Недетская война. 3. Разлуки с друзьями

Юрий Рязанцев
Предыдущая: http://www.proza.ru/2019/05/05/763

3. РАЗЛУКИ С ДРУЗЬЯМИ

     Однажды любопытный ёжик забежал к нам из леса на минуточку, но увидел на крылечке блюдечко с козьим молоком для кошки. Сунув туда носик, ёжик Архипка сразу же решил остаться здесь навсегда.

     После лесных странствий он зажил у нас по-барски: не ловил никаких там мышей, а целыми днями сладко спал под подушкой, «храпя, словно пьяный извозчик», как говорила моя бабушка - Баха. Зато по ночам, до самого петушиного крика, он носился взад и вперёд по дому, стуча лапками по деревянному полу в поисках достойного для себя занятия. По утрам он отдыхал, не сворачиваясь, на чьих-либо коленях, с удовольствием позволяя себя гладить по мягкому, не колючему животику.
     Архипка терпеть не мог многочисленное шумное общество коз. Они всё время пытались войти с ним в дружеский контакт. Но не любя панибратства, он колючками доказывал им, что дорогого стоит.

     Когда молока стало не хватать, а окружающий лес ещё не заминировали, я отнёс Архипку подальше от дома в самую глухую чащобу, чтобы он разыскал свою ежиную семью.

     Соскучившись, дня через два, я пошёл на поиски его по той же самой тропке. Недалеко от места, где его оставил, нашёл лишь колючую шкурку. Чья она? Может, другого ёжика съела какая-нибудь хитрая лисица или даже волк? До сих пор надеюсь на это.

     А теперь про Петю. Наверняка ни у кого в посёлке не имелось такого удивительно талантливого горластого снежно-белого петушка, как у меня.
Его, ещё цыплёнком, подарила мне бабушка. Бог не обделил его и добрым сердцем. Видя, что я обижен козой Мариной, он принял меня в куриное братство. Наверно, хотел, чтобы и я нашёл в песке своё единственное жемчужное зерно.

     Мы понимали друг друга, потому что я был ещё маленьким. По первому же знаку он легко взлетал на моё плечо, взмахивал крыльями и оглушительно кукарекал, норовя при этом клюнуть меня в ухо. Но петушок становился каменным изваянием, если мне этого хотелось. Я ставил его клювом к стенке и отходил в сторону. Он замирал, выпучив глаза, пока я его не «расколдую», толкнув пальцем в бок. Тогда он встряхивался и сразу же начинал рыться в песке и клевать, навёрстывая упущенное время.

     Когда в 1941 году наступили ранние морозы, мы съели всех кур по очереди. Остался только петушок, потому что я защищал его изо всех сил. И всё же Баха, по секрету от меня, сварила его.
 
     Я запомнил тот вечер на всю жизнь. На столе, при свете керосиновой лампы, передо мной поставили глиняный горшок с горячим куриным бульоном. Из него высовывалась аппетитнейшая куриная нога! И тут я понял…

     Позже Баха рассказала, что петушок сам пошёл к ней в руки, не трепыхался, лёжа на пеньке и даже вытянул шею, ожидая удар топором.

     А теперь дошла очередь и до Королевской Аналостанки. В сборнике рассказов «Животные-герои» Сетона-Томпсона описана именно такая кошка. В её честь мы и назвали свою – тоже бродячую, грязную и ободранную. Она попала к нам через форточку, будучи заметно беременной.
 
     Благополучно народив целую кучу котят, она отдала всю материнскую нежность тому, кому посчастливилось не утонуть в речке Якоть-Слякоть - совершенно чёрному котёнку Угольку.

     Он научился у Аналостанки гадить в столовой, кусочничать со стола и крайне жалостливо мяукать. Мы приложили колоссальные усилия, чтобы отучить от дурных манер и его, и непутёвую мамашу.

     Её отмыли и закормили так, что она могла брать призы на выставках породистых кошек. И главное: превратилась в заботливую и добродетельную мать. Уголёк в ней души не чаял.

     К тому же у неё появился настоящий талант – она оказалась отменным крысоловом. Мы находили трупики грызунов повсюду – в сенях, в галошах и даже однажды в кипящем самоваре. Она стала настоящей любимицей, но, как говорится, природа берёт своё.

     Однажды кошка надолго исчезла, а вернулась в прежнем состоянии, и даже как будто под хмельком. Уголёк бросился к ней, но она неожиданно распушилась, выгнула спину дугой, зашипела и надавала ему оплеух. Разумеется, ей пришлось тут же покинуть наш дом. Уголёк вылез из-под кровати, весь дрожащий и зарёванный.
После войны, когда мы закончили наши скитания по Подмосковью и наконец-то осели в столице, Уголёк жил вместе с нами.

     Мы сняли комнатку на Моховой совсем рядом с Александровским садом. Но Угольку захотелось большего, чем коммуналка. Когда он «прогуливался» в знаменитом саду на руках у Бахи, то сделал вид, что страшно перепугался далёкого автомобильного гудка, хотя раньше не боялся грохота бомбёжек, резко рванулся и ринулся прямиком в открытые ворота Кремля. Часовые оторопели и пропустили его внутрь…

     Больше мы его не видели. Баха сказала мне в утешение, что там ему наверняка лучше, чем у нас. Он теперь у самого товарища Сталина!


Продолжение: http://www.proza.ru/2019/05/06/704