И мальчик. Тоненький такой мальчик и так идет легко, нет, не идёт, бежит, скачет, перепрыгивая через сучья, вперёд. Лет десять мальчику, как моему, и он тоже голый, как мой, мой тоже любит бегать голым. Купаться голым, играть в песке, ловить жуков. Сам мальчик голый, а на голове белая панамка, смешной. Мой тоже всегда в панамке или кепочке, надетой набегу заботливой рукой, чтобы не перегрелся, не заболел, ребёнок, малыш, сыночек.
Мальчик бежит, перескакивая сучья, летят, чуть согнутые в локтях, его руки, высоко занесена в воздух нога, он бежит, торопится вперёд и боится споткнуться, зацепиться своей длинной, узкой, непривычной к босоногости ступней, и упасть.
Он торопится туда, где его ждут взрослые дяди в шляпах и длинных драповых пальто. Им холодно, их руки засунуты в карманы, высоко подняты воротники пальто и один из них курит. Строго глядят они перед собой. Дядям забко в пальто и шляпах, они устали, им хочется домой, но они терпеливо ждут, когда подоспеет, подбежит этот голый мальчик и займёт место, оставленное ими для него. Они ждут, когда он подбежит к своему папе, такому же голому как он, но без панамки, когда он встанет рядом с ним на краю ямы и даст ему свою руку.
И всё будет так, как было, тысячи, миллионы раз, ни лучше, ни хуже, а так, как решили дяди в тёплых драповых пальто, забывшие или не успевшие снять с мальчика панамку.
1944