Знаменитые русские крестьяне о деревенской жизни при царе.часть 7.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2019/04/27/644)
В предыдущих главах мы достаточно подробно рассмотрели, как НА ДЕЛЕ жила основная масса крестьян в «России, которую мы потеряли».
Однако у современных псевдомонархистов может возникнуть возражение, что «добрый царь-батюшка» вовсе и не знал об этой ужасающей нищете русского народа, а «злые бояре» его обманывали, рассказывая о невиданном расцвете его империи и счастливой жизни миллионов его подданных.
Давайте посмотрим, что думал и что говорил царю, о народной жизни, «главный» и наиболее «раскрученный» (говоря сегодняшним дурацким слэнгом) крестьянин царской России, Григорий Ефимович Распутин.
Именно ему судьбы даровала право быть около семьи «самого» Николая Второго, неоднократно встречаться с ним, и быть непререкаемым авторитетом для царицы, Александры Федоровны и всего царского окружения.
Именно Распутин удостоился в царской семье почетного наименования Друг (с Большой буквы!), так его называли Николай Второй и царица, даже в своей личной переписке.
Надо сказать, что Григорий Ефимович Распутин был незаурядным человеком, прекрасным знатоком людской психологии, обладавшим множеством разнонаправленных талантов и способностей.
Нынешние либералы и горе-монархисты, в своих сочинениях, нередко представляют Распутина в виде какого-то монстра-извращенца, основным занятием которого было, чуть ли не непрерывное, поглощение неимоверных объемов водки и последующее соитие с первыми подвернувшимися ему бабами.
(Примерно так изображают его и в Голливуде, по «шедеврам» которого многие нынешние «россияне», к сожалению, и «изучают» историю родной страны).
Разумеется, «погулять» и покутить Распутин любил, и не особенно скрывал это. Однако водку он почти не пил, предпочитая сладкие вина: мадеру и портвейн.
Личный секретарь и доверенное лицо Григория Распутина, Арон Симанович, (который тоже, кстати, неоднократно встречался с Николаем Вторым и его семьей) написал очень интересную книгу «Распутин и евреи. Воспоминания личного секретаря Григория Распутина».
В ней он подробно рассказывает о своих беседах со «старцем» и деталях его жизни.
Например, о том, что Г. Распутин, еще до знакомства с царской семьей, дважды совершал пешее паломничество из Тобольска в Иерусалим, что по тем временам было очень непростой задачей для малограмотного сибирского крестьянина.
В Петербург Распутин тоже пришел пешком, причем босиком (!!!) и остановился в монастырской гостинице, как гость архимандрита Феофана.
В общем, умел себя «подать» Григорий Ефимович…
Арон Симанович был и секретарем, и другом, и «кошельком» у Г. Распутина, который доверял ему свои самые сокровенные тайны:
«Мое повествование о событиях при дворе основывается главным образом на моих собственных приключениях и рассказах Распутина, который меня, как своего доверенного и советчика, посвящал во все, что он видел и слышал, а перед ним царская чета не имела никаких тайн.
Царь и царица исповедывались ему, как своему духовнику. Я вполне уверен, что его рассказы соответствовали правде, только по этой причине я осмелился говорить о фактах из интимной жизни царской семьи, которые до сих пор оставались неизвестными», - пишет Симанович в предисловии к своим воспоминаниям.
Давайте посмотрим, что же рассказывал Г.Е. Распутин царю о жизни и судьбе русского крестьянства:
«Он оставался всегда крестьянином, подчеркивал свою мужицкую неотесанность перед людьми, считавшими себя могущественными и превосходящими всех, никогда не забывая миллионы населяющих русские деревни крестьян. Им помочь и разрушить возведенную между ним и царем стену было его страстным желанием и пламенной мечтой.
Долгие часы, проведенные им в царской семье, давали ему возможность беседовать с царем на всевозможные политические и религиозные темы. Он рассказывал о русском народе и его страданиях, подробно описывал крестьянскую жизнь, причем царская семья его внимательно слушала.
Царь узнал от него многое, что осталось бы без Распутина для него скрытым.
Распутин горячо отстаивал необходимость широкой аграрной реформы, надеясь, что она должна привести русского крестьянина к новому материальному благосостоянию.
- Освобождение крестьян проведено неправильно, - говорил он часто.
- Крестьяне освобождены, но они не имеют достаточно земли. Обычно крестьянская семья численно велика и состоит из десяти членов, но участок земли мал.
Из-за земли сыновья ссорятся с родителями, и им приходится отправляться в город в поисках работы, где они ее не находят.
Окончится война, сыновья вернутся и поженятся. Чем же они тогда будут кормиться? Возникнут ссоры и беспорядки.
Крепостные крестьяне жили лучше. Они получали свое пропитание и необходимую одежду. Теперь крестьянин не получает ничего и должен платить еще подати. Его последняя скотинка описывается и продается с торгов.
До десятого года крестьянские дети бегают голыми. Вместо сапогов они получают деревянные колодки. Не хватает у крестьянина земли. Замирает вся жизнь в деревне.
Распутин жаловался на то, что правительство не строит в Сибири железных дорог. - Боятся железных дорог и путей сообщения, - пояснял он. - Боятся, что железные дороги испортят крестьян. Это пустой разговор.
При железной дороге крестьянин имеет возможность искать себе лучшее существование. Без железной дороги сибирский крестьянин должен сидеть дома, не может же он пройти всю Сибирь пешком. Сибирский крестьянин ничего не знает и ничего не слышит. Разве это жизнь? Сибирь пространна и сибирский крестьянин зажиточен.
В России же (Распутин понимал европейскую Россию) крестьянские дети так редко видят белый хлеб, что считают его лакомством.
Крестьянин в деревне не имеет ничего. Пшеничную муку он иногда получает к Пасхе, мясо он даже по праздникам получает очень мало.
Ему не хватает одежды обуви и гвоздей, но он ничего не может заказать. В деревне нет мастеровых…
Боятся, что крестьянин мог бы разбаловаться, пожелать денег или земельного надела! Поясняют, что все это может привести к революции. Все это глупости.
Дворянство имеет слишком много.
Дворянство ничего не делает, но мешает и другим. Если появляется образованный человек, то кричат, что он революционер и бунтовщик, и в конце концов сажают его в тюрьму.
Крестьянину не дают образования. Эта господская политика к добру не приведет.
Распутин мечтал о крестьянской монархии, в котором дворянские привилегии не имели бы места.
По его мнению, монастырские и казенные земли следовало разделить между безземельными крестьянами и в первую очередь между участниками войны».
Как видим, Г.Е. Распутин, который сам родился и вырос в сибирской деревне и ОЧЕНЬ хорошо знал жизнь русского крестьянства, рассказывал царю, что крепостные крестьяне жили ЛУЧШЕ, чем «освобожденные» Александром Вторым земледельцы!!!
Он говорил царю, что «крестьянские дети так редко видят белый хлеб, что считают его лакомством», а «пшеничную муку они иногда (!) получает к Пасхе», что ему «не хватает одежды, обуви и гвоздей(!)» и что «до десятого года крестьянские дети бегают голыми» (скорее всего, тут имелось в виду, что они до этого возраста «бегали» без штанов и босиком).
Но, может быть, тут Распутин просто «сгустил краски» и зачем-то исказил действительность?!
Посмотрите, что в марте 1909 года (в самый разгар «благотворных столыпинских реформ») писал А.И. Куприн Д. Батюшкову:
«Где-нибудь в плодородной Самарской губернии жрут глину и лебеду - и ведь из года в год!»
(Письмо А.И. Куприна к Ф.Д. Батюшкову от 18 марта 1909 г., посланне из Житомира. Хранится в Отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Фонд 20, ед. хран. 15.125.ХСб 1.)
Если бы А.И. Куприн в этом солгал, то тут уж, как говорится, «сам Бог велел» Батюшкову написать ему, в ответ, что-нибудь в этаком духе:
«Да что Вы, милейший Александр Иванович?! Как известно, у нас крестьяне по вечерам хрустят французской булкой, а уж ситного-то хлеба – вообще жрут от пуза!!! А все что они не доедают, мы в Европу вывозим, и кормим нашим хлебом полмира!»
Так ведь нам ныне живописуют ту прекрасную жизнь?!
Никакой глины и лебеды в народном меню, а сплошные «балы, красавицы, лакеи, юнкера!»
Обратимся к другим свидетельствам богатых и образованных людей той эпохи.
Опубликованы дневники генеральши А.В. Богданович «Три последних самодержца». Ее муж, Евгений Васильевич Богданович, был заметной фигурой в иерархическом ареопаге самодержавия: генерал от инфантерии, член совета министра внутренних дел. С конца XIX века он состоял старостой Исаакиевского собора, был почетным членом правления "Исаакиевского братства" и т.д.
В их салоне собирался весь цвет «высшего общества» той эпохи, там обсуждались политические события, оценивалась деятельность отдельных должностных лиц, т.е. формировалось то, что можно назвать светским "общественным мнением".
Вот лишь некоторые записи А.В. Богданович, касавшиеся ГОЛОДА 1891 года, в различных областях империи:
«31 августа.1891г.
По случаю голода было назначено собрание в одном из уездов Саратовской губ… . Это очень печальное событие, которое рассказал нам Вишняков. Вишняков говорит, что голод расположился в шахматном порядке - в одном и том же уезде у одного помещика громадный урожай, а рядом, у другого, - голод. Жена симбирского губернатора, узнав, что у нее в имении урожай, а рядом -- голод, поспешила будто продать туда голодающим свой хлеб по 1 руб. 40 коп. Это возмутительно, но это не исключительный случай - все стараются взять побольше барыша, и все за счет голодающих.
…
20 ноября.
Слышишь постоянно отовсюду рассказы весьма прискорбные. Так, казанский губернатор издает циркуляры-советы варить кашу из кукурузы и чечевицы, которых нет в Казани, и есть с маслом вместо хлеба. Вятский губернатор запрещает вывозить хлеб из одной волости в другую и продавать его в другие волости. Курский губернатор в том же роде чудит. Красный Крест, по общим отзывам, действует недобросовестно - ворует. Везде злоупотребления. Отовсюду отзывы, что народ голодает серьезно. В Тамбове губернатор Ракосовский стрелял в народ, который пошел разбивать помещичьи амбары, и многие были убиты и ранены. Вот вести, которые пришлось узнать в один день…
26 ноября.
Жена Косыча пишет из Саратова, что у них бедствие большое -- не дают отсюда денег. Чтобы засеять поля яровые, надо 5 млн. руб., а дают только 1 млн. Здесь выражают надежду, что комитет для общественных работ поможет голодным - предполагается дать работу 800 тыс. людей, но об этом все еще только говорят.
Лотерею для голодающих все ругают, находят, что мизерно ее допустить.
Невольно при всем этом вспоминаешь слова, сказанные депутатом Рихтером в палате в Берлине по поводу голода в России, что это - "колосс на глиняных ногах" (это в 1891 г.! - ldn-knigi). Этому выражению все французы аплодировали.
3 декабря.
Теперь говорят, что уже с мая месяца было известно Дурново о голоде, что он должен был требовать от Вышнеградского запрета вывозить рожь, что Дурново больше виноват, чем министр финансов. Верховский сказал, что пшеницу только тогда запретили вывозить, когда Абаза продал свою за хорошую цену.
Рассказывают, что в Симбирской губ. все дети померли от голода; туда послали детские платья и все вернули - не на кого было их надеть. Возмущение всюду растет страшно…
12 декабря.
Сейчас был Кутайсов. Вернулся вчера вечером из командировки в Тобольскую, Пермскую и Оренбургскую губ. Рассказывает ужасы, возмущен всем, что происходит и здесь и там. Отсюда распоряжения замедляются, или совсем на запросы не получается ответа, там же губернаторы бездействуют, а работают и крадут вместе с тем крестьянские чиновники.
В Ялуторовске отчаянное положение -- настоящий голод.
В некоторых местностях били чиновников, ругают царя. Кутайсова мнение, что грабить начнут скоро, были уже поползновения.
Кутайсов говорит, что из 65 млн. по крайней мере 30 или украдено, или пропали вследствие глупых распоряжений.
28 декабря.
Новая выдумка Анненкова. Он придумал работу голодным -- будет разбивать их руками лед на Волге, а когда разобьют лед, то пойдут пароходы по Волге подвозить хлеб в голодные губернии!!»
Все эти голодные безобразия, подчеркнем, происходили в МИРНОЕ спокойное время, во время правления Александра 3-го, Миротворца»…
Есть в дневниках А.В. Богданович записи и о других голодных бунтах и их подавлении:
«20 февраля 1893 года
Вчера Анастасьев произвел на нас неприятное впечатление своим рассказом, как он сек во время холерного бунта: 200 человек были наказаны розгами. Он с возмущением говорил, что 20 молодых солдат, которые были свидетелями этой экзекуции, упали в обморок, по его мнению, это доказательство, какое ничтожество наши солдаты.
Батьянов же, который знает солдат, сказал потом, что такое повальное сечение, при котором каждому давалось 100 розог, доказывает, что даже и солдаты, которые не страдали слабыми нервами, и те не могли вынести этого возмутительного зрелища.
Во время этой экзекуции один казак подошел к Анастасьеву, дернул его за полу сюртука и сказал: "Знай, что громада - великая сила".
С приходом войска он приказал первого разложить этого казака и дать ему 100 розог, говоря: "Вот я тебе покажу, какая сила эта громада".
Когда казак поднялся, он спросил: "Ну, понял теперь, что такое закон?"
Тот, почесываясь, отвечал: "Да, теперь понял закон".
Все это Анастасьев рассказывал с видимым удовольствием».
(Упомянутый тут Александр Константинович Анастасьев, который «с видимым удовольствием» рассказывал как он «сек» людей, давая им по 100 розог, был действительным тайным советником, Черниговским губернатором и членом Государственного совета).
Когда, спустя 25 лет, дети этих поротых крестьян и казаков сами начали сурово «спрашивать» со своих «бар и господ», и показывать ИМ, что «Громада - великая сила», многие пострадавшие от народного гнева искренне удивлялись: «Почему они ТАК нас ненавидят?! Мы же очень любили простой народ»…
Теперь посмотрим, что о жизни в русской деревне сказал императрице Александре Федоровне другой знаменитый русский крестьянин, Сергей Есенин.
Про это рассказывает его друг, секретарь и личный переводчик (во время знаменитого турне Есенина с Айседорой Дункан по США в 1922 году) Владимир Ильич Рындзюн, более известный под литературным псевдонимом А. Ветлугин.
В своей статье «Воспоминания о Есенине», А. Ветлугин написал о том, про что ему рассказывал Сергей Есенин о своем деревенском детстве:
« Будучи одним из очень и очень немногих, которые знавали Есенина в свете истинной жизни, истинного творчества, а не разглагольствований о рахат-лукумовых "измах" -- я хочу рассказать то, что не было и, вероятно, не будет рассказано…
О своем детстве и отрочестве Есенин рассказывал много, охотно и неправдоподобно. Он любил смаковать побои, полученные в пятилетнем возрасте, "неправду", перепутанную в школе, соблазны деревенские, почти что "рубенсовские соблазны", которыми встретила пятнадцатилетнего Есенина не лубочная и не тургеневская, а кровь и потная "Рассея".
Невозможно проверить (да и нужно ли) рассказы о "дядьях", грубых, пьяных, вороватых, бравших подряд на истребление грачиных гнезд по пятаку с гнезда и заставлявших четырехлетнего Сережу карабкаться и сбивать гнезда по копейке за пару.
Приятели, научившие Есенина, как "копить деньгу": "когда мать пошлет тебя в церковь святить просфиры, пятак сбереги, а для близира сам окропи просфиры речной водой и надрежь знаки освящения..."»
Сделаем небольшой комментарий.
Сергей Есенин воспитывался в довольно благополучной («кулацкой», как его потом нередко попрекали земляки-крестьяне) семье.
Однако воспоминания о своем деревенском детстве, как видим, у него остались самые негативные.
Ветлугин неоднократно подчеркивает:
«Одно проверено и доказано: из деревни Есенин унес раздраженность, наследственный алкоголизм, звериную подозрительность...
Вот ключ к характеру Есенина…
В синем армяке, с копной соломенных волос, тучно смазанных лампадным маслом, бесшумно, как на резиновых подошвах, прокрался он в Санкт-Петербург в 1912 году.
Уже и тогда он предпочитал армяку хороший пиджак, лампадному маслу -- бриолин. Уже и тогда полыхали в его душе желания "огромных скандалов", жажда досадить, показать...
Но... деревня научила Есенина "надувать скромностью", душить лаской...
И "кроткий отрок Сережа", широко раскрыв выцветшие голубые глаза, певучим голосом рассказывал в Петербурге, в интеллигентских квартирах, и в Москве, и в "Свободной эстетике" -- о "лугах -- белых кудрях дня", о "пахучем сене", о его преданности "земле", о "великой деревне".
И лгал, лгал безбожно...
Он презирал деревню, он видеть не мог луга и равнины, его претило от запаха сена.
Но... он понял то, чего ждали от "деревенского гения".
Он знал мнение о деревне, царившее в ресторане "Вена".
И он решил "сделать капитал" на деревенщине.
На идеализации того, что он остро ненавидел.
В этот момент он встретился с кружком князя Путятина…»
(Упомянутый А. Ветлугиным Князь Михаил Сергеевич (!) Путятин с января 1911 года был начальником царскосельского Дворцового Управления. Именно он ввел Сергея Есенина в круг тех немногих, кому был открыт доступ в царскую семью).
А для чего князь Путятин это сделал, очень точно объясняет А. Ветлугин:
«Князь понимал, что Распутина можно уничтожить, лишь создав Антираспутина... Лишь выдвинув иную "деревенскую силу", которая будет "импонировать" их величествам".
И так как самый воздух был пропитан сумасшедшими шпагоглотательными идеями -- то такой синтетический "Антираспутин" был усмотрен в "отроке Сереже" (как окрестили Есенина Невский и Тверская).
Есенин - с присущей ему земляной натурой чуткостью понял планы князя Путятина приблизительно за месяц до того, как они оформились в голове князя…
Закрыв глаза, читал трагические свои строфы...Раскрыв помутившиеся влажные голубые глаза-васильки в копне свисавшей со лба соломы волос -- "отрок Сережа" почти что прорицал...Рисовалась возможность новой России, земли темной и гениальной, земли трагичной и предчувствующей...
Рязанская губерния и Царское село.
Князь Путятин знал назубок и своего Аксакова и свое Царское Село.
"Отрок Сережа" был представлен ко Двору.
Голова, запрокинутая в безбрежность, глаза не в небо и не в землю, а так, поверх присутствовавших, в "никуда", голос то певучий, опьяняющий и крадущийся, как песнь Ракель Меллер, то визжащий, испуганный, тревожащий - как священный бред хлыста...
Они слушали его, как Шаляпина, затаив дыхание, боясь пропустить слово...
И он читал стихи, которые для Двора были откровением земли...
Если верить Есенину - вот что произошло, когда он окончил чтение в этот первый весенний вечер.
- Неужели Россия такая грустная? - сказала государыня...
- О-о-о, мать моя, - ответил Есенин, - Россия в десять раз грустнее, чем все стихи мои...
Есенин был приглашен повторить чтение. Еще и еще раз».
Вот ЭТИ слова Сергея Есенина: «Россия в десять раз грустнее, чем все стихи мои...» - очень точно характеризуют настроения и мировосприятие громадного большинства русских крестьян той эпохи.
О том, что было дальше, рассказывает А. Ветлугин:
«Десятки "экспертов" дворцовых были приглашены послушать его и высказать мнение.
И пришел день, когда Есенин встретился с Распутиным.
"Отрок" со "Старцем"…
«Как я уже неоднократно подчеркивал», - пишет А. Ветлугин, «- весь сообщаемый мной материал зиждился на рассказах самого Есенина.
Его ценность и буквальность целиком зависят от веры в эти рассказы.
Есенину была свойственна известная страсть к приукрашиванию, гарпированью.
Но не думаю, чтобы он выдумывал целиком.
Да и для чего?
В частности, о встрече своей с Распутиным он рассказывал в 1922, шесть лет после смерти Распутина, пять лет после того, как самое имя Распутина потеряло какую бы то ни было значительность.
Выслушав стихи Есенина, старец будто бы сказал:
- У-ух, и хитер же ты, Серега, страсть, как хитер..
.
Есенин (представляете, как наивно заблистала помутневшая голубизна глаз) :
- О чем это ты, Григорий Ефимович, про какую такую хитрость?
- Да уж знаю про какую! Думаешь, коли нараспев вирши свои читаешь, не понимаю я, к чему гнешь... Так и скажи князю - "прост, мол, Григорий, да не родилась еще та мышь, что коту на хвост звонок повесила"...
Есенин опять - весь недоумение... Только губы не выдержали и улыбочка...
- Про какого это ты князя, Григорий Ефимович рассказываешь... Я с князьями не знаюсь...
- Ты-то... Вот что я тебе, Серега, скажу... Ты из Рязани, я сибирский... не проведет Рязань Сибирь... Про Ермака слышал... Как он Грозного царя вокруг мизинца обкрутил...
И с момента этого сумасшедшего разговора началась дружба.
"На публике" Есенин избегал появляться со старцем.
Во-первых, князь Путятин имени распутинского слышать не мог…
Есенин частенько появлялся на Гороховой, не раз они вместе путешествовали в гости к гениальному Роде, Адольфу Роде, владельцу "Виллы Роде".
По словам Есенина, в Распутине его интересовал не только "тип".
Такой профессионально-беллетристический подход был чужд Есенину, хотя в характере его "Пугачева" не трудно уличить распутинские черты. Есенинское самолюбие было затронуто.
Кто кого перехитрит?
Чья земля сильнее?
Рязанская или сибирская?
Кроме того (и это поучительно и для рязанской земли, и для Есенина), Есенин получал почти что физическое наслаждение, наблюдая, как Распутин только что не плевал на шикарных дам и прекрасных кавалеров, толпившихся вокруг него.
- Когда я бывал с Распутиным, - смаковал Есенин, - я всеми десятью пальцами ощупывал -- гниет, ползет, тлеет проклятое умирающее общество. Распутин... Бумеранг... Думала сблизиться с землей, а она... бац... по лбу....
…
Двое в Есенине -- поэт Сергей Есенин и "отрок рязанский Серега".
Двое в Есенине -- один -- жаждущий творить, другой -- жаждущий комфорта, роскоши.
Двое в Есенине -- один -- спящий со сжатыми кулаками в мечтах о революции, об отомщении (хотя у него лично не было никаких причин жаждать, мстить), другой -- культивирующий дружбу с Царским Селом.
Один, проводивший ночи с Блоком, Ивановым-Разумником, Белым в спорах, в предрассветных российских спорах, все больше ни о чем.
Другой, проводящий полудни с Распутиным, князем Путятиным, фрейлинами двора.
Один, повествующий об ужасах деревни, жестокостях земли, другой, перемигивающийся с Клюевым, -- "надуем, мол, городских фраеров".
Развосьмирение личности, раздесятирение личности.
Когда же к этому прибавилась эпилепсия, и она принесла две маски: ясновидца и скандалиста...
Есенину было страшно трудно разобраться в арсенале своих масок».
Очень ярко и интересно описывает Ветлугин «исход» С. Есенина из Царского Села:
«… к 1916году положение усложнилось.
Есенина к этому году "приняли" все. Ему начинало казаться, что он почти что Пик Мирандолинский от российской поэзии.
Ему начинало казаться, что, как ни хвалят, как ни превозносят его, он же еще недооценен.
Случится что-то, что вознесет его на Александрийскую колонну.
Что-то... Революция.
О ней уже шептались острова. Уже самый час начала ее предсказывался на радениях, на Васильевском.
Подошло 6 декабря 1916 -- именины царя.
И здесь снова предоставим слово Есенину и возложим всю ответственность за точность рассказа на Есенина.
"Пришел князь Путятин и говорит: "Сережа... шестое не за горами..."
-- Шестое? Это про что?
-- Шестое -- именины царя.
-- Ну?..
-- Оду надо писать. Ждут во дворце...
-- Оду?
Есенин ухмыльнулся:
- Найди кого-нибудь другого...
Князь так и присел:
-- Да пойми ты, Сережа, необходимо... Во что бы то ни стало... Во дворце...
-- Во дворце вашем трупом пахнет, не стану я од писать...
Через неделю Есенин был отослан на фронт, в дисциплинарный батальон.
"Взяли поэта и бросили в банду уголовных, бандитов, жуликов..."
«Проверить этот рассказ, находясь в 10 тыс. миль от места его действия, нет возможности, подчеркивает А. Ветлугин.
Он так продолжает свой рассказ:
«Подозреваю, что фраза: "Трупом пахнет" - была изобретена много позже, вероятно, в марте 1917, когда Невский расцвел красными розетками, и Есенин с триумфом вернулся из дисциплинарного батальона.
Был ли Есенин действительно контужен?
Снова вопрос?
Так или иначе, пришел март, и царскосельская полоса смылась.
Блистательный Санкт-Петербург исчез, как в свидригайловском кошмаре.
Началась новая эпоха в жизни Есенина».
В качестве комментария к этому познавательному рассказу о «восхождении» Есенина в Царском Селе еще раз отметим его слова сказанные императрице Александре Федоровне: «Россия в десять раз грустнее, чем все стихи мои...» и то, что он любил рассказывать «об ужасах деревни, жестокостях земли».
Значит, было о чем рассказывать ему в петербургских салонах и поэтических посиделках…
Очень интересное объяснение причин того, ПОЧЕМУ « Распутин только что не плевал на шикарных дам и прекрасных кавалеров, толпившихся вокруг него», зачем «с наслаждением наблюдал» С. Есенин, дает в своей книге личный секретарь знаменитого «старца» Арон Симанович:
«Распутин не старался перенять манеры и привычки благовоспитанного петербургского общества. Он вел себя в аристократических салонах с невозможным хамством.
По-видимому, он нарочно показывал свою мужицкую грубость и невоспитанность.
Это была удивительная картина, когда русские княгини, графини, знаменитые артистки, всесильные министры и высокопоставленные лица ухаживали за пьяным мужиком.
Он обращался с ними хуже, чем с лакеями и горничными. По малейшему поводу он ругал этих аристократических дам самым непристойным образом и словами, от которых покраснели бы конюхи.
Его наглость бывала неописуема.
К дамам и девушкам из общества он относился самым бесцеремонным образом, и присутствие их мужей и отцов его нисколько не смущало.
Его поведение возмутило бы самую отъявленную проститутку, но, несмотря на это, почти не было случаев, когда кто-нибудь показывал свое возмущение. Все боялись его и льстили ему.
Дамы целовали его испачканные едой руки и не гнушались его черных ногтей.
Не употребляя столовых приборов, он за столом руками распределял среди своих поклонниц куски пищи и те старались уверить его, что они это считают каким-то блаженством.
Было отвратительно наблюдать такие сцены. Но гости Распутина привыкли к этому и все это принимали с беспримерным терпением.
Я не сомневаюсь, что Распутин нередко вел себя возмутительно, безобразно, чтобы показать свою ненависть к дворянству.
С особенною любовью он ругался и издевался над дворянством, называл их собаками и утверждал, что в жилах любого дворянина не течет ни капли русской крови.
Разговаривая же с крестьянами или своими дочерьми, он не употреблял ни единого бранного слова...
От природы он имел доброе сердце. Случалось лишь очень редко, что он в исполнении какой-нибудь просьбы отказывал.
В серьезных случаях он показывал себя всегда очень деликатным и всегда готовым к помощи. Он очень подробно расспрашивал своих просителей, и ему было очень неприятно, если он не мог им помочь. Он охотно выступал за обиженных и униженных и принимал жалобы на власть имущих.
Для Распутина было решающим то, что проситель нуждался в его помощи.
Он помогал всегда, если было только возможно, и он любил унижать богатых и власть имущих, если он этим мог показать свои симпатии бедным и крестьянам.
Если среди просителей находились генералы, то он насмешливо говорил им: "Дорогие генералы, вы привыкли быть принимаемыми всегда первыми. Но здесь находятся бесправные евреи, и я еще их сперва должен отпустить.
Евреи, подходите. Я хочу для вас все сделать".
Далее евреи уже поручались мне, и я должен был от имени Распутина предпринимать соответствующие шаги.
После евреев Распутин обращался к другим посетителям и только под самый конец он принимал просьбы генералов. Он любил во время своих приемов повторять: "Мне дорог каждый приходящий ко мне. Люди должны жить рука об руку и помогать друг другу"…
Владелец загородного ресторана "Вилла Роде" построил для ночных кутежей Распутина специальный дом.
Там часто можно было встретить лиц с очень громкими именами и титулами; при этом дамы из общества старались своими выходками перебить хористок и шансонеток».
Не правда ли, такое поведение Г.И. Распутина несколько отличается от навязанных нам Голливудом, да и нашим кинематографом, схем с вечно пьяным и безмозглым развратником?!
А вот пресловутые высокопоставленные «красавицы», на знаменитых распутинских «балах» в «Вилле Розе», вели себя самым предосудительным образом…
Надо сказать, что Распутин был категорическим противником войны с Германией, и неоднократно говорил, что если бы он не удар ножом, который он получил летом 1914 года в своем селе Покровское, то он ни за что не допустил бы войны России с Германией.
«Старец» еще в мирное время с уважением относился к немецкому народу:
«Распутин был очень высокого мнения о земледельческих способностях и благосостоянии немецких колонистов. Их чистоплотность и опрятная добротная одежда сильно выделяло их среди русских крестьян.
Попадая в немецкую колонию, Распутин всегда удивлялся богатству их стола. Его особенно поражало, что колонисты пили не только чай, но и кофе.
Эти наблюдения сильно врезывались в душу Распутина, и при разговорах с русскими крестьянами он всегда заводил разговор о благосостоянии немецких колоний. Они советовал русским брать в жены девушек из немецких колоний.
Такие браки оказывались всегда как-то очень счастливыми.
- Крестьянин рад, - говорил он, - если у него в доме немка, тогда в хозяйстве порядок и достаток. Тесть гордится такой снохой и расхваливает ее перед своими соседями.
Уважение Распутина к Германии возросло еще больше после того, как Распутин узнал, что большинство употребляемых русскими крестьянами земледельческих машин германского происхождения.
Он всегда стоял за немедленное заключение мира, даже при самых плохих условиях. По его мнение, любой мир для России был лучше, чем война.
Когда Россия опять окрепнет, тогда и можно будет вновь пересмотреть мирные условия.
На заявления, что о немедленном заключении мира не может быть и речи и поэтому за него и не стоит выступать, Распутин всегда отвечал:
- Я ничего не боюсь. Я плохого ничего не хочу. Никто не имеет права уничтожать человеческие жизни. Существуют люди, которые занимаются посредничеством в денежных делах, в продажах домов и земель. Я хочу быть только посредником заключения мира. Даже папа говорит, что я прав и должен остаться нейтральным...
Утверждение царя, что он не прекратит войны до тех пор, пока последний германский солдат не оставит русскую землю не влияло на Распутина.
- Царь мог и это сказать. Он хозяин своего слова. Если он его дал, то он может его и взять обратно. Если он что-нибудь приказал, то новым приказом он первый может отменить. Он царь и может все. И каким путем прогнать из России всех немцев? Что делать с немецкими мастеровыми и купцами?
- Русский, - говорил он, - привык к немецким товарам. Немецкие купцы поставляют хорошие товары и идут покупателям всячески навстречу.
Немец умеет работать.
Если в деревню попадает германский военнопленный, то бабы стараются заполучить его в свою избу, потому что он хороший работник».
Интересно посмотреть, как относились к Григорию Распутину современники, простые русские крестьяне.
В 1965 году известный белоэмигрант, поэт и литературный критик Георгий Викторович Адамович записал серию рассказов о русской революции 1917 года (свидетелем которой он был) для «Радио Свобода».
Вот что он рассказывал о реакции обычных русских людей того времени на убийство Распутина и приближение революционных событий в стране:
«- Что происходило в высшем обществе, я не знаю.
Но кто-то рассказывал, как некая великосветская дама, патронировавшая один лазарет, явилась к солдатам и сказала:
«Радуйтесь, произошло счастливое событие - убили Распутина, который так вредил России, государю, русской армии. Теперь все пойдет хорошо!»
Ответом было гробовое молчание, и кто-то из солдат сказал:
«Да, один мужик дошел до царя, так и того господа убили».
Она была этим заявлением потрясена.
Великосветское общество сочувствовало великому князю и Юсупову.
Николаю послали записку с просьбой помиловать убийц.
А он якобы ответил, что Романовых, бывало, убивали, но сами Романовы никогда никого не убивали таким диким способом, каким был убит Распутин…
После этих событий в обществе нарастало тревожное настроение, и было ясно, что со дня на день должно что-то серьезное произойти.
У меня была тетка, богатая женщина, у нее была карета, и вот недели за две до революции она в карете куда-то поехала и вернулась бледная, испуганная.
«Я не знаю, что теперь за люди, но я садилась в свою карету, а какой-то человек остановился и сказал:
„Садись-садись, недолго еще прокатаешься“».
Такие были настроения на улицах.
Я сам 24-го или 23-го заходил в университет. Там был сторож, в прошлом, вероятно, солдат, заслуженный человек.
Он меня хорошо знал, часто со мной разговаривал.
И вот вдруг он мне говорит:
«А скоро мы Николашку за ноги повесим».
Мне это показалось чем-то невероятным.
Старый университетский сторож говорит такое студенту, это уже действительно конец империи, развал всего».
Не правда ли, удивительное (для современной брехливой интерпретации тех событий) свидетельство?!
Старый университетский сторож, заслуженный человек и бывший солдат совершенно спокойно сообщает постороннему для него «барину», что: «скоро мы Николашку за ноги повесим!!!»
Такие настроения буквально царили тогда в обществе! Николай Второй и его окружение полностью дискредитировали себя и потеряли остатки авторитета. Не случайно так спокойно была воспринята весть об его отречении.
НИКТО не попытался открыто заступиться за отрекшегося императора или высказать ему свою поддержку.
Характерна и реакция простых солдат на убийство Распутина. Вместо восторга, который, видимо, и ожидала услышать от них «великосветская дама», поделившаяся этой радостью с ранеными в лазарете, она услышала грозное: «Да, один мужик дошел до царя, так и того господа убили»!!!
Все эти настроения назревали и в обществе и в армии еще с осени 1916 года, после провала нескольких кровавых наступлений на Ковель, в ходе которых погибли наиболее боеспособные части гвардии и армии.
Г.В. Адамович так рассказывал об этом:
«Мой старший брат во время войны был командиром лейб-гвардии Кексгольмского полка.
Помню его приезд с фронта в шестнадцатом году, приблизительно за восемь месяцев до революции. Я спрашивал, чем, по его мнению, кончится война.
Он был убежденный монархист, ни о какой революции не думал, а если и думал, то со страхом.
И меня поразил его ответ: «Кончится тем, что всех нас будут вешать».
Очевидно, у него остались такие впечатления от солдатских настроений на фронте.
Еще я помню предреволюционные месяцы, крайнюю тревогу в обществе. Война затягивалась, чувствовалось, что Россия может эту войну не выдержать, потому что Германия оказалась гораздо сильнее, чем думали».
Как видим, НИКАКИХ иллюзий о «скорой победе» у убежденного монархиста (!) и командира лейб-гвардейского полка не было уже летом 1916 года (как раз в это время и шла ковельская мясорубка на Западном фронте).
Более того, он открыто высказывал своим близким свое мнение о том, что война «кончится тем, что всех нас будут вешать»!!!
Ну и еще один пример из воспоминаний Г.Е. Адамовича, о реакции современников на отречение Николая Второго.
Интервьюер у него спрашивает:
«- Какое впечатление на вас произвело известие об отречении?»
Г.Е Адамович отвечает:
«- Все ждали: неужели Михаил, в пользу которого государь отрекся (и это было напечатано, насколько помню, в газетах), будет царствовать?
Вы, может быть, знаете, что Милюков сказал на каком-то собрании Думы: «Старый деспот, доведший до полной разрухи страну, отречется или будет низложен. Царствовать будет Алексей, регентом будет Михаил».
И Милюкова чуть ли не растерзали за это.
Потому что не хотели слышать, что монархия будет продолжаться.
Я ходил по улицам и прислушивался. На каждом углу стояли группы в двадцать пять, пятьдесят, сто человек, какой-нибудь оратор, на бочке или просто, произносил речи, начинались споры.
И я помню, как на углу Садовой и Невского какой-то человек стал говорить, что теперь должны царствовать Алексей и Михаил, и тоже в ответ было негодование: «О чем вы говорите, как вы можете?! Провокатор! Какие Романовы, какая монархия?! Должна быть республика!
… Я ходил по Невскому проспекту, видел, как с лавок срывали императорские гербы с орлами. Все хохотали.
И было ощущение всеобщего восторга.
Может быть, потому, что крайние, убежденные монархисты в это время не ходили по улицам, прятались. У меня было впечатление в первые революционные дни, что вся Россия радуется, все довольны, все ждут только блага и пользы для страны».
Еще раз подчеркнем, что все это рассказывал не какой-нибудь «большевистский агитатор», а известнейший и авторитетнейший деятель белой эмиграции, видевший все это своими глазами.
В заключение этой главы посмотрим, что говорил о крестьянской доле и деревенской жизни еще один легендарный крестьянин той поры – Нестор Иванович Махно.
Осенью 1918 года (после того, как он поднял на юге России крестьянское восстание «против немецких, австро-мадьярских оккупантов и их холуев из гетманской варты и кулацких сынков») он стал знаменитым Батькой Махно, и навсегда вошел, под этим именем, в историю.
Н.И. Махно оставил после себя несколько томов своих мемуаров, которые были изданы в 1936 году в Париже.
Вот что он рассказывал о своем пребывании в царской тюрьме:
«Восемь лет и 8 месяцев моего сидения в тюрьме, когда я был закован (как бессрочник) по рукам и ногам, сидения, сопровождавшегося временами тяжелой болезнью, ни на йоту не пошатнуло меня в вере в правоту анархизма, борющегося против государства как формы организации общественности и как формы власти над этой общественностью.
Наоборот, во многом мое сидение в тюрьме помогло укрепить и развить мои убеждения, с которыми и за которые я был схвачен властями и замурован на всю жизнь в тюрьму.
С убеждением, что свобода, вольный труд, равенство и солидарность восторжествуют над рабством под игом государства и капитала, я вышел 2 марта 1917 года из ворот Бутырской тюрьмы».
Обратите внимание, что все 8 лет и 8 месяцев своего заключения Н.И. Махно провел ЗАКОВАННЫМ В КАНДАЛЫ!!! (Как и другие «бессрочники», т.е. арестанты, приговоренные к бессрочной каторге, буднично отмечает Махно).
Нам-то последние годы либеральные сочинители наперебой рассказывают о невиданно мягком, чуть ли не санаторном режиме заключения при царском режиме, верно?! Представьте себе, хотя бы, насколько «удобно» было закованным в кандалы справлять большую нужду, к примеру, не говоря уже о прочих «прелестях» многолетнего ношения кандалов…
В дневниках генеральши А.В. Богданович (о которых уже шла речь в этой главе) есть рассказ о том, в каких условиях Ф.М. Достоевский отбывал каторгу:
«20 марта 1893года.
Сегодня Волконский рассказывал про Достоевского, что с ним познакомился в Сибири, когда он был закован в кандалы и работал в качестве арестанта - выгребали нечистоты.
Достоевский говорил Волконскому, что во время этой тяжелой своей жизни он мирился со всеми лишениями - физический труд, стол он переносил, но чего не мог переносить, что его угнетало, это - цепи.
Особенно ночью было ужасно лежать на наре скованным между двумя убийцами».
Как видим за полвека, которые прошли после заключения Ф.М. Достоевского, в режиме содержания каторжников мало что изменилось: те же кандалы, в которых Н.И. Махно провел все годы своего заключения…
Не удивительно, что Нестор Иванович хранил ненависть и презрение к царскому режиму («глупого Николая Второго», как он подчеркивал) и всем его служителям.
Особую его ненависть вызвали местные помещики и кулаки. Вот, как он начал создание народной анархической коммуны в родном Гуляйполе:
«Я созвал всех помещиков и кулаков и отобрал от них все бумажные сделки о приобретении ими земли в собственность. По этим документам земельный отдел произвел точный учет всему земельному богатству, каким располагали помещики и кулаки в своей праздной жизни.
Организовали при Совете рабочих и крестьянских депутатов комитет батраков и создали батрацкое движение против помещиков и кулаков, живущих их трудом.
Установили фактический контроль батраков над помещичьими и кулацкими имениями и хуторами, подготовляя батраков к присоединению к крестьянам и совместному действию в деле экспроприации всего богатства одиночек и провозглашению его общим достоянием трудящихся…»
Важно подчеркнуть, малоизвестный у нас факт, что Нестор Иванович Махно нА дух не переносил тогдашних украинских нациков, которых он называл «национал-шовинистами».
Вот как он рассказывает об одном из митингов в Гуляйполе, летом 1917 года:
«После меня выступил украинский социалист-революционер и призвал тружеников Гуляйполя вспомнить о том, что, в противовес «подлому Временному правительству в Петрограде, в Киеве организовали «наше» украинское правительство в лице Центральной рады.
Оно истинно революционно, единственно способно и правомочно на украинской земле восстановить свободу и счастливую жизнь для украинского народа». В заключение он воскликнул:
— Геть кацапiв з нашоi землi! Смерть цiм гнобителям нашоi рiдноi мови!
На рiднiй землi хай живе «наша» влада — Центральна рада та ii секретарiят!..
Но труженики Гуляйполя были глухи к призыву украинского «социал-революционера».
Они мало того что закричали ему единогласно: «Долой с трибуны! Не нужно нам и твоего правительства!»
Они еще и вынесли такую резолюцию:
«Преклоняемся перед храбростью павших в борьбе с Временным правительством 3-5 июля рабочих борцов. Мы, крестьяне и рабочие Гуляйполя, этого правительственного злодеяния не забудем...
Пока же шлем ему, а заодно и киевскому правительству в лице Центральной рады и ее секретариата смерть и проклятие как злейшим врагам нашей свободы».
Не правда ли, выступление «украинский социал-шовиниста» образца 1917 года ОЧЕНЬ напоминает злобные речи нынешних украинских «нациков»?!
Приведем и еще несколько цитат из воспоминаний Н.И. Махно:
«А подневольная деревня, казалось нам, ставит прямо вопрос: где тот путь и средства, чтобы завладеть землею и без власти над собой заняться выживанием из своего тела паразитов, ничего не производящих, живущих в довольстве и роскоши…
Первыми моими словами к манифестантам были:
«Так слушайте же, товарищи; если вы пришли в распоряжение Комитета защиты революции, то предлагаю вам разбиться на группы в десять-пятнадцать человек, с расчетом по пять человек на подводу, и не медлить ни одного часа — облететь весь Гуляйпольский район помещичьих имений, кулацких хуторов и немецких богатых колоний и отобрать у этой буржуазии все огнестрельное оружие, как то: винтовки, централки, дробовые простые ружья, да из холодного — шашки.
Ни пальцем, ни словом не оскорблять самой буржуазии...
С революционной отвагой и честью мы должны это сделать в интересах революции, против которой вожди буржуазии, пользуясь попустительством революционеров, сорганизовали под крылышком Временного правительства свои силы и уже начали действовать оружием...»
Итак, оружие у буржуазии отобрано и роздано по рукам революционных крестьян. Отобрание произведено спокойно, без жертв…
Группа анархистов-коммунистов предложила съезду свой доклад по этому вопросу. Съезд его заслушал из уст Крата и Андрея Семенюты.
Доклад этот в своих основных чертах заключался в мерах практической ликвидации помещичьего и кулацкого права собственности на землю и на те роскошные большие усадьбы, которых они своим трудом не могут обслужить.
Группа предлагала немедленно отобрать земли и организовать по усадьбам свободные сельскохозяйственные коммуны, по возможности с участием в этих коммунах и самих помещиков и кулаков.
А если последние откажутся стать членами семьи свободных тружеников и пожелают сами индивидуально трудиться на себя, тогда определить им по трудовой норме из находящегося в их распоряжении народного богатства и дать им возможность жить за счет своего труда, обособленно от свободных сельскохозяйственных коммун остальных тружеников...»
Пока – достаточно воспоминаний Батьки Махно.
Думаю, что из них хорошо виден тот градус ненависти, который бушевал в крестьянской среде Юга России по отношению к помещикам, кулакам и прочим «паразитам», как тогда говорили, не живущих за счет СВОЕГО труда и использующим труд батраков и «поденщиков».
Не случайно абсолютное большинство крестьян Юга России массово ДОБРОВОЛЬНО вливались в повстанческие отряды Батьки Махно.
Они отлично знали, ЗА ЧТО и ПРОТИВ ЧЕГО они были готовы воевать и проливать свою кровь…
На фото: крестьяне и их дети позируют фотографу в деревне. Обратите внимание, что почти все стоят БОСИКОМ! А ведь тогда появление фотографа в деревне было целым событием и люди, обычно, старались для снимка надеть все самое лучшее и новое...
Продолжение:http://www.proza.ru/2019/05/18/521