До Нового года оставались считанные дни, но зима еще не наступила.
Земля была черной и безвидной, и только холодный ветер носился над нею.
Но тут пошел снег.
Он шел которые сутки без перерыва, большими белыми хлопьями опускаясь на Землю.
И Земля преображалась.
Преображались дома, заборы и, конечно, деревья.
Как раз деревья - больше всего.
Вместо черных, торчащих из земли толстых палок с лохматыми ветками, они, как Золушка,одевались в новые уборы и становились неузнаваемыми, нарядными, как в той старой доброй сказке, где бедная падчерица превращалась в блестящую принцессу.
Все вокруг становилось белым, чистым и торжественным.
Идущие навстречу девушки загадочно улыбались, и хоть было понятно, что улыбаются они каким-то своим мыслям и чувствам, совсем не связанным с тобой, на душе все равно становилось тепло и приятно.
И только проезжая часть улиц, посыпанная солью и разбитая машинами, портила своей грязной чернотой впечатление и общее приподнятое настроение.
Однако то, что я хочу сейчас рассказать Вам, произошло не сегодня.
И совершенно не имеет никакого отношения к проходящим по улицам девушкам.
Просто снег подсказал тему, а воспоминания позволили написать об этом рассказ...
Охотником я был, прямо скажем, никудышным.
Если я охотился на уток, я стрелял всегда мимо, так как и до сих пор не понял, куда надо делать упреждение, когда целишься - толи от головы, толи от хвоста несчастной птицы.
Поэтому утки всегда кружили над моей головой и улетали живые и невредимые, хоть я и не жалел патронов.
Зайцы тоже были на меня не в обиде, потому как, пока я рассматривал выскочившего мне навстречу пушистого зверька, он успевал смыться, даже не помахав мне своей мягкой лапой.
Сегодня погода была замечательной, и хоть накануне выпал обильный снег, это не заставило нас отказаться от запланированной охоты.
Высыпавшись гурьбой из электрички и добравшись до назначенных нам охотничьих угодий, где, откровенно говоря, я никогда раньше не бывал, мы побрели по сугробам, полям и опушкам, иногда проваливаясь в белый пушистый снег чуть ли не по пояс.
Зайцы спали где-то, зарывшись по уши в свежие сугробы и совсем никак не реагировали на нас, даже, возможно, когда кто-то из охотников наступал им случайно на их короткий хвост.
Побродив вдоль опушек несколько часов, не сделав ни одного выстрела, я попрощался с веселым обществом, потому как в городе оставались какие-то незавершенные дела, и напрямик – через кустарники, через канавы и поле направился в сторону станции, до которой было около пяти километров.
Светило Солнце, как я уже говорил - день был замечательный, настроение отличное, здоровье прекрасное - ну почему бы и не прогуляться, и не порадоваться жизни?
Что я и делал, задорно разгребая ногами девственный снег и чувствуя, как кровь ритмично пульсирует по всем моим сосудам, а адреналин заполняет остальное свободное пространство внутри тела.
Через пару километров этой прогулки я неожиданно оказался перед старым кладбищем.
О том, что оно там расположено, я и представления не имел!
Черные кресты местами просвечивали сквозь сверкающие шапки инея, а холмики могил практически полностью сравнялись под толстым слоем снега, образуя белое, лишь местами несколько холмистое поле.
Про кладбища говорят всякую чепуху, но, поскольку я являлся убежденным атеистом, не верил ни в какие предрассудки, чертовщину и разные потусторонние ужасы, я не стал менять направления движения и пошел напрямую через кладбище…
Я шел, и все бы было, в общем, хорошо, но вдруг земля исчезла из-под моих ног, и я полетел куда-то вниз, где все было заполнено белым и холодным снегом, а вверху светился только ровный прямоугольник неба, да блики Солнца искрились по краям этого неожиданно возникшего над моей головой прямоугольника.
Не проявляя какой-то повышенной или особой бдительности, разглядывая заснеженные перспективы и кресты по сторонам, я свалился в припорошенную снегом свежевыкопанную могилу.
Разгоряченный ходьбой, я не сразу понял всю опасность своего положения.
Мои пальцы с трудом дотягивались до края могилы и скользили вниз при попытках подтянуться, дно и стены ямы было абсолютно ровными, и как из нее выбраться я не имел ни малейшего представления.
Сделав несколько выстрелов из ружья, пытаясь привлечь чье-либо внимание, я понял, что помощи ждать неоткуда.
Людей вокруг, кода я шел, никаких не было видно, и прийти им сюда по снегу и морозу без какой-либо надобности - ну скажите, зачем?
Могли бы, конечно, привезти покойничка. Но, ведь могли же и не привезти? Если это должно было случится сегодня, то уже бы случилось…
А время, между тем, шло.
Зимние дни, как вы знаете, короткие.
Синее светящееся до того небо постепенно становилось все менее ярким.
Я попробовал использовать ружье как опору.
Мне даже показалось, что из этого что-нибудь получится.
Но результат был отрицательным.
Я стал сгребать снег в угол своей западни, это дало некоторый эффект, но снега на дне оказалось для такой затеи маловато.
Прикладом ружья я стал сгребать снег с края могилы.
Вниз посыпался белый снег, перемешанный с черной землей. Земля, выкопанная похоже
недавно, еще не успела полностью замерзнуть.
Я сгребал в свой угол все что попадало в яму, но этого было недостаточно. И хоть руки уже и были несколько выше края могилы, однако ухватиться было не за что.
Ни внизу, ни вверху не было ни опоры, ни рычага.
В голове пульсировала единственная мысль - что делать? Как выбраться из этой проклятой западни?
Ведь до утра замерзнуть насмерть – раз плюнуть!
В какой-то раз я попробовал приспособить свое ружье в качестве опоры.
Я перекинул ружье через край могилы, в ее углу. Но подтянуться снова не получилось.
Я смотрел на ружье, ибо больше ничего, что могло бы мне помочь в сложившейся ситуации, не было.
И вдруг меня осенило. Я снял ремень с антабок и сделал две петли. Одну я закрепил на стволе, другую использовал как опору, разместив ружье в уже проверенном положении. Снег, который я собирал внизу позволил мне подтянуться, и с третьего или четвертого раза я все-таки выбрался из проклятой ямы.
Когда я отдышался и осмотрелся, Солнце уже начало склоняться за деревья вдали, небо серело, а мороз заметно усилился.
Теперь без всякого адреналина и восторга, обескураженный, смертельно уставший и продрогший я дошел до станции, сел в теплый вагон электрички, и ощущение пребывания в раю не покидало меня, пока я ехал до города.
Тогда я не испытал страха. Может потому, что был занят поисками путей спасения? Может потому, что был молод и не думал о смерти?
Но сейчас, когда я вспоминаю об этом происшествии мне становится неуютно...