Девятая глава
Мир
Пару недель назад меня выписали. За это время не происходило ничего примечательного. Я бродил по дому. Наслаждался запахом своей комнаты, и особенно своей кровати. Ел. Говорил с собой. Говорил с мамой. С собой больше, чем с мамой. Смотрел телевизор. Иногда в окно… Я вспомнил слова Второго. Стало немного не по себе.
Прямо сейчас я надеваю пальто и ботинки. Кладу в карманы деньги, ключи. Сегодня одиннадцатое февраля, «день метели», своеобразный праздник. Для кого-то он, даже важнее дня рождения. Не отмечать его, простительно только таким, как моя мама. Людям, что круглосуточно заняты. Людям, что прямо сейчас на работе.
Я на улице. Иду в направлении ненорбара, через маленькую, узкую аллею. Поворачиваю на право, вижу, через дорогу от себя, женщину. Она сидит на бордюре, что-то говорит и разливает вокруг себя молоко. Неподалёку от неё, столпилось десятка два человек. Я останавливаюсь. Мне интересно, чем все это закончится.
Прошло минут пять. К женщине подъехала машина, из которой вышли два санитара. Они подняли ее, вежливо и аккуратно посадили в машину и уехали. Я пошёл дальше.
Ненорбар переполнен людьми. Как иначе?
На люстрах висят синие звезды из картона, а на столах наклеены синие снежинки. На двери, большими, синими буквами, написано «Одиннадцатое февраля» и жирный знак восклицания. Сто с лишним лет назад, в эту ночь, была зафиксирована сильная метель и самая низкая температура в истории города. Умерло много людей, в основном бездомных. В память об этом, третье февраля превратилось в «день метели» (кстати, эта фраза украшает окна и стены). По традиции сегодня принято угощать неимущих выпивкой, а все рестораны, кафе и бары делают скидки в пятьдесят процентов на весь алкоголь.
Я еле пробился к своему столику, где меня уже ждёт Винни.
- Привет. – Сказал я Винни, садясь на стул. – Как дела?
- Привет, Мир. Отлично выглядишь. Твоё лицо… на нём нет синяков. – Винни уже изрядно выпил.
Мама попросила меня не напиваться, желательно никогда. Я, конечно, не согласен с тем, что в недавнем происшествии был виноват только один алкоголь, но пообещал ей. С другой стороны. С другой стороны, сегодня же «день метели», так что я позволил себе выпить немного, перед выходом из дома. Ну, как немного…
К нашему с Винни столику подошёл один из постояльцев ненорбара, делающий вид, что он официант. Я попросил его, принести мне кружку пива. Когда «официант» ушёл, я сказал: - Эй, Винни?
- Да?... – Винни попытался сделать свой взгляд, как можно более внимательным, но у него, конечно, ничего не получилось. Никогда не видел его таким пьяным.
- Помнишь, я однажды спросил у тебя, что такого случилось пару лет назад с абсолютно здоровым, Кларсоном, что его воображение выдумало тебя? Ты ответил, что это секрет, и ты не можешь мне его разгласить.
- Я… - Винни икнул. – Кажется, помню…
- А ты не можешь, поведать мне эту тайну, сегодня? Не то, чтобы я хотел давить на тебя. Но мне бы, правда, очень интересно.
- Я не могу, Мир… - Лицо Винни вдруг стало грустным. – Клар возненавидит меня ещё больше, когда узнает. А он знает всё, что знаю я.
- Да ладно тебе. – Я дружески похлопал Винни по плечу. – Что он тебе сделает?
- Ну, он делал плохие вещи…
- Какие, например?
- Он подрабатывал в другом городе. Кажется, в Нере, или Лиловой роще…
- Почему не здесь?
- Так было безопаснее.
Мне принесли пиво, я протянул официанту четверть денег, что взял с собой.
- Этого слишком много. К тому же, тебе вообще не обязательно платить, Мир.
- Знаю. Я всё время боюсь, что когда-нибудь этот праздник разорит Марка.
Официант улыбнулся, словно ничего глупее не слышал за всю свою жизнь. Потом, задержав на мне взгляд, на две секунды, взял деньги и направился к стойке.
- И что он там делал? – Спросил я Винни, и отхлебнул из своей кружки.
- Пр… проверял плесень в домах, он же ди-пло-ми-рован-ный специалист. Кларсон очень умный.
- Не отвлекайся. А то вырубишься и оставишь моё любопытство неудовлетворённым.
- Прости, Мир… Кларсон сообщал, в каких домах, в какое время, не будет его хозяев, своим... знакомым, и они этот дом грабили, когда Кларсон уже находился в Аквариуме. Он не плохо зарабатывал тогда.
- Знаешь, Винни, я ждал чего-то большего. Но всё равно спасибо.
- Теперь мне можно выр-у-биться?
- Конечно.
Винни кладёт голову на стол: - Прости, Мир, что не сказал…
- Не сказал раньше? – Закончил я за него. – Ничего. Совсем скоро, Винни, я буду просить у тебя прощения, за то, что заставил проболтаться.
Музыка, что играет в баре, похожа на разбросанные по полу пазлы – сколько голову не напрягай, всё равно не поймешь, какая картинка должна получиться; снежные горы над морем или цветущий сад. Ничего удивительного, музыканты в хлам. Они и сами, наверное, не понимают, какую играют музыку и где вообще находятся. Но всем такой расклад вполне по душе, а я… я никогда не любил собирать пазлы.
Между тем, людей здесь стало ещё больше. На столько, что я не могу разглядеть стены самого бара. Ни одного, даже крохотного кусочка стены. Наш столик, буквально облепили. Куда не поверну голову, вижу лишь пёстрые платья, костюмы или комбинезоны.
Я выпил ещё немного и полностью расслабился. Из головы выветрились больничные коридоры, и лица пациентов. Мне наплевать на ту историю с крылатым, что разбил окна больницы. Хотя, надо признаться, что совсем чуть-чуть, но меня одолели сомнения, по поводу себя самого.
- Можно присесть? – Это нас с Винни, который ни на что уже не реагирует, спросила девушка в длинном, вязаном платье и огромными серыми крыльями за спиной. Мне в глаза сразу бросились ее растрепанные волосы. Они очень густые и торчат во все стороны. Я думаю, парик это или нет.
Отвечаю ей: - Да, конечно.
Она села рядом со мной.
- А я тебя знаю.
- Меня тут многие знают.
- Ходят слухи, что ты сын мэра, но он и твоя мама это скрывают, из-за… ну, знаешь, из-за твоей повышенной пернатости.
Я поперхнулся. Затем, скривил рот, представляя, как мэр учит меня ходить, и читает сказки на сон грядущий.
- Уверяю, тебя, это не более, чем слухи. – Сказал я.
- Поверю на слово. Что пьешь? – Она спросила, не убирая улыбку с лица.
- Пиво. Не представляю, с чем ещё можно спутать пиво.
- С яблочным соком, например.
- А ты, что пьёшь?
В её руках был стакан, с какой то голубой жидкостью.
- Не знаю. Какая разница? Тебя правда зовут Мир?
- Да, а тебя?
- А меня неважно, как зовут. Мы с тобой все равно потом больше не увидимся.
- Зачем ты сюда села?
- Я устала стоять, а свободное место только тут увидела. Не хочу быть невежливой, так что давай мы поболтаем немного ни о чем, а потом я уйду.
- Я не против.
- Хорошо. Давай… - Девушка сделала наигранно задумчивое лицо – поговорим о нашем детстве.
- Нет, не хочу.
- Тогда о любви. Я не болтушка, если что. Ни кому не растреплю.
Я отрицательно покачал головой.
- Может, о мести? Мстил когда-нибудь?
- Нет.
Девушка выпила все содержимое своего стакана и задумалась по настоящему, пристально вглядываясь в меня.
- Ты симпатичный, Мир. Почему ты пришёл без пары?
Я задумался.
- У тебя, ведь, есть пара? Это человек, которому ты будешь врать о своей верности, если мы с тобой переспим.
- Тебе нечего с ним ловить. – Ответил за меня, неожиданно проснувшийся Винни. То есть… я присмотрелся к нему, уже не Винни. Лицо моего соседа по столику, перекосила недовольная, надменная гримаса, а голос стал ниже. – Мир не занимается сексом. Принципы, что с них взять?
Наверное, не стоило говорить с Винни о подобных вещах.
- Привет, Клар. – Сказал я на выдохе. - Давно не виделись.
- Привет, Мир. – Сказал Кларсон и вылез из-за стола. – Пока.
- Что это было? – Спросила девушка, когда он ушел.
- Это Кларсон, не обращай внимания.
- Ты, что, девственник? Почему?
- Придумай вариант, который больше понравится. – Я решил, зачем утруждать себя объяснениями? Эта девушка мне никто.
- Ты хоть в курсе, где и в какое время живёшь? Мы не можем голосовать, переезжать без разрешения, работать там, где нравится, детей заводить… А ты еще и сексом не занимаешься? Что ты вообще делаешь?
- Я слушаю музыку. – Сказал я, и, подняв перед собой кружку с пивом, добавил: - И ещё пью. Тебе то какое дело?
- Да я так… Может, потанцуем?
- Зачем?
- Хочу с кем-нибудь потанцевать. А ты мне нравишься. Как может понравиться незнакомец, в сравнении с другими незнакомцами.
- Ты же сказала, что знаешь меня.
- А ещё я сказала, что хочу потанцевать.
Оглядев набитый битком зал, я произнёс: - Ты выбрала неудачное место для танцев. Может, пойдёшь в другое?
- Я хочу именно здесь.
- Почему?
- Не знаю. Ты когда-нибудь делал что-то, без полнейшего понятия зачем тебе это, но со стопроцентной уверенностью, что так надо?
- Если ты про танцы, то сейчас у меня нет ни понятия, ни уверенности. – Сказал я.
Она улыбнулась и, протянув мне руку, сказала: - Пойдём танцевать, Мир.
Я подумал пол минуты и решил, почему бы и нет? Мы вылезли из-за стола. Музыканты как раз заиграли быстрее; их солист взбодрился. Девушка, назову её Анна, повела меня к сцене, как то по лисьему улыбаясь, будто что то задумала. Я иду сзади. Замечу, что платье идеально подчеркивает ее фигуру. Не могу оторвать глаз от её изгибов.
Солист громко запел, какую то дико веселую песню. Анна остановилась. Повернулась ко мне. Рывком выхватила свою руку, и словно взбесившаяся мельница, начала вращаться вокруг себя, махая руками. Потом она, расправила на полную катушку свои крылья, задрала облегающее платье, что бы было удобней танцевать, и начала прыгать и задирать ноги. Анне наплевать, что она толкает людей, а своими крыльями бьёт их по лицу. Так люди танцуют только под любимую песню, ну, или, не знаю… когда им на всё плевать. Я увидел, что на обеих щиколотках у нее татуировки в виде стягивающих ремешков. Анна затрясла головой в такт барабанам; резко подняла руки, отпустив складки платья, так что оно снова сползло вниз; обняла меня, и мы закружились в быстром танце, наступая друг другу на ноги.
У Анны красивые кари глаза, при нужном освещении кажущиеся черными, густые брови и прямой нос. На вид ей, тридцать-тридцать пять лет. Безупречная кожа, цвета оливкового масла. Нижняя часть лица грубовата, но этого почти незаметно, так как Анна всегда улыбается, смягчая черты подбородка. Розовая помада на губах, веки подведены жирными стрелками. Вязанное желто-зеленое платье, демонстрирует до мельчайших подробностей очертания её фигуры, и при этом полностью его скрывает. Длинные рукава, длинный ворот… До того, как увидеть ее татуировки, я предположил, что у Анны какие-то шрамы или ожоги. Теперь думаю, что на шее и руках у нее те же самые татуировки ремней.
Мне очень нравится песня, что исполняют прямо сейчас музыканты, хотя до «Наёмников» им далеко. Я перестал считать людей, которых толкнул или задел, пока пытался раскрутить Анну, или поднять её. Народу, кажется, стало еще больше. Кто то топчется на месте, кто то танцует еще безумнее нас. Запах алкоголя и пота вскружил мне голову. А из-за разноцветных, вычурных нарядов со всех сторон, болят глаза. Мы танцуем, как велит нам солист, и верим в то, что какая бы ерунда в жизни не творилась, не стоит сильно переживать. В конечном итоге, мы всё равно умрём. Это обнадеживает меня, и всех остальных в этом баре думаю тоже. Я улыбаюсь, потому что улыбается Анна, мне кажется, я бы даже мог влюбиться в нее, если бы уже не любил Аврору.
У меня заболела голова, гудит в ушах. Жарко и душно. Мне наплевать, кто я и я хочу запомнить этот момент, потому что мне кажется, что я счастлив…
Мы выбежали на улицу, потому что Анну и меня затошнило, и еще я пропотел всю свою одежду. Её вырвало прямо под окна бара, я сдержался и просто лёг на снег, неподалёку.
Анна подошла ко мне спустя какое то время и легла рядом.
Мы лежим на боках, облокотившись на руки, и смотрим друг другу в лицо.
- Ты знал, что обреченность выглядит, как разбитый на тысячу кусочков, космос? – Вдруг говорит Анна, странным, спокойным, совсем невесёлым тоном.
- Космос?
- Да. У каждого человека есть космос. И его очень легко разбить.
Я ничего на это не отвечаю. Анна продолжила: - Я вижу в своих глазах осколки каждый день, когда смотрю в зеркало. В моей жизни творится много всего... И мои татуировки означают, не делай вид, что их не заметил, они означают, что я сама этого захотела. Я это заслужила. Выбрала… То есть, выбрала, скорее, жизнь. Но мне пришлись по душе её идеи.
- Я не понимаю, что ты пытаешься мне сказать.
- Конечно, не понимаешь. Ты, ведь, не знаешь меня. А те, кто знают, тем более, не поймут.
Анна смотрит мне в глаза, словно ищет в них что-то. Чем бы это ни было, во мне этого нет. Когда до неё это дойдёт она наверное во мне разочаруется.
Я честно сказал ей: - Прости, но я всё ещё тебя не понимаю.
- Как бы тебе объяснить… - Ответила мне Анна. – Я (метафорически, конечно) умираю каждый день по чуть-чуть, и получаю от этого настоящее удовольствие… Печаль, тоска, отчаяние (банальные слова, но нельзя недооценивать их значение), мне нравятся эти чувства. Я думаю, они прекрасны. Холодные, тягучие и вязкие. А цвета всегда синего или черного. Они блестят, как снег и кусают изнутри, как мороз. Покрывают мурашками, увлажняют глаза и щёки. Окунают в бездну, накрывают мглой, словно тяжёлым одеялом. Они убивают самым красивым способом… Я люблю чувствовать это. Я… я люблю страдать.
Она замолчала, формулируя мысли. Я не стал портить возникшую тишину.
- Я знаю твою историю.
- Вот оно что…
- Я думаю, мы с тобой не похожи.
- Ты это хотела мне сказать? Это итог твоей речи?
- Именно. – К Анне вернулся радостный тон. – Ты страдаешь. Сильно. По-настоящему. Я это знаю, чувствую. Ты игнорируешь свою боль, не замечаешь или просто к ней привык. Так продолжается сколько? Больше десяти лет? Знаешь, какой у меня девиз по жизни?
- Не представляю.
- «Зачем, если нет удовольствия?»
Анна встала.
Только сейчас до меня дошло, что кроме платья, на ней ничего нет. Я встал следом, и надел на неё своё пальто, вынув из карманов ключи и справку. Оставив там деньги, платок и использованную зубочистку. Надеюсь, Анна о неё не порежется, когда будет греть руки. Она поблагодарила меня, а потом сказала: - Знаешь, что ещё я думаю?
- Нет.
- Тебе нужно взбодриться. – Анна засунула руку себе под платье и вытащила из лифчика маленький прозрачный пакетик, где лежали две розовые таблеточки.
- Вот. – Она протянула этот пакетик мне. – Найди того, кто тебе, по-настоящему понравится, и раздели с ней. Или с ним. Обещаю, вам будет так хорошо, как ты себе даже представить не можешь.
Я взял таблетки.
- Спасибо. А, с тобой мы еще встретимся?
- Зачем? Мне нравятся только самые первые встречи. Дальше уже…
- Нет удовольствия?
Анна улыбнулась мне непередаваемо красиво. Как улыбаются люди, когда хотят, что-бы их запомнили. И поцеловав меня в щёку, развернулась и неспешно зашагала в сторону тёмных дворов жилых зданий.
- Эй. – Окликнул я её. – Скажешь ещё что-нибудь напоследок?
- Перестань быть призраком самого себя. – Сказала Анна, не оборачиваясь, продолжая идти.
Я вернулся в бар. Взял у Марка куртку на прокат, и отправился домой.
Я сижу на диване, в гостиной, ем шоколадные печения. Мама в душе, когда она помоется, мы поиграем в шахматы. По телевизору идёт детская передача, с ведущим, в костюме фиолетовой совы. Я переключил на другой канал, там, какой-то плохо рисованный мультик. Я снова переключил. Идёт фильм «И тебе и мне», я смотрел его сотню раз. Продолжаю щёлкать.
Мама вернулась из душа. Мы продолжили, поставленную на паузу, пару дней назад, партию. Я играю чёрными, она белыми.
- Как прошёл день метели?
- Раздал по бутылке коньяка троим бездомным.
- Это очень хорошо, а то у меня никого не получилось угостить. У меня из офиса то не получилось выбраться... Шах и мат.
У моего короля не осталось клеток, для отступления. И дама никак не может ему помочь, её путь преграждаю две мои же пешки, которые я вовремя не сдвинул.
- Я тебе поддавался. – Говорю я не непроницаемым видом.
- Только если в параллельной вселенной. Я знаю, когда ты поддаешься.
- Про меня все всё знают. – Сказал я как то наигранно. - Я, как тот человечек в учебнике по биологии. Над каждой частью тела проставлены циферки, а внизу, в сносках, названия и функции всех органов.
- Не преувеличивай. Мы знакомы всю твою жизнь. Ты и должен быть для меня, как раскрытая книга. Ты мой сын, в конце концов.
- А как же мэр?
- Он знает только то, что ты ему говорил.
- Я рассказывал ему всё… Хах, и до сих пор рассказываю.
- Ну вот видишь… Черт. – Мама случайно пролила молоко на шахматную доску. – Кухня все-таки не лучшее место для этих игр.
- Я понял это, еще когда ты испачкала свою ладью шоколадом.
- Не умничай. Лучше скажи, где тряпка.
- Я их всех выкинул. Они воняли. Возьми салфетку.
- Кстати… хочу, чтобы ты от меня об этом узнал. В общем, мы с мэром вместе, опять. В пятницу идём с ним на шоу тёмного кукольника, в большом театре. Давно мечтаю попасть туда… Ночевать я тоже буду не дома. Мэр обещал угостить, каким-то очень дорогим вином. И… мы поженимся. Скоро.
- Уверена, что хочешь всего этого?
- Да. К тому же мы, по большому счету и не расставались… Скорее это был длительный перерыв. Я тогда еще уезжала в другой город надолго, помнишь?
- Смутно.
- А, да. У тебя как раз был сложный период.
- Может, потому и был плохой период, что ты от мэра уехала…
- Прекрати. Он к тебе со всей душой.
- Нет у него никакой души. – Я не смог сдержать ухмылку. Мама не поняла, что я сказал это несерьёзно.
- Хватит.
- Да я просто…
- Нет, погоди… я понимаю, что мэр может давить…морально. Но, пятнадцать лет назад, когда тебя собирали по кусочкам, и у меня не было ни денег, ни страховки… ничего у меня не было, и сделать я ничего не могла… мэр помог нам. Нашел врачей, выделил лучшую палату, помог с оформлением документов. Мне продолжать?
Я открыл было рот, что-бы напомнить маме о том, на сколько красивой она была, но мама остановила меня жестом руки.
- Подумай, прежде чем сказать что-то про мою внешность. – Мама вздохнула, и добавила: - Может мэр и зло, как ты выразился. Но лично ты не имеешь права ему, что-либо предъявлять. Тебе не за что. Мэр любит тебя. Не тратил бы он на тебя столько времени и сил, не будь это так…
Мной вдруг овладела злоба или, скорее обида. Я редко испытываю такие чувства по отношению к матери. Потому что она редко встаёт не на мою сторону. Я пожалею о том, что сейчас ей скажу. Знаю, что пожалею. И всё-таки открываю рот и, как можно более саркастично, говорю: - Скажи, если окажется, что мэр ставит над пациентами эксперименты или просто жестоко убивает людей у себя в подвале. Я всё равно должен буду считать его «хорошим», потому что к нам с тобой он относится «по особому»? А ещё, мне интересно, почему, если мэр такой «хороший парень», он за столько (я сделал ударение на этом слове) лет так и не предложил тебе выйти за него за муж? А ваши «перерывы»? Происходили они, вообще, из-за чего? Расскажешь когда-нибудь?…
Мама ушла в свою комнату. Сегодня она вряд-ли захочет со мной разговаривать.
Вечер. Я весь день лежал на кровати. Потом, когда мама вернулась с работы, я попросил у неё прощения. Она обняла меня, дав понять, что всё в порядке. А потом, когда мы сели на диван, сказала, что мэр всё-таки принял закон.
- Какой закон?
- О стерилизации.
- А. Ясно.
- Что думаешь? Тебя это тоже касается.
- Можешь представить меня родителем? – Я улыбнулся себе, и положил голову ей на плечо. – Думаю, лицемерно нам с тобой волноваться о таких вещах.
- Почему?
- У тебя полно денег. Мэр – почти твой муж. Ты постоянно предлагаешь мне, посетить с тобой другие города. Крылатым это запрещено, но у тебя есть связи и прочее… Остальные законы мы так же сможем обойти, если захотим, разве нет? А ты что думаешь?
- Не знаю. Мэр ничего не делает просто так. Но пока я не понимаю его. Может, завтра нам удастся нормально поговорить. Хотя я не уверена, что хочу этого.
- Ты не так собиралась сказать. – Я ехидно прищурившись, посмотрел в её лицо.
Мама отвернула мою голову, спрашивая: - С чего это ты взял?
- Я тоже знаком с тобой всю свою жизнь. Ну, так я прав?
Мама помолчала пару секунд, потом сказала: - Я не уверена, что мэр хочет говорить со мной об этом.