Н.Г. Шубину посвящается.
После первого курса летнюю практику по зоологии вел молодой преподаватель доцент Николай Георгиевич. Сухощавый, подвижный, веселый, с новыми идеями руководитель увлекал ребят. Названия зверей и птиц запоминались легко, изучение животных проводились каждый день. Виктор с удовольствием вел наблюдения за гнездованием птиц, сопровождал Николая в дальние маршруты к бобровым поселениям и при научном отстреле птиц. В школьные годы в юннатском кружке Виктор самостоятельно наблюдал за жизнью животных. Тем для разговоров увлеченных любителей природы было достаточно.
Несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте молодые люди сдружились и после летней практики встречались на кафедре. Осенью пригласил Николай Виктора на осеннюю охоту на боровую дичь. Уехали на электричке километров за сорок от города, прошли по тропе километров пятнадцать и оказались на охотничьей заимке Николая. Бревенчатый домик, железная печка, стол у окна, керосиновая лампа, нары на четыре человека с сухой травой.
Вокруг тайга, кедры, сосны на пригорке, плавно спускающиеся к болоту с терпким запахом багульника, брусничником и клюквой. По дороге к заимке Николай снял трех рябчиков, которых разделали и поставили варить с рисом. Заварили крепкий чай с таежными травами и шиповником. Выпили по сто грамм водки и незаметно умяли котелок тушенного риса с ароматной осенней дичью. У костра с таежным чаем, наметили план наблюдений и охоты.
Николай изучал поведение рыси в кедровнике, которая освоила свою охотничью территорию, добывала пищу и отдыхала в большом дупле. Рысь пришла в кедровник весной по последнему снегу. Николай выследил ее и регулярно вел наблюдения. В дневник записывал встречи и особенности местообитания и других животных, и птиц.
Виктор в бинокль наблюдал за бурундуком, устроившим убежище под старым пнем, и таскавшим туда в защечных мешках кедровые орехи на зиму. Любознательный зверек, подбегал к наблюдателю, верещал и прятался за ствол дерева. После обеда отправились в круговой маршрут, поохотиться и понаблюдать за осенней миграцией животных.
Неожиданно, впереди идущий Николай замер, снял ружье, пригнулся и поднял руку. Осторожно вышли на песчаную осыпь, по которой оживленно бродили тетерева. Выстрелили одновременно, добыли двух откормленных косачей, положили в заметно потяжелевшие рюкзаки.
Николай часто останавливался, записывал наблюдения в полевой дневник. Виктор собирал грибы, ягоду и любовался осенним лесом. При ясной погоде контрастность золотистых цветов берез, осин и кустарников с темно зеленой хвоей сосновых усиливалась, переплеталась и создавала волшебство изумрудно – золотистой таежной осени. Не было и гнуса, лучшее время тайги на пороге холодов, в состоянии поздней зрелости и красоты.
В лесу стаями перелетали кедровки, сойки, дрозды, синицы, кричал таежный дятел – Желна, суетились белки. В гору по тропе выскочил наполовину побелевший заяц, Николай заухал, придав ему ускорение.
Казалось, все лесные обитатели воспользовались теплым осенним днем закатного лета, резвились, питались и кочевали. Через час вышли к брусничнику, набрали крупной спелой ягоды, отдохнули и вернулись к избушке. Солнце заходило в багровые тучи и просвечивалось в макушках деревьев. Колдовское очарование леса зачаровывало, казалось, сквозь туман на болоте стоит избушка на курьих ножках и в ветвях трехсотлетнего кедра затаился соловей разбойник.
На следующий день проснулись в тумане, после завтрака заморосил мелкий холодный дождь. Николай пошел наблюдать за рысью. Виктор, разделал косачей, замочил их в бруснике и стушил вместе с белыми грибами.
Вернулся продрогший Николай, пообедали дичью, накинули плащи и отправились на рыбалку к таежной речушке. Темная вода реки петляла между вековыми соснами с подмытыми берегами, упавшими деревьями и стоячими омутами. Золотистые листья плавились по воде, образуя цветные узоры. Клевало плохо, поймали десяток окуней и пару подъязков, поставили вдоль берега у омута сетку, вернулись и стали заполнять дневники наблюдений.
-Ну и работа у тебя, Николай – лето в лесу, зимой в лесу, когда в городе живешь? – спросил Виктор. - Да, зоологическую и преподавательскую работу сложно совмещать. Хорошо, заведующий кафедрой поддерживает, смещает педагогическую нагрузку на осень, практические занятия на лето. В зимний сезон проводятся основные наблюдения за животными по следам на снегу, которые много могут рассказать о жизни каждого зверя. Статьи пишу на основании собранного материала и две монографии вышли.
С семьей сложнее, жена с сыном ушли. Я привык в лесу жить. Мы ведь политические переселенцы, привезли моих родителей в Сибирь и выгрузили с баржи в глухой тайге – стройтесь, выживайте. Мы с братом, он на два года старше с пятилетнего возраста в тайге промышляли. Собирали грибы и ягоды, рыбачили, охотились, ночевали и жили в тайге. Взрослые лес валили, мы продукты заготавливали, так и выжили. Брат тоже зоолог в Казахстане работает, окончил биологический факультет, переписываемся, встречаемся.
Через три дня потянулись на юг стаи гусей, выпал первый снег и по первопутку приятели вернулись в город.
Позвонил Николай через несколько лет, в январе - я лосятины привез, заходи ко мне, опять холостой. Хорошо, к шести подойду – пообещал Виктор. Встретились, как и не расставались, соленые грузди, лосинная губа, мясо. Разговоры про животных плавно перешли на работу. – Шеф умер, вытеснили меня с кафедры, у меня третья монография вышла, правда нового заведующего кафедрой в соавторы не включил, он и не специалист. Приглашают в Новосибирск, в институт, перееду, в квартире сын поживет – Выпили, вспомнили талантливых ребят, вытесненных с кафедр университета.
На кафедрах народ постоянно образовывал группировки, которые при голосовании на избрание сотрудников и определяли число голосов. Система старая – советская, когда статус научного сотрудника решали заведующий кафедрой, парторг, профорг и коллектив. Количество научных работ и их качество не имело существенное значение. Нет научных работ, но общественник хороший и принадлежит к доминирующей группировке – избирается по конкурсу. И вытеснялась талантливая молодежь, увлеченная наукой, не приспособленная к клановой структуре кафедр.
Николай – индивидуалист, исследователь проводил основное время в лесу, авторством своих исследований не делился, к группам не примыкал, со всеми был в хороших отношениях, научную туфту не поддерживал. И стали его вытеснять, слишком выделялся он со своими монографиями и статьями на фоне серой кафедральной массы.
В Новосибирском институте Николай работал активно, в период перестройки получал международные гранты, написал две крупные, единственные в своем роде монографии по рыси и медведю. Очередное сокращение финансирования института затронуло и Николая, вернулся в Томск. На кафедру не пригласили, пошел в охотники. Взял охотничий участок, завел собак и уходил на зимний промысел в тайгу. Летом рыбачил, по осени охотился – выжил.
Лет в шестьдесят пригласили Николая преподавать на открывающую кафедру охотоведения в сельхозинститут, на которой он был единственным специалистом. Защитил Николай Георгиевич докторскую диссертацию при наличии монографий и многочисленных статей. Спокойная профессорская жизнь с новой, понимающей его женой продолжалась лет десять. Чем старше становился Николай, тем сильнее тянуло в тайгу. С началом зимы приходило беспокойство, собирал рюкзак, лыжи, брал лицензии на отстрел лося и пушного зверя и уходил в тайгу.
Не всегда удавалось согласовать вопрос отъезда с руководством института, перевели Николая Георгиевича на полставки. Отметили в институте семидесятилетний юбилей ведущего зоолога Сибири и через полгода сократили.
Неунывающий Николай Георгиевич перешел в педагогический университет, числился на 02 ставке, свободное расписание, исследования в тайге, писал научные статьи под грифом института. Начиналась новая волна, рейтинги университетов проводились по качеству и количеству научных публикаций.
Виктор встретился с приятелем на его 75 летнем юбилее. Николай Георгиевич, сухощавый, подвижный, с юмором выглядел лет на шестьдесят. Выпили, закусили, не изменил своим привычкам старый знакомый, много времени проводил в тайге, писал книги, научные статью о сибирских животных. Слушая рассказы Николая, думалось Виктору, что такие люди и составляют костяк русской науки. Как ни гнула жизнь Николая, выпрямлялся он и продолжил свою деятельность ученного и человека.