Четырнадцатая глава
Мир
Двенадцать утра.
Плечо свело судорогой.
Я лежу в ванне, чищу перья зубной щеткой. Это очень утомительно. Те перья, что ближе к спине, нужно чистить с помощью двух зеркал, не хило вывернув руки, которые затекают уже через пару минут. Раньше мне их чистила мама или санитары в больнице, но лет в четырнадцать мне показалось, что со стороны это выглядит жалко, и я кое-как приноровился сам.
Пристально вглядевшись в отражение, я просмотрел каждое перо. Вроде, всё чисто.
Мне, вдруг, вспомнился один случай, связанный с Лизой. Как-то, когда мне было лет восемнадцать-девятнадцать, а за окном стояло лето, Лиза позвонила мне в семь утра и попросила встретиться. Её голос так меня напугал, что я тут же принялся одеваться.
Мы встретились у школы творчества. Глаза Лизы были красными, а рукава блузки, мокрыми. Мы сели на лавочку, где Лиза прильнула к моему плечу, и сказала «Я сегодня мылась два часа. Крутила и крутила вентиль; вода была чуть тёплая. А, когда вылезла из душа, и стала вытираться, поняла, что мылась в кипятке». Я всмотрелся в её лицо, шею. Кожа Лизы была красная. Она продолжила говорить «Мир, я ни на что не гожусь. Раньше я думала, что не плохо пишу, и собиралась заниматься этим всю свою жизнь, но теперь… Меня не приняли в университет, я провалила почти все экзамены. Ненужно было брать перерыв после школы… А ещё, издательству не понравился мой роман. Сказали, сюжет провисает, финал предсказуемый, а главный герой не раскрыт» Лиза надрывно вздохнула и истерично рассмеялась. «Меня даже обратно, на склад не берут. Пришлось устроиться официанткой в баре, чтобы заплатить за электричество и воду. Буду общаться с людьми, и натягивать улыбку на лицо два, через два… Не так я планировала этот год. Прости, что всполошила тебя. Мне больше не с кем поговорить. Я так хотела ни одного дня не делать то, что мне не нравится. Мне казалось, это выполнимо, если постараться. Видно, я не старалась… Черт! Мне кажется, что я падаю в пропасть, Мир… Я в собственной жизни ничего не решаю» Тут Лиза расплакалась.
До этого момента, как Лиза плачет, я видел только один раз. Когда мы смотрели документальный фильм про гонения какого-то человека, или целого общества... Непомню.
Мы пришли ко мне. Лиза заснула на моей кровати. Я спал на полу, укутавшись покрывалом.
На следующий день, она мылась в моей ванне, пока я чистил зубы в полуметре от неё.
Через пару месяцев Лиза встретила Расса в том самом баре, где работала, и больше они не расставались.
Я сполоснул щетку и убрал в пластмассовый чехол. Спустил мыльную воду. Включил кран. На меня обрушился поток тёплой воды, создавший вокруг головы, успокаивающий, шумный, вакуум. Иногда, в нём хочется жить вечно…
Спустя пару минут, мыла на мне не осталось. Я выключил воду и отодвинул прозрачную занавеску, свисающую вокруг ванны.
На кафельном полу сидит Второй. Опёршись на унитаз, он ковыряет ногти, острым кончиком, тюбика зубной пасты.
«Не забудь побриться. Всё-таки светское мероприятие»
- Мама уже ушла на работу.
«Побрейся один»
- Смешно. – Глухо ответил я, глядя на синее, вафельное полотенце.
Мы посидели молча минуту или две, и вдруг Второй отложил пасту, спросив меня: «О чём думаешь?»
- О книгах. – Ответил я, и потянулся к полотенцу. - Не могу понять, что это за ерунда с не до конца раскрытым героем? Почему мотивы персонажей всегда должны быть понятны? А если они не ясны, то это ужас; полный провал? Когда Х был маленьким, его изнасиловали, поэтому он злится на мир и убивает людей. Другого Х била мама, поэтому он никому не доверяет. Еще одна Х, хотела украсть у старушки фрукты, что привело к смерти второй, поэтому Х теперь пытается совершать только хорошие поступки. – Я схватил полотенце и принялся вытирать лицо. - А ещё один Х, профессиональный наемник. Десять лет назад вся его семья подорвалась в поезде из-за теракта, но потом он вновь полюбил очень хорошую девушку, что заставляет его метаться между тёмной и светлой сторонами. Мне никогда не казалось это правильным. Люди в реальной жизни редко понимают собственные мотивы. Они могут думать так, а на деле сделать по другому. Или не думать вообще ничего, и ничего не делать, соответственно... Х, чья семья погибла, мог с тем же успехом мог вырасти самым обычным человеком с вредными привычками, веселой компанией и огромной коллекции фарфоровых поросят. Да и ненавидеть людей можно просто так, без всякой на то причины...
«С чего, вдруг, тебя волнуют такие вещи?»
Я вылез из ванны. Накинул халат. Надел тапочки. Убрал мыло и щётку в шкафчик, что висит над раковиной. Протёр большое, запотевшее зеркало. Потом сказал Второму: - Почему я так хочу встретиться с той девушкой? Это на меня не похоже. И в ней, вроде бы, ничего такого нет.
«Разве плохо, кем-то заинтересоваться?» Спросил Второй.
- Да. – Ответил я. – Не то, чтобы плохо… Скорее не нужно. А, ты, что об всём этом думаешь. Об Анне?
«Я… Я ничего не думаю. И ничего не знаю… Не знаю»
Шесть вечера.
Бледно голубой потолок, плавно сливается с синими стенами, которые в свою очередь, перетекают в тёмно синий, мраморный пол. Здесь полно света, шума, официантов. А так же смеющихся, и восхищающихся на каждом шагу, посетителей. Лиза и я в галерее, на выставке изобразительного искусства. Стоим в зале, где висят работы молодых художников. Смотрим на большое полотно, где изображена мешанина из непонятных, мне вещей: цветы, с ядовито-жёлтыми бутонами в виде змеиных морд; реактивная карусель с клоуном, в костюме доктора; густой лес, с оранжевыми деревьями; река, в виде туфли; вытянутые и перекошенные, городские здания с хвостами острозубых рыб, вместо крыш. Чуть выше, нарисованы снежные горы, с чьих вершин скатываются морские коньки. У краёв полотна, нарисованы планеты со звёздами, обволакиваемые, размытыми, чёрными линиями космоса. А в самом центре полотна, изображена девушка в зелёном платье, которая, как и мы с Лизой, не понимает, что происходит.
Картина мне понравилась. По большому счёту, из-за девушки. Её лицо очень выразительное и красивое.
- Думаешь, сколько она стоит? - Спросил я Лизу.
- Вряд-ли картины, что висят здесь, пользуются большой популярностью. Тысяч сорок, не больше.
- Сорок? Но сорок это много.
- Тогда про расценки Вика А, тебе вообще лучше не говорить.
Мы помолчали немного, потом я спросил: - Я не поинтересовался, как прошла твоя выставка. С рисунками из мусорных баков.
- Никак. – Ответила она, продолжая, не моргая, смотреть на полотно. – Я, не нашла ничего достойного, хоть перерыла десятки мусорных контейнеров. Так что пришлось отложить на неопределённый срок… Представляешь, я додумалась предложить Рассу прогуляться со мной по городской свалке. В шутку, конечно.
- И как он отреагировал?
- Отказался. Очень, очень мягко. Как будто боялся, что я расстроюсь.
Полностью оглядев на картину, под названием «Где?», мы двинулись дальше по залу, смотреть на остальные работы. Вот картина, похожая на штору – черные и серые узорчатые цветы на голубом фоне. Мы даже не стали останавливаться возле неё. Дальше картина, где нарисованы маркеры, обтянутые оранжевой лентой. Далее восход над заледеневшим морем. Хвойный лес, вид сверху. Бледный, бирюзового цвета, силуэт человека на лиловом фоне. Женское лицо, все детали которого (нос, губы, глаза, шея…) изображены в виде женских тел. Мужчина, сидящий на камне в виде, женского лица, чьи глаза и ресницы белые, губы тоже. А облизывающий губы язык, чёрный. Далее стеклянный замок на фоне восхода. Фиолетовые тюльпаны в разрезе. Голубой человеческий силуэт, обтянутый корнями горящего дерева. Розоволосый голый старик, тонущий в бутылке пива. Попугай в разрезе. Кролик в разрезе. Фарфоровая кукла в разрезе. И, напоследок слоны, летящие на чайных пакетиках.
- А картин не так уж и много. – Сказала Лиза. К слову, она великолепно выглядит. Объёмная короткая стрижка с косой чёлкой, которую она сделала специально для сегодняшнего вечера, ей очень идёт. Короткое, мандаринового цвета, платье, без бретелек, выставило на показ её плечи. Очень красивые плечи. Губная помада под тон платья. Синие туфли на высоких каблуках, и тушь тоже синего цвета. Тушь, если честно, я не заметил. Лиза сама мне про неё сказала.
Я же, одет как обычно. Рубашка, брюки, ботинки, галстук. Был ещё пиджак, но я сдал его в гардероб, к своему пальто. Слишком жарко. На мои крылья, за всё время, что я здесь, внимание обратили лишь два человека. Оба, как и я, крылатые.
Мы остановились перед официанткой, что несла поднос с шампанским, и взяли себе по бокалу.
Я отпил немного, и указала рукой на большой зал с золотыми стенами, где висели новые работы Вика А.
- Я имею в виду, ХОРОШИХ картин.
- И что тогда? Обойдём этот зал снова?
Лиза улыбнулась мне, взяла под руку. Мы развернулись и пошли в обратную сторону.
Спустя шестьдесят минут, пять бокалов шампанского, и нескольких сотен шагов, (более весёлая, чем обычно) Лиза и (самый обычный) я, детально посмотрели и обсудили все картины в зале. По семь раз каждую. Музыка, что играет на заднем фоне начала раздражать. Яркие лампы, светящие изо всех углов, давят на глаза. Официанты разошлись. Гости выставки, стали заметно убывать. И нам нет причин не следовать их примеру.
Мы медленно направились к выходу.
Вдруг из-за спины раздался мужской голос: - Вам совсем-совсем не интересно, что там, во втором зале?
Я собирался обернуться, но Лиза остановила меня и сказала: - Если бы нам было интересно, мы бы посмотрели, так? - И мы пошли дальше.
- А я вас знаю. – Послышалось следом.
На этот раз мы обернулись.
- А я вас, кажется, нет… - Тихо сказал я, всматриваясь в лицо стоящего передо мной, пытаясь его вспомнить.
- Это Вик А... – Сказала Лиза.
Я удивился. Вик А совсем не похож на известного художника. Чёрный пиджак, чёрные брюки, белая рубашка и серый галстук. Квадратные очки в чёрной оправе. Густые брови. Зализанные назад, обесцвеченные волосы, с чёрными корнями. Кари глаза.
Он стоял, расправив плечи; выпрямив спину, и выглядел очень высоким. Выше всех, кого я знаю. А ещё Вик А улыбался. И от его улыбки мне стало не по себе, от неё разило фальшью. Я часто видел похожие гримасы в больнице, на четвертом этаже; а ещё в ненорбаре; или у мамы; или у Марка и Лизы. Всё дело в глазах. Если по внимательнее приглядеться, можно отчетливо рассмотреть усталость, иногда обреченность, чаще всего тоску. Чем больше тоски в глазах, тем шире улыбка. Это, как расфокусировать зрение, глядя на размытую картинку. Один раз увидишь, будешь замечать всегда.
- Я за вами наблюдал. – Произнёс, глядя на Лизу, Вик, вытаскивая, при этом, свою руку из кармана пиджака. А потом резко перекинул взгляд на меня, сказав – Фанат вашей мамы. – Пожимая мою, рефлекторно выскочившую ему навстречу, руку. – Мириада, да?
- Просто Мир. – Сказал я.
- Просто… Мир. – Повторил он, улыбаясь и саркастично, и доброжелательно, одновременно. – А как зовут вашу спутницу?
- Лиза. – Сказала Лиза.
- Чудное имя. Не такое, как «Мир», но всё-таки.
- Вам что то нужно? А то мы торопимся.
- Как вам выставка?
- Чудная. Отличные картины. Очень талантливые. И красивые. – Пролепетала Лиза.
- Да. – Подхватил я. – Особенно картина, которая называется «Где-то».
- Просто «Где», со знаком вопроса. - Поправила меня Лиза. - А мне – Продолжила она. - понравилась картина с тонущим в бутылке, стариком. Как там она называется? «Моя жизнь» или «Моя старость»… Точно, «Моя безысходность». Автор изящно передал свой замысел. Потрясающая работа. Заставляет о многом задуматься. Это вам не списки покупок на однотипных фонах писать. Ой!… - Лиза удивилась так натурально, что я и сам чуть было не поверил в её искренность. – Я, что то забылась. Простите.
- Прощу, если поужинайте со мной. В пятницу, например. Или, в субботу.
- Зачем это НАМ? – Спросила Лиза.
- Подарю картину «Где?»
- Это ВЫ её написали?
- Конечно, нет. Моя хорошая знакомая. Она мне давно уже задолжала, и я готов этим воспользоваться.
- Тогда мне, пожалуйста, картину со стариком. – Сказала Лиза, напустив на себя несерьёзный, беззаботный вид.
- У меня больше нет знакомых – должников. Но вы получите бесплатный ужин. – Сказал ей Вик А.
- А, зачем это вам?
- Какая разница? Согласны?
- Да. – Ответил я.
Лиза не успела ничего ответить. Вик А сказал: - Здорово. Тут, за углом есть один ресторан. «Белый лавр». Встретимся там, в эту пятницу, в шесть часов.
Потом он кивнул мне и Лизе. Развернулся. И ушёл.
Лиза вопросительно посмотрела на меня.
- И что это было?
Я взял её под руку, и двинулся к выходу.
- Мне спросить снова?
- Да брось ты. – Сказал я. - Мы бесплатно поужинаем. Я получу картину. А тебе представится ещё один шанс сказать Вику А пару ласковых.
- А если Расс узнает? – Спросила Лиза, когда стояли у гардероба и забирали свои вещи.
- Мы же будем втроем. К тому же, мы будем просто сидеть, есть и разговаривать.
- Всё же я думаю, мне лучше не идти.
- Он позвал нас обоих.
- Тебе так нужна эта дурацкая картина?
- А тебе не интересно, зачем он нас пригласил?
Лиза тихо произнесла: - Немного.
Я улыбнулся ей. Она улыбнулась мне в ответ. На этом мы попрощались.
Придя домой, я сразу ринулся к шкафчику с таблетками.
Голова раскалывается. Так и знал, что это произойдёт. Просто знал.
Я выдавливаю из пластиковой упаковки, две моих белых спасительницы и наливаю себе стакан воды, попутно ставлю на газ чайник.
Мамы нет. Дома холодно и тихо. Сквозь оконные рамы просачивается, и обдувает шторы, лёгкий сквозняк. На кофейном столике, блестят присохшие крупицы сахара. Я залез на табуретку. Запрокинул голову. Положил на язык аспирин, и запил его водой. Потом прижался щекой к столу и принялся смотреть на огонь; ждать чего то. Не знаю, чего. Может, когда засвистит чайник.
Вода закипела спустя десять минут. Я выпил чёрного с сахаром. Потом ушёл в свою комнату и лёг на кровать, где меня уже поджидали мои приятные мысли, рассуждения, фантазии… Сначала я подумал, что Авроре очень понравится та картина, а всё остальное всплыло в голове как то само собой… Я представил Аврору здесь, со мной. Представил, как мы лежим на полу, в том месте, откуда виден мультик из переплетающихся теней. Наши головы плотно прижимаются друг к другу на перьевой подушке. Её руки горячие, словно из духовки, а ноги холодные, как лёд. Я трусь о них своими ногами, пытаюсь согреть. Мы смотрим на тени, улыбаемся. А потом, когда они надоедают, смотрим в окно, на убывающую луну, и сотни крохотных ярких звёздочек. Аврора бархатно шепчет в моё ухо «Поцелуй меня». «Нет, ты поцелуй» отвечаю я. Тогда Аврора приподнимает голову, осыпав моё лицо струящейся копной длинных волос. Думает секунду глядя прямо перед собой, после чего медленно наклоняется, соединяя свои пухленькие, мягкие губы с моими. От поцелуя нам становится жарко, от чего мы сбрасываем одеяло. А затем… (не уверен, правильно ли такое представлять)… мы сбрасываем нашу одежду…
Я… счастлив. Я физически ощущаю счастье. Своё, Авроры, всего вокруг… Но, чем ниже целую её, тем сильнее стыжусь этого. А ещё, я чувствую, как проваливаюсь в сон. Всё глубже и глубже…
… Я в больнице. Как можно тише, поднимаюсь по запасной лестнице, на четвёртый этаж. Она чистая, чуть ли не блестит. Сразу видно, что тут редко, кто ходит. Синяя краска на стенах до сих пор выглядит свежей. Перила гладкие. Плафоны идеально белые. Видимо, пыли в этом месте вообще нет.
Второй следует за мной, отставая на один шаг. Мне страшно, как и ему. Кажется, ему даже больше.
Мы добрели до четвёртого этажа. До того блока, что находится под замком. Но я бы не затеял всё это, не будь у меня в руках ключа. Размером с ножницы, сверкающего золотом, увесистого ключика... Как он оказался в моих руках? Второй дал. Как он оказался у него? А какая мне разница?
Я вставил ключ в замок и повернул. Замок громко щелкнул.
Задержав дыхание на двадцать секунд, я вытащил ключ и толкнул дверь. Неужели, я, наконец, побываю в этом блоке… Я тихонько вошел и закрыл за собой дверь.
Пахнет йодом. Свет чуть приглушен, от чего меня не покидает ощущение, что в воздухе витает туман; некая пелена, не дающая всё четко разглядеть. Пол покрыт узорчатым линолеумом. Стены белые, потолок и плинтуса тоже. А я почему-то всегда думал, что это место будет разительно отличаться от остальных крыльев больницы… Я уже говорил, что тут пахнет йодом? Этот запах просто убивает… Я выглядываю из-за угла, никого нет. Иду вперед на цыпочках, но кажется, что я вкладываю в шаги всю силу своего веса, на столько здесь тихо. И моё дыхание, оно, будто хочет меня оглушить.
«Расслабься» шепчет Второй «это обычный коридор».
- Нет. Это совершенно точно НЕ обычный коридор. Где-то здесь лежит Аврора, и я просто обязан её найти… - Отвечаю я, продолжая медленно продвигаться вперёд.
«Почему?»
- Откуда я знаю? Почему люди вообще что-то делают?
Мы прошли метров пять, и заметили, что здесь нет ни одной двери. Я замер. А моё учащённое дыхание эхом разошлось по всему коридору. Возникло ощущение, что вот вот случится нечто плохое.
Я успокоил дыхание и пошёл дальше. Стараюсь громко шаркать; барабаню средним и указательным пальцами по стенам. Борюсь с тишиной.
Ещё пять метров. Снова ничего.
Ещё пять.
Ещё…
Мне начинает казаться, что этот коридор бесконечен.
Ещё пять метров.
Ещё десять метров...
Наконец, развилка. Хоть что-то.
Коридор поделился на две, одинаковые части. Я могу пойти направо или налево.
Недолго думая, решаю пойти направо.
Нет. Налево. Или всё таки…
«Иди направо» Сказал Второй.
- Уверен?
«Первые решения, обычно, оказываются верными»
- Никогда не слышал о таком выражении.
«Ну, ты решил сегодня отправиться в больницу. И посмотри, где мы?»
- Не помню этого… А, ладно, пошли.
Мы свернули направо. Второй не ошибся. Стоило немного пройти, и я сразу обнаружил большие фанерные прямоугольники с торчащими, серебряными ручками.
- В какую войдём? – Спросил я Второго.
«В эту» он указал рукой на ближайшую к нам дверь. Я послушался. Сделал пару шагов, и дёрнул за ручку. Не заперто.
Дверь открылась, не издав ни единого звука. Даже не знаю, что хуже. Такая, вот, гробовая тишина. Или все эти пронзительные скрипы, как в фильмах ужасов…
Ничего необычного внутри не оказалось. Простая, маленькая белая комнатка, скорее всего процедурная. Умывальник с зеркалом, за ним ширма, дальше кушетка; с другой стороны стол, стул и пустой, стеклянный шкаф. Я вышел. Жуткая, тихая дверь за мной закрылась.
Следующие четыре комнаты оказались такими же. А потом, за дверями вовсе, оказывалось пусто.
Полностью пустая комната. Еще одна пустая комната. И еще одна…
Пусто, пусто, пусто… Пусто!
Грудь продрала жгучая злость. Жалею, что выбрал этот коридор. Быть так близко, и провалить всё, из-за дурацкого решения повернуть налево? Я хлопаю дверьми, раз за разом не оправдывающие мои ожидания. Как же мне хочется, что бы эти двери живыми, что бы я мог убить их!...
«А, может, Авроры вообще здесь нет?»
- Что? На этаже нет?
«Нет в больнице»
- Где она, по-твоему, ещё может быть?
«Нигде. Представь, что она…»
- Я не хочу ничего представлять.
«Просто представь!»
- Замолкни! – Заорал я на Второго, прижимая его к стенке. После тут же отпустил его, и захотел извиниться, но передумал, вместо этого резко разворачиваюсь и бегу обратно.
Остановился. Тупик. Развилки нет... Я изо всех сил пинаю стену, оставляя на поверхности черный след своего ботинка. Разворачиваюсь. Коридор наполнился густым туманом. Мне жарко. Нечем дышать. Стены и потолок сливаются в единое пятно, давящее на глаза. Второго нигде нет. Трус… Он мне и не нужен.
Я, шаркая, перебираю ногами и медленно продвигаюсь вперёд. Мне почти стало плевать на всё: на коридор; на туман; на Второго; на эту комнату…
Комната!
Я подбегаю к двери. Напрягаю зрение. Среди тумана, серую дверь можно распознать только благодаря блестящей, золотой ручке. Надеюсь, мне это не кажется.
Вдруг, стены пошли рябью, как у сломанного телевизора, только более мелкой и бледной. Я вижу это уголками глаз, если полностью повернуть к ним голову, ничего такого нет. Ноги ватные, я волнуюсь. Хоть бы это была «та самая» дверь. Да, конечно это та самая дверь. Такая таинственная, непохожая на другие, отрешенная от остальных дверей. Прекрасная в своем одиночестве. А за ней, такая же прекрасная, спит Аврора.
Я дёргаю ручку. Заперто. Достаю ключ из кармана, вставляю в замок. Ключ подошёл, но дверь всё равно не открывается. Что за бред? По рукам прошла мелкая дрожь. Я вот вот начну заикаться от волнения…
«Может, у меня получится?» Рядом возник Второй. Я ничего ему не ответил, просто уступил место.
Он берёт ручку, и поворачивает. Дверь открылась, а Второй вместе с ключом растворился в воздухе.
Я сделал шаг, и остановился в проёме двери…
Передо мной комната с кафельными стенами и полом. Не знаю, что это, для операционной слишком мало места, и как процедурная она то же не выглядит. В центре белая кушетка, обшитая по бокам, кружевами. С потолка свисает большая операционная лампа. Рядом белый столик для инструментов.. И, повсюду, яркая, густая... Что тут произошло? Кто-то взорвал трёх литровый донорский пакет с чьим то пожертвованием? Может, это всё мне мерещится? Точно! Это глюк! Белая комната, залитая кр…овь…ю, в конце мрачного коридора, словно я в чьём-то кошмаре… Я сильно зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, комната стала вся красная, залитая белой кр...вью. Снова зажмуриваюсь, и резко открываю глаза. И вижу, как белая лужа тянется к стенам, вытягивая и вбирая в себя, её цвет. Смешивается с ней медленным водоворотом, создавая образ ванильно-клубничного леденца. Я моргнул. Комната снова чистая и белоснежная, а, то, что её пачкало... Я смотрю на свои руки. Оно на мне… Стекает со штанов, волос и пальцев. Стекает по лицу, и заливает глаза!
Я трясу руками, тру друг о дружку, пытаюсь вытереть их о стены. Ничего не помогает. Никакого проблеска моей плоти. Мне противно и холодно. Одежда отяжелела. Глаза защипало, я практически перестал видеть.
Я рухнул на корточки, и схватился за голову. Чувствую, как вязкая, холодная жидкость заполнила мои уши, и пытается пробиться к мозгу. Оно топит меня! Сдавливает, сжимает. Я ослеп. Я пытаю кричать. Позвать на помощь. Но моё горло до краёв наполнилось этим. Я сую пальцы в рот, пытаясь выскрябсти эту проклятую жидкость, или, хотя бы вызвать рвоту. Ничего не выходит. Я больше не знаю, что мне делать.
Вдруг, кто-то схватил меня за плечо, и обтёр мои глаза.
Я поднял голову к верху. Это Второй!
Он помог мне встать. После, я обнял его, крепко сжав за плечи, и сказал: – Выведи меня отсюда.