– Котя, он же был новый! – Пётр Яковлевич тщетно пытался оттереть белёсые потёки с безнадёжно измятого пиджака.
– Он был чёрный, – отрезал Розен, выбираясь из развороченной постели.
– И? – удивлённо замер Гранин.
– Мне не нравился. – Розен, не заморачиваясь тем, чтобы одеться, подошёл к окну и с удовольствием потянулся, глядя на скудно побелённую снежной позёмкой улицу. – Нет, сидит он на тебе, конечно, хорошо, но цвет… Надеюсь, ты не понесёшь его в химчистку, а просто купишь новый?
– Какая химчистка, Котя? – простонал Пётр Яковлевич, бросая пиджак на постель. – Ты представляешь, как там на меня посмотрят?
– Как? – заинтересовался Розен.
– Ну, у меня спросят, что за пятно. И что я отвечу?
– То есть ты не догадаешься соврать, что облился кефиром, а честно сообщишь, что это следы, так сказать, физиологических жидкостей? – развеселился Розен, сразу возвращаясь к Гранину в постель и с умилением разглядывая его. – А почему ты не возмущаешься, что я тебе пуговицу оторвал? – он пальцем поддел разлохмаченную дыру на сорочке в том месте, где до этого была пришита пуговица. – Или что сломал тебе молнию на брюках?
– Ну… – Пётр Яковлевич, краснея, посмотрел на расстёгнутую ширинку с покорёженной застёжкой. – Это было как-то даже лестно.
Они дружно заржали как два не слишком трезвых придурка.
– Не нужно было в костюме спать ложиться, – отсмеявшись, подытожил Розен. – У меня, может, давняя эротическая фантазия – сорвать с тебя этот апофеоз официоза!
– Да я не собирался, – закручинился Пётр Яковлевич, – просто лёг и не заметил, как уснул.
– Так. Иди сюда, – поманил его Розен. – Рассказывай, что там с тобой вчера приключилось.
– Ничего особенного, – завздыхал Гранин, устраиваясь головой на его плече. – Не любит тебя Главный. Вывернул меня вчера наизнанку. Ещё и в Контору обратно звал.
– А ты? – Розеновская рука замерла на гранинском затылке.
– А я, Котя, с тобой хочу быть. – Пётр Яковлевич уткнулся лицом Герману в шею.
Тот неожиданно горячо поцеловал его куда-то в уголок глаза – куда дотянулся.
– Я должен тебе кое-что сказать. Про Главного, – быстро произнёс Розен, как будто боялся передумать. – Он спит и видит, как бы Головной офис снова под себя подмять. И ты ему действительно нужен. Очень. И с этими своими ребятами в чёрном он представляет для нас реальную угрозу. С Вием, кстати, он меня свёл.
Пётр Яковлевич замер, переваривая информацию.
– Коть, я чёрное больше не надену никогда. Клянусь. – После паузы твёрдо пообещал он.
Розен даже ничего не ответил – так он растрогался. Он заглянул Гранину в лицо и обласкал таким сияющим взглядом, что никаких поцелуев не надо.
– Почему ты раньше не сказал? – укорил его Гранин.
– Потому что это было только внешним выражением того, что внутри. Ты с Главным развязался, и пиджак твой сразу пришёл в негодность, – хохотнул Розен.
Гранин только головой покачал – ведь всё верно!
– А зачем Главный меня из Конторы отпустил, если я так сильно ему нужен? – засомневался он.
– Так он куда тебя отпустил? В Головной офис! – нежно растолковал ему Розен, обхватив его лицо ладонями и собираясь поцеловать. Звонкая трель мобильника заставила его дрогнуть. – Чёрт! Кому там ещё что он нас нужно?
Оказалось, что звонит стажёр. Артемий Иванович бессовестно использовал его в качестве курьера и поручил доставить Гранину важные документы на подпись.
– Хорошо. Только не раньше, чем через час, – строго распорядился Гранин. Он задвинул телефон под подушку и снова потянул Германа на себя – час это же ого-го как много!
***
Похоже, Розену нравилось смущать стажёра. Всё время, пока тот подкладывал Гранину бумаги, он сидел рядом на подоконнике, болтал ногой и грыз яблоко, смущая тем самым и Петра Яковлевича, у которого яблоки вызывали теперь исключительно эротические ассоциации. Особенно яблоки в руках у Германа. А эти ещё и пахли так ярко, так яблочно, что во рту сразу ощущался их сладко-поцелуйный вкус. Герман сказал, что любит штрифель, вот Пётр Яковлевич и купил ему целое ведро.
– А для меня у тебя ничего нет? – радостно улыбнулся Розен стажёру, когда тот закончил распихивать документы по файлам.
– Есть. – Георгий бросил в его сторону осторожный взгляд. – Если хотите, пришлю.
– Присылай, – с энтузиазмом отозвался Розен, втягивая в себя сок, который потёк из надкушенного яблочного бока. – А на словах? Ничего спросить не хочешь?
Георгий выпрямился, глянул исподлобья.
–Хочу. – Он помялся немного. – Зачем мы с ними так? Они же нормальные люди.
– Правда? – восхитился Розен. – А я думал, рептилоиды! – Он соскочил с подоконника и остановился напротив стажёра, продолжая увлечённо точить зубами яблоко. – И что ты предлагаешь?
– Встретиться с ними, поговорить.
– А они этого хотят?
– Может, и не хотят. Но мы-то знаем, как их найти.
Розен задумчиво оглядел огрызок.
– Знаем. Мне, положим, иногда тоже хочется с ними лично пообщаться. Сначала кулаком под дых, потом коленом в лицо, потом за волосы и лбом об стенку: «Вам, ссуки, заняться больше нечем? Что вы, бл***дь, приеба***сь?». И ботинком эдак по почкам, по почкам.
Всё это он произнёс, вдохновенно и мечтательно глядя в пространство и жестикулируя так, будто читал стихи. Заметив, как Жорик от этого представления ошалел, Розен звонко рассмеялся.
– Расслабься, стажёр! Я пошутил. – Он хлопнул беднягу по спине и подтолкнул легонько к столу. – Ты садись. Чаю выпьем, поговорим. Петь, у нас есть чем покормить ребёнка?
– Я не ребёнок, – огрызнулся Георгий, садясь на подставленный Розеном стул.
– Да? – тот плюхнулся на стул напротив. – А сколько тебе лет?
– Двадцать четыре.
– Ну, если двадцать четыре! – многозначительно протянул Розен. И тут же подскочил, – Петь, я чай сам заварю. Ты, если хочешь, бутерброды сделай. Золушка ты моя. – Он нежно приобнял Гранина со спины и чмокнул в щёчку.
Пётр Яковлевич мучительно покраснел и умоляюще глянул на Розена, хоть противиться и не стал. Тот в ответ укоризненно покачал головой и цокнул осуждающе языком. Гранин тяжко вздохнул и смирился. Розен сразу повеселел, потянулся за чайником.
– Я вижу, что начинать надо с азов, – увлечённо заговорил он, разливая заварку по чашкам. – Похоже, сначала следует тебе объяснить, как человек устроен. Петь, конфеты достань!
Убедившись, что стажёр с комфортом усажен, обласкан и что-то жуёт, Розен и сам глотнул чаю, чтобы продолжить:
– За пределами этого мира человек существо цельное. Но чтобы попасть сюда, он даёт согласие разъять себя на составные части – отдельно воля, отдельно мышление, отдельно чувства. Для чего? О! Так сразу становится ясно, каковы они – твои воля, разум. В чём твоя любовь. Здесь всё ПРОЯВЛЯЕТСЯ, проявляет себя. Это мир реализации. Всё, что сюда попадает, становится видимым, осязаемым, живёт и показывает себя – чего оно стоит. Потому что здесь ничто не статично. Любой феномен здесь, как семя, брошенное в плодородную землю – неминуемо прорастает и тем показывает всем, кто он. И все видят, что выросло – морковь или роза. Это первая стадия. Затем начинается работа. Хочу нос, как у Ани, хочу быть умным, как Петя. – Розен послал Гранину воздушный поцелуй. – Как нужного результата достичь? Всё постепенно – настройка быстро не меняется. Нужна ситуация, в которой ты можешь сделать усилие и тем своё внутреннее качество изменить – понемножку. Что не проявлено, что не перешло в действие, на физический план, что не прожито, остаётся без изменений. Нужен поступок, нужно переживание, необходимо решение и действие. Проблема в том, что для полноты погружения в процесс у человека отнимается память о себе настоящем. О том, кто он, откуда и куда идёт. Поэтому он не может сделать усилие сознательно. И кто ему поможет? – Георгий заметно растерялся, не зная, что ответить. – Карта! – радостно воскликнул Розен. – Точнее тот, кто эту правильную карту сочинит.
– И вы сочиняете? – робко спросил Георгий, проглатывая печенье.
– Сочиняю, – согласился Розен. – А тут, представь, приходит какой-то хрен с горы и начинает рукопись вымарывать – уже готовый сценарий, по которому человек где-то там уже живёт. Мол, секса добавим, рассуждения уберём, пусть будет побольше драк и перестрелок – публика такое любит. И непременно чтоб хэппи энд. И как мне быть? Поговорить с ним? Или, может, сразу грохнуть, чтоб не мешался? Как ты считаешь?
– Я… не знаю, – хмуро признался Георгий, понуро уставившись в чашку.
– А я знаю, – подмигнул ему Розен. – Нужно его отвлечь. Чтоб он делом занялся. А ещё лучше – собой. Как тебе такой вариант?
– Я понял, – серьёзно кивнул Георгий.
Когда за стажёром закрылась дверь, Пётр Яковлевич не удержался от замечания:
– Герман, когда ты успел так испортиться? Раньше ты никогда не матерился.
– Я?! – театрально оскорбился Розен. – Я и не матерюсь. – Он повернулся к Гранину и повис у него на шее, невинно хлопая ресничками. – Это стажёр, – доверительно сообщил он. – Я к нему подсоединяюсь, а из него вот это вот прёт. Издержки. А я не такой. Поцелуй меня, а?