Начало. Рассказ первый. Прокопов

Виктор Костылев
    
      Рабочий день клонился к завершению. Звонок отбоя прокатился по всем этажам
управления. Люди, заканчивая работу, громко разговаривая, спешили на выход, успеть бы пробежаться по магазинам. В здании наступила гнетущая тишина. Изредка были слышны гулкие удары. Это на втором этаже приступали к разминке те, кто не спешил домой, планируя сыграть  партию другую в бильярд.

     Я сидел в одиночестве просматривая корреспонденцию. Тишину кабинета нарушил быстро вошедший председатель исполкома Морозюк Андрей Сергеевич. Ходил он быстрой уверенной походкой, слегка выдвинув вперед правое плече, склонив голову в ту же сторону, словно спортивный боец приготовившийся к встрече с противником.
Поздоровавшись, он предложил составить компанию в поездке к Прокопову Герасиму Матвеевичу. Ему было поручено поздравить ветерана с девяностолетием и шестидесятилетним партийным стажем. "Золотой фонд партии"- так именовали в стране таких людей.

     Секретаря парткома на месте не оказалось, а у меня не было выбора. Быстро собравшись, я последовал за председателем. Купив в магазине, что против рудоуправления, часы, мы отправились к юбиляру.

     Прокопова я знал. Учитывая его заслуги, возраст и одиночество, мы часто выделяли ему путевку в рудничный санаторий-профилакторий. Четырехэтажное здание расположилось в чудесном уголке природы, на берегу ставка с игривым названием- "Бурулька". Там, отдыхая на скамейках, среди тенистых аллей, он предавался воспоминаниям или, прогуливаясь, заводил разговор с отдыхающими.

     Герасим Матвеевич был во дворе. Очевидно, он был оповещен о нашем посещении. Невысокий, но крепкий на вид старик, был рад нашему приходу. Ходил он осторожно, словно боясь кому-то помешать, кого-то случайно толкнуть. В уголках его губ лежала какая-то усталость или разочарованность.

     Поздоровавшись, он пригласил нас в свои хоромы. Если на небольшом приусадебном участке был какой-то порядок, то в доме вдовца, при всей скромности убранства, чувствовалось отсутствие женского внимания. На столе, в ожидании гостей, стояли бутылки с домашним вином и самогоном, закупоренные бумажными пробками. Порезанное мелкими дольками сало лежало на тарелочке рядом с тонко порезанными кусочками хлеба и еще какая-то снедь. Чашки с блюдцами и пыхтящий медный самовар, являлись украшением стола. На округлости  самовара ложились темные тени.

      -Вот так в одиночестве я и живу,- говорит хозяин дома. Взмахом руки показывая  на небольшой, черно-белый телевизор "Рекорд",- а это моя единственная связь с внешним миром, все вечера провожу с ним. Здесь, на диване и засыпаю. Утром, встречая рассвет, слушаю новости. Говорил Герасим Матвеевич на том для Кривбасса наречии, которое образовалось от смешения украинского и русского языка.

      Поздравив ветерана с юбилейными датами, вручив часы, мы были приглашены к столу. После выпитых: рюмки и чашки чая, вели непринужденный разговор. Юбиляр вспоминал юные годы, бурно пролетевшие где-то в Поволжье. Его лицо преобразилось, в глазах появился живой огонек. На широком лбу, словно борозды, пролегли две глубокие складки. Бритая голова, казалось, светилась каким-то удивительным светом.

    - Много воды утекло с тех пор,- говорит Прокопов, - сегодня трудно передать
и понять ту обстановку и события происходившие вокруг нас. Мой старший брат работал на заводе, посещал какой-то кружок, занимался подпольной деятельностью. Конечно, при необходимости, он привлекал и меня к своей работе. По его просьбе, я- четырнадцати летний  парнишка, тайно носил под рубахой прокламации нужным людям. А в пути всякое случалось. - Помню, это было в пятом годе. По привычке, глубоко засунув руки в карманы, старых потертых штанов, я шел по улицам города с поручением брата. В семье все вещи носились на вырост. Ранее ношенная одежда братьями- ждала моего часа.

      - Летнее утро было тихое и теплое. Улицы, после ночного дождя, казались умытыми. Восходящее солнце щедро разбрызгивало золото на окружающий мир. Вокруг царил удивительный покой и тишина. Казалось весь мир спит и только я один иду в приподнятом настроении, хотелось громко петь, прыгать... Трудно передать мое состояние, молодость. - Впереди, на центральной улице, собралась большая толпа народа. Люди что-то кричали, кто-то пытался их перекричать... И тут, из переулка выскочили казаки на конях и давай бить нагайками всех подряд. Что там было! Крик, плач, стоны были слышны по всей улице. Люди прятались, разбегались, а их настигали казаки  и вновь... - Как я оказался на их пути? Не знаю, но удар нагайкой по спине заработал. Ну, думаю, все! Как посыпятся мои прокламации- убьют. Но все обошлось... А вот спина долго болела. Мама лечила какими-то травами.

      Его лицо покрылось мелкими морщинками и все они смеялись. Память сохранила ту далекую жизнь и он спешил поделиться с нами своими воспоминаниями. Слушая юбиляра, я как-то не мог понять- о каком периоде ведется разговор. О тысяча девятьсот двадцать пятом? Вроде бы в том году ничего подобного не происходило. Так, может быть в тысяча девятьсот пятнадцатом? Но почему он сказал, в пятом годе? Я не мог себе представить, что перед нами сидит человек история, Живой свидетель всех потрясений и революций двадцатого века. Для меня, знавшего Прокопова не первый день, это открытие было неожиданным и интересным.

     - Герасим Матвеевич, а как в семье реагировали на Ваши похождения?
- Я был третьим сыном в семье. Старшинство было за старшим братом. Отец, старый заводской рабочий. Двенадцати часовая рабочая смена выматывала его. Утром, когда он уходил на работу, мы спали. Домой возвращался поздно, уставший, а впереди ночь и вновь рабочая смена. Обстановка на заводе была не здоровая. Люди открыто высказывали руководству свое недовольство. Во время очередной забастовки, произошло столкновение с полицией. Отца сильно побили. После этого он слег, долго болел и умер. Мама домохозяйка. Старший брат с головой ушел в революцию, я его любил и не задумываясь выполнял все поручения. Со средним братом мы, как могли помогали маме по хозяйству. - По традиции заводских семей, едва закончив начальную школу, я пошел работать. Ну, а кому нужен такой работник? Моя профессия- кто, куда пошлет (смеется). Когда подрос, пошел на завод учеником слесаря.

     Мне было интересно услышать мнение живого свидетеля тех событий.
- Герасим Матвеевич, - а каким для Вас был этот пятый- год грозных потрясений?
- Как Вам сказать. Вот к примеру- дремучий лес. У него своя жизнь, свое
 развитие. Но вот кто-то вмешался- пожар. А поджигатель кто? Не зверь -
человек. Подбросит огонь и убежит, а пожирающий огонь уничтожает все на своем пути. И нет от него спасения никому. Какая злость, какая лютая подлость сидит в этом человеке. Но то одиночки и рано или поздно их найдет наказание. - А здесь народ столицы. Ой как не просто оторваться человеку труда с насиженного места, подняться на такое дело. Наш народ терпелив и миролюбив, вот на нем и едут, Но если его доведут до состояния кипения, тогда беда...

      - Вот и лопнуло народное терпение. Поднялся гегемон со своими требованиями. Город гудел. Это был страшный пожар. Толчком к восстанию послужило "кровавое воскресенье" в Петрограде. Народ возглавляемый попом Гапоном, с церковными хоругвиями направился к Зимнему дворцу. Казалось, здесь собрался весь город. Люди мирно шли к царю, а их встретили картечью. Посеешь ветер- пожнешь бурю, такова правда жизни.

      - Эти ужасы породили революцию, залитую кровью повстанцев. Это был страшный пожар и погасить его было не просто. Временами угасая, он вновь возгорался в других регионах страны. Многие, в том числе и мой брат были осуждены на длительные сроки.

      -Большим потрясением для страны было поражение России в войне с Японией.
 -Да, да, -поддержал разговор Морозюк, -как-то я читал. Еще во время встречи в Ревеле Николая второго с императором Вильгельмом, царь сказал, что он рассматривает укрепление и усиление России в восточной Азии, как  задачу своего правления.

     - На заседании Российского кабинета министров в 1897 году, граф Ю. Витте,
 ссылаясь на сведения разведки, неподготовленность страны к войне, большую удаленность, трудности доставки снабжения и живой силы, плохую связь, протестовал против объявления войны. - Но, несмотря на слабость военного присутствия,- подхватывает Прокопов, царь не пошел на уступки Японии. Рассчитывая на легкую победу в войне и ослабление набиравшей силу революции, он принял другое решение.

      - И как результат,- продолжал Морозюк,-потеряны: Порт-Артур, Мукден и другие приморские опорные пункты. Сдан Ляодунский полуостров, оккупирована  южная часть Сахалина и железная дорога (КВЖД). Потерян Тихоокеанский флот (более
 шестидесяти военных кораблей) с командующим флота, контр-адмиралом Макаровым. Погибло более пятидесяти тысяч воинов, сто сорок шесть тысяч раненых, масса воинов пленена, многие пропали без вести. А сколько инвалидов и калек вернулось в крестьянские семьи? И остался в памяти народной, в честь не сломленных врагом русских моряков, гимн- "Варяг"...

      В стране- ропот недовольства руководством страны. Так и вспыхивали региональные пожары.
    
      А за окном темнота. Где-то вдали начинал ворчать гром. Стрелки часов, висевшие на стене, показывали  поздний час. Пора и честь знать. При расставании, мы договорились с Прокоповым, при следующей встрече продолжить наш разговор.