По следам библиотеки Ивана Грозного! Глава 10

Глава  десятая      ГЕРБ  НА  ТЁПЛОЙ  КАРЕТЕ                Если  бы я и надумал прекратить поиски в Переялавском уезде  бибилиотеки Ивана Грозного, то мне не разрешили бы этого сделать мои  доброхоты из села Бектышево. - Михаил Николаевич, а я заждался вас, ей-богу! – встретил меня лучше сына родного у выхода из вечернего автобуса  Владимир Петраков,  местный тунеядец-теоретик. Он нигде постоянно не работает годами, и  осознанно не хочет работать ни на производстве ни в сельском хозяйстве. Живёт Христа ради у старшей сестры Ольги, перебивается  с хлеба на водку либо квас, смотря что зашабашит  у дачников летом и у односельчан зимой: огород вскопать, карьошку посадить-выкопать, дров наколоть, дорожки от снега очистить, воды из колодца принести… Не чурался и мелких афер. С полгода назад, помню позвонил  к нам с женой  в квартиру едва не в полночь, помню. Стал умолять меня, когда я открыл  ему дверь,  купить очень интересную книгу  хоть «за четок», а то он умрёт без опохмелки тут же на лестничной площадке и милиция меня затаскает по допросам. Аргумент был веский, да и книжка на первый взгляд показалась мне интересной и… знакомой. Но аферист намеренно не давал мне её в руки для детального осмотра. Посколько  цену купец просил плёвую, то я  дал  ему «на четок», взял книгу и на том и расстались.  Утром,   глядь на покупку – книжка-то библиотечная и я сам приноил её домой для супруги не позже  как две недели назад… Пошёл в библиотеку, сдал покупку  законному владельцу, а в ответ услышал от библиотекарши Татьяны Юрьевны рассказ о Володьке Петракове, который лосился  к  ней поздно вечером за какой-нибудь интересной книжкой, ибо без печатного слова у него бессоница. Чтобы отвязаться от прилипалы, добрая женщина дала позднему читателю как раз ту книжку, которую она взяла домой и прочитала по совету моей жены! Подивились мы с ней изобретательности выпивохи  и осудили  его. Зато собутыльники хвалили его за находчивость и да удивлялись моей тупости.  Досталась доля  пользы  от аферы и мне: теперь я всем другим многочисленным пьяницам решительно отказывал в  безвозвратных займах на выпивку, ссылаясь на непорядочность Петракова. И неудачливые заемщики ничего не могли  возразить мне в ответ, кляня афериста. - А зачем вы меня ждёте, Петраков? Или совесть замучила и вы запоздало принесли-таки мне интересную книжку? - Замучила совесть, ей-богу не вру. – гордо признался Владимир.- Но я не книжку вам принёс, а дверь с тёплой кареты Самсоновых  и на ней семейный герб. А интересную книжку я вам отдам как только Ольга-сестра приедет из гостей в Москве. - Какой ещё  семейный герб на тёплой карете, Владимир? – поинтересовался без особой радости -  Я  распрашивал старожилов- односельчан  про Золотую карету, не про помещичью. - Найдём и золотую, Михаил Николаевич. – бодро заверил меня мой собеседник. – Всё будет зависеть от числа бутылок, вами поставленных. - Как вам не стыдно, Петраков?  Почему вы размениваете свою жизнь на бутылки и стаканы? Для чего вы живёте на свете, скажите на милость? - Вот на месте этого дома Молчановых была конюшня барина, а во-он  на том пустыре – каретный сарай. – вместо исповеди говорил мой назойливый провожатый, удаляясь со мною от автобусной остановки к господскому дому Самсоновых. – Каретнных дел мастер был мой прадед, поэтому от своей бабки, его дочери, я зна что содержал он порядке  и ремонтировал пять повозок: - дрожки для объезда пахотных полей и луговых  выпасов; тарантас для поездок по гостям к соедям; кабриолет для поездок в переславль  в церковь и к уездному начальству по престольным праздникам;  холодная карета для лета и тёплая для зимы… - Владимир, вы опять хотите обмануть меня? – сказал я с ноткой недоверия. – Ведь мне известно, что вы и ваша сестра родом не из Бектышево, поэтому не надо «ля-ля» про прадеда из каретного сарая. Это одно.  Второе: я не с кондитерской фабрики имени Бабаева, а инженер-строитель с тридцатилетним стажем, поэтому не надо мне выдумывать байки о тёплой карете сто – сто пятьдесят лет назад… - Тяжёлый вы человек , Михаил Николаевич. Тёплой карета называлась не потому, что она была обложена кирпичём либо обёрнута минватой. Вы ведь о этом подумали,а? – лягнул он меня заслуженно. – В тёплой карете имелась металлическая печка, вроде  «буржуйки», с запасом дров и угля в  ларях между колёсами. Топка была со стороны  со стороны скамейки для лакеев. Из крыши торчала длинная самоварная труба от печки. По бокам от облучка были два фонаря с керосиновыми лампами.  Старики говорят, что до постройки железной дороги на Ярославль помещики Самсоновы приезжали в тёплой карете прямо  из Москвы, а потом – со железнодорожной  станции Шушково… - Вы очень смело фантазируете, Владимир, но позвольте вам не поверить насчёт станции Шушково. Раньше телефонов не было, служебные депеши передавались азбукой Морзе на узенькой полоске из бумаги. Вот и ответьте мне, как барин предупреждал кучера и вашего прадеда о прибытии господ в Шушково в такой-то день? - А-а-а… Э-э-э… Почтовым  письмом,  наверное, -  не растерялся лжепотомок каретных дел мастера,- Писали загодя, а приезжали вовремя! Им же не надо было писать заявление на  трудовой отпуск, толкаться перед кассами с сбилетами. - Ха-ха-ха! – рассмеялся  я в ответ на его остроумие. – Молодец вы, честное слово. Ваши умственные способности да в полезное русло направить – в мире был бы не один Жюль Верн, не один Александр Беляев. - Это точно вы говорите, Михаил Николаевич. За кусок двери с тёплой кареты с вас причитается не одна бутылка водяры. – перевёл он разговор в привычное русло. - Не жалко  бутылок, Владимир, жалко вашего пристрастия к алкогольным напиткам. - А мне так жалко тех, кто не пьёт, - скорбно молвил выпивоха, - порой до  слёз их жалею. И вас вместе с ними, ей-богу. А  давайте-ка раздавим вдвоём обе бутылки за герб Самсоновых и поговорим с вами по душам.  -Да ну  вас, Петраков. Я с вами серьёзно разговариваю, а вы надсмехаетесь надо мной, старым человеком… Нет-нет, я не буду подниматься к вам в квартиру. Несите свою историческую доску сюда, вниз,  мы пойдём ко мне домой,  я рассмотрю покупку внимательно  и только тогда  с вами  рассчитаюсь. А то обманете меня  опять в тёмном подъезде… И в тоже время мне хотелось верить в правдивость его рассказов про каретный сарай, про  зимние и летние  поездки на  Шушково в каретах. Я вспомнил, как  старожилы рассказывали мне, что задолго до того времени, когда барина ждали с железнодорожной станции два дюжих парня влезали летом на зелёный купол  большого барского дома, над которым красовался высокий шпиль для флага. Оттуда открывался  широкий вид, и наблюдатели  должны были зорко смотреть на мост через речку Кистень в версте от усадьбы. Флаг должен был взвиться по шпилю  ровно в ту минуту, когда повозка помещика въезжала на мост. И горе тем дозорным на куполе, если флаг взвивался несколько раньше или позже. Тогда крику бывало немерено. А перед этим, как я упоминал уже, потомок крещённого казанского татарина кидал по этой версте в дорожную пыль гостинцы для бектышевской ребятни. В престольные праздники  с утра  в  парке между барским домом и церковью, а   ещё дальше за нею,  на берегу самого большого пруда для прогулочных лодок, появлялисьпалатки, торговавшие семечквми, пряниками и иными гостинцами для народа. Потом семья Самсоновых  отправлялась к обеден в церковь, где стояли на особомбарском месте, обнесённом балюстрадой от  всего молельного зала. Характерно, что архитектурный стиль  барского дома  распространился и на Божий храм,  также с колоннами, также стиль ампир и как бы сросшийся в одно бытовое и архитектурное целое с барской усадьбой. Церковь  была очень красивая, но более усадебная, чем религиозная. Весь день  молодёжь водила хороводы с песнями, а к вечеру народ приходил к большому парадному крыльцу с шестью  упомянутыми мною колоннами, где совершался торжественный выход четы Самсоновых к бектышевцам, своего рода высочайший выход. На крыльце, среди ковров на полу, стоял уже  домашние троны потомков царя Симеона. Помещик садился на царский трон – смотреть как мальчишки и парни лазили доставать подарки  на высоких мачтах, намазанных мылом, - гармоники, картузы, красные кушаки. Первые храбрецы соскальзывали, не долезая. Наконец при общем ликовании, какой-нибудь догадливый парень натирал руки смолой и добирался до цели. Когда все подпрки были сняты, барыня начинала раздачу подарков бабам и девкам – бусы, платки и ленты. Бабы выстраивались чинно в ряд, подходили по одной и целовали Елизавете Фёдоровне  Самсоновой руку, лежавшую на подушке, а из другой руки получали подарки.                И я купил кусок двери от тёплой кареты. На моё счастье, супруга гостила в Москве  у детей и внуков. Поэтому мне инкто не мешал через час изучать  на кухне нашей квартиры обломок филёнчатой двери, возраст которой явно не превышал даже 40-50 лет со дня её изготовления. Я не эксперт, но и не новичок в стройматериалах из древесины, поэтому мне было ясно, что передо мной был кусок толстой фанеры времён Великой Отечественной войны с гитлеровской Германией. На лицевой стороне  явно проступал рисунов древнерусского богатырского щита с изображением головы Медузы со змеями вместо волос на голове.Голва была насажена на короткое копьё так, что остриё выходило из темечка… - Я не злопамятный, но память у меня хорошая! – вскоре провозгласил я свою любимую поговорку, чтобы начать поиск в ящиках письменного стола   бумаги  архитектора Жени с обратной стороны сидения трона семьи Самсоновых из Историко-краеведческого музея в Горицком монастыре.  Конечно же, «герб» потомков царя Симеона  был одинаков  на  обеих   изображениях.  Более того, почему  мне сразу не бросилось в глаза, что именно Женин  рисунок был перенесён с бумаги на толстую фанеру мощным электропаяльником с очень тонким наконечником. Прожжённые на дереве бороздки  были тщательно затёрты коричневой пылью и поэтому едва  были заметны на деревянной  поверхности обломка. Мне стало жалко не денег на две бутылки водки для подделывателя  древностей Петракова,  мне стало жалко себя:  кто-то целенаправлено хочет сбить  меня со следа «Либерии» с помощью фальшивого герба семьи Самсоновых.  Или наоборот, подкидывают мне, простофиле,  дополнительную информацию о владельцах села Бектышево. В тоже время,  лицо медузы не походило на лицо древнегреческой горгоны. Что-то напоминает «герб» знакомое, но что?  Бьюсь об заклад, что подобную вязь из чёрточек и линий  я уже видел в этом году.  Но где и у кого? С великой горечью я  вынес  предмет Бектышевской старины на балкон, ибо от него нестерпимо несло конской мочой и навозом. Спасибо, я к вони не чувствительный, но и то заподозрил, что Петраков  не иначе как, специально  ходил за версту  к фермерц-однолошаднику Харитонову, томить этот кусок фанеры в экскрементах этого редкого ныне домашнего животного. Была бы дома супруга,  она в тот же миг  выбросила бы моё вонючее приобретение на улицу, а то заставила бы сжечь. - И почему я сразу не от не отогнал от себя  обманщика сразу же при выходе из автобуса? – уныло корил я себя в итоге бесплодных догадок.- Жрёт, небось,  сейчас паразит самогонку за мой счёт да потешается надо мной, простофилей. Мало того, что обдурил во второй раз, так ведь отвлёк меня от мысли о какой-то важной фамилии времён Ивана Горбатого либо Ивана Грозного. Без книги, которую я читал в автобусе не вспомнить. Та-ак, которая из пачки библиотечных книг?  Нет, не эта… И не эта… Конечно же, что по закону подлости нужная книга окажется в самом низу пачки. Так и есть, внизу. - А говорят нет пророка в своём отечестве! – обрадовался я  через сорок  минут перелистывания  искомой книги. - Михаил, ты опять начал разговаривать сам с собой? – спросила меня  моя супруга, входя в зал из спальни в  ночной рубашке. – Фу! Чем это у нас воняет в квартире? - Как ты здесь оказалась, Света? – уклонился я от ответа  на вопрос о вони, во-первых,  да хваля себя за своевременный вынос «герба» на балкон, во-вторых. – Ты  же должна была приехать автобусом  лишь завтра. - Да меня фермер Василий Гриньков, фермер,   довёз от самой  Москвы на своей иномарке. Позвонил по сотовому телефону к нашим  детям и предложил мне ехать с ним. Я и согласилась… - Молодец этот Василий, честное слово.- искренне хвалю молодого соседа. – И в Москве работает на Станции Техослуживании иномарок, и фермерский надел огромный обрабатывает весной и осенью, и семью необделяет ни вниманием, ни деньгами… - Да-а, приятный он молодой человек, ничего не скажешь. И  денег не взял с меня за проезд… Так о чём ты разговаривал сам с собой? Надеюсь, не о заболевшей коровке? - Не будь сейчас полночи скоро я запел бы даже, но боюсь разбудить соседей.- успокоил я добрую и заботливую супругу. – Понимаешь, ехал в автобусе и читал в нём  историческую книгу. И что-то меня отвлекло, не помню, но я забыл положить закладку из автобусного билета на страницу с именем Аристотеля Фиорованти, создателя подземного кремлёвского тайника  для библиотеки Ивана Третьего… А дома вот только что отыскал нужный листок… - Это не тот столяр, что приносил нам  сегодня вонючую дощечку?  «Ну сука! – подумал я про Петракова злобно,  невольно позабыв о правилах хорошего тона. – Ладно, подделку продал, так  не сказал, падло, что был у меня  и что супруга  дома!» - Нет он не столяр, а итальянский зодчий времён деда Ивана Грозного, - вывёртываюсь я, словно змея  на зубце вил. – А «вонючая дощечка», как ты выражаешься, есть ни что иное, как кусок дверцы от тёплой кареты семьи Самсоновх. - Удивляюсь я на тебя, Михаил, - огорчилась супруга, - вроде и не молодой уже, как сказала бы покойная Акулина Митрофановна, а наивный до предела. Какие Самсоновы? Какая тёплая карета? У тебя вот обоняние не работает, поэтому тебе невдомёк, что от твоего старинного приобретения  несёт вполне современной конской мочой… - Вот видишь, кони в карете – моча в двери! – ни к селу, ни к городу ляпнул я, дабы скрыть растерянность перед очередной проделкой афериста Владимира. - Очень остроумно, -  с сарказмом «похвалила» меня супруга, - повтори свою цитату, я запишу. Михаил, мне всё равно чем ты увлекаешься, но смотри, не повтори свой конфус со статуей Феликса Дзержинского… Помнишь? - Помню, как не помнить. Ты как всегда права, Светлана. Но вот что плохо в тебе, так это отсутствие романтики. - Лучше быть неромантиком, как я, чем доверять газетниым или книжным уткам.- услышал я в ответ на свой упрёк, после чего решил перечитать ещё раз  «КоммерсантЪ»…