Вы знаете человека, которому нравятся тесные туфли? Такие тесные, что скрючившиеся пальцы распухают, пульсируют, мгновенно покрываются водянистыми мозолями, и каждое незамысловатое движение становится актом преодоления и апофеозом силы духа.
Я не знаю таких. Понятно, что по неопытности или из-за спешки каждый когда-либо ошибался и покупал неподходящую пару. И вынужденно терпел неудобство и боль. Но хотелось ли вам оставаться в давящей обуви? Вряд ли! Мы стремимся как можно быстрее ощутить себя свободными и жить по своим правилам.
***
Шёл 1987 год. Мой папа болел остеомиелитом. Благодаря чуду и маминой настойчивости он попал на лечение в Ленинградский институт к именитому профессору. Каждая из госпитализаций, а было их пять или шесть, длилась по полгода.
Естественно, пациенты за такое время успевали не просто подружиться, становились родными. Разъезжаясь, писали друг другу письма, приглашали в гости и готовы были оказать любую помощь. Вот за помощью к нам однажды и обратилась жена одного из папиных друзей.
В нашем городе была воинская часть, куда попал служить их сын. Мама приехала его навестить и остановилась у нас. Переночевав, утром отправилась в часть и после обеда вернулась к нам вместе с сыном.
Я плохо помню тот год, но хорошо - гнетущее ощущение собственной несуразности и угловатости. Это было время, когда вдруг начинаешь смотреть на себя со стороны и сравнивать с подружками. Когда подмечаешь слишком крупный нос, неровную кожу, дурацкие завитушки на висках и сильно переживаешь из-за этого.
Мне было всего двенадцать. Пытаясь избавиться от дискомфорта и почувствовать себя свободнее и увереннее, однажды я пошла в парикмахерскую и сделала короткую стрижку. Получилось плохо. Укладочных средств тогда не было, и я ходила взъерошенная и ещё больше утвердившаяся мыслях о собственной некрасивости.
К моменту визита в наш дом дамы с солдатом мои волосы изрядно отросли, представляя из себя трудноописуемое гнездо. Примерно, как у домовенка из советского мультфильма. Понятно же, почему я не вышла знакомиться к мальчику?
Сидя в своей комнате, я прислушивалась к разговорам взрослых, что-то рисовала и чувствовала себя в безопасности. До той поры, пока мама не вытащила фотоальбом. Первой фотографией, которую она с гордостью показала гостям, был мой школьный снимок, откуда я смотрела с лихим задором, как будто не было ни придурковатой стрижки, ни драного красного галстука, припеченного недавно утюгом. Всё вместе выглядело нелепо и комично. Но гости, продолжая светскую беседу, сдержанно хвалили меня и мои успехи в учебе. Что им, заложникам нашего гостеприимства, ещё оставалось?
Не зная, куда спрятаться от стыда, я сидела в своей комнате, встревоженно вслушиваясь в разговор. Хотелось вырваться на свободу, но путь к выходу лежал через комнату с гостями.
Разговор становился опасным. Взрослые принялись хвалить несчастного срочника, превознося его достоинства. Затем им в голову пришла идея нас познакомить. Сама по себе мысль глупая и неуместная, так ещё и завёрнута была в отвратительное предположение, что мы могли бы стать парой!
Сидя в своей комнате, багровея от жгучего стыда, свирепея от чудовищной несправедливости и неудобства, я мечтала избавиться от нелепых взрослых с их несуразными и опасными выдумками. До сих пор помню ярость, смешанную с жалостью к себе, и желание вырваться любой ценой, ни за что не мириться с с нелепой ролью куклы в бездарном спектакле!
Я сбежала через окно и до позднего вечера просидела у подружки. Мальчика, который был отпущен в увольнительную и который казался мне, двенадцатилетней, взрослым и серьезным дядей, я так никогда и не увидела. Знаю из папиных рассказов, что он отслужил и вернулся домой. Надеюсь, что у него все хорошо.
Папа ещё долго переписывался со своими друзьями, а потом ниточка потихоньку износилась и оборвалась.
Конечно, никто из взрослых не думал меня обидеть или поддеть. Конечно, в моей жизни было потом много куда сильнее ранящих историй. И каждый раз, оказавшись в неудобной ситуации, я знаю, что выйти наружу можно. Пусть даже это будет не общепринятый способ, но он в моей власти. И это не сложнее, чем снять надоевшую тесную обувь.