В наши дни, о разведчиках многое написано и сказано, сняты фильмы. Чекисты, бойцы невидимого фронта, деятельность которых покрыта тайнами и секретами, а разведка это самое засекреченное подразделение спецслужб. При этом разведчики такие же люди и им не чуждо все человеческое. Для них (кроме небольшой горстки предателей, которые были во все времена и режимах), долг перед Родиной, не пустые слова.
ВЧК-НКВД-КГБ — это история специальных служб всех бывших союзных республик СССР, хотя некоторые ныне теперь из суверенных государств, открещиваются от КГБ, но при этом гордятся легендарными разведчиками и контрразведчиками, которые этнически относятся к их странам, не замечая того, что эти герои носили погоны госбезопасности СССР. Если быть честными, история спецслужб большинство бывших союзных республик, имело начало в советском союзе.
К своему великому счастью я был знаком с одним человеком из этой касты. Если быть точнее, с разведчиком нелегалом. Звали её тетя-Махбуба. С ней я познакомился в 2004 году в г. Душанбе. В те годы ей было за 80 лет. Несмотря на свой почтенный возраст, была активной, бодрой, в ясности ума и здравия. Родилась в 1920 году в г.Худжанде. Каждая встреча была памятной. Как-то из таких встреч, я у неё поинтересовался.
- Тетя-Махбуба когда с Вас как с разведчика сняли гриф секретности ?
- На праздновании дня ЧК – 20 декабря 1994 года тогдашний министр безопасности Республики Таджикистан Зухуров, сообщил, что с меня сняли гриф секретности.
- А как Вы попали в нелегальную разведку?
- Во всем виновата война. В 1940 году после окончания медицинского колледжа, я поступила медицинский институт города Душанбе. Хотела стать детским врачом. Однако, моей мечте не суждено было сбыться. Не только моей, а миллионы мечтам нашей страны. Война застала меня за студенческой партой. Мы сдавали летнюю сессию. На каникулы планировала поехать домой к родителям в родной Худжанд. Приготовила даже чемодан. Не тут то было. Проклятая война. Впервые дни войны, мы всей группой записались в добровольцы. Не помню толи в военкомате, толи в институте, всех наших девочек, записали в медсестры. Но через несколько дней, из студенток нашего института и других ВУЗов создали группу примерно в количестве 20 девушек, в числе которых была и я. Снами стали упорно заниматься специалисты по военно-физической подготовке и радисты. Интересовались уровню знания канонов шариата, сколько знаем сур и айятов, умеем ли читать намаз, владения узбекского языка и умеем ли писать и читать на персидском и арабском языках. Примерно через месяц в группе осталось пять девушек, в том числе и я.
Тетя-Махбуба задумалась.
- Тогда я предположила, что нас готовят для заброса в тыл врага в партизанские отряды или для чего-то особого. Но причем узбекский язык, каноны ислама? В голове не укладывалось, но истинные цели спец. подготовки, я узнала, в 1942 г.
- А Вам тетя не было страшно? Всё-таки были так молоды?
- Конечно, было страшно и не один раз. Но кто об этом в то время спрашивал. Шла война. После того, как в группе осталось пять девушек, нас поселили на конспиративную квартиру в черте города Душанбе. Дом был большой с земельным участком. В доме было много комнат. В двух мы спали, а в одной с нами проводили занятия. Готовили из нас радисток, также изучали персидский, дари, и узбекский языки. Руководителем группы был Максим Александрович (имя изменено). Общался с нами на таджикском и узбекском языках. Хорошо знал фарси и дари. Он для нас был как отец родной. Заботился. За глаза, мы его называли падар (тадж. отец). Он знал об этом и не обижался.
Ты спрашивал было ли мне страшно? Да были моменты. Помню примерно весной 1942 года, по плану подготовки у нас были парашютные броски. Инструктор, по национальности украинец, изначально был против моего броска с парашюта. Даже в день броска, перед посадкой в самолет, инструктор уговаривал руководителя группы, отменить мое учебное десантирование. Помню он говорил «она теоретически знает на отлично, но смотри Максим сколько в ней веса 40кг. и рост 150см. Покалечим дивчину». Но Максим Александрович ответил «пойми не могу, она возможно за кордон будет заброшена на самолете, должна же знать, как и за что дергать». Из пятерых, троих в буквальном смысле слова, вытолкнули из самолета. Было страшно. Я летела с криком вниз, но при этом считала один, два, три …. на 15 дернула за кольцо. Купол раскрылся, страх стал отступать. Дергая за стропы парашюта я поняла, что потоком ветра меня уносила от аэродрома Душанбе с место условного приземления в сторону Шахринав. Страх вернулся. Заплакала. Стала читать все молитвы, которые только вспоминала. Перед глазами пробежала вся моя жизнь. Коснулась земли у холма. Но, оказалась это не все. Приземлилась жестка и не удачно. Глядя на все еще надутый купал, подумала он готов еще раз взлететь, но потом представила его парусом. Визг переходил в девичий мат, в адрес парашюта, который жестоко волок меня как мешок с картошкой по земле. Не знаю, сколько это продолжалось, кажись вечно, но к моему счастью купол зацепился за дерево и смирился. Я была вся исцарапана, хромая, в кровоточащих ранах и синяках, с носа шла кровь, но была счастлива. Словно заново родилась. Несмотря на то, что еще запуталась в стропах. От счастья я смеялась и пела песню. Меня нашли ближе к вечеру. Это был мой первый и последний прыжок с парашюта.
- Да.. тётя, Вы еще у нас и парашютистка?
- Да сынок, имею один парашютный прыжок.: - и рассмеялась.
Мы некоторые время сидели молча. Я представлял её маленькую девочку, прыгающей с парашюта.
Через некоторое время тётя-Махбуба продолжила.
- Синяки прошли и раны зажили у парашютистки. Примерно через месяц Максим Александрович на конспиративной квартире пригласил в свой кабинет, где присутствовал мужчина, лет 30. Его мне не представили. Но он все время внимательно разглядывал меня с ног до головы. Это меня раздражала. Но не подала виду. В разведки не принято задавать лишние вопросы. Не помню, о чем мы говорили с Максимом Александровичем, но беседовали около 30 минут. Через неделю меня одну в сопровождении моего куратора, отвезли на явочную квартиру. В квартире находился незнакомец. Максим представил меня. Незнакомца звали Салават (Саловот). Это был резидент советский разведчик-нелегал в Афганистане. До меня было доведено, что Салават, из всех кандидатов выбрал меня в свою группу в качестве радиста. Но это не все. По разработанной легенде мы должны были стать мужем и женой, т.е. парная агентура. Я была растеряна. Я испугалась, выходить замуж за незнакомого человека и без благословения моих родителей. Я не знала кто он и его родителей, с кого рода и племени. То, что про него рассказали мне, понимала, что это легенда. Я отказалась. На следующий день Максим Александрович выступил вместо матери, сестры и подруги. Он стал уговаривать меня согласится выйти замуж за Салавата. Напоминал, что идет война, о долге перед отечеством и что он хороший человек, буду жить в загранице как ханша. Последний довод он сказал в шутку. При этом добавил, о замужестве не должен знать никто, даже самые близкие люди, мои родители и подруги. Дали время на обдумывания, два дня. Взвесив все, я согласилась. Но с условием, замуж только по шариату, должны пройти обряд никох(брачный обряд). Руководство согласилась. Один из преподавателей, таджик, был знатоком Корана, вот он и поженил нас. Моим свидетелем была одна из курсанток из нашей группы, а вторым Максим он же был отцом, вместо моего отца. До 1947 года мои родные не знали, что их дочь вышла замуж. Они думали, что я пропала без вести на фронте. И тогда мне было страшно. Боялась осуждения родителей братьев и родственников. Но этот страх переборол долг перед родиной. Шла война, враг топтал и осквернял нашу родную землю. Это может быть громкие слова, но тогда так думали Все.
- Да… дорогая тетя, что вам пришлось пережить.
- Сынок, такое не пожелаю даже врагу.
- Когда Вас закинули за кордон.
- В конце 1942 года.
- На парашюте?
- Нет: - рассмеялась Махбуба, потом продолжила.
- Переправляли меня через реку Амударья недалеко от Термеза. Не знаю, что было страшнее парашют или переправляется на плоту, по полноводной и бурлящей реке. На сопредельной стороне меня встретил, теперь уже мой резидент-муж. Кстати свидетельстве о браке, я получила в 1948г. Это потом, я узнала, как мне повезло. Мой супруг оказался очень хорошим человеком, как муж и отец он был идеальным. Жаль, что его нет сейчас с нами.
Тетя-Махбуба загрустила и о чем та задумалась. Через некоторое время улыбнулась, и спросила.
- На чем я остановилась?
- На Афганской стороне Вас встретил Салават.
- А да. Посадил меня на лошадь, и отвез в афганский город Мазаре-Шариф. В этом городе у него был собственный дом. Как я узнала, Салават в качестве резидента в Мазаре-Шариф был заброшен в конце 30 годов, под прикрытием торговца ковров. Поначалу он на центральном рынке имел небольшую лавку. Но затем стал расширяться. Дела пошли верх. Стал одним из состоятельных купцов на рынке. Видно проснулась жилка торговца. Купил дом в городе Мазаре-Шариф. Жил один. Народ стал интересоваться, почему у такого бая (тадж и узб. богач) нет жены. У некоторых его сверстников, уже было по четыре жены, а у него не одной. По этому, «центр» решил исправить положение, и срочно стали «подготавливать» жену резиденту. Выбрали пятерых кандидатов, и выбор пал на меня. Чему я теперь рада и счастлива.
- Вы общались с местными женщинами, и на каком языке?
- Сколько не старалась у меня не получалось говорить на диалекте узбеков и таджиков Мазаре-Шариф. По легенде говорила, что я из Калаи-Нав, и у меня все эти годы, якобы пока находилась в Афганистане, болели зубы и горло. Боялась лишних вопросов и естественно расшифровки.
В 1945 году я была в положении. Как медик и как женщина понимала, что рожать одной это рискованно. В период учебы в медучилище г.Худжанда, наши соседи обращались за помощью. Некоторые стали называть доктор Махбуба. Честно это мне льстила. Делала уколы и перевязки. Не раз участвовала при родах и видела, как роженицы кричали и все время почему-та Мама- Мамачка. При этом, некоторые, нецензурно вспоминали своих мужей. Я об этом рассказала мужу-резиденту. Он подумал, и сказал «я сам тогда приму роды. Думаешь, не справлюсь. Я же красный командир, и до разведки, был командиром эскадрона, и не раз видел, как рожали наши кобылы. Думаю не большая разница. Я справлюсь». Я промолчала. Но когда приблизился срок, Салават из кишлака пригласил повитуху. Добрая была женщиной. Без институтов и училищ, знала свое дела. Роды были тяжелыми. Во время родов, как предполагала, я несколько раз прокричала на своем худжандском БУВАЧОН (мамочка). После родов повитуха спросила Салавата. Откуда ваша жена, она точно не местная. Салават сказал, что мои родители из Самарканда, и в 1918 году с приходом к власти Шурави, бежали в Афганистан в город Калаи-Нав. Тогда я подумала ЭТО ПРОВАЛ. После этого факта, страх преследовал до того времени, пока мы не покинули эту страну. Муж хотел избавиться от неё, это я понял по его глазам, но я уговорила этого не делать. Она же приняла роды, и первым взяла на руки нашего сына. Она спасла меня и сына. Муж-резидент выслушал меня и сказал: - «да, ты права. Я бы сам не справился. Наши кобылы так не рожали». Сына мы назвали Гуломсохиб. - затем тетя-Махбуба отпустила голову, и заплакала.
Я подал ей чашку чая. Некоторое время мы сидели молча.
- А где сейчас Гуломсохиб: - я спросил.
- В 1947 году, после возвращения из командировки его не стала.
- Когда Вы вернулись на Родину?
- В 1947 году резидент заподозрил не ладное с членом нашей группы с Икромом (псевдоним). Последующим были получены сведения, о том, что Икром был задержан на несколько дней афганскими спецслужбами. Если быть честными, афганские спецслужбы были слабыми и особой активности не проявляли. Афганистан в конце 30х 40х годах, как и в наши дни, был полем боем для спецслужб других стран, где сходились их политические интересы. Наиболее активными были английские, немецкие и турецкие спецслужбы. В частности, в 1943 году нашей резидентурой были получены сведения, о концентрации антисоветских элементов, бывших басмачей, наемников, немецких агентов и офицеров, которые работали под прикрытиями, вблизи афгано-советской границы, с целью диверсии и вторжения на территорию советского Туркестана. В самом Мазаре-Шариф таких элементов нами было вычислено около 300 человек. Один полевой командир из бывших басмачей, который был объектом интереса группы, был похищен и тайно Салаватом перенаправлен в СССР.
В 1947 году в целях, недопущения ареста, мы получили приказ, о возвращении на Родину. Мазаре-Шариф мы покинули раннем утром. Когда уже подходили к границе, вдали показались всадники, они скакали за нашими душами. Мы спрятались в камышах. Потеряв нас, они скакали вдоль берега Амударьи. Когда проскакивали мимо, заплакал Гуломсохиб. От неприятеля отделяло примерно 60 - 70 шагов. Гуломсохиб продолжал плакать. Уговоры не действовали. Салават посмотрел на меня и прижал рукой рот сыну, мы смотрели друг на друга и одновременно слёзы накатились в наших глазах. Когда Гуломсохиб начал задыхается, он убрал свои массированные руки с детского ротика, дитя жадно набрал полный лёгких воздух, и через мгновения опять начал плакать уже истерично и от страха кричать. Рука не вольно, но осознано заткнул повторно рот сыну. Как это не было бы жестоко, это тот момент было единственное правильное решение. Всадники находились практически напротив нас, все прислушивались и не уходили. Вдруг они начали наугад стрелять в нашу сторону. Салават передал уже чуть живого и посиневшего ребенка мне, обнял нас и встал спиной в сторону врага. Одним словом наш отец своим телом стал прикрывать нас. Вокруг стали косится камыши. Слышала, свист мимо пролетающих пуль. Пальба прекратилась. Я прижала сына к груди. Эффект наверное был такой же как и отцовской руки. Я визуально осмотрела Салавата, ребенка, а потом и себя. Крови не было. Аллах сохранил, на нас не было не царапины. Афганцы прислушались. Один из них сказал: - может это шакал выл. Другие не чего не ответили. В это время, Салават медленно взял на руки ребенка. Мальчик молчал. Толи от бессилия или младенец понял, что если будет плакать, то будут затыкать рот. Всадники ускакали, а мы скрывались в камышах до вечера. Ближе к закату в обусловленном месте муж нашел лодку. Когда стемнела мы уже, без каких либо проблем, переплыли реку, где нас уже ждали. Как потом выяснилось, на том берегу наши коллеги наблюдали и при необходимости готовы были открыть ответный огонь. Кстати уже под вечер афганцы вдалеке от нас, стали поджигать камыши, но огонь к нашему счастью до нас не дошел. В этой кошмарной ситуации я боялась за сына, мужа-друга коллегу, и потом за себя. Было страшно….
После возращения на родину, мы с мужем три месяца проходили проверку. Приехали на постоянное место жительство в г. Душанбе. получили квартиру. Съездили в Худжанд, где я числилась без вести пропавшей. Я с мужем были в военной форме и при орденах. Родные приняли меня хорошо, благодарили Аллаха, что жива и здорова, при муже грудь полных орденов и медалей. Конечно некоторые смотрели на меня коса, но это после всего пережитого казалось мелочью. На реке Гуломсохиб простудился. Долго болел. Умер наш сын в 1948г., от простуды.
Ушла в запас, не дослужив до пенсии в звании старшего лейтенанта. Медикам не стала. Закончила педагогически институт. В мирное время, родила Салавату дочерей и сыновей. В 1993 году я вышла на пенсию с должности заведующего детского сада, где проработала более 30 лет. Мужа похоронила в 1976 году. Инфаркт.
В это время зазвенел дверной звонок. Тетя-Махбуба прошла открывать дверь. В коридоре послышался детский голос, здравствуйте бабушка. Затем прозвучал бас, салом бабуля. Это был внук, лейтенант ГКНБ РТ Турсунов.
Жизнь продолжается.
г. Санкт-Петербург.
2019г.
Ахмедов Шавкат Туйгунович