II-й птерон
«Нет шедевров без агрессивности», - кричал Маринетти. А эта книга и не шедевр. Это – свалка химер.
Маринетти боготворил скорость, но любая скорость, это скорость распада. А антимиры даймоо неразрушимы.
Маринетти провозгласил презрение к женщине. К женщине, как сути, - согласен! К женщине, как форме, - нет! Антимиры даймоо – это женская форма, женский эйдос. А хаос универсальный, беспредельный.
Маринетти бросает вызов звёздам. Антимиры даймоо – всегда над звёздами, звёзды для них далеко-далеко под ними, звёзды – цветы, растущие у них под ногами.
Маринетти и футуризм – это вопли растущего организма. Но организмы растут, стареют, чахнут и умирают. Затихают и вопли. Антимиры даймоо – это вечный полёт, вечное блуждание и сомнабулические левитации по безвыходным лабиринтам.
Всевозникающая нимфофлоральность литаний, как столкновение глухих вздохов, информационных пучков или белых лилий. Симпозиум водопадов. Я точно попадаю в мишень ромба, а ромб это определённый символ. Караван моих снов тянется к горизонту грёз, к горизонту метаидиллий, к мириадам великих туманов, туманностей, неосязаемостей, намёков, смутностей и частичных пирамид. Звенья сомнамбул сцепляются в спящих губах и мгновениях, которые льются подобно молоку из груди золотой нимфы, бело-рыжей паннимфы, белой и тонкой, как тростинка галактик, как стебель Вселенной, как белая простынь Млечного Пути. Сон словно смола прилипает к онейротинктуре, смесь криптографий и пленных дельфелий в сети коллапсоидов недр непроглядных и амальгама инфрамиров и макабросимфоний. Хлорофалл золотой как корпускулы эллипсоидных дыр масок древних владык и драконьих чешуй. Хлорроплаз золотого порога. Плазма эндомистерий, экзогинических плясок и сфинксовых галлюцинаций. Спящих сновидящих смещающихся в инфрачёрную часть меланоспектра. Всплески лефонтин. Мелодии сверхглубинных криптоформаций. Перверзии многослойные, плотные, трясинные, как паранойя Келайно. Парфионакты, элизии иммерных воззрений, восприятий и льющихся далей пигоделичности и белых фагоновых дыр и чистейшего лонного бреда. Груз свинцовых актиний и абрревиатур. Инициалы неона, инициации статуй, новых сциллий. Пертурбации протуберанцев пресуществлений пресущества. Мириады нетолкованных снов.
Мы входим в Чертог Дорддо. О Хориоар, ты прекрасна! Сине-золотая даймоо с голубыми крыльями. Все даймоо прекрасны, но не в равной степени. Между ними нет равенства и неравенства. Каждая прекрасна в высшей степени. У каждой недостижимый полёт, лиллиспекции, ифграммы. Вход открыт, и над просторными арками сумеречно льются сияния спокойных лиловых волн. Ко всему прикасается нежная тишина сокровений. И когда заканчивается колыхающаяся онерическая анфилада арок, открывается Чертог. Он множится перемножаясь во множестве, и остаётся одним в параболическом росте.
Даймоо крылаты. Но крылья им нужны не для полёта. Даймоо и так могут левитировать. Да и само понятие левитации какое-то приблизительное, так как в антимирах нет никакого пространства и времени, нет так называемой окружающей среды. Летать и левитировать можно в какой-то среде, там же лишь тайнодействовать, функционировать ирр-мистическим образом. Поэтому крылья у даймоо это лишь символ Высоты. Высоты не в вертикальном смысле, а в мистическом и параболическом. Ни размеры, ни количество крыльев не имеет значения. И что такое вообще значение? В двадцатимерной октаэдровой флоации находится гигантоасгард Горго;;о;-Рфо;о;, идеал пульхралепсии Мягкие глотоидные и кромешнополостные архитектурные комплексы, лимфоидные возвышенности и кристаллоидно-офтальмоконические группы. И зеркально-липофосфоренцирующие равнины. Прекрасный мир! Здесь обитают тэтра-даймоо и прозрачно-коллоидные эоны.
Даймоонавтика – моё единственное занятие и кредо. Гиперслова и антислова текут как Тигр и Евфрат, образуя Неведомое Междуречье АнтиУниверсума.
Мы оказались в узком каньоне между двумя рядами огромных синевато-серебряных шаров. Они слегка мерцали затаившимся коричневым светом невысказанных сумерек. Небо, если это можно назвать небом, было ярко-оранжевого цвета с неопределёнными бликами и блёстками тёмно-фиолетового и бледно-сиреневого. Где небо и где земля было трудно определить, ибо как таковые верх и низ были весьма относительны и расплывчаты. Мы шли то опираясь о некую твердь, то повисая – под ногами не было ничего, хотя это ничего имело определённый цвет: иллигиорный. Нечто похожее на блестяще-белый с голубым и бежевым и размыто-розовым. Огромные сферы чуть-чуть покачивались из стороны в сторону. Абсолютная тишина казалось увеличивала их. Такая глубочайшая тишина обычное явление в Чертоге Дорддо.
Вдруг из-за одной из сфер вышла женщина, тело которой было окутано густым и плотно-тяжёлым ярко-зелёным туманом флюористирующим голубыми сгустками неопределённых образований. Мы остановились. Мы – это я и мой Ангел Д 11. Я был полностью обнажён, а ангелы никогда не имели одежды – это общеизвестно. У Д 11 женские формы, длинные волосы и нет крыльев. Он похож на эона больше чем на ангела. У него также нет половых органов, как и у всех ангелов – вместо них чистая зеркальная поверхность. Нет также анального отверстия, пупка и сосков на груди. От эонов он отличается только тем, что у него нет нимбов. Тело Д 11 транссапфирного бриллиантового цвета – словно тёмно-тёмно-синий шлифованный полупрозрачный алмаз. Волосы молочно-голубые, также как губы и глаза, а лицо – ослепительно белое.
Женщина поманила нас плавным движением руки и скрылась за гигантским шаром. Мы последовали за ней и очутились среди непонятных скалисто-облачных образований, разбросанных вокруг. И везде было множество даймоо. Одни летали, другие висели вниз головой, иные лежали, сидели, стояли во всевозможных позах. Их волосы и крылья трепетали, как тонкие шёлковые ткани на ветру. Каппадейя и солнце кубической формы. Пенообразные фигуры, Н-образные испарения. Геббомодантные украшения. Кратер и конус взаимопроникновенны. Уплощённый наклон всех перекрёстных плоскостей в призматической синусоидальности. На небольшой лазуритовой колонне, одиноко стоящей среди полупрозрачных туманных бесформенных кубоидов, на слюдяной квадратной пластине сидела кошка: чёрная, один глаз тёмно-янтарного цвета, другой – тёмно-синего. Пластина вместе с кошкой отделилась от колонны и перемещалась в направлении к нам. Одна из даймоо, серебристо-опаловая, с длинными волосами инфраголубого цвета неожиданно возникла где-то справа. Вся поверхность её тела была какая-то волнисто-бугристая, а большие губы ктеис плавно переходили в два огромных вертикальных шипа, которые достигали уровня груди. Звали даймоо Ээрра, и глаза у неё были цвета кофе с молоком, такие же как и у чёрного кролика, сидящего у её ног.
Трансъэлимированный код зашифрован 12-ти бальной ступенчатой пирамидальной осью фантосексуальной последовательностью эмульсиоактивных секреций супрагенных тестикул.
Мы включили шестую оргазменную скорость и приблизились к плывущим в воздухе трапецеидальным площадкам. На краю одной из них (песчанно-бежевого цвета и слегка гофрированной) лежала у самого края гигантесса Орггига. Она лежала на животе, обнажённая, подперев голову обеими руками и глядя вниз. Её тело было серебристо-молочным, грузным, облакоподобным, а волосы розово-серебристыми, спускающимися мягкими волнами до самого копчика. неожиданно появился медноволосый даймон Аггерд. Два маленьких сапфирных крыла у него на дельте излучали нежное сияние.
Он опустился на спину Орггиги и растянулся вдоль. В таком положении он застыл в паравременном овуляциоиде.
Перейдя пи-транснитурум, мы увидели голубой светящийся эон Иннфф-19. Эоны теже даймоо, только без крыльев. Волосы её развивались и были окружены тремя нимбами, разных голубых оттенков: тёмный, светлее, почти белый. Все эоны окружены нимбами. Нимбы могут быть над любой частью тела. Иннфф-19 повернулась спиной, и мы увидели, что вся поверхность спины от шеи до копчика представляет собой ромбовидное бездонное чёрное отверстие, окаймлённое фиолетовым свечением. Огромная неизмеримая пропасть, ведущая в иной интромир, зияла на спине Иннфф-19. Мы немедля ринулись в этот провал.
Дифференциальная трепанация сомофракции, теоремы радужных пятен на облаках и ягодицах, продольные инъекции фаллоса и стимуляторный бум. Две нимфы с букетами алых гладиолусов вместо рук и с оленьими рогами на голове дифилируют по набережной юрского моря, демонстрируя свои ослепительно белые попки (как свежие бизе) и бритые лобки, сравнимые с гладкостью и белизной паросского мрамора, из которых выпирают нахально клитера и малые губы (у каждой нимфы на лобке торчит по нарвальему бивню, горизонтально, остриём вперёд, они будто прокладывают себе дорогу и преграждают путь непрошенным гостям). Набережная юрского моря (оно называется Ламм) выложена полированными до зеркального блеска плитами фиолетового грратиста, материала твёрже гранита, легче пластика, тугоплавкого, как вольфрам, и нежного, как женская грудь. Стройные тела нимф отражаются в тёмном зеркале набережной, и кажется, что они идут по ночному небу вверх ногами. Чётко видны детали их промежностей, невидимые с других точек. Для того и нужны эти фиолетовые зеркала. Отражения плывут плавно и медленно; бёдра покачиваются лениво и соблазнительно, как сонные плезиозавры на волнах; волосы развевает лёгкий ветерок. Недалеко от берега всплывает гигантская черепаха, как круглый авианосец. Её панцирь это целый остров: на нём растут петлеобразные деревья, кубические кораллы, эригированные фаллосы, проволочные конструкции, веретеноподобные кактусы и перепончатые крылья. В пространствах между этой ботаникой открываются иллюминаторы и люки. В иллюминаторах мелькают черепашьи скелеты, а из люков вываливают тёмно-синие раллоиды – андрогинные создания с чёрными, как смоль, длинными до пят волосами (женская грудь и бёдра и мужские гениталии). Раллоиды вываливались и почти вытекали из люков в полуобморочном состоянии. Их ярко-изумрудные глаза были широко открыты и в них не было ничего, кроме галлюцинаторного блаженства.
Летят серебристые саксофоны, из которых бьют фонтаны розовых ароматизаторов. Летящие щупальца осьминогов превращаются в языки, которые впиваются и внедряются в округлости каллипиг, лежащих на полынных пустошах. Запах полыни распространяется в улидионарных прогрессиях по побережьям и песчанным отмелям. На дюнах, тянущихся неровными рядами к горизонту, вспыхивают синие шары, размером с яблоко. Грушевидное тело, ярко-голубое и полупрозрачное проскальзывает у него между ног. Вот в совершенно тёмном полулабиринте сталактических приблизительных образований вспыхивает тусклый сиреневый свет. Его уста припадают к лохматому лобку даймоо. Они спускаются ниже, пощипывая волосы, и окунаются во влажную алую субстанцию. Влагалище втягивает его голову, и вскоре его тело в какой-то антиродовой конвульсии протискивается в утробу. Он оказывается в просторных помещениях, напоминающих египетские храмы с колоссальными колоннами. Его сопровождает тёмно-коричневое свечение и его Ангел Д 11.
На пирамидально-ступенчатом возвышении возлегает Аббиобалла. У неё белое женское, чуть полное тело стареющей женщины с отвислой грудью и увесистыми бёдрами. Она лежит на спине с раздвинутыми ногами, и её чёрная раковина чуть приоткрыта, демонстрируя алый треугольник и пунцовую полосу. Вместо головы у Аббиобаллы нечто огромное, меховое, бесформенное с множеством кратеров. Мех длинновибриссный, шоколадного цвета и блестящий; кратеры чёрные, бездонные, и между ними торчат беспорядочно кривые белые бивни, как чудовищные водоросли в тэтрапароксизмальном оргазме. Дисфантомный ангел Ггур левитирует к Аббиобалее и с размаху падает на неё. Лобковые кости ударяются друг о друга и высекают голубые искры, которые медленно и плавно плывут в густой чёрной субстанции, как кристаллы соли в нефтяной патоке. Мою голову периодически всасывают и выплёвывают кратеры Аббиобаллы; мои зубы кусают её соски и грудь, руки погружаются в ягодицы, как в чаны с пастилой, а таз неустанно качается, вибрирует… Я оборачиваюсь и вижу клубок чёрных щупалец. Это монстр Ууггб. Из этого хаоса спутанных змееподобных отростков высовывается красное, длинное, тонкое и твёрдое, как стальной трос, жало. Затем оно сужается до нитевидных размеров, при этом вибрируя продольно и поперечно. Появляется маленький женский монстр Форрбб с перевончатыми крыльями на спине. Она стального цвета, величиной с лягушку. Яркие янтарные глаза пронзают тёмно-коричневую туманную мглу, как лазеры. Форрбб устраивается на моих ягодицах и отплясывает на них безумную тарантеллу, впиваясь в плоть своими острыми иглами, которые заменяют ей кисти рук, стопы ног и соски отвисших ниже колен грудей. Вскоре к ней присоединяется Жэлл – монстр-ктеис с зубами. Пять рядов острых треугольных зубов. Эта автономная зубастая йони принимается грызть мою плоть. Аббиобелла извергает из своих кратеров тяжёлые звуки, вонючие газы, фонтаны синей спермы, голубого кала, золотых тонких спиц и микроскопических морских ежей. (Спицами лучей утыкан белопесчанный пляж. Никого нет, рассеивается туман). Наш пентасексуальный симпозиум доходит до оргазма, и, перевалив через него, устремляется в новый.