Добровольный Первомай

Владимир Мухинн
Данный рассказ носит сугубо юмористический характер. Все действия происходят в параллельной реальности.



В другой реальности есть тоже страна - Россия. Царит в ней мир, стабильность и доброта. Правит этим великим государством доблестный самодержец Николай Уткин. И проводятся там праздники разные. Государственные и не очень.

Так вот, в начале мая неожиданно подкрался ко всем «Первомай». И в одной из стабильно-развивающихся крупных компаний принялся директор, значит, добровольно загонять всех на славный митинг.

Вот зашёл он в сарае-подобное помещение, где сидели рабы… то есть сотрудники. И начал вести активный допрос.

- Так, господин Петренко. Пойдете ли вы на славную, первомайскую демонстрацию? - Нежно произнес он.

- Как же я от такого добровольного случая отказаться могу? Пойду так, что аж буду припрыгивать!

Зарумянится директор голубым пряником. И спросил он товарища Дырченку.

- Я, как Новый год наступает, - бодро заявил Дырченко. - Сразу не сплю и думаю, как бы руководство компании доблестной нашей, высказало б мне честь великую с плакатом на халяву по улице пропереться. Там ведь и погода. И природа. И на плакате слова разные понаписаны. Какие конкретно, за десять лет не читал. Но уверен, что важные!

Опросил директор и госпожу Членошмельскую. Она так вообще изъявила заявить, что делать ей совсем нечего.

Ни муж, ни любовники (в количестве пяти штук) не могу доставить ей того великого вдохновения, которое получается она от похода на демонстрации да митинги всякие. Строго добровольные, установленного порядка.

И опросил директор так пятьдесят человек. И образовалась под ним знатная лужа. Ибо плакал он от умиления, осознавая такое ничем (кроме двойной премии) не подкреплённое, единство боевого коллектива.

Но дошла очередь до менеджера Гребешковича. Директор взял свою ручку директорскую. Хотел уже записать согласие. Но выдал тут Гребешкович то, от чего стены здания офисного пошатнулись.

- Нет, - заявил Гребешкович. - Я на митинг ваш не пойду.

Пронеся смертельный торнадо. Некоторые даже со стульев своих по попадали.

- Как же это так, сотрудник мой любезный? - Спохватился директор. – Неужто, я не расслышал тебя? Ты слово «да» так странно сказать изволил, что получилось на «нет» более схоже.

- Ни хрена и не получилось, - заявил Гребешкович. - Не пойду на Первомай я на ваш. Вот и точка.

- Ах так! Это, на каком на таком основании? - Покрякивая прорычал начальник.

- А на таком, что акция эта вся, сука, добровольная!

- Вот оно что! Вам, товарищ, просто до конца терминологию не разъяснили. Вы на досуге сходите в нашу доблестную ментовку. Посидите там суток тридцать. Они вам быстро осветят все юридические тонкости. У них жезлы правосудия всяких размеров имеются. Их лекции так доходчивы, что любой доцент позавидует.

Но если говорить кратко. То добровольность любого государственного мероприятия, не отменяет его четкой обязательности.

Зааплодировали все речи такой знатной. Секретарша гражданка Давалкина чуть не начала... Не важно, что не начала. Главное вовремя остановилась.

А Гребешковича все свое шпарит.

- Пятнадцать лет я как гей возле бани на ваши все мероприятия таскаюсь. В этот раз не пойду, хоть половую тряпку мне на харю пришейте.

- Ага! А есть ли у тебя, гад, тогда уважительная причина? У нас ведь чтобы на добровольный праздник не идти, причина железобетонная завсегда требуется!

- Причина! Кошка у меня бухает! Собака в депрессии. Собаку принести могу. Кошка и сама пришкандыбает, если вы ей нальете! Вот все мои, сука, причины.

Поморщился директор изрядно и понял. Что прав его директорских не достаточно. Отправил он Гребешковича к главному начальнику всех.

Собрал главный начальник всех, Гребешковича у себя кабинете. И голосом явно не голодного человека бархатно заявил:

- Что ж это вы, милый друг, на митинг на наш стратегической важности добровольно шляться не изволите?

- Да вот понимаете, господин Нагибалов, являюсь я крайне человеком любознательным. Решил я один раз в жизни понять, что будет, если я там, где все неустанно слово «да» говорят, возьму и случайно «нет» изреку. Вдруг тогда странное что случится? Может Земля с орбиты наклонится. И я на Луну перепрыгну, чтобы в идиотизме, сука, вашем не участвовать.

- Понятно, - произнес главный вождь. Ему в его положении «непонятно» говорить не положено.

- Это вы, уважаемый сотрудник, наверное, митинг от правительства нашего правильного с митингом гада и бунтаря Аркадия Карнавального спутали. Он по вечерам по митингам шляется. Требует: мира во всем мире и карнавала. Это на его демонстрации ходить не положено. А вот на наши честные сборища, вы должны бегом бежать и подпрыгивать.

Но ее побежал никуда Гребешкович. Напротив, поправил очки и сказал:

- Это вот люди всякие есть гомосексуальной наружности. Они бывает иногда мужскую-то жопу с женской задницей путают. А у меня всё, как аптеке. Знаю, но не пойду.

Хотел было спросить директор наш главный, кого именно Гребешкович гомосексуальной наружности в виду подозревает. Но не стал. От греха подальше.

А решил подавить нотой политической последнего.

- Знаете ли вы, мистер Гребешкович, что Первый май - самый великий в году день. В этот период даже президент наш незабываемый Николай Уткин на своем бронированном утковозе отечественного производства выпирается на просторы торжества. А вы, такой окаянный, берете и не хотите!

- Плевать я хотел на ваши чёртовы добровольные дела, которые хреновее принудительных будут! У Уткина Николая вашего, чтоб его селезни заклевали, личный самолёт в запасе имеется. Он в нем целыми днями о народе помышляет. У меня самолетов нема. Так что хрен вам, а не демонстрация!

Все. Дальше спор продолжать было нельзя. Стало понятно, что Гребешкович сумасшедший. А значит нужно отправить его в психиатрическую дурку в установленном для дебилов порядке.

Так и случилось. Доставили несчастного бунтаря, не забыв обвинить в терроризме, в местную дур-лечебницу. Применили там к нему технологии передового, инновационного воздействия.

Показывали новости с Первого и Второго канала по пять часов в сутки. Политические передачи разного толка в башку заканчивали. Обмотали бумагой, на которой Конституция России распечатана-то была.

Со стенда «до здравствует 1 май» оторвали однёрку и в задницу ему засобачили.

Лечение помогло! Слава великой отечественной медицине! Выздоровел Гребешкович. Пошел на Первомай.

И все шли вперёд. И все улыбались. Директора разные несколько больше, так как их положение обязывает. Уборщицы могли вообще без улыбок идти. Кто на них смотрит?

Собак с котами пока в колонну не брали. Закон ещё издан не был.

А так все. Все кто мог ходить и ползти, отправились на большое и славное торжество. Даже инвалидам разным выдали роботизированные ноги (на временной основе), чтобы их право на добровольный поход по принудительному порядку омрачено не было.

Шел в толпе и господин Гребешкович. Улыбался согласно предписанию. Правда, за зад немного подерживался.

А так. Все идеально. По-другому, друзья, даже быть не могло.