. Раритет. В букинист сдашь?
- В сторонку пока отставь. Это еще отец покупал. Пусть постоит.
- Ты так каждое собрание будешь в сторонку отставлять?
- Себе ничего не выберешь?
- Куда? На съемную квартиру?
- Вооот! А деду твоему государство эту квартиру дало. Дало! – по слогам произносит бабушка. - Мы когда сюда переехали, тут еще улица Третьего Интернационала была, потом Суслова, а потом уже Дачный проспект. Там вон недалеко метро Дачное работало, потом нашу открыли. В один год ту снесли, а Ветеранов открыли. А тебе – ни метро, ни жилья. Иди, Сережа, и паши на ипотеку. Или жди, когда я тебе свою освобожу.
- Бабуль, ты что-то не по-детски завелась! – Сережа смеется. - Инфаркт же хватит! Без достаднинга останешься.
- А это что у тебя? Ну-ка покажи.
Сережа протягивает книгу бабушке. На обложке мамонт и три мелких человечка с оружием. В. Обручев «Земля Санникова».
- Себе заберу? Почитаю.
- Это еще отец, наверное, покупал. Популярный писатель был, между прочим, - бабушка вертит книгу в руках. – Фильм смотрел? Даль там играет. Олег Даль. Знаешь такого актера? Дед на него очень похож был, только покрупнее. Представительней. А глаза такие же – голубые. Бери, конечно, - бабушка протягивает книгу Сереже.
- Она с дарственной, - раскрывает обложку Сережа.
- С дарственной? – удивляется бабушка. – Подарили, что ли? Я думала, отец покупал. Что написано?
- «Любимой Галочке, самой фантастичной женщине, которую я когда-либо встречал. С любовью, Борис. 1968». Галочка – это кто?
- Ну-ка, дай сюда, - Сережа замечает, как у бабушки затряслись руки. Она перечитывает посвящение снова и снова.
- Бабуль, все нормально? – Сережа начинает волноваться.
- Принеси мне там на кухне капли, - бабушка откладывает книгу. – Штук двадцать накапай.
- И все-таки, Галочка – это кто? – осторожно спрашивает Сережа, когда бабушка выпивает лекарство и слегка успокаивается.
- Была одна. Галочка, - бабушка все-таки раздражена еще. – Дед в конструкторском бюро работал. Командировки постоянные. А тут зачастил в Донецк. Что-то у них не пошло. Котел какой-то, как он говорил, не варит. То неделю там, то две, и так пару лет. Постоянно в разъездах. А я ни сном ни духом. Пока она сама мне, Галочка эта, не позвонила. Говорит, отпустите Борю. Он меня любит. Я и не поняла сначала. Кто вы? – спрашиваю. Откуда? Из Донецка, говорит. Мы с Борей уже два года живем. Отпустите его. Девочка у вас подросла, поймет. Это про мать твою. Ей тогда лет семь было.
- А ты что?
- А я что? Говорю, он свободный человек. Я его на привязи не держу. Не собака же.
- Отпустила?
- Странный ты. А как я его удержала бы?
- Ну а как женщины держат?! Слезы, ребенок. Коммунистический суд. Или что там в ваше время было?
- Этого еще не хватало. Позориться. Приехал. Я ему говорю: Галя звонила. Молча чемодан собрал, там и вещей-то – чемодан полупустой. Молча уехал.
- Ты же сказала, с ним всю жизнь прожила.
- Прожила. Всю жизнь – до и всю жизнь – после. Он через год вернулся. Прощения просил.
- И ты простила?
- Нет.
- А как?
- Что как?
- Как вы жили-то все это время? Это же почти тридцать лет - после.
- Так и жили. Хватит об этом. Разбирай шкаф, не стой. А то так и до смерти моей не управимся.
Сережа медленно переставляет книги с полок на пол. Бабушка сортирует их по трем стопкам: оставить, сдать в магазин, предложить соседям. Каждую протирает влажной тряпочкой.
- Своего ничего ж не было. Из отцовской библиотеки хотел ей книжку подарить. Что ж не подарил-то? – шепчет она, и Сереже кажется, что шепчет со злостью. Но бабушка спокойна.
- Не простила, но приняла, - говорит она внуку. - Он же вернулся. Значит, сильней любил.