ДОЧЕНЬКА…
Семья была строгая. Очень. Всё по распорядку и порядку. Режим и подчинение. Чёткое следование принятым нормам советского гражданина. Ни эмоции сверх нормы.
Обычная жизнь в застойном обществе и системе. Рутина и серость. Как все.
– …Галинку приведёшь, покорми, помой, сказку дочитай.
Нина строгим голосом настраивала сына на деловой лад, не позволяя мальчику и глаз отвести в сторону.
– Книжка слева на полке. Десятая страница. Потом свет погаси, но дверь совсем не закрывай. Мы оба в ночную, будь за старшего и хозяина. Кур покорми и загони, Машке парёнку вывали аккуратно, обрат не забудь дать. Там он с лекарством, подлечится наша порося. Сам сладкого не ешь, в кастрюльке приготовлено тебе. Никаких друзей. Завтра отпущу на вечер. Погуляешь.
– Всё понял и усвоил. До завтра, мам, – Серёжка ответил спокойным и уверенным тоном. Не привыкать.
Так и росли брат с сестрой: приглядывали друг за другом – погодки, заботились, прикрывали в случае острой необходимости.
Был ещё старший брат – от первого брака отца, Лёха. Он уж в армию пошёл, взрослый совсем. Жил особняком, не прикипал душой и сердцем к единокровным брату и сестре. Отслужив, не вернулся в горное село, нашёл себе местную девушку и остался в примаках в той семье.
Стало легче – исчезли лишний рот и забота. К лучшему.
Младшие не горевали и вскоре забыли о нём – особенность детской психики. Только ещё крепче сблизились.
– Купим к выпускному тебе всё самое лучшее!
Галинка сияла серыми лучистыми глазками, радовалась, ёрзала в нетерпении и предвкушении – на базар!
– Ты остаёшься дома. На тебе хозяйство и готовка. Приедем в два, приготовь обед, – Николай пристально смотрел в побледневшее личико дочери. – Порядок обеспечь. Друзья Сергея теперь часто бывают у нас, не опозорь. Как освободишься, в корзине штопка дожидается. Матери некогда, сама понимаешь, займись делом, пока телек смотришь.
– На лавочку можно? Там светлее и веселее… – спросила робко и тихо.
– Можно. Одевайся теплее – сквозняки ещё стылые. Весна.
На следующий год собрали обновки дочери – школе конец, впереди взрослая жизнь.
Поступила в техникум. Вела себя скромно, училась хорошо, старалась быть прилежной и трудолюбивой.
Родители навещали часто, допрашивали соседок по общежитию, требовали контроля от старшей по этажу и коменданта.
– Я вам кто? Цербер? Она уже с паспортом! Прекратите гнобить дочь! – суровая Домна Семёновна выкатывала внушительную грудь, гремела басовитым голосом. – Свою голову не поставите! И не пытайтесь! Ей самой жить и исправлять ошибки! Не вам!
– Принесёт в подоле – убью и её, и Вас! – Николай был краток.
Не уберегли. Даже не знали, как беда стряслась.
Просто в один день, когда в техникуме был День здоровья, устроили большой кросс. Явка поголовная и обязательная. Справки не принимались. На кону честь заведения.
Недалеко от финиша всё и случилось: упала Галинка без сознания.
«Скорая», ужас подруг, ошеломительная новость: беременность, большой срок, преждевременные роды. Молодую мать не спасли, только её сын выжил. Еле-еле.
– Брехня! Она два месяца назад дома была! Никаких признаков! Какая беременность! Не может того быть!.. – лютовал отец покойной в морге.
– Документ читайте, папаша, – патологоанатом и не такие истерики повидал на своём веку. – Разрыв матки. Тугое пеленание себе долго делала, живот скрывала. Видно, Вы так её запугали, что девочка предпочла умереть! – прикрикнул на отца, заставив того замолчать. – Сами погубили дитя! Внука уже нянчили бы с радостью! И пусть без отца! Вы же есть, родные! Вините себя!
Мать обезумела от горя, была полгода невменяема. И каждый день рыдала часами на кладбище, не в состоянии оторваться от земляного холмика.
Силой уносили, когда солнце близилось к закату.
Очнулась однажды от того, что земля гудит и дрожит под руками – могила прогоняла прочь! Стала реже туда ходить. О внуке и не вспоминала.
Пришлось искать младенцу семью. Срочно. Отдали молодой бездетной паре дальних родственников.
Наблюдали издали за внуком, ставшим теперь почти чужим. Что видели, не радовало: новая мать недолюбливала мальчонку, смотрела холодными глазами, но открыто отказаться не могла – муж тут же бросил бы её. Терпела, старалась полюбить невинное дитя…
– Узнал что-нибудь? – Сергей, почерневший от боли и глубины потери, внимательно смотрел на однокурсника сестры. – Кто?..
– Глухо. Никто из наших. Ни с одного потока. Всех перетрясли следаки. Анализы брали. Впустую. Поверь. Чужак. Молчала. Скрывала ото всех. Девчонки тоже мозги вывернули. Только догадки: или препод какой, или насилие. Если последнее, тогда многое объясняется. Позор…
– Если препод…
– Трое уволились после проверки. Один за бугор свалил. Если он – не достанешь теперь… Смирись. Её не вернёшь. Все в шоке. Тихо стало так… Ужас такой…
Памятник на год поставили самый красивый. Розовый мрамор и бронзовые столбики с цепью.
Нина вновь зачастила на могилу, словно кто тянул её той цепью. Всё прибирала, полола, носила чернозём от кошар, высаживала горные тюльпаны и эремурус, Марьино коренье и подснежники, ирисы и «петушки», а покоя не находила. Каждый раз начиналась истерика, когда выкрикивала одиночество и ужас потери: «Доченька… Доченька моя… Прости…»
А к весне слегла – простыла на ледяной земле могилы. Через месяц легла рядом с дочерью. Успокоилась. Навек.
Сын и отец остались в доме одни. Горе не сплотило, а разорвало души. Скандалы и драки становились всё чаще. Понимая, что добром это не закончится, решили расстаться.
Продали дом и хозяйство и разъехались. Зажили своими домами. Женились, обзавелись детьми, но так и не помирились.
Что-то сломалось навсегда, будто мир держали только женщины семьи. Не стало их, и он рухнул.
Жизнь не стояла на месте.
Развалился Союз, разлетелись по странам и континентам жители республики, оставляя за плечами Родину, память и могилы тех, кто был дорог и любим.
Навестить кладбище Сергею удалось только через двадцать лет.
Ехал с чувством острой вины и сожаления: никак не мог вырваться раньше. Сейчас просто стыдился посмотреть в глаза бывшим односельчанам, что остались здесь жить вопреки всем обстоятельствам и невзгодам.
Когда оказался на погосте, понял, что могила сестры и матери ухожена и облагорожена.
– Кто?.. – просто онемел.
– Исаковы. Часто навещают. Ленка её любила. Подруги были. Она тут всё сделала. Говорит, что виновата… – Мартыновна тяжко вздыхала, утирая рукой слёзы.
– Почему?
– Напали на них тогда. Шли с кино, а чужаки целой бандой налетели. Ленка убежала… Опомнилась – нет Галки. Собрала ребят… Поздно было… Сама и нашла Галчонка нашего за гаражами… Та и взяла с неё слово клятвенное, что не расскажет никогда и никому, что произошло… Вот и молчала. Видела, как бинтовалась, помогала… – всхлипнула, заплакала навзрыд. – За то, говорит, и наказал меня бог – детей не дал… Бездетная живу… За Галинку…
Сергей отвернулся, сдержал вскрик и плач, долго смотрел на выгоревшие унылые горы, борясь с сердечной и душевной болью, даже сгоряча едва не решил мстить, но, подумав, понял, что акт уже свершила сама жизнь и воздала по заслугам всем. Надеялся, что и преступникам тоже. Уповал на это всей душой.
Заплатив местным женщинам за дальнейший уход за могилами, уехал с тяжёлым сердцем, сознавая, что уже ничего не исправить и не изменить. Даже племянник, что вырос у чужих, недоступен – семья выехала на ПМЖ в Северную Америку, отныне парень стал канадцем.
Грустно смотрел на убегающий привычный пейзаж и старался то ли забыть всё, то ли затолкать прошлое на дальние полки памяти, чтобы больше не кровавило измученную душу. Теперь хотелось лишь одного: покоя. И только.
Май, 2019 г.
Рисунок из Интернета.
http://proza.ru/2020/02/09/645