Это была первая девушка в спорте, на которую я имел серьезные намерения, и которые я мог, но не сумел реализовать. До этого я относился к спортсменкам с неким предубеждением, считал, что спорт огрубляет, что это – мужская работа, там, где результаты добываются с потом, физическим напряжением, на грани страданий.
Впрочем, это относилось к легкой атлетике, которой я занимался, полностью отдавая себя, именно она и ассоциировалась с тяжким трудом, а других видов спорта я, собственно, и не знал, не имел возможности близко наблюдать их.
Нет, были девушки, на которых я мог «положить глаз» еще в школе – такой была зеленоглазая Лена Юрчак, на три года старше меня, в актюбинской сборной, там же была и стройная прыгунья Лариса Васильева, на год моложе меня, но они меня не до умопомрачения увлекали. Лена для меня была практически недоступна – я понимал, что для 18-летней красавицы 15-летний подросток был совсем не ко двору, а Лариса…Что Лариса - после первых неуклюжих объятий у меня не осталось желания продолжать с ней.
Художественных гимнасток и балерин я только обожествлял со стороны - не имел тогда чести быть приближенным к их лицу.
Но когда я сам стал что-то представлять из себя в спорте, пусть и юношеском, когда стал неделями жить на сборах – на спортивных базах, порой и в гостиницах, общаться не только на стадионах, но и в тех же гостиницах, а то и в ресторанах по 3 раза на дню, ездить в одних вагонах поездов, я обнаружил, что таких, как иные из них, искать – не сразу сыщешь на улице, во дворах, в институтах и прочих учебных и культурных заведениях.
И сейчас я снова о той московской спортсменке, с которой я сблизился на осенних всесоюзных соревнованиях в Пятигорске. Ира Ерофеева была моложе меня на год, занималась легкоатлетическим многоборьем в юношеском разряде, обладала шикарными данными для этого вида спорта – длинные стройные ноги, гармонично развитая фигурка, соразмерно высокий рост…А сверх того – прекрасные зеленые глаза, милое личико московской барышни и удивительно милая манера общаться – открытая, чуть ироничная и по отношению к себе… Идеал да и только!
Нас сразу потянуло друг к другу. Но и тут я заметил: чем больше мне нравится хорошая девушка, тем сложнее у меня будут складываться с ней отношения… На первых соревнованиях, которые проходили у нас в Минске, мы только и успели с ней познакомиться, ну и немного пообщаться в кафе, где нам выделяли питание.
Почувствовав, что это девушка моей мечты, я тут же начал усложнять, стараться выглядеть в ее глазах безупречным, тянуться выше своей головы и…только соорудил ненужные препятствия между нами…
При второй встрече я заметил в ее глазах радость общения, однако и то, что мой дублер с нелепой фамилией Равинчик, который, хоть в спорте несколько проигрывал мне, но тоже обладал прекрасно развитой мускулатурой, имел рост не ниже моего, да и вообще походил на меня, как двоюродный брат – очевидно, продвинулся в отношениях с ней немного дальше. Он не отставал от нее ни на базе, ни на стадионе, в кафе носился с ее подносами и, вообще, общался с ней раскрепощено - меня от этого даже коробило.
Я все же помнил, что главным для меня было хорошее выступлении на соревнованиях, мне надо выполнить норматив первого разряда и у меня были реальные шансы занять на этих всесоюзных соревнованиях призовое место. Я решил сосредоточится на них, а потом, увенчанный лаврами, посрамив этого неожиданного соперника, покажу кто есть кто и предъявлю на Иру свои законные права.
Я, действительно, успешно выполнял свои спортивные планы, даже превзошел их где-то и к последнему виду десятиборья вплотную приблизился к московскому спортсмену, идущему на втором месте. А там рукой подать и до лидера!
И тут со мной произошло то, о чем предупреждал великий Высоцкий…Что-то, вроде: «я на 10 тыщ рванул как на 500 – и спекся!» Пытаясь обойти здорово бегущего лидера, я в последнем виде, на километровой дистанции, не рассчитав сил, сломался уже на втором круге и выпустил вперед не только двух москвичей, но и того клятого Равинчика, который отобрал у меня, казалось, законное третье призовое место…
Пока я отходил от крушения своих надежд и восстанавливался после холодного душа в раздевалке, уже отвыступавшие друзья, бывшие в курсе моих притязаний на прекрасную москвичку, сообщили: она с подругами по команде так отметила окончание соревнований, что находится в невменяемом состоянии.
После некоторых раздумий (брезглив был я тогда, однако, тем более, когда происходило на глазах крушение кумиров) я все-таки поплелся к тем дощатым домикам, где располагались московские спортсмены. Войдя в «девичью», я был неприятно сражен резким противным запахом и видом (прошу прощения) блевотины на самых видных местах на полу. Первой, кого я заметил, была сидевшая на кровати та самая парочка: моя платоническая возлюбленная, прислонившаяся к мощному плечу ненавистного уже Равинчика (этот пострел и сюда раньше всех поспел!)
Пока я боролся с приступами отвращения, смешанными с прежними нежными чувствами, более трезвые девчонки, находящиеся здесь, залопотали: «Пока не пришли сюда тренера, надо убрать наиболее пострадавших с глаз долой. Ерофееву Равинчик прикроет, а ты, Кока, тащи, хоть к себе, Ирку Болдыреву – ее совсем развезло, ни встать, ни упасть!»
Подталкиваемый подружками, я взял на руки эту, самую младшую здесь, Ирку и потащил ее задворками к своему домику. Она, обдавая меня винным кислым перегаром, заплетающимся языком выталкивала из себя неуместные признания в любви ко мне…
Понятно, с какими чувствами я встретил пришедшего сюда через десяток минут Равинчика, который не мог удержаться, чтобы не сообщить мне, какие нежные губки у теперь его Ирины. Ее он, заметая следы, оставил на попечение подруг, а теперь был готов помочь мне успокоить визжавшую порой, как поросенок, свалившуюся на меня юную Болдыреву…
Приехав зимой на динамовские юниорские соревнования в город Донецк, я опять встретил ту свою, неудавшуюся пока любовь – Иру Ерофееву, с которой мы выступали тогда в одной возрастной группе. Точнее сказать, она меня встретила, забежав в гостиничный номер, где я общался с тоже приехавшим на эти соревнования своим старшим братом.
Надо сказать, что уже тогда я заметил, что моим высоким отношениям с Ириной, постоянно мешала возникающая между нами «низменная проза жизни». Хоть я несказанно рад был этой неожиданной встрече, но меня по рукам и ногам сковало неприятное ощущение что к ней я подошел далеко не в лучшей форме. Если тому же Равинчику было глубоко плевать, что нежные губки его «предмета» отдавали вкусом срыгнутого винегрета, то для меня присутствие в одной компании с недосягаемой возлюбленной моего охламонистого братени, сидевшего в пропахшем потом, заношенном до протертостей дешевом спортивном костюмчике, ощущалось значительной потерей с трудом набранных прежде очков.
Тем более, что брат, ошарашенный видом прекрасной московской «княжны», тут же набросился на нее с дешевыми косноязычными комплиментами…Тем более, что уверенности в себе мне не добавлял и распухший красный нос, подпорченный некстати созревшим фурункулом…
Отношения наши эта встреча отнюдь не укрепила. И несколько выпавших, казалось, подарком дней закончились опять безрезультатно…Но она укрепила мое подспудное желание переехать в Москву, чтобы находиться на одной земле с все еще неприступной для меня возлюбленной. Для чего я тут же переговорил со знаменитым московским тренером, на которого произвело довольно благоприятное впечатление мое победное выступление на прошедших здесь соревнованиях.
Тренер дал добро и я стал тренироваться не только на тех же аренах, где и эта моя спортивная подруга, но даже в одно время – она перешла в группу к моему новому тренеру и мы стали видеться практически каждый день…Что ничего особенного мне не прибавило: хоть я мог даже держать ее в объятиях (я придумал тренировки с отягощением - брал ее на руки и совершал выжимания, наклоны и всякие повороты с ее телом, под довольное мурлыканье «живого веса» партнерши). Но в романтических отношениях, в практическом смысле, я не приблизился к ней ни на шаг.
Я опять, как в школьном детстве, мог часами обсуждать ее то с одним, то с другим другом, которые тоже признавались в сильных чувствах к ней (мне!), называя ее моей. Но самым большим моим реальным достижением был поцелуй в щечку, когда мы ехали в одном купе ночного поезда на соревнования, после которого я, с чувством исполненного долга забрался на верхнюю полку…И не спал до утра!
А она как-то незаметно исчезла из моей жизни. Просто перестала ходить на тренировки после года безуспешных попыток перевести наши «служебные отношения» в иные…