Двадцать девятая глава
Марк
Люди собирали подписи каждый день. Из самых далёких районов. Из самых грязных, неблагополучных, и просто неприветливых. Для некоторых завсегдатаев бара, это стало чем-то вроде соревнования. В конце недели велось подсчитывание. Кто набирал больше всех, получал подпитку к самомнению, и зависть своих коллег. Марк был недоволен. Это, что, для них хобби? Спрашивал он себя. Знают ли они вообще, зачем нужны все эти подписи? И Адам куда-то запропастился… Точно. Адам. Бармен поймал себя на мысли, что уже давно его не видел. И следом подхватил ещё одну мысль – его не сильно это волнует. Слишком важные вещи творятся в жизни Марка, чтобы переживать о приятеле, с которым вечно что-то случается. Слишком часто стала болеть его собственная голова. Слишком многого он хочет добиться.
Бармен подошёл к ближайшему столику и спросил у рыжеволосой женщины, записывающей, что-то в блокнот: - Эл, для чего нам это? – Марк приложил свою ладонь к кипе заполненных, альбомных листов.
- Чтобы знать, сколько людей против стерилизации. – Ответила Эл.
- А вон то нам зачем? – Марк указал на соседний столик, где трое мужчин рисовали плакаты.
- Мы расклеим их по всему городу. – Ответил один из трёх мужчин.
- Нет. – Сказал Марк. – Мы пройдёмся по городу с ними в руках.
- Хорошо. – Сказала женщина. – Главное, чтобы не в понедельник и четверг. У меня книжный кружок.
«Я нравлюсь людям. С моим мнением считаются. Мои просьбы выполняются. Если это не мешает посещать книжный кружок»
Марк вздохнул, и ушёл к барной стойке.
- А я и так не пойду. – Сказал кто-то. – Делать больше нечего.
Голова бармена заболела в разы сильнее.
- Кто это сказал? – Басом проговорил Марк.
Ненорбар (все его шестьдесят три посетителя) затих.
- Опять сегодня не в духе. – Пробормотала Герона, что сидела за третьим столиком, не выпуская из руки бутылку вина.
- Так кто это сказал? – Повторил Марк. – Что ему больше делать нечего, как выйти с нами на улицу, держа эти плакаты?
- Я… - Робко сказала девушка с седьмого столика. – Я этого не говорила. Но тоже считаю… то есть не считаю… то есть я... Не пойду. Собирать подписи весело. Я со столькими людьми познакомилась! А улица… это не весело.
- Это глупо. Прости Марк… - Сказал мужчина сорока пяти лет, по имени Нула.
- А стерилизация? Считаешь её глупой?
- Да. Но меня она не коснётся. Я не в той группе.
- Из всех нас лишь несколько человек в «той» группе. Это повод ничего не делать? – Спросил бармен.
- Но мы делаем. Каждый день.
- Это должно приносить пользу. Кларсон с Авией, например, хотели бы завести детей в будущем. И Герона.
- Кларсон приходит редко. У Авии вообще агорафобия. Она сюда ни разу и не заглядывала. А Герона жить не может без бутылки, куда ей ребёнка?
Марк посмотрел на Герону.
- Ничего не скажешь? – Спросил он.
- Нет. Не сейчас. – Ответила женщина. – Но, когда собрание закончится, и мы выйдем из бара, я ударю его в пах.
Бармен вернулся к остальным собравшимся: - Представьте, что вы в той категории.
- Но мы НЕ в той категории. – Сказал Нула. – Даже, ели и были бы. Что плакаты то изменят?... Я не хотел говорить, но тебя начинает заносить не туда.
Несколько человек стали тихо поддакивать и шептаться.
Марк схватился за деревянные углы стойки, и облокотился на неё.
Зря он начал этот разговор. Ситуация складывается неприятная. Бармен стал испытывать чувство дискомфорта и паники. Что ему сказать, чтобы получить влияние? Нет. Влияние у него уже есть… И при этом, каждое собрание всё равно, заканчивается либо сумбуром, либо вообще ничем… Его слова имеют вес, но как сделать их тяжелее?
Что сказать? Что сказать?...
А что он недавно написал в своей тетрадке?
Бармен медленно вдохнул. Выдохнул. И вспомнил, каждое слово, что он написал в недавней своей речи.
- Вас когда-нибудь дразнили в школе? Глумились нам именем? Давали обидные прозвища? Смеялись над вами? Поднимите руку, с кем хоть раз такое было.
Руки подняли все, на что бармен и рассчитывал.
- Вы знаете, что у меня есть крылатый друг. Его зовут Мир. – Продолжил Марк. – Однажды, когда он был в школе, мимо него, по коридору прошли пара школьных хулиганов… Так вот, они стали кидать ему под ноги, хлеб. Смеялись. Называли его крысой с крыльями. А, когда им это надоело они ушли… Пока Мир просто стоял и смотрел им в спины… С каждым из нас было нечто подобное. И каждый из нас, как и Мир, спустя пару минут, придумал, что им ответить… Но было уже поздно. Момент был упущен. В нём закипал гнев, который почти сразу сменился злостью на себя, чувством неудовлетворённости. Ничтожности. Пустоты… Двенадцатилетний мальчик бестолково стоял в коридоре, где кроме него уже никого не было… Теперь представьте, что мэр, это школьные хулиганы (бармену было неприятно так отзываться о мэре, но ситуация требовала). Категории не важны. Он смеётся над всеми нами. Он всем нам дал прозвища. И во всех нас что-то кидает. Кому-то достаётся больше других. Это не значит, что те, кому достаётся меньше, могут чувствовать себя в безопасности.
Марк посмотрел на Нулу: - Ты спросил, что изменят плакаты? Возможно, они не изменят ничего. Но это наш ответ. И, если мы его не дадим, будем чувствовать себя в сто крат хуже, чем крылатый мальчик в школьном коридоре. – Марк повысил голос. Сделал его металлическим, холодным, жёстким. - Любая невысказанность уничтожает самолюбие. – Сказал бармен. - А человек без самолюбия… это жалкое зрелище.
Бармен оглядел каждого из собравшихся. Их глаза горели. Воодушевлением, или ненавистью… Какая разница? Марк был счастлив. Он был больше, чем счастлив. Он был больше… Бармен стоял перед смотрящими на него снизу вверх людьми, ощущая силу каждой частью своего тела.