«Плодовые деревья одиноки, стерня всегда крепко сцеплена»
Ирина Павловна, мой добрый тюменский друг, позвонила примерно в 22.00 и сказала об «Эффекте безмолвия»:
- Это книга всей вашей жизни. Чтобы написать следующую, вам понадобится не меньше 20 лет.
Это был самый замечательный отзыв. Ирина Павловна не просто мой друг, она еще и преподавала в тюменском университете и награждена званием «Легенда тюменской журналистики».
«Пожалуй, все, что я сделал, было не зря», - подумал я…
***
Лида со скайпу сообщила, что встретила П-нову, заместителя председателя городской Думы маленького нефтяного города Муравленко. В разговоре П-нова сказала, что прочитала мое обращение с просьбой о помощи, выложенное в Интернете, затем выспрашивала, где я нахожусь, и завершила убедительно:
- … я сохраняю нейтралитет.
О каком нейтралитете можно говорить, когда против одного человека, журналиста, который старался для людей, то есть против меня, стоит вся система чиновников, администраторов, следователей, судей и т.д.? О каком нейтралитете может говорить заместитель председателя городской Думы? Здесь можно говорить только о том нейтралитете, какой соблюдает человек, наблюдающий из окна убийство одного человека группой высокопоставленных подонков и не предпринимающий никаких действий. Здесь можно говорить о безнравственности, о трусости, о пренебрежении долгом и совестью.
Я все больше осознаю ту пропасть, в которую валятся люди, противоборствующие власти. Одни чиновники профессионально сбрасывают противников в эту пропасть. Другие наступают на пальцы, если противники зацепляются. Третьи - отпихивают противников от стен пропасти, чтобы полет тех не останавливался вплоть до самого дна, где бригада уборщиков следит за разбившимися. Множество зрителей наблюдают и обсуждают, как это происходило в прошлом вокруг публичных мест разнообразных казней.
Так было на площади Пласа-Майор в Мадриде во времена испанской Инквизиции, так происходило на площади Отель-де-Виль (бывшая Гревская) и площади Согласия (!) в Париже, так было на Тауэрском холме в Лондоне…
Сегодня публике, чтобы наблюдать казнь, никуда ходить не надо: телевидение, газеты – все покажут и расскажут, как выгодно палачам. И в этих репортажах не будет места последнему слову обвиненного или казненного, его последней выходке, какую позволил себе Томас Мор 6 июля 1535 года во дворе Тауэра.
Перед казнью Томас Мор держался достойно и даже шутил. Тюремщикам, провожавшим его к эшафоту, он отвесил: «Пожалуйста, помогите мне взойти на эшафот, а сойти вниз я постараюсь как-нибудь сам». Палачу тоже нашлось слово: «Шея у меня короткая, целься хорошенько, чтобы не осрамиться». Положив голову на плаху, Томас Мор добавил: «Подожди немного, дай мне убрать бороду, ведь она не совершала никакой измены».
Я сделал попытку придать своей казни публичность, на что имел право, будучи, человеком публичным изначально, журналистом и писателем, и кроме того - депутатом городской Думы с одним из самых высоких рейтингов. Я хотел, чтобы жители города знали, за что меня уничтожают, чтобы казнь, так сказать, была публична, как в старые времена. Попросил в качестве зала судебного заседания зрительный зал дворца культуры. Глава города отказал мне в этой просьбе, а суд выбрал в качестве зала судебного заседания самый маленький, из двух имеющихся. Это, кстати, тоже стало причиной того, что я сбежал от суда – он стал, по сути, тайным.
Лида рассказала, что недавно из приемной губернатора в маленьком нефтяном городе Муравленко уволили честную женщину за то, что она переправляла все обращения граждан губернатору, а не «глушила» их на местах. Таковы веяния нового времени. Если бы не мои близкие, не добрые слова моей жены, не знаю, что бы сейчас делал. Разве можно сильно огорчаться и печалиться, когда тебя хотя бы один человек искренне любит и гордится тобою? Конечно, нет.
***
Об удачном неудачном прыжке 06.05.2011
Алик, что на него совсем не похоже, прыгнул с парашютом. До таких рискованных мероприятий, от которых дух захватывает, он был совсем не охотник, но обстановка потребовала прыжка, а обстановка была военная. То ли война действительно началась, то ли это были учения, - непонятно – но внизу его ждали люди в форме.
Алик летел, стремительно к ним приближаясь, потому что его парашют выскочил из мешка, но не раскрылся, а болтался над ним, словно пук травы над куском пластилина, запущенным в воздух, и, по логике, Алик должен был упасть и разбиться в лепешку, но тут случилось чудо.
Его стремительный полет к земле прервался, и он завис в воздухе на приличной высоте над землей. Алик взглянул наверх, но ничего не заметил, однако парашют натянулся, словно бы зацепился за ветку невидимого огромного дерева.
Висел Алик долго и люди снизу стали обсуждать его положение:
- Надо отстегиваться и прыгать. Там он со временем умрет от голода, а при прыжке есть надежда, что только ноги сломает, - сказал кто-то.
- Конечно, что ждать. Прыгай. Уж будь, что будет, - посоветовал другой.
Алик оценил высоту, на которой висел, и подумал, что остаться живым при таком прыжке, станет большой удачей, поэтому не торопился прыгать, а продолжал висеть. Видимо, это продолжалось довольно долго, потому что народ внизу уже заскучал, ожидая его. А потом Алик услышал неожиданное предложение:
- А ты достань запасной парашют!
С замирающим от невозможной надежды сердцем Алик запустил руку в рюкзак и обнаружил там предмет, похожий на зонтик. Раскрыл его и нашел, что он достаточно прочен, чтобы послужить парашютом. Единственное сомнение вызывал его небольшой диаметр, но иного спасения не было.
«Будь, что будет», - решил тут Алик и, схватившись за ручку зонтика, отстегнулся от основного парашюта.
Падение оказалось настолько плавным, что в сердце Алика от удивления заплясал огонек радости. Со стороны он напоминал одинокую пушинку одуванчика. Земля медленно приближалась и вскоре, почти не почувствовав стопами удара, Алик приземлился. К нему со всех сторон побежали потрясенные счастливым приземлением люди. Спасение иногда приходит так нежданно, что, казалось, и надеяться не на что.
***
Действительно, в моем положении надежда только на плавное падение.
***
Выписки из Евангелие по Луке (продолжение)
Евангелие по Луке. «А ребенок рос и укреплялся духом; и он был в пустыне до дня своего появления перед Израилем» 1:80. «Быть свободным от счастья рабов…, бесстрашным и наводящим страх, великим и одиноким – такова воля правдивого», - писал Фридрих Ницше в своем труде «Так говорил Заратустра» в главе «О прославленных мудрецах». Одиночество – это иногда большое благо, которое надо ценить и необходимо тратить на укрепление себя, чтобы не попасть в прискорбную ситуацию: «Всякое дерево, не приносящее хорошего плода, срубают и бросают в огонь» 3:9. А обижаться на то, что преследуют и ограничивают в правах не надо и по следующей причине: «И Он сказал им: Истинно говорю вам, что ни один пророк не бывает принят у себя на родине» 4:24. Я конечно не пророк, но шел похожим путем, поэтому именно в этом саду, именно в этом одиночестве мне сейчас и место.
Фотография сделана мною в Мадриде в конце октября - начале ноября 2016 года на той самой площади Пласа-Майор, где когда-то проходили публичные казни.