Автомобильная эпопея часть вторая

Константин Миленный

А В Т О М О Б И Л Ь Н А Я   Э П О П Е Я
       (ч а с т ь   в т о р а я)




На этот раз я опять с новой машиной, но теперь уверен, с
удачной, потому что выбирали мы ее вместе с Иваном Егорычем,
а уж он в этом деле толк точно знает.

Это была двойная радость, ведь со своей машиной был
и мой добрый сосед и верный друг Егорыч, а потому же и двойная
забота.

Конечно, я сразу вспомнил про  одного своего приятеля,
в основном, по пьяным и автомобильным делам, нормального
мужика, замначальника ГАИ.

Отношения с ним завязались после того как выяснилось,
что заведующий гаражом нашего института,  мой студент вечернего
факультета, был его младшим братом.

Наши встречи в кампаниях с ним проходили чаще всего в
кабинете завгара или на нейтральной территории.

На этот раз, в виду чрезвычайности ситуации, я в первый
раз за время нашего знакомства отправился к нему прямо на службу.

Его отделение ГАИ контролировало тогда самую главную
трассу страны, правительственную,  от самих Боровицких ворот до
аэропорта Внуково.

Человек он ответственный, работа такая, поэтому всегда
смотрел в корень проблемы :

-У тебя же, Федорович, гаража или места на охраняемой
стоянке, насколько я помню, нет.

-Откуда.

-Плохо. Ладно, попробую помочь, думаю, что смогу,
но не вот тебе сразу.

-Нужный человек в Сочах отдыхает. Там беспокоить его
не будем, а как только вернется, так сразу и  утрясем.

-До той поры придется тебе - ты слышишь меня? - поспать
в машине.

В знак ответной благодарности я поднял свой портфель
и покачал на весу перед его глазами.

Понимающе кивая мне головой он  распоряжался по
внутреннему телефону:

-Дежурный, у меня тут сейчас совещание небольшое
образовалось, так ты меня пока ни с кем не соединяй. Ну ты понял.

Я достал содержимое, он сноровисто разложил всё на
тарелках и мы выпили по первой.

-Да ты не расстраивайся, Федорович, салон у твоей
"Волги" габаритами как двухспальная кровать от французского
гарнитура, Луи Четырнадцатый, кажется, и цвет почти одинаковый.

-Чувствовать себя будешь, как в будуаре у его королевы.

-А вообще, по хорошему, отдать бы тебе ее  узбекам, три
цены возьмешь.

-Голова будет спокойная, "жигуленка" возьмешь и еще
при деньгах хороших останешься.

-Да и в собственной кровати как-никак спать будешь, а не
в машине.

-Ну, сам смотри, раз не хочешь братьям хлопкоробам 
посодействовать, то спи в ней под окнами своей спальни.

-А не то, ведь, угонят ее в одночасье или оберут до
металла, как пить дать.

-Утром придешь, она на четырех столбиках вместо колес.

-А колеса тю-тю. Можешь считать, что тебе еще повезло,
лето вон какое теплое в этом году.

И он махнул рукой в сторону открытого окна.

Я только хотел сказать, что машину брал лично для себя,
а не для среднеазиатских братьев, как вдруг, будто по его сигналу,
в окне отчетливо раздалось, что бы вы думали, раздалось
настоящее фанфарное ку-ка-ре-ку-у-у.

Один раз, потом после небольшой паузы второй.

Я опешил.

Откуда  в самом центре Москвы, непосредственно в 
кабинете замначальника отделения ГАИ майора милиции мог
возникнуть этот странный, я бы сказал, неформальный, ни с чем
не вяжущийся сельский звук.

Я тут же глянул на хозяина кабинета.

Он верной рукой наполнял стаканы.

Я подумал, если бы кукареканье было на самом деле,
то его услышал бы вместе со мной и мой собеседник.

А услышав, он бы, как минимум, удивился или, как
всякий нормальный начальник разгневался.

Что, мол, за дурацкие шутки вытворяют подчиненные
в рабочее время в его служебном кабинете.

И приказал бы разобраться и доложить по форме об
исполнении.

Или еще как-то, но отреагировал бы в обязательном
порядке.

Но, нет, Работяжев ничуть не изменившись в лице
протянул стакан мне и, с выдохом в сторону, обнял ладонью
свой.

Значит, он не слышал ку-ка-ре-ку-у.

А раз не слышал, значит никакого кукареканья в
действительности и не было, а звучало оно только в моих ушах.

Тогда я понял, что после всех переживаний последнего
времени, связанных с постановкой на очередь, добыванием
недостающих денег на покупку машины и с устройством платной
стоянки для нее, случилось непоправимое.

И мне уже надо беспокоиться не о сохранности нового
автомобиля, а крепко задуматься о своем пошатнувшемся
психическом здоровьи, вернее, нездоровьи.

Надо было потянуть время и сориентироваться в
создавшейся обстановке.

Постой, а может это был новый неизвестный мне
автомобильный сигнал.

Как квакающий сигнал модного в последнее время
итальянского трехрожкового клаксона из "Березки",
приравненного спекулянтами по стоимости к автомобильному
магнитофону.

Но, нет, улица с автомобилями, издающими всякие
сигналы, была на противоположной от окна стороне.

А окно из кабинета, где я услышал это кукареканье,
смотрело на крутой лесистый обрыв к Москва-реке, где не то
что машина не проедет, там и не всякий человек пройдет.

Это я знаю точно, потому что сам пытался в тех местах
спуститься к набережной.

Получилось, но только на заднице, потому что, кроме
того, что склон очень крутой, так он еще и покрыт многолетним
слоем скользкой опавшей листвы.

В любом случае противоестественный для центра
Москвы звук пришел из окна, следовательно, в нем, в окне,
разгадка.

Но я должен выглянуть туда будто ненароком, не
выдавая своего волнения.

Мы выпили по второй и я с бутербродом в руке
отправился к окну, где мне надо будет по моему сценарию
сделать вид будто я восхищен открывающимся пейзажем.

И что бы вы думали я увидел на заднем дворе
отделения ГАИ, контролирующего правительственную трассу? 

Я увидел там старый крашенный в зеленый цвет
фанерный курятник, живого рыжего с золотом петуха с большой
трясущейся красной бородой и с красным же гребешком, будто
надетым набок беретом, в окружении нескольких, в основном,
белых кур.

Куры зло разгребали голую землю и время от времени,
как будто невзначай попадались на глаза петуху.

Дело свое он выполнял с отрешенным видом, хотя и
не без огонька, и как я могу судить, без огрехов. 

Очередной свой успех этот единоличник оглашал
фанфарным звуком, который я только что чуть не принял за
начало своего серьезного заболевания.

Ан нет, оказывается я пока практически здоров и мне
не страшен психдиспансер перед ежегодным прохождением
техосмотра.

Тогда ку-ка-ре-ку.

После третьей мой приятель рассказал историю курятника.


Его отделение ГАИ по улице Косыгина,18 долгое время
было единственным строением на довольно большом участке
земли.

Работяжев, тогда молоденький старлей, еще не отвыкший
от своей родной Тайнинки, подбил предпенсионного возраста
начальника отделения на это служебное нарушение.

И понять их тогда было очень легко, потому что достать
яиц даже к празднику Пасхи удавалось далеко не каждой семье.

Воспользовавшись отсутствием каких бы то ни было
соглядатаев соседей, недавний подмосковный потомственный
крестьянин соорудил птичник, развел в нем кур.

Старались честно снабжать своих сотрудников свежими
яйцами, сами не гнушались и гостей угощали под их водку своей
ячницей. 

После четвертой мой друг приказал дежурному
направить на объект проштрафившегося вчера сержанта и собрать
десяток самых свежих, сам знаешь чего.

-Да осторожнее, черти, в фуражку пусть набирает, не
побейте мне. А то лишу премиальных, ты меня знаешь.

Это он готовил подарок для меня.

Много позже рачительный хозяин всей Москвы
Ю.М. Лужков построил в пятидесяти метрах от самоделки ГАИ
роскошные индивидуальные курятники для экзотичесих птиц и
летние вольеры для прочей живности на радость детворе, их
родителям и просто любителям живой природы.

В том ГАИ я не был уже больше тридцати лет.

Но по набережной хожу регулярно.

Так вот, самое удивительное, что и сейчас, особенно
летом, проходя это место рядом со ржавой лестницей, ведущей
от тропы вдоль террасы вверх к улице Косыгина, я иногда слышу
призывные крики петуха.

Думаю, а вдруг Работяжев, выйдя под чистУю на пенсию,
сумел посвятить остаток жизни своему любимому делу и открыл
дочернее от ГАИ предприятие.


Егорыч и в этой новой ситуации повел себя по
добрососедски.

В ожидании официальных разрешений на платную
стоянку мы поставили свои машины рядом на нашей дворовой,
прямо под окнами моей квартиры.

Принесли из дома постельное белье, что постарее, и с
наступлением темноты укладывались в своих салонах с
открытыми окнами и включенными приемниками.

Стоянка была довольно уютной, по периметру
обсаженная кустарником, саженцы которого мы, автолюбители,
возили сами из напрочь заброшенной еще в ту пору усадьбы
Воронцово.

Здесь же, где нынешние улицы Наметкина и Архитектора
Власова образуют Т-образный перекресток, по соседству с
бездействовавшей тогда церковью Троицы Живоначальной в ту
пору еще ютилась наполовину уже выселенная деревня и
кладбище при ней.

И еще везли мы вишневый молодняк с оставшихся от
совхоза делянок, который еще совсем незадолго до нашего
переезда в те края занимался выращиванием всяких саженцев
и располагался в двухстах метрах от нашего дома.

Там, где ныне проходит Севастопольский проспект.

По правде говоря, спал я, а Егорыч бдил.

Он охотно переругивался с брешущими собаками и
гонял страстно стонущих котов на густом тополе, росшем в
самом центре нашей стоянки.

И уж как он радовался этой ночной свободе, ну, точно,
мальчишка в пионерском лагере без родительского глаза и
тайком от пионервожатого.

        продолжение:https://www.proza.ru./2019/05/05/759