Глава вторая ИСТОРИЯ БИБЛИОТЕКИ - Почему же Рязань всё-таки ? – спрашивал я сам у себя через каждые пять минут и в ванной, и на кухне. - Михаил, у тебя опять стал проявляться маниакальный психоз. - обеспокоенно заметила моя жена-врач. – То больная коровка у тебя на уме, а теперь – Рязань… - Да вот фраза из вчерашней газеты означает что-то важное, а я никак не могу докопаться до истины. - Вот-вот…- поясняет она. - Идеей-фикс это состояние называется у психиатров. Ненормальный человек зацикливается на чём-то одном, а там, глядишь, письма из дурдома шлёт домой или в Министерство здравоохранения с жалобами о незаслуженном, дескать, заключении его в палате с решётками. Тут она права, ничего не скажешь. Ещё студентом техникума, я подрабатывал ночами эвакосанитаром во Фрунзенском психдиспансере, и насмотрелся та-а-ам на жертв идеи-фикс на всю оставшуюся мне жизнь. Про больную коровку, честное слово, сам удивляюсь на самого себя не год, не два, а двадцать два года! Именно столько лет назад я перешёл на четвёртый курс строительного факулльтета Политехнического института и решился на летних каникулах подработать в ремстройучастке моего родного городишке по имени Чиганак на берегу озера Балхаш. Меня, слесаря-сантехника третьего разряда, послали обустраивать распределительную камеру на новой теплотрассе. Как сейчас помню, что это случилось 11 июня 1974 года, в понедельник. Звеньевым у меня был газоэлектросварщик Александр Васильевич Булавко. Безмерно флегматичный мужик, но кличку имел «Убийца»! А потому, что на давнишнем ежегодном экзамене по Технике безопасности ему попался въедливый инструктор, худой телом и вредным нравом. - А скажите, газоэлектросварщик Булавко, - задаёт он вопрос Александру Васильевичу. – что вы будете делать, если увидите под электроопорой лежащего без сознания человека с оголённым проводом на теле? - Возьму сухую палку и откину ею проволоку с током! – браво отвечает экзаменуемый. - А если нет поблизости палки? – аж засветился от предстоящего удовольствия моральный садист. - Э-э-э… Одену диеэлектрическую рукавицу и откину провод… - А у вас нет рукавицы с собою! – проблеял мучитель. - Ну, тогда отключу рубильник на столбе… - Господи, про какой рубильник на опоре в чистом поле вы говорите? Быстрее, электросварщик Булавко, думайте, быстрее. Ваш товарищ, поражённый током, лежит на земле и мучается! Что будете делать? - Говорят что моего звеньевого не могут вывести из себя ни жена, ни тёща, ни прораб… Но на том экзамене он взорвался и крикнул худорбе в лицо: - Что делать буду, спрашиваешь? Схвачу камень да убью бедологу, чтобы не мучился! Из кабинета Техники Безопасности Александр Васильевич вышел знаменитым не только в нашем рабочем посёлке, но и в соседних городках нашего комбината. И слава его никак не меркла с годами, поскольку любой новый человек всегда интересовался причиной награждения флегматичного человека кличкой «Убийца». В тот день, который я помню всю жизнь, доблестный газоэлектросварщик болел с глубокого похмелья. Залез с утра в тепловую камеру, зазвал меня туда же, да прогонял лодыря всю рабочую смену. Покинуть звеньевого я не мог, трудовой наставник всё же… Но настоящим мучением для меня стала не неподвижность, а его заунывное пение одной единственной строчки из неизвестной мне песни. И снится мне – коровка заболела… - затягивал Горе-Кобзон через каждые пять минут. - А дальше о чём в песне поётся? – наивно интересовался я поначалу. - Забыл! – лгал мне «Убийца» вместо того, чтобы честно признаться о незнании им продолжения песни. И я, как дурак, не надеялся бы понапрасну каждые пять минут на его память… Прошли годы. Судьба развела меня с Александром Васильевичем в разные края Советского Союза, но я в последующие два десятка лет, нет-нет, да вдруг замурлыкаю по воскресениям много раз подряд про сновидение с больной коровкой пока моя многострадальная супруга не обещала: - Ещё раз скажешь про это дурацкое животное, я уйду из дома!
Так хотите верьте, хотите нет, но с очень большим трудом и через много лет расстался с той идеей-фикс. Теперь вот, здравствуйте, и вечером и утром бормочу про Рязань… Завтракал я с той же газетой в руках, с «Коммерсантом-Ъ». Прямо как в телерекламе про деловых людей, которые ни минуты не могут прожить без сведений про финансы и биржи. Но к стыду своему, я не отнёс себя к деловым людям и во второй раз перечитывал статью под названием «История библиотеки Ивана Грозного». Перед многокилометровыми обходами пешком моего обширного участка обслуживания электросчётчиков я стараюсь с утра загрузить свои мозги информацией для размышления, что бы они работали наравне с ногами. ««Либерия» была тайно вывезена из Рима в Москву – читал я взахлёб.- во второй трети ХУ века племянницей последнего византийского императора Зоей Палеолог под видом её приданного к предстоящей свадьбе с Великим князем всея Руси Иваном Ш-м. Вначале собрание древних книг, в которое входили скрижали Ветхого и Нового завета, древнеарийские и древнееврейские рукописи, книги Цицерона и Аристотеля, хранились в Кремле. Впервые «Либерия» была спрятана в подземельях Кремля Иваном Ш-м и оставалась там до восшествия на престол Ивана 1У-го Грозного. Переехав в Александровскую слободу, новый царь взял с собой и библиотеку. В 60 годы ХУ1 столетия «Либерия» была надёжно спрятана. С этого момента её следы теряются. Известно, что в библиотеке были глиняные таблички и книги, сделанные из золота. Кроме того, в России более двухсот лет подряд – вплоть до захоронения «Либерии» - занимались созданием специального хранилища. Тайник в Кремле построил известный по всей Европе специалист по подземным тайникам, подземельям и ловушкам великий зодчий Аристотель Фиорованте. Существует легенда о том, что в Россию Фиорованта был приглашён для того, дескать, чтобы возглавить строительство каменного Кремля .Однако доподлинно известно, что Кремль подземный, в котором и находилось первое хранилище, он строил значительно раньше наземных стен и башен. Последнее, так и не найденное, хранилище создавала его ученики. Именно поэтому у учёных нет сомнений в том, что библиотека за 400 лет не превратилась в пыль. Поиски библиотеки велись в 20-е годы ХХ столетия, когда советское правительство переехало в Кремль. Но вместо «Либерии» было найдено лишь забальзамированное тело Марфы Собакиной – одной из жён Ивана Грозного, да открыты новые подземные ходы». - При чём здесь Рязань? - ещё сильнее недоумевал я после прочитанной «Истории библиотеки Ивана Грозного». Кроме этой газеты, я раньше много печатных страниц прочитал на эту тему. Ещё на берегу озера Балхаш, помню, когда я прозывался «Борщёвым» и вспоминал иногда про сон с заболевшей коровкой. Но то чтиво почему-то трогало меня вдали от мест четырёхвековых событий ибо я не видел тогда своими глазами ни Московский Кремль, ни Никитский монастырь в городе Переславле-Залесском, ни Троицкий собор в городе Александрове. Неплохо было бы съездить в город Вологду, где Иван Грозный, а не Петр Первый, впервые в истории нашего государства построил русский флот. На Рязань всё-таки взглянуть вблизи, авось мне станет понятным её касательство к «Либерии». Словом, всё прочитанные вчера и сегодня книги, я воспринял совсем по-другому. На улице меня поджидала, хотя сделала вид, что встретила случайно, односельчанка Мобуренко. Шустрая пенсионерка подбегала ко мне словно петух к курице. Ещё не остановив своего целеустремлённого бега, Нина Алексеевна запричитала плаксивым голосом: - Вы кого к нам поселили, Михаил Николаевич? Жилец женихается едва ли не до утра! Припрётся поздно, звонит в дверь, потом ужинает, потом укладывается спать, а мы с дедом по-стариковски уже не спим совсем до утра… Самсонов этот, потомок помещика! - Кто это вы? – опешил я. – Его взял на постой старик Крепников, а отчего вы, Нина Алексеевна, не спите мне не понятно. У вас же своя квартира в четырёхэтажном доме № 2. - Да мы-ы ссс… дедом Крепниковым вместе… э-э-э… кхм… кхм… жжживём, - засмущалась великовозрастная Джульетта. – днём помогаем друг другу по хозяйству, а на ночь я прихожу к нему спать… - Тогда тем более, - говорю, - мне не понятны Ваши претензии ко мне. Коль молодой парень не даёт вам выспаться, зачем вы идёте ночевать в тот дом? Спите себе спокойно в своей квартире и горя не знайте. - Да? – не согласилась со мной собеседница. – Ваш гость связался с Колькой Михайловым, сплетником ненормальным. А тот наговорил Самсонову про моего родного отца Алексея Степановича, как про злобного разрушителя Бектышевской церкви. Ещё Колька нарассказал Женьке, что родитель мой и могильные склепы помещиков Самсоновых раскопал, и мпаморные гробы их вскрыл… Так знайте, Михаил Николаевич, что всёмэто клевета пустая. Сельскую церковь всем совхозом рушили… Старинный кирпич на домашние печки в избах разбирали. Но это, почитай, мелочь… Из основной кучи церковного кирпича цельный крытый загон для коров построили сразу после войны… А Колька, ботало, всё на моего отца валит, про своего-то родителя, вора и пьяницу рассказал бы… А могильные склепы Самсоновых раскапывал директор Переслявского музея Семёнов або Смирнов. И из господского дома, и из церкви, и из могил все вещи увезли в районный музей, что в Горицом монастыре расположен… Я когда помоложе была, то один раз ходила в тот музей, видела всю помещичью утварь… Но запомнила семейный трон семьи Самсоновых. - Трон? – тупо переспросил я. – Не кресло с прямой спинкой? - Трон! – утвердительно заверила меня дочь гробокапателя. – Царский! - Вы ничего не путаете, Нина Алексеевна? Не-ет? О-очень странно… Ведь на пользование царскими регалиями не имел никаких прав ни боярин, ни князь! За подобное самочинство очень строго наказывали вплоть до смертной казни… - А у Самсоновых от самого царя-батюшки было разрешение на семейный трон. - Откуда Вы знаете, Нина Алексеевна? - От отца своего, Алексея Степановича. А ему сам директор музея сказал под большим секретом. Мой отец у него землекопом работал при раскопках барского кладбища около Бектышевской церкви. Склепы Самсоновых вскрывал… - Ну вот видите, Вы и сами подтверждаете, что про вашего отца Николай Михайлов правду Жене Самсонову сказал. Что же тут попусту обижаться? - Вам хорошо говорить, а он все сплетни записывает на бумагу… В Москву увезёт… Поди, всем профессорам покажет записи… Словом, устали мы от него, Михаил Николаевич. - Хорошо, я скажу женихастому парню, чтобы он поздно не засиживался с девчатами. Как раз сегодня мы договорились с ним встретиться, вот я его и укорю. - Нет, Михаил Николаевич, не встретитесь Вы сегодня с ним. Он уехал уже сегодня утром с попутным молоковозом в Переславль. Хочет в музее дня два поработать, бумаги из помещичьей усадьбы почитать, но прежде всего трон Самсоновых общупвть… Сказал деду Крепникову, что в троне том тайник, а в нём записка о царской библиотеке, о каких-то древних книгах. Это всё выдумки ненормального Кольки Михайлова. Задурил студенту голову, насплетничал про честных людей. - А сам дед где, Нина Алексеевна? – прямо-таки заплясал я от кладоискательского зуда. – Может он точнее помнит про царскую библиотеку? - Спит дед сейчас без задних ног. Разговаривал с постояльцем до первых петухов-то… Ой, заговорила я Вас, Михаил Николаевич, заговорила. А автобус ушёл вон уже за мост… Вот горе! - Не нужен мне автобус, спасибо. Пойду сегодня через лес и Бешенную гору в село Смоленское. Да успокойтесь Вы, Нина Васильевна, не берите ничего в голову. Вот приедут потомки Самсоновых из Франции восстанавливть усадьбу, ещё управляющенй вас поставят в благодарность за помощь их наследнику Жене. Попомните моё слово… - И чего длинный базар развела глупая женщина? – думал я с неудовольствием, споро шагая мимо конторы Товарищества с ограниченной отвественностью (ТОО) «Бектышево». Так ныне называется совхоз.