Иван да Марья – это мои родители.
Их молодость пришлась на годы Великой Отечественной войны и трудные послевоенные годы.
Они поженились в июне 1946 года, через 11 дней после первой своей встречи, хотя в письмах познакомились раньше, и прожили вместе без малого 47 лет. Совсем немного не дотянул отец до золотого свадебного юбилея. Да и не было у них никакой свадьбы. Как-то не до пышных свадеб было в те трудные годы. Пошли в сельсовет, расписались, мама получила от своих родителей в приданое одну подушку, и начали они свою семейную жизнь. А подушку спустя год отдали мне, своей первой родившейся дочери.
Они ушли из жизни в один день и час, но с разницей в 23 года. Отец в 1993 году, мама в 2016 году. 5 мая – день памяти моих родителей. Один на двоих.
И вот в преддверии их общего дня памяти и в преддверии Дня Победы мне захотелось рассказать об их молодости.
Начну с мамы.
Когда началась война, моей маме было 15 с половиной лет. Она жила в городе Кузнецке Пензенской области и была в семье старшей из детей. Её отцу Павлу Ивановичу Пузанкову , моему будущему дедушке, было 37 лет и он ушёл воевать. Дома оставил жену и пятерых детей. Старшей из детей была 15-летняя Маруся, а младшей дочери было 4 года.
Пока отец воевал, Маруся закончила в Кузнецке педучилище дошкольного воспитания. Было это нелегко. Город, второй по величине в области, не был компактным. Он растянулся на несколько километров вдоль трассы союзного значения Москва - Самара (тогда г. Куйбышев). Общественного транспорта в городе в годы войны не было. В училище в любую погоду мама ходила пешком около 4-х километров туда и столько же обратно. В каникулы работала. Трудовой фронт тогда прошли многие подростки. Уже после войны она получила удостоверение труженицы тыла. Был момент, когда она хотела бросить учёбу и пойти работать, чтобы моей будущей бабушке Ефросиньи Игнатьевне было легче, ведь на руках у той было пять детей. Но моя мудрая бабушка не позволила ей это сделать. Сказала, что если ты бросишь учёбу, то перестанут платить пособие и денег в семье будет не намного больше, а так всё же образование получишь.
Оказывается, что в годы войны многодетным семьям платили пособия, если их кормилиц воевал и если все дети были учащиеся или дошкольники.
Осенью 1941 года мама не раз в составе учащихся училища выезжала под Пензу рыть окопы на Пензенском участке Сурского оборонительного рубежа.
В Интернете об этом рубеже я прочитала следующее:
«Осенью 1941 года развернулась битва за Москву, исход которой было трудно предугадать. Горькие уроки первых месяцев войны показывали, что надо быть готовыми к любым неожиданностям. Государственный Комитет Обороны страны принял решение о строительстве нового тылового оборонительного рубежа, часть которого проходила через Пензенскую область.
К работам привлекалось в порядке платной трудовой повинности местное население — мужчины в возрасте от 16 до 55 лет и женщины от 16 до 50 лет».
В 1944 году мама окончила училище, и её направили работать за 200 км от дома в детский сад села Головинщина, бывшего тогда ещё районным центром.
А дедушка Павел вернулся с войны с последствиями контузии. У него не сгибались пальцы правой руки, но какая это была мелочь в то время. Главное, что вернулся. Дедушка научился писать левой рукой, ну а при работе ему помогала и правая рука, ибо сама рука сгибалась, не работала только кисть руки.
Когда мама приехала в Головинщино, ей предложили квартировать у стариков Полушкиных. Хотя и стариками-то их нельзя было назвать. Они тогда были много младше меня сегодняшней. Деду Ивану Филипповичу было 60 лет, а моей будущей бабушке Татьяне Васильевне 53 года. Но оба уже были больны. К тому времени из их 4-х сыновей осталось только двое. Старший, Илья, без вести пропал под Ленинградом в первые месяцы войны. Василий погиб под Курском. Двое, оставшихся, были на фронтах Великой Отечественной, Константин на западном, а Иван, мой будущий отец, на дальневосточном.
В Маньчжурию отец попал 19-летним, по призыву в армию, ещё в 1939 году. Когда началась Великая Отечественная война, оголять восточные границы страны было нельзя, так как в любое время можно было ожидать объявление войны со стороны Японии. Так что в боевых действиях отцу пришлось участвовать только в войне с японцами.
В мирное время он служил во фронтовой газете наборщиком (была такая профессия ручного набора текста из отдельных литер во времена доцифровой эпохи) и верстальщиком. Отец рассказывал, что спустя какое-то время после призыва в армию в часть приехал представитель фронтовой газеты, который сказал перед строем солдат: «Кто знаком с работой наборщика и верстальщика – шаг вперёд». Отец был единственным, кто сделал шаг вперёд. Он ещё до призыва в армию работал в районной газете села Головинщина, и работа эта ему была хорошо знакома. Поэтому первые годы его армейской службы мало чем отличались от его мирной жизни. Но после нападения Германии в 1941 году было принято решение дать военную специальность каждому. В довоенном призыве было много сельской молодёжи, в большинстве своём малограмотной, с образованием 2-4 классов. Отец со своим 4-х классным образованием не был исключением. Но он всегда стремился к знаниям и всю свою жизнь самообразовывался. Конечно, в пределах своих возможностей и своих интересов. Видимо смышленого паренька заметили и отправили его учиться на радиста-наводчика артиллерии, куда старались брать с 10-летним образованием, но таких было мало.
Профессия радиста-наводчика артиллерии трудная и опасная, требующего высокого интеллекта. На них всегда шла охота снайперов неприятеля, потому что без них артиллерия слепла. Уничтожить радистов-наводчиков старались в первую очередь. И на них направляли огонь не только снайпера, а в квадрат с замеченным в нём наводчиком неприятель направлял и свои артиллерийские удары. Все оставшиеся годы службы отец прослужил в артиллерийских войсках.
Говорят, что история повторяется в детях и внуках. Бывает так. Мой старший сын в 90-х годах, как и его дед, работал верстальщиком, конечно уже компьютерным.
Служба на востоке была не легче, чем западе. Она была голоднее. Кормили воюющие армии на западе лучше, чем армию на востоке, ожидающую военных действий. Постоянное нахождение в укрепрайоне в ожидании внезапного нападения, да ещё голодным или полуголодным, требовало большого нервного напряжения и терпения. Все понимали, что на укрепрайоны в случае нападения будут нанесены мощные удары, тем более что, японцы не раз имитировали начало нападения. По словам отца многие испытывали чувство голода, беспомощности, какой-то безнадёжности, невозможности что-либо изменить. Все эти чувства, в совокупности с чувством патриотизма, заставляли людей проситься на западный фронт, и даже предпочесть ужасный конец там ужасу без конца здесь.
Таким образом, отец прослужил на востоке нашей страны 7 лет, с 1939 по 1946 годы.
Отец рассказывал, что он в своей жизни пережил два голода. Первый – в детстве, в 20-х годах, и второй – в годы войны. Это, конечно, ослабило его организм и уже после войны, когда мне было года два, у отца обнаружили туберкулёз. В те годы эта болезнь не была редкостью, и она порой заканчивалась печально, если переходила в открытую форму. Отцу удалось справиться с туберкулёзом народными средствами менее чем за год. По рассказам матери она смешивала для отца мёд, сливочное масло, водку и растопленный собачий жир. Что-то ещё добавлялось, уже не помню, и эта ужасная смесь помогла отцу. Мёд и сливочное масло были недёшевы в послевоенные годы, но как-то справились.
Ещё хочется рассказать о дружбе отца с однополчанином. Там, на Дальнем Востоке, за тысячи километров от родного дома отец встретил земляка. Он не был односельчанином, а был из соседнего села Кочалейка, которая в 7 км от родного села отца. Но какие это крохи – 7 км, когда до дома много тысяч километров. И они подружились. Он, Мухамедов, - татарин и мусульманин, отец - русский и православный. Но разве могло это помешать настоящей дружбе. Отец называл его Сашкой, но скорее всего у него было какое-то другое татарское имя. Дружбу свою они сохранили до конца своей жизни.
Помню, что когда в шестидесятые годы я возвращалась домой на зимние студенческие каникулы из Ленинграда, то радовалась, если поезд останавливался на Кевденском разъезде, пропуская встречный поезд. Я просила проводника открыть дверь вагона и выпустить меня, потому что добраться зимой из Каменки было сложнее, чем от разъезда через Кочалейку. От Каменки до Головинщина путь почти в два раза длиннее, чем от разъезда. К тому же тогда еще не было асфальтовой дороги, и автобус практически не ходил. Надо было добираться до переезда и ждать на морозе попутную машину. А если дорога не расчищена от снега, то попутку можно и не дождаться. Ну а с Кевденского разъезда до Кочалейки каких-то пару километров пешком, и ничего что с тяжёлым чемоданом по снегу. Зато там дом папиного фронтового друга Сашки, где можно обогреться, где Сашкина жена Фатима накормит и напоит чаем, а потом Сашка запряжёт свою лошадку и отвезёт в Головинщино. Всего-то 7 км. Для лошадки с санями нерасчищенная дорога менее страшна, чем для машин.
Дочка Мухамедовых Асьма, когда училась в старших классах в Головинщинской школе, жила в нашей семье. Вот так и помогали друг другу бывшие однополчане себе и своим детям.
Хочется сделать ещё одно отступление, связанное с военной специальностью отца. У нас, послевоенных детей, почти не было игрушек. Развлекали себя разными играми. Помнится, что мы с отцом в длинные осенние и зимние вечера при свете керосиновой лампы (в селе тогда не было электричества кроме как в больнице, школе и МТС) любили перестукиваться азбукой Морзе. Отец, бывший радист, научил нас. Та, та-та-та, та-та, ти-та … . Интересно было.
Но пора из моих таких длинных отступлений возвращаться в Головинщино 1944 года, куда после учёбы по распределению приехала моя будущая мама, 18-летняя Маруся.
Итак, она квартировала у стариков Полушкиных, помогала им, чем могла. Квартплату платил отдел районного образования. Он же обеспечивал на зиму бесплатным топливом. Такие тогда были порядки. А старикам, большое подспорье.
Ещё Маруся под их диктовку писала письма их сыновьям. В конце делала приписки и от себя. Как мне потом рассказывала мама, за годы войны в селе подросло много девчат, и все они ждали окончания войны и возвращения с войны потенциальных женихов. И ещё они понимали, что вернувшихся женихов явно будет меньше, чем подросших девчат. Мечты, мечты, девичьи мечты. Во все века они почти одни и те же. Найти любимого, создать семью, родить детей, чтобы не остаться одинокой в этом непростом мире. Мечтала и мама. Оба брата Полушкиных по возрасту подходили ей в женихи. И она втайне надеялась на то, что, может быть, кто-то из них понравится ей, и что, может быть, кому-то из них понравится она.
В начале 1945 года серьёзно заболел Иван Филиппович. Ему дали направление в областную больницу. До Пензы в то время нелегко было добраться. 18 километров до ближайшей железнодорожной станции, и потом поездом 70 километров. Регулярных поездов нет. Путь для больной Татьяны Васильевны тяжёлый. И поэтому моего будущего дедушку в Пензу повезла Маруся. Навещать его в больницу тоже ездила она. Иван Филиппович немного не дожил до Дня Победы, не увидел своих вернувшихся с войны сыновей. Он умер там, в Пензенской больнице. И хоронить его в Пензу тоже поехала Маруся. В то время было нереально привезти и похоронить его в Головинщине. Моя больная бабушка не на много пережила своего мужа. Она умерла через три года, но успела увидеть вернувшихся с войны сыновей. Двух, оставшихся в живых, из четырёх, уехавших на войну. Она успела увидеть меня, свою первую внучку.
Мой папа очень любил своего отца. Он рассказывал мне, что когда ему пришло известие о смерти отца, он принял решение жениться на Марусе, ещё не видя её, сказав самому себе: « Мне не суждено было проститься с отцом и проводить его в последний путь, так пусть же будет так, что это суждено было моей жене». Надо сказать, что ещё и до смерти отца, он отвечал на Марусины приписки в письмах, и даже присылал ей несколько писем в стихах, которые написал сам. Марусе это понравилось. Я потом читала эти письма. Это, конечно, не стихи Твардовского или Симонова, но мне бы и так не написать.
Вернулся в родное село отец только в июне 1946 года. Через 11 дней они с Марусей, моей мамой, поженились, а в июне следующего года у них родилась я. А многие девушки нашего села ещё долго были в обиде на мою маму за то, что она, приезжая, увела у них из под носа их сельского парня, которого они тоже ждали. К тому же в молодости мой отец, хоть и не велик был ростом, но красив. Черноволосый и голубоглазый, редкое сочетание. Думаю, что были девушки на селе, которые заглядывались на него. Да и бабушка Таня первое время была недовольна выбором сына, так как уже давно присмотрела ему в невесты другую девушку. Но отец не поменял своего принятого решения.
Бабушка Таня ушла из жизни, когда мне только-только исполнился годик, ей было тогда всего 57 лет. Я, конечно, её совсем не помню. Но бабушка успела сделать для меня много. Когда мне было всего три месяца, она, уже больная, нашла в себе силы съездить в село Варежка, что под Каменкой. Вроде бы сейчас уже Варежку стали называть частью Каменки. А тогда её называли Головинской Варежкой. И есть в ней храм Сергия Радонежского, который был построен аж в 1816 году. И этому храму повезло не повторить судьбу многих разрушенных церквей. Снесли только колокольню у него, и был он закрыт с 30-х годов по 1945 год. И долгие ещё годы после войны этот храм был единственным действующим на всю ближайшую округу.
Бабушка попросила батюшку этого храма приехать в Головинщино и окрестить её малютку-внучку, т. е. меня. И батюшка приехал. Это было событием, если не для всего села, то для нашей его части точно. Тут же ближайшие соседи принесли окрестить и своих малышей. У меня была одноклассница и одноклассник, которых тоже окрестили в тот же день, и мы иногда называли себя братом и сёстрами, как крещённые в одной купели и в один день. А бабушка подарила мне при крещении крестик. Я храню его и сейчас. Ведь это единственный оставшийся мне подарок от неё. Но главный подарок от неё и её дедушки это мой отец – самый замечательный отец на свете. Я очень благодарна им за своего отца, которого я всегда любила и люблю, хотя его уже нет, с которым мы понимали друг друга с полуслова, с которым мне всегда было интересно, и который мне так много дал.
Вот такая небольшая история Ивана да Марьи, моих родителей. Из таких небольших историй, как из кусочков мозаики, складывается большая история нашей страны.
«Иванами да Марьями гордилась ты всегда» - эти слова из песни «Гляжу в озёра синие» мне, конечно, очень нравятся, потому что и я горжусь своими родителями.
И, может быть, я напишу ещё что-нибудь о них для своих внуков и внуков моей сестры. Или напишу о Ване-Тане (дедушке и бабушке). Их история тоже по-своему интересна и тоже является кусочком мозаики общей истории, которую нашим детям и внукам не стоит забывать.
Светлая память всем тем, кто делал всё, что мог, для победы в войне, и которых уже нет рядом с нами.