Летом в деревню опять съехались все возможные внуки и внучки местных бабушек и дедушек. С некоторыми мы дружили, с некоторыми воевали. Но росли все одинаково быстро и всегда лето начиналось с новой дружбы с теми же самыми ребятами. И хоть это была родная деревня моих папы и мамы, в этот год мы первый раз переехали всей семьей в свой дом, построенный папой недалеко от дедушкиного, забрав из города летние вещи, книги, которые надо прочитать по программе и мамину рассаду. Родители изо дня в день копали заросшую пореем и одуванчиками целину свеженького участка. И нам с братом доставался ни один квадратный метр нетронутой земли, несмотря на то, что каникулы. Ведра сорняков и навоза, грабли, лопаты - утомляли. А висящие на заборе ребята, зовущие гулять по деревне или играть в «квадрат» у магазина - очень раздражали своими шуточками про рабов. Иногда им удавалось разжалобить папу и он отпускал нас играть, доделывая нашу работу, только сил на игры у нас почти не оставалось. Мы уставали, как взрослые, и тоже жили огородными хлопотами, дожидаясь окончания задуманных мамой посадок. Книжки предполагалось читать после «посевной».
Поля вокруг деревни покрылись зелёным ковром с россыпью одуванчиков, то тут, то там, и было приятно гулять под редким солнцем в босоножках, а иногда босиком по мягкой, ещё молодой, но густой травке или лежать на ней заплетая стебли одуванчиков в венки в те дни, когда не надо было бороться с ними же в огороде.
Мама разработала несколько клубничных грядок, но кустики были такими маленькими, из усов, подаренных тётей Мариной, что ягод ждать можно было лишь на следующий год, и то немного. А у бабушки кусты были большие, и вёдрами клубнику снимали, когда шла ягода, как и у всех остальных бабушек в деревне. И у бабушки не надо было помогать в огороде, и мы могли носиться по деревне целыми днями. А теперь, чтобы дождаться своих ягод, вероятно, лишь на следующий год, надо было выкладывать камнями тропинки между грядок и рыхлить землю возле кустиков, выдёргивая сорняки.
Купаться ещё было нельзя. Мы с ребятами бегали на речку просто так, изредка жгли костёр и варили суп из пачки, но каждый день проверяли воду, когда же она потеплеет. А она не теплела и начало каникул было дождливым.
Машка и Любка Волобуевы, на всё лето опять были отправлены родителями к бабушке, так же как и их двоюродные - Серёжка и Светка Кувшинские. Все четверо шумно жили на другом конце деревни и играть выходили вместе. Но, видимо, считая, что их маловато для уличных игр, часами дожидались нас с братом, к тому же у нас были и мячи несдутые, и велосипеды несломанные. Только в дождливые дни вся четвёрка сидела дома у телевизора. А мы помогали папе то в гараже, то в сарае, то в лесу. Но когда созревала клубника, им приходилось помогать собирать урожай, и они исчезали. Наверное, таскали там полные вёдра.
Изредка кого-то из них можно было встретить в деревенском магазине. Они покупали только хлеб, и им хлеба давали много, а нам нет. Семёновна, продавщица сельпо, имела чёткий список жителей деревни, и хлеб давала только местным.
- Дачникам хлеба не даю! У вас бабушка уже сегодня брала. – На всю очередь кричала она мне, когда, я попросила буханку белого, и, кажется, вся деревня, собравшаяся пережидать этот июньский ливень у прилавка, осуждающе на меня смотрела.
Я побежала домой с пустой сумкой. Продрогла и намочила ноги. От злости и обиды в горле стоял ком, хотелось плакать. Потому что Машке дали три буханки, и мне тем летом ещё давали. Зайдя домой, увидела, что мама растапливает печку и делает тесто. Как будто знала, что вернусь пустая.
- Мам, давай сегодня с капустой напечём? – сказала я тихо, снимая мокрую куртку и калоши.
- Давай, только я грибы достала уже. Помогай тогда, капусту режь, - сказала мама, поглядывая в окно, где стеной шёл дождь.
- Переоденься в сухое! Может, к обеду раздует? - Обнадёжила она.
Я справилась с капустой быстро.
-Ура! - думала я, - Сегодня не надо выкапывать корни одуванчиков, что же выбрать: «Тараса Бульбу», «Старуху Изергиль» или «Бориса Годунова»? - С этими приятными мыслями я прошла в нашу с Лёшкой комнату, где он сидел в наушниках и барабанил карандашом по столу. Я завалилась на свою кровать, на металлической пружинящей сетке за печкой, медленно качалась, взяв в руки «Бориса Годунова» и начала читать.
Я проваливалась до самого аккордеона под кроватью, затем уже разглядывала узор на обоях, изредка прислушиваясь к стихающей мелодии дождя. Как вдруг услышала настойчивый стук в дверь. Я встала, прошла в кухню, она была освещена солнцем. Это Машка Волобуева пришла звать меня варить варенье из одуванчиков. А я никогда такого не пробовала. Захотелось. Я схватила эмалированную миску из буфета и выбежала за ней на улицу. Машка была в лёгком, выцветшем сарафане, босиком. А на улице не было и следа от дождя. Как здорово, тепло, сухо! Мама в красивом белом платье помахала мне рукой, открывая теплицу. Мы с Машкой пошли на берег, там у отделённого кирпичами костровища, было столько одуванчиков! Я собирала только головки и складывала в миску, Машка полоскала их и говорила:"Надо дать им вымокнуть, а то варенье горьким получится. А пока они мокнут, можно искупаться".
Мы побежали вниз с угора, и вот я уже плыву в тёплой речной воде. Потом выбравшись на берег, мы вспомнили про варенье и побежали разжигать костёр. Варенье сварилось быстро, не знаю, откуда у Машки нашлись спички, дрова, сахар, ложка и полотенце, но сироп получился такой сладкий и душистый, как мёд. Я взяла миску полотенцем и понесла домой, угостить всех. Машка исчезла. Придя домой, я поставила миску на обеденный стол. А папа и Лёшка так хвалили меня, пробуя варенье. Вдруг мама позвала, словно из другой комнаты:
-Аня, Лёша, идите обедать! Пироги готовы!
Я встала с кровати, уверенная, что на столе стоит миска с вареньем из одуванчиков. Но её там не было. А я помню вкус варенья.