Подушечки

               

                Сёстрам, Анне Андреевне и Евгении
                Андреевне, моим бабушкам, посвящается.

       Много лет прошло с тех пор, но до сего дня я вспоминаю ту женщину, её доброе лицо и то смятение, которое внесла в мою детскую душу человеческая доброта…
Не помню точно, сколько тогда мне было лет – десять, а может быть, двенадцать.  Летом я жил в Киеве у своей бабушки, Евгении Андреевны Рыжутиной и её мужа и моего деда Никиты Дмитриевича. Евгения Андреевна была родной сестрой Анны Андреевны, матери моей матери. Жили мы в большой уютной квартире, поблизости от ВДНХ  - выставки достижений народного хозяйства, так тогда она называлась.  Дом был одноподъездный, в четыре этажа, построен был по немецкому проекту в первые послевоенные годы немецкими же военнопленными. В огромном дворе было множество великолепных деревьев, кустарников, цветов и газонов. Вообще, двор был похож на небольшой парк, в котором размещались четыре одинаковых немецких дома, небольшая четырёхэтажная гостиница для приезжающих на выставку и ещё несколько хозяйственных построек для обслуживания той же выставки.
            Мы, то есть мальчишки или как мы себя называли – «пацаны» - были полновластными хозяевами и духами двора. Для меня тогда этот двор был целым миром, лучшим местом на земле, так же я думаю и до сих пор. Мы были соседями и друзьями – Витька, Серёжка, Лёвка, Валерка…
            Однажды чудесным летним утром мы, то есть я с двумя моими дружками, болтались около четвёртого дома и вдруг услышали мелодию, которая нас очаровала. Это была песня, слова и музыку которой припомнить я не могу, но точно знаю, что эта песня в то время была очень модной. Музыка звучала из окон второго этажа. Магнитофонов тогда почти не было, звуки издавал проигрыватель. Между тем песня окончилась, мы растерянно переглянулись, но в этот момент песня зазвучала снова – по-видимому, она нравилась хозяевам. Чтобы лучше слышать эту завораживающую песню и не терять ни секунды, мы вбежали в подъезд, быстро поднялись на второй этаж и подошли к закрытой двери. В этой квартире жил Мишка – здоровенный рыжий парень, немного странный, сильный и грубый.  Он был намного старше нас, никогда не играл с нами, редко разговаривал, занимался спортом и мы немного побаивались его. О том, чтобы зайти в его квартиру, не могло быть и речи. Вместе с тем желание лучше  расслышать песню было таким сильным, что мы молча, растолкав  друг друга, прижались к двери.
             Видимо, наше топтание у двери не осталось без внимания и вскоре дверь открылась.  На пороге стояла женщина – не просто женщина, а ДАМА, это было видно сразу. Надо сказать, что вся женская половина человечества в нашем понимании тогда делилась на несколько категорий: малявки, девки, девочки, фифы, тётки, бабки, бабушки, старухи и, конечно, дамы.
          С малявками всё было понятно, это были малыши обеих полов, называть по именам их не полагалось. Малявки были глупые, бестолковые, но в большинстве своём безобидные и даже милые. Например, они очень любили обниматься и залезать на руки.  Малявками были наши младшие братья, сёстры и другие родственники, с ними приходилось гулять, поэтому относились мы к ним снисходительно.
             Девки или девчонки в большинстве были крикливые, с писклявыми голосами, ябеды и трусихи. Дружить с ними было невозможно, уважать их было не за что. Правда, среди девчонок была особая группа – пацанки, с которыми можно было иметь дело. Пацанки только с виду были похожи на девчонок, да и то не все, а по сути они были не хуже пацанов.  Девчонок по именам называли редко, а вот пацанок все называли только по имени – Томка, Светка, Танька, Лариска.
         Были ещё девочки – тихие, скромные, хорошо одетые и воспитанные. Девочки редко дружили с девками, они держались отдельными стайками или играли поодиночке. Впрочем, на улице они играли очень редко, чаще всего их можно было увидеть по дороге в музыкальную школу, на балет или каток. Из-за своей робости девочки почти никогда не подходили к пацанам, поэтому по именам их никто и не называл. Среди девок и девочек попадались красавицы, которых называли по именам, уважительно – ласково: Тамара, Света, Ира, Лариса. Дружить с ними хотелось, но было как – то неудобно, даже стыдно. Всё же девочки вызывали некоторое уважение, наверно за умение правильно говорить, скромность и аккуратность.
       Фифы – это девчонки, но постарше, которые сильно красились и очень сильно любили наряжаться. Отношение к ним было двойственное – с одной стороны, они очень задавались и это вызывало неприязнь, а с другой стороны, среди них было много красавиц и это вызывало некоторое уважение…
       Тётки – те же девки, но постарше и потолще, они всегда куда-то спешили, часто носили тяжёлые сумки и авоськи, громко разговаривали и часто ругались. Некоторых тёток мы боялись, от них можно было получить подзатыльник, они могли ущипнуть или дёрнуть за ухо, обругать или нажаловаться. Надо признаться, что нас было за что ругать, но всё же для нас тётки делились на хороших и плохих.  Ровесницами тёток в то время были наши мамы, но ни одному пацану не пришло бы в голову сравнивать свою маму с тётками.
        Тётки постарше – бабки, среди которых попадались бабушки. Бабки были злые или равнодушные, бабушки – добрые. Они никогда не ругались, смотрели ласково, от них хорошо пахло – едой и какими-то домашними вещами, чистым бельём или мылом. Бабушек мы любили и называли уважительно по имени – отчеству или просто по отчеству. Самыми лучшими на всём белом свете были мои бабушки - Евгения Андреевна и Анна Андреевна. О, как много отдал бы я за то, чтобы хоть ещё раз увидеть их, услышать их добрые голоса, обнять и уткнуться головой в тёплые колени, ощутить восхитительный запах… Увы, давно уже они покоятся на кладбищах, а я, грешный и неблагодарный, так мало уделял им внимания и знаков благодарности за время их светлых жизней. Это я понимаю только сейчас, через полвека, а тогда мне казалось, что жизнь будет длиться вечно, что всё успею сделать потом – эх, вернуть бы всё назад…
            В нашем дворе жили ещё старухи – очень старенькие бабки и бабушки. Они были совсем тихими, мало говорили, ходили с палочками, очень медленно, их лица и руки были покрыты морщинами и это почему-то вызывало страх.
            Но была ещё одна, самая загадочная, особая категория женщин –дамы. Дамы не имели возраста, они всегда вызывали любопытство, удивление и восхищение. Дамы сильно отличались от прочих женщин в нашем дворе, встречались очень редко и было непонятно – откуда они берутся и где живут. Для нас это были неземные существа, инопланетяне. Имён у них не было, да и зачем такому существу имя, как у обыкновенной тётки…
         И вот перед нами стояла настоящая дама. Её серые сияющие глаза внимательно оглядывали нас. У неё были светлые волосы, зачесанные назад и аккуратно уложенные, вообще было такое впечатление, что она только что вышла из парикмахерской. На даме был халат, но не из таких, которые носили тётки – мятые, пёстрые и засаленные – нет, на ней был халат из какой – то блестящей ткани бежевого цвета, без розочек и полосочек – чистый и аккуратный. На ногах у дамы были туфли – да, именно туфли, а не стоптанные тапочки или шлёпанцы, именуемые «балетками», которые мы привыкли видеть дома. Туфли были кожаные, на невысоком каблучке и такого же цвета, что и халат. Хотел бы я видеть тётку или фифу, носившую туфли дома, а не на улице – нет, это было немыслимо.
       Но главное, главное - это  божественный запах, исходивший от дамы – запах свежести, не сильный, но способный свести мальчишку с ума. Много позже я узнал, что это был запах французских духов, я помню его и сейчас, спустя полсотни лет…
           Мы молча стояли в сильном смущении. Во-первых, мы отлично знали, что подслушивать нехорошо, во вторых, наш опыт маленьких дикарей подсказывал, что нас сейчас обругают и прогонят, в-третьих, было ясно, что перед нами мама Юрки, а его мы боялись.
         Но – перед нами была не тётка и не бабка, а – дама. Она широко распахнула дверь.
       - Здравствуйте, мальчики. Вы музыку слушали? Проходите, проходите.
        Ошеломлённые таким приёмом, мы промямлили какие-то слова приветствия и остались стоять на месте.
      - Ну что же вы стоите, проходите.
         Голос у дамы был ласковый, и мы решились войти.  К тому же в квартире было тихо – Юрки, по-видимому, не было дома. Видя наше смущение, дама, слегка подталкивая, завела нас в большую комнату, где стояла радиола. Сейчас это слово вышло из употребления, а тогда любой мальчишка знал, что радиола – это проигрыватель виниловых дисков или пластинок и радиоприёмник, смонтированные в одном корпусе.
         - Садитесь, мальчики.
        Дама жестом указала нам на диван, подошла к комоду, на котором стояла радиола, и поставила ту самую пластинку. Мы неловко, толкая друг друга, уселись на диван и стали завороженно слушать. Постояв некоторое время, дама улыбнулась и вышла из комнаты.  Наше смущение стало рассеиваться – нас не обругали, не прогнали, дали послушать музыку – ну чем не праздник? Мы осмелели, стали оглядывать всё вокруг. Это была очень приятная квартира – мебель, хотя и обычная, была очень хорошо отполирована и сияла, а шторы, обои и обивка мягкой мебели были таких цветов, что лучше и представить было нельзя. В комнате пахло чем-то очень свежим и приятным. Было очень чисто, все вещи в комнате лежали так, что по другому и быть не могло. Особенно удивили нас две вещи. Первая – люстра, хотя и не большая, но очень красивая, усеянная какими-то стекляшками, переливающимися всеми цветами радуги, я раньше  такой не видел. Точнее, видел, но не дома, а в театре, только там люстра была очень большая. Вторая вещь, поразившая нас - это ковёр, лежавший на полу, то есть поразил не сам ковёр, а именно то, что он не висел на стене как у всех, а лежал на полу и по нему было приятно ступать.
     Через несколько минут дама возвратилась. В руках её была небольшая прозрачная ваза, до краёв наполненная конфетами. Это были «подушечки» - карамельки без обёрток, белые снаружи, внутри же находилась розовая кисло-сладкая начинка. Конфеты по форме были очень похожи на маленькие, размером с вишню, подушечки. Сейчас этих конфет в продаже я не вижу, а тогда это было самое доступное и любимое наше лакомство. Они были недорогими, эти самые « подушечки», иногда мы собирали пустые бутылки, сдавали их в буфете гостиницы в нашем дворе и на полученные деньги  покупали именно эти конфеты.
      Надо сказать, что я и оба моих товарища были из благополучных семей. Я вообще был профессорский внук, почти что буржуй.  Мы ни в чём не нуждались, но одно дело – получить конфеты от бабушки или мамы, а совсем другое – добыть их самостоятельно, даже таким не очень-то почтенным способом.
      - Угощайтесь, мальчики.
             Дама поставила вазу на стол перед нами.  В это время пластинка окончилась. Спросив, как нас зовут и где мы живём, дама снова поставила пластинку и вышла из комнаты.
           Мы были потрясены.  Как же так? Ведь мы видели эту даму первый раз в жизни, мы даже не посмели спросить, как её зовут, мы ничего не сделали хорошего для неё, а она общалась с нами так, как будто была нам роднёй, мамой или бабушкой. Никто и никогда из чужих людей к нам так не относился.
     Всё это был так необычно, так волнительно, что мы обалдели от счастья. Мы ели подушечки и слушали музыку. Видимо, блаженство было написано на наших лицах и когда пластинка закончила своё вращение, дама вошла и поставила её снова. Так продолжалось четыре или пять раз…
          Вскоре что-то подсказало нам, что положение становится  неудобным и пора уходить. Очумевшие, почти не соображая, мы встали и пробормотав хозяйке «до свидания», направились к двери.
     Дама очень внимательно оглядела нас и сказала:
   - До свидания, мальчики, Рада была видеть вас. Приходите ещё.

               
           Но разве чудо может повториться? Мы никогда больше не приходили к ней.  Эта дама, то, что она есть на свете, было дороже для нас всех пластинок и конфет. Мы владели сокровищем, а ведь богач счастлив уже тем, что он знает о нём.

                ....................................
.
     Прошло много лет, но я хорошо помню этот дом и квартиру, эту замечательную женщину, её милое  доброе  лицо  и то смятение, которое внесла в мою детскую душу человеческая доброта…