Сожженным, убиенным, растоптанным,
Памяти Холокоста, посвящается....
Весной девяносто пятого, накануне Йом а Шоа - дня Памяти Холокоста - уничтожения европейского еврейства, я случайно заскочил в стекляшку « Глида Беер-Шева» ( глида - мороженое, иврит) - небольшое кафе на старенькой улице Адасса 50. Там, за прилавком, я увидел улыбавшуюся старушку.
- Привет ,- поздоровалась она на чистом русском,- угощайся
- Действительно, вкусно ,- мгновенно проглотив деликатес, я попросил, вдобавок, ещё пару шариков ванильного
- Только вот сидеть на этих стульчиках у Вас не очень-то удобно,- пожаловался я на маленькие пластиковые креслица
- Это специально. Чтобы не задерживались
,- пояснила хозяйка, продолжая доброжелательно улыбаться
- Когда, совсем-совсем, кажется, недавно , лет сорок пять тому назад, я организовала бизнес по производству мороженого, очередь в Беер-Шеве занимали ещё с вечера ,- гордо произнесла старушка
- Сюда было просто не протолкнуться. Поэтому и пришлось сделать специальные стульчики. Чтобы не засиживались,- вновь улыбнулась она
- А из какой части Союза Вы приехали?,- спросил я, ни мало не сомневаясь в советском прошлом удачливой хозяйки
- В те времена, после войны, в Израиль не очень-то и выпускали,- вспомнил я подробные рассказы бабушек. Тогда, потеряв в гетто многих близких людей, многие евреи хотели бы уехать подальше от тех страшных мест, где их убивали и грабили. Но никого из Союза не выпускали
- Меня зовут Юлия. Фамилия Роттенберг. Как ни странно, я не из Советского Союза. Родилась в Польше. В конце июня сорокового года, решила проехаться из Варшавы к своей подружке, во Львов. Та гостила у бабушки и настойчиво звала отдохнуть вместе.
- Приехать-то приехала, а вот обратно - обратно в Польшу вернуться уже не довелось. Во Львов, по пакту Риббентропа-Молотова, в этот день вступила Красная Армия. Меня, на вокзале сразу же прихватили и отправили, прямиком в Сибирь - на стройки социализма. Отсюда, так хорошо, и по-русски говорить научилась,- задорно поведала Юлия
- Летом сорок пятого, вернулась в Варшаву. Долго искала родных. Ни родителей, ни братьев с сёстрами, ни друзей. Почти все три с половиной миллиона польских евреев убили и сожгли в печах Треблинки, Майданека, на окраинах сел, городов и других мест. Убивали, как и в вашей Украине, не только немцы,- старушка утирала слезы,- но и местные
- Многие поляки покрыли себя вечным позором, предавая, грабя, убивая и насилуя тысячи детей, стариков и женщин в Едвабно , Радзилове и ещё двух десятках районов Польши, ещё в самом-самом начале войны,- голос хозяйки кафе дрожал от напряжения и сдерживаемых рыданий
- Каково же было мое удивление и ужас, когда в Кракове, после окончания страшной войны, в августе сорок пятого, состоялся первый крупный послевоенный погром. Евреев, чудом выживших после гитлеризма, продолжили убивать и грабить местные варвары, не захотевшие возвращать захваченные ими дома и имущество. Возвращать награбленное пришлось бы всего нескольким сотням оставшихся в живых узников концлагерей и гетто.
- Затем ужасный погром в Кельце, в июле сорок шестого, где из двадцати тысяч евреев после войны, и так, осталось в живых только двести человек. Из них во время погрома было убито ещё свыше сорока и ранено больше пятидесяти. Все евреи Польши , выжившие в Холокосте, валом кинулись спасаться в Израиль. А туда до объявления независимости ещё не очень-то и пускали.
Вместо сочувствия им вслед раздавалось только змеиное шипение зверей, таких как, например, польский полицейский Владислав Блахут, разоруживший евреев перед самым погромом в Кельце. Да будет проклято его имя,- лицо Юлии стало решительным.
- Тогда я и решила немедленно уехать в Израиль. Перед отъездом один больной старик, бывший до войны самым известным и удачливым мороженщиком в Варшаве, подробно рассказал секрет изготовления мороженого. Я его немного усовершенствовала. И видишь? Мои дети и внуки по моим следам организовали приличный завод и сеть кафешек по всему Израилю.
- Но знаешь, Эмануил, эта чудесная старая стекляшка в Беер-Шеве для меня дороже всего. С нее, собственно, все и начиналось. - Юлия , несмотря на мой отказ, вновь решительно добавила в мое блюдце ещё пару шариков мороженого,
- Ешь, ешь, пожалуйста . Тебе до твоего Нетивота ещё добираться никак не менее получаса...
Послесловие.
Польша в наши дни готовит претензию к Германии за разрушения зданий и гибель нескольких миллионов своих граждан ( в основном, большинство убиенных , это те же евреи, которых поляки изничтожали, грабили, а также помогали гитлеровцам отлавливать.) Теперь хотят заработать почти триллион долларов на этих же несчастных жертвах. И ещё законы себе напринимали, чтобы,-Ни-ни,- никто их - Поляков, словом обвинительным обидеть не мог.
Нельзя не вспомнить здесь и правительство Словакии, платившее Гитлеру по пятьсот марок за каждого взрослого, женщину, старика и еврейского ребёнка , отправленных на сожжение. Правительство и парламент Болгарии, расплатившихся с Берлином жизнями всех македонских евреев, руководство Румынии, отправившее моих близких и всех бессарабских евреев в лапы куреней ОУНовских фашистов и эсэсовцев Галичины, в сотни гетто Черновицкой, Винницкой и Одесской областей. Как не вспомнить интеллигентные культурные народы Прибалтики, добровольно записавшихся в эсэсовские зондеркоманды и чествующих этих доморощенных убийц в наше время. У всех есть свои причины и объяснения. Но мало , очень мало кому удалось подняться до вершин раскаяния. Впрочем, как и мне, пока никак не удалось дорасти до прощения. Говорят в таких случаях,- Б-г помилует. Но забывать. Забывать этого нельзя.
Гидра фашизма оказалась очень живучей. Не удалось вбить в ее уродливую спину добротный осиновый кол. Но, все равно, сдохнуть ей от несварения и гореть со всеми своими изуверами и приспешниками в муках адовых. Гореть вечно. Как горят в нашей Памяти печи Треблинки, Майданека, крестьянские дома Хатыни...