Забавные истории. Сказы о животных

Посвящаю моим внукам
и правнукам

Иллюстрированную версию книги можно скачать по ссылке: https://yadi.sk/i/oSadU4UhKnt0vg

От автора

Дорогие мои читатели, дети и их родители! Эту книгу я написала для семейного чтения. В наше время совершенно утрачена традиция, когда взрослые читали детям книги. Нам некогда. Скорость, с которой мы несёмся по жизни, не позволяет увидеть и пустить в душу окружающие нас миры: космический, подводный, растительный, мир животных. Всё свободное время у нас занимает телевизор и компьютер. «Страшилки» и компьютерные игры заслоняют собой живой мир. «Страшилки» развивают жестокость, люди перестают сострадать другому и откликаться на чужую беду. В больших городах дети, кроме кошек и собак, не видели других животных, а если видели, то только в клетках, в зверинце. Один малыш спросил у меня: «Корова пьёт молоко?» Пришлось рассказать ему, что корова даёт молоко, а из него делают сметану, сыр, масло. Я написала книгу о животных, будучи уже прабабушкой, и назвала свои истории старым русским словом «сказы». Когда-то бабушки «сказывали» своим внукам случаи, которые произошли с ними в жизни, внучата запоминали их, а потом рассказывали своим потомкам. Моя книга о «братьях наших меньших», которые скрасили мне жизнь. Животные были моими верными и преданными друзьями. Мне очень хочется, чтобы дети узнали о нашей корове Раисе Михайловне, о попугае Ромке, об удоде Худуду, о козе Белянке. Надеюсь, что шевельнётся у ребёнка ко всему живому жалость. Жалость – это чувство, которое вытравили из людей, особенно в последние годы. Жалость – это сострадание и любовь вместе взятые. Жалость – это толчок к действию. Только жалеючи ребёнок кормит голодного зверька. Животным так же, как и нам, больно, голодно и холодно. Они болеют теми же болезнями, что и люди. Животные грустят и радуются, как мы. Они такие же, как и люди, только не могут говорить. Домашние животные приручены человеком давно. Вот с тех пор и лежит на нас ответственность за каждого из них. Замечательный французский лётчик Антуан де Сент-Экзюпери писал для детей книги. В одной из них «Маленький принц» он говорил о том, что если ты кого приручил, то несёшь за него ответственность. Вы спросите: «Почему?» Да потому, что мы разумные существа и отвечаем за всё на нашей планете.

Тамара Лобова


Фомка – спецназ

Пушистый комочек осторожно переваливался с ноги на ногу. Туго набитый зоб и голова перевешивали остальную часть тела.

– Фомочка, иди, иди ко мне, – позвала Катя.

Малыш с перепугу потерял равновесие и упал. Катя схватила гусёнка.

– Настя, Настя! Посмотри, какой он славненький!

Настя примчалась на зов.

– Ой, какой у него клювик красный! А глазки жёлтые!

Катя поправила:

– Не жёлтые, а апельсиновые.

– Нет, жёлтые, а лапки красные!

Девчонки тискали птичку, но дедушка строго сказал:

– Отпустите малыша. Посмотрите, как сердечко у него трепыхается, а если бы кого из вас схватил на руки великан. Поднял бы высоко над землёй и разглядывал, какие у вас глазки, ручки, ножки. Как бы вы себя чувствовали?

Девчушки тут же представили великана такого большого, что выше Кудыкиной горы. Кудыкина гора была не так далеко от их дома. Дедушка однажды сказал:

– Сегодня пойдём на прогулку.

Девчонки обрадовались и давай приставать к деду:

– Деда, деда, а куда мы пойдём?

– Да на Кудыкину гору.

Гора оказалась очень высокой. Девочки еле на неё взобрались, а когда глянули вниз, испугались. Страшно стало от высоты. Ноги ослабли, сердце забилось. Дедушка успокоил:

– Не бойтесь. Немного посидите на высоте и привыкнете.

Ошибся дедушка. Внучки так перепугались высоты, что отказались ходить с ним на гору.

Дети поставили гусёнка на землю, легли рядом и стали наблюдать. Фомка проковылял несколько шагов, уселся удобно, сунул клюв под крылышко и заснул. Девчонки строили планы.

– Я попрошу бабушку, чтобы связала Фомочке накидку.

– А я носочки. Не ходить же ему по снегу босиком.

Дедушка вмешался:

– Ни накидка, ни носочки гусю не нужны. У них под перьями густой и очень тёплый пух. Ноги у гусей не мёрзнут, потому что в лапках нет нервных клеток.

Девочки не всё поняли, но сделали «умный вид» и пошли прочь. Надо было устраивать малышу жильё. Ничего подходящего не было, и они облюбовали старую собачью будку. Внутри постелили сено, накрыли его старым махровым полотенцем. Забрали у куклы подушечку. Принесли одеяльце, но Фомка никак не хотел сидеть в будке, вырывался и жалобно пищал. Дедушка сказал:

– Оставьте в покое малыша, или я верну его хозяевам.

После такой угрозы девчонки отстали от Фомки и занялись своими делами. Вечером бабушка учила Катю и Настю:

– Фомочку нельзя перекармливать. Не надо брать лишний раз в руки. Вы протягиваете руку, а он пугается, вздрагивает. Пусть гусёнок освоится, подрастёт, тогда он станет вам другом.

Бабушкины слова стали быстро сбываться. Рос Фомочка не по дням, а по часам. Освоился он тоже быстро и не давал никому проходу. За девчонками гонялся весь день. Он щипал их за ноги, а когда внучки хватали его на руки, норовил клюнуть в глаз. Был он гусём самостоятельным, но старался далеко от девчонок не уходить. Боялся кошки. Царапка очень противная. Так и норовит Фомку лапой зацепить. Другие кошки нормальные, а эта сумасшедшая какая-то. Собак лупит лапами по морде! Ужас!

Девочки водили гусёнка на речку. Они плескались и ныряли, а Фомка бил в восторге по воде крыльями. Фомкины подружки выходили из воды мокрыми, а гусёнок всегда сухим, потому что перья у него были смазаны жиром. На хвосте у гусей есть железа, где скапливается жир. Фомка клювом доставал этот жир и смазывал им каждое пёрышко. Как только выдавалась свободная минутка, он принимался «чистить» пёрышки, то есть смазывать. Без дела Фомка не сидел. Он постоянно находил себе работу. Рано утром гусь обходил дом. Дотрагивался клювом до каждой вещи во дворе. Наша она, или кто подменил? Всё ли на месте, не пропало ли что. Внимательно осматривая вещь то одним глазом, то другим, он бормотал на своём гусином языке: «Опять Катька с Настей разбросали игрушки! А бумажек сколько валяется!» Фомочка тихонько подбирал их, таскал к себе в будку и аккуратно складывал. Девчонки поначалу долго искали пропажу. Однажды они увидели, как Фома несёт в клюве тесёмочку. Гусь залез в будку, закопал её в сухой траве и уселся сверху. Катя хотела вытащить Фомочку из будки, но он так тюкнул её в лоб, что у девочки тут же вскочила шишка. Кате и Насте очень хотелось посмотреть, что прячет птица в гнезде, но как гуся оттуда выманить? Они решили подождать почтальона. Гусь его терпеть не мог, как и всех чужих людей. Он вытягивал шею, расправлял крылья и с криком «Га-га!» бросался к воротам. В такой момент девчонки кинулись в будку. Они успели выхватить всё награбленное Фомкой добро, разорить гнездо и убежать в дом. Гусь бросился к деду. Он кричал, подпрыгивал, хлопал крыльями, выражая своё негодование. Дедушка понял, о чём хотела сказать птица. Он принёс ему охапку соломы. Фомочка весь день строил новое гнездо. Потом дедушка дал ему блестящие обёртки от конфет, старую соломенную шляпу, а бабушка разноцветные тесёмочки. Противные девчонки тут же принесли семечки и стали подлизываться:

– Хороший, Фома. Хороший.

«Я-то хороший. А вы? Маленького ограбили. Всего имущества лишили. Ничего, я вам ещё покажу!» И показал. Унёс куда-то Катины и Настины сандалии. Спрятал, и больше их не нашли. Пришлось новую обувь покупать.

Фомка вырос. Ходил он важно, по-хозяйски поглядывал по сторонам. На кошек он не обращал внимания, а собаки не было, потому что гусь сам охранял дом. Если чужой подходил к калитке, гусь вытягивал голову, бежал навстречу, шипел, клевал и бил крыльями. Однажды ночью по саду тихо крались воры. Вот ещё немного, и они у цели. Вдруг раздался оглушающий крик: «Га-га, га-га!» Фомка бросился на воров. В доме зажглись огни. На крыльцо выскочили папа с дедушкой и увидели, как бежали перепуганные насмерть грабители, а за ними нёсся Фома. Гусь долго не мог успокоиться. Что-то бормотал, вертел шеей и вырывался из рук. Дедушка напоил его водой, а когда Фомочка успокоился, сказал:

– Гуси когда-то Рим спасли. Глубокой и очень тёмной ночью они услышали шаги врагов под стенами крепости и подняли такой крик, что разбудили стражу. Так гуси Рим спасли. И не только Рим. В средневековых городах они были за ночных сторожей, потому что у гусей очень чуткий слух.

На другой день дедушка смастерил новую будку гусю. Он покрасил её в коричневый цвет и нарисовал на будке Фомку в военной форме. Из-под кителя у него выглядывала тельняшка, а на голове красовался голубой берет. Дед немножко подумал и написал над входом: «Фомка – спецназ».


Красотка и Букет


Она знала, как хороша собою. Золотисто-оранжевая, высокая и стройная, с роскошной гривой и тонкими ногами, кобылка гордо шла по горе. У её ног семенил Букет – небольшой пёсик, рыжий, с белыми пятнами на спине. Подружились они совсем недавно, когда привели Красотку во двор который уже несколько лет охранял Букет. Кобылка замахнулась на собаку, и пёсик с перепугу прильнул к земле. Красотка решила, что этим он признал её превосходство. Лошадь наклонила голову, понюхала собаку и вошла в конюшню. Букет видел не раз лошадей, но эта! Кобылка показалась ему необыкновенно большой и сильной. Для приличия пёс несколько раз тявкнул на Красотку и решил больше с ней не связываться.

Каждое утро мальчишки выводили кобылку во двор, прыгали на Красотку вдвоём и ехали к речке. Лошади не нравилось, когда они подгоняли её голыми пятками. Больно кобылке не было, но оскорбительно. Она подкидывала вверх задние ноги, и мальчишки падали вниз. Букет свирепел. Он бросался к кобылке и пытался схватить её за ноги, но не тут-то было! Красотка поднимала хвост трубой и неслась быстрее ветра прочь. Часто приходили ребята домой без лошади. Сестра Валя молча брала кусочек сахару, выходила на бугор и звала кобылку. Лошадь тут же неслась к хозяйке, получала сахар, хрустела, а потом они вместе шли к речке. Красотка широко расставляла ноги и цедила сквозь зубы ледяную воду. Напившись, подходила к девочке и клала голову на плечо.

– Отойди, ты же меня повалишь!

Лошадка закрывала глаза и тихо перебирала бархатными губами волосы у Вали.

– Некогда с тобой возиться, отстань.

Красотка опускала голову и толкала Валю в плечо. Сегодня всё было как всегда. Хозяйка вздохнула, достала из кармана деревянный гребень и стала расчёсывать ей гриву. Рядом бился в истерике Букет. Пёсик никак не мог смириться с тем, что Красотке стало перепадать больше внимания, чем ему.

– Утихомирься. Я тебя люблю ещё больше. Давай причешу.

Валя подняла собачку, посадила её на спину лошади и принялась расчёсывать Букета. Он был на вершине счастья, потому что вдруг стал выше девочки, выше самой лошади, больше самой крупной собаки. Пёсик гордо восседал на кобылке и, видимо, вообразил себя рыцарем.

Дед рассмеялся:

– Не хватает только рыцарских доспехов.

Пёсик понял, что речь идёт о нём, и радостно замахал хвостом. В этот момент Букет и свалился с лошади. Шлёп! Ударился? Нет! Он тут же вскочил на задние лапки и стал проситься на лошадь. Валя положила собачку на круп Красотки и медленно повела лошадь. Букет не шелохнулся. Такие поездки на кобылке стали для Букета обычным делом, а со временем – любимым занятием. Как только выводили Красотку на прогулку или на водопой, Букет был тут как тут. Он прыгал на задних лапках, скулил, чтобы его положили на лошадь. Попытки научить собаку ездить на лошади сидя ни к чему не приводили. Букет сваливался с Красотки и молча уходил в будку. Позже пёсик повадился спать в конюшне. Он забирался в ясли, утаптывал лапами сено и засыпал под храп Красотки. Со временем эта пара стала неразлучной. Если хозяин уезжал из дома на лошади, Букет не находил себе места. Весь день он стоял на круче и смотрел на дорогу, не покажется ли его подруга. Увидев знакомый силуэт, собака с радостным лаем неслась навстречу.

Пришла суровая зима. Необычно холодная и снежная. Ночи стали тёмные, длинные. В одну из таких ночей раздался вой. Красотка не придала значения, но Букет залаял. Он звал хозяев. Пёсик знал, что волк рядом. Его лай перешёл в вопль, но никто не выходил. Тогда Букет бросился из конюшни и наткнулся на волка. Зверь от неожиданности отпрянул, но отважный пёсик вцепился ему в бок. В этот момент выскочил хозяин и выстрелил в воздух. Он побоялся зацепить собаку. Волк отпрыгнул и бросился наутёк. Выбежали перепуганные дети. Принесли фонарь. На снегу, весь в крови, лежал Букет. Волк успел распороть ему клыками живот. Тут же на снегу хозяин перевязал собаку. Рано утром он запряг Красотку и повёз страдальца к ветеринару. Время тянулось. Минуты казались часами и, когда хозяин вошёл в дом с Букетом на руках, все вздохнули: «Живой!»

Врач сделал операцию, но пёсик поправлялся очень медленно. Красотка искала его в яслях. Она заглядывала в каждый закуток в конюшне, во дворе, но собаки нигде не было. Время шло. Стало припекать солнышко. Сошёл снег. Пробилась зелень. Запели птицы. Букета впервые за несколько месяцев вынесли во двор. Он лежал с закрытыми глазами. Пёсик вдруг встрепенулся. Он учуял родной запах, услышал топот копыт и, пошатываясь, встал на ноги. Красотка подошла к своему другу, обнюхала собаку и стала губами теребить его шерсть, как бы говоря: «Вот мы и встретились с тобой, дружок. Ты самый храбрый из всех собак на свете, ты наш защитник. Ты герой. Я рада, что у меня есть такой надёжный друг».

Через некоторое время Красотка шла на водопой, а на её спине гордо восседал Букет. Он посматривал по сторонам и чувствовал себя рыцарем, у которого была своя лошадь по имени Красотка.


Белянка


Белое пушистое облачко на четырёх ножках вошло во двор. Чёрные раздвоенные копытца. На голове маленькие острые рожки, уши торчком. Жёлтые выпуклые глаза обведены чёрным. Облако открыло рот, показало язык и сказало: «Ме, ме!» Наверное, на его языке это значило: «Здравствуйте, я к вам».

– Ты где это взял? – спросила я сына.

– В Зеленокумске купил.

– Зачем?

– Продавала одна бабулька. Козочку никто не покупает. Бабушка устала и козочка тоже. Стало мне их жалко, вот я и купил. Посмотрите, какая она хорошенькая. Она будет молоко давать и пух тоже. Она породистая.

Я схватилась за сердце. Немного надо было ума, чтобы сделать выводы. Ни молока, ни пуха от козочки мы не получим, потому что о породе говорить нельзя.

– Ну, посмотрите, какая она славная, какая умница.

Делать нечего. Пришлось согласиться.

– Как зовут-то козу?

– Не знаю, забыл спросить. Назовём Белянкой.

Ну, думаю, пусть будет Белянкой. Конечно, для полноты счастья мне только её и не хватало! Я имела горький опыт. Нас у родителей было трое. Я и два брата. Мальчишки уговорили папу купить козлят. Конечно, для игры. Мы не представляли, сколько свалится на наши головы хлопот. Папа привёз каждому по два. Маленькие козлята совсем как игрушечные. Такие хорошенькие, что глаз не оторвать. Кудрявые, весёлые. Везде лезут, всё роняют, жуют всё, что попадётся. Мы козлят разделили и дали каждому человеческое имя. У меня был рыжий Борька и серенькая Машка. Они за мной ходили везде. Не только Машка с Борькой, но и все остальные. Я была уже подростком и стеснялась этого выводка, потому что всё стадо шло строем за мной по улице.

Кормили мы козлят молоком из соски, а потом они научились пить сами. Однажды родители уехали, и мы остались одни. Подоила я коров, принесла большое корыто и вышла во двор по делам, а когда пришла!.. Козлята стояли в корыте и пили молоко. Оно им закрывало копыта. Козлята раздулись. Вот-вот полопаются.

– Вы что наделали? Они опились и теперь помрут!

Мальчишки заголосили. Слёзы потекли рекой.

– Бегите скорее за бабушкой, может, она их спасёт.

Долго возилась с козлятами бабушка, ругала братьев:

– Нельзя так поить малышей. Они не понимают, наелись или нет. Козлята и телята остановиться не могут, поэтому им дают норму. Если много съедят, то умрут, поэтому надо много знать, чтобы козлята выросли здоровыми. Эх вы, животноводы мои милые!

Козлята заболели, мы их долго выхаживали, а когда они поправились, стали пасти на горе. Козы любили скалы. Заберутся высоко – высоко и стоят там, белым светом любуются. Ничем их оттуда не выманишь. Одно спасение – хлеб. Покажешь его на руке и бежать. Они за тобой несутся. Всё бы ничего, да рога расти начали и чесаться. Нагнут козлята головы и ждут, когда им чесать рога будем. Нам в удовольствие, и животным приятно. Положит козлёнок голову тебе на колени, зажмурится и посапывает. Ну и начесали! Нельзя, оказывается, так делать. Как начали наши козы бодаться, никому не стало жизни. Ни взрослому, ни ребёнку, ни своим, ни чужим. Пока были маленькие – полбеды, а выросли – превратились в больших, сильных, задиристых. Мой Борька совсем обнаглел. Станет на круче и высматривает, кто мимо пройдёт. Так рогами подцепит, что мало не будет. Пришлось всех на верёвке пасти, и воля у них кончилась.

Всё всплыло в памяти, когда я увидела козочку. Вспомнилась поговорка о том, что не имела баба хлопот, да купила порося. Сын ушёл. Белянка напилась воды, есть не стала. Животное утомилось в дальней дороге. Козочка подошла ко мне, легла возле ног и уснула. Всё. Деваться некуда. Теперь я ей самый близкий и родной человек. Больше у неё никого нет. Так и подружились. Везде с козой. Если я куда уходила, её закрывала в сарае. Как-то пришла домой, а она окно выбила и выскочила во двор. Ищет по всем закоулкам, кричит:

– Ме, ме.

Да так жалобно, что сердце разрывается.

– Ну, милая моя, не могу же я возле тебя всю жизнь сидеть да за ухом тебе чесать. У меня своя жизнь, у тебя своя. Отстань, в конце концов. Хлопотно мне с тобой. Шкодливая и непослушная. Кору у двух груш объела. Пришлось их спилить, а деревья десять лет назад посадили. Малину прикончила. Грядки вытоптала. Вчера кот Рыжик жаловался, что ты ему хвост отжевала. Соседа Ромку опрокинула. Подкралась со спины и пихнула рогами. Копытами дверь на веранду исцарапала, когда за сахаром в дом ломилась. Да тебя, как хулиганку, в милицию надо сдать.

Во время таких разговоров Белянка смотрела мне в глаза, внимательно слушала и вроде бы соглашалась с моими доводами. Паслась Белянка в саду. Привязывали её к колышку на верёвке, но так, чтобы она не доставала до деревьев. Коза умудрялась перегрызть верёвку зубами, и начинались бесчинства. Белянка высматривала жертву, потом мелким шагом подбиралась поближе. Толчок ногами об землю, рогами в человека, и жертва летела вверх тормашками, а коза, радостно блея, неслась по саду. Доставалось частенько и мне, когда она на радостях летела навстречу и в избытке чувств так поддавала рогами, что было не до шуток.

Любимым местом у Белянки был высокий каменный забор. Когда я уходила на работу, она прыгала на него и долго провожала меня взглядом. С этого забора коза неслась мне навстречу.


Ванечка


Ванечка – маленький человечек, от горшка два вершка. Синеглазый, белобрысый красавец. Толстенький и рослый. Три года, а это уже достаточно для того, чтобы крепко стоять на земле, и терзать близких вопросами. Ванечка мужчина самостоятельный. Требует надеть «мурские станы», чтобы карманы были и молния спереди. В карманах у него настоящий склад. Чего там только нет! Гвозди, фантики, прилипшая жвачка, обломок карандаша, канцелярская скрепка, магнитик. Ходит он важно. Руки в карманах. Протянутую руку пренебрежительно отталкивает:

– Я больсой, я фам.

Он ходит в садик. На вопрос:

– Что давали на завтрак?

Отвечает:

– Шикаят.

– А на обед?

– Шикаят.

-А на ужин?!

-Шикаят!

Ванечка довольно смеётся. Хохочем и мы с ним.

Без дела Ванечка сидеть не может. То гвозди в пол забивает, то вырезает из занавески кружочки, то расписывает карандашами стены, то стрижёт собаку. Глаз да глаз нужен за ним, иначе горя не оберёшься. Летом проще. Выпустишь его во двор, там свобода, а ещё кошки, собаки и кролики. Любит Ванечка кролика Васю. Он ручной. Берёт из рук корм и долго сидит у Ванечки на руках. Малыш просит родителей, чтобы кролик жил с ним в комнате и спал в кроватке. Но родителям не понять, что Ванечке не хочется расставаться с Васей. Всё, что есть вкусного у ребёнка, он несёт кролику. Кролик печенье ест, а конфеты нет. «Это он мне оставляет», – думает мальчик и суёт конфеты в карман.

Опустело как-то у Ванечки в карманах. Гвозди, шурупы есть, а конфет нету. Где взять? Как у бабушки выманить? На улице мороз, холодно. Вышла бабушка в прихожую, а Ванечка стоит в шубке, в тёплой шапке, в ботиночках, даже варежки надел. Бабушка:

– Ты куда?

Отвечает:

– Дямой.

Бабушка запричитала, вытирая мнимые слёзы:

– Как же я без тебя останусь одна в доме? Ты же мой защитник, я без тебя боюсь!

Ванечка протянул руку и сказал:

– Дяй кафету!

Получив конфету, внучек моментально разделся. Не успела конфета попасть в живот, как он одетый с ног до головы, стоял у двери.

– Ты куда?

В ответ последовало:

– Дямой.

Бабушка приняла игру и вновь заплакала:

– Не уходи, пожалей бабушку, как же я без тебя останусь?

Ванечка был неумолим:

– Дяй кафету.

Пришлось отдать. Внук оделся и разделся восемь раз. Он умял восемь конфет и, наконец, попросил воды. Сласти у бабушки закончились, наелся конфет и Ванечка.


Васька и Пушок


Дом стоит в ущелье. Даже в самые жаркие дни здесь дует лёгкий свежий ветерок. Солнце ушло за гору, и сразу стало темно. Полетели летучие мыши, режут крыльями воздух. Начали концерт лягушки. Под окнами цветёт ночная фиалка, левкои, розы, ирисы.

Под огромной грушей большой стол и лавки. Мама приносит блюдо с пирогом, самовар, сито с жареными семечками. Тут же на груше электрическая лампочка. Неподалёку полянка. На ней растёт капуста. Листья уже большие. Между растениями нет никакого просвета. Рядом с капустой стоят клетки с кроликами. Это кролики пуховые. Пух кроличий, а вернее мех, очень тёплый. Его прядут, как шерсть, и вяжут шапочки для детей, носки, варежки. Носят их там, где холодно. В Германии из такого пуха делают прекрасные шляпы для мужчин.

Кролики живут по десять-двенадцать лет, хорошо приручаются. Среди них есть настоящие самородки, такие, как наш кролик Васька. Ему полгода. Есть у кролика друг – ровесник кот Пушок. Кот приходит в гости к Ваське. Он забирается на крышу клетки. Иногда заглядывает в неё и старается лапой зацепить дружка. Лапа короткая, и никак Пушку не удаётся даже дотронуться до кролика. Тогда кот ложится и спит на клетке. Васька долго слушает кошачье мурлыканье и засыпает сам. Устал сегодня Василий. С утра он грыз пшеницу, траву, а потом доску, что закрывала ему путь на волю. Доска оказалась крепкой, но и зубы у кролика, что надо! Прогрыз Васька, наконец, дырку, просунул в неё голову, да и выпал прямо на землю. Здорово! Кролик встал на задние лапки и ещё погрыз. Дырка стала больше. Васька залез назад в клетку. Теперь, когда всё сделано, спит Васька сном праведника.

Проснулся кот и прыгнул вниз, а за ним кролик. Васька нырнул в капусту и спрятался от Пушка. Он лёг на землю и притаился, но уши!!! Они предательски торчали из капусты, да ещё шевелились. Ага! Попался! Кот свечой взлетел вверх, и прыгнул, но кролик его опередил. Он прыгнул выше и дальше. Зажгли свет во дворе и осветили полянку, капусту и шалунов.

– Смотрите, смотрите. Кот и кролик в прятки играют!

Вот кот залёг в капусте. Ваське его никак не найти. Сидит кролик, прислушивается. Может чем-нибудь кот себя выдаст. Среди капусты показался чёрный хвост! Кролик взлетел вверх. За ним Пушок. Кролик норовит подлезть под куст, но эти уши! Они торчат! Конечно, Пушку ничего не стоит обнаружить друга. Он прыгает к Ваське, но тот уже далеко, на другом конце полянки. Кот пробирается к нему. Ползёт, но хвост!!! Он трепещет над капустой, как пиратский флаг!

Целый час играют кот с кроликом в капусте, а хозяева смеются до боли в животе. Напрыгались зверушки и пошли восвояси. Кролик полез к себе в клетку, а кот пошёл в дом. Такие концерты устраивали Пушок и Васька каждый день. Как только ночь опускалась на землю, кролик вылезал из клетки, а кот, задрав хвост трубой, нёсся к нему на полянку.

Петенька и Стёпа


Стёпой звали щегла, а Петенькой – чижика. Птицы мелкие, как воробьи или синички. Привезли их из Москвы мои знакомые в маленьких клетках. Купили птиц как-то осенью, чтобы они перезимовали в тепле, а потом, на Благовещенье, по старой русской традиции, выпустили на волю.

Николай Михайлович и Зинаида Арефьевна за зиму так привыкли к Петеньке и Стёпе, что весной не смогли с ними расстаться. Решили выпустить на следующий год, а тут переехали в другой город. Не было у них ни детей, ни внуков, и птицы скрашивали их одинокую жизнь. Каждый день выпускали Петеньку и Стёпу полетать. Чтобы обеспечить чистоту и порядок в квартире, Николай Михайлович сделал специальные карнизы, которые называл «аэродромами», и птички пользовались ими, как запасными площадками.

Два часа Петенька и Стёпа, как говорил старый лётчик, «отрабатывали пилотаж». Потом старик брал в руки деревянную рейку, поднимал её вверх и Стёпа летел в свою клетку. Петеньке совсем не хотелось сидеть взаперти, и он прятался за занавеской или замирал на книжной полке. Найти чижа было трудно, но выручал щегол. Он звал Петеньку, а тот по простоте душевной тут же откликался и выдавал себя. В руках хозяина он пищал, кусался и царапался. С восходом солнца, ни свет ни заря, птицы начинали петь. Они вначале тихо и медленно пробовали голос, распевались. Потом, вытянув горлышки и задрав к потолку клювы, издавали такие сильные и красивые звуки, что дух захватывало.

– Дайте поспать, горластые.

Хозяин закрывал клетки чёрным покрывальцем, и птицы затихали.

– Николенька, – заступалась за них Зинаида Арефьевна, – пусть поют. Такие песни мы услышим только на заре.

– Столько лет слушаешь одно и то же. Чирикают да чирикают. Подумаешь, поют! Вот летают они здорово.

Однажды Стёпа заболел. Он сидел на жёрдочке грустный, вялый. Открыли клетку, но щегол не вылетел. До зерна не дотронулся и воду не пил. Прошёл день, другой. Хозяева растерялись. Такое со Стёпой было впервые, да и Петенька помрачнел. Не поёт, не летает. Сядет на Стёпину клетку и заглядывает между прутьями.

– Да пусти ты его к Стёпе, видишь, он к нему просится.

Николай Михайлович впустил Петеньку в клетку. Тот сел рядом на жёрдочку. Посидел, потом взял семечко, раскусил, достал зёрнышко и стал совать Стёпе в клюв. Поначалу щегол никак не хотел есть, но чиж был настойчив. Наверное, чтобы отвязаться от Петеньки, Стёпа нехотя проглотил зёрнышко, но друг тут же очистил другое и подал его щеглу. Дверцу клетки держали открытой, вдруг чиж захочет полетать. Но он сидел рядом с товарищем на жёрдочке и время от времени клал ему в клюв еду. Так и выходил Петенька Стёпу. Спустя несколько дней они выпорхнули из клетки.

Каждую неделю Николай Михайлович устраивал птицам баню. Разводил одеколон с водой и брызгал из распылителя. Первым купал чижика. Петенька нагибал головку, потом подставлял спинку. В это время он что-то довольно бормотал себе под нос.

– Ладно, ладно, я всё понял, давай мыть крылья, – говорил Николай Михайлович.

Чиж растопыривал крылья и поворачивался то одним боком, то другим.

– Хорошо, хорошо. Молодец, – хвалил хозяин птичку, – теперь давай помоем под крылышками.

Однажды я пришла в гости, когда Петеньку уже искупали. Стёпа терпеливо ждал своей очереди, изредка издавая звуки, понятные только щеглу. Наконец пришёл его черёд. От радости Стёпа запрыгал и… запел. Он вертелся под мелкими брызгами, поднимал то одно крыло, то другое. Солнечный луч расписал брызги цветами радуги, охватил щегла разноцветным огнём, а мы стояли очарованные и не могли оторвать глаз от певца.


Петушок Пашка


Паша, Паша петушок, золотой гребешок.
Масляна головушка, шёлкова бородушка.
Что ты рано встаёшь, деткам спать не даёшь?

Наш петушок не только рано вставал. Он исправно кричал три раза ночью, что должны делать все петухи на планете. Закрывал глаза, набирал полную грудь воздуха, задирал головку к небу, прогибал спинку и кричал, вкладывая в «Кукареку!» всего себя. Павел был по-настоящему одарённым певцом, его голос сразу выделялся из уличного хора необычной своей красотой и мощью. Пел петушок громче всех сородичей в округе, но имел дурную привычку: как только к нам кто-то приходил, мчался навстречу гостю и становился рядом. Стоило только человеку заговорить, Павел тут же поднимал крылья, открывал рот и орал так, что нельзя было разговаривать. Если кто заходил в дом, а петуха с ним не пускали, он стоял перед закрытой дверью, бил крыльями и кричал ещё громче.

Был петушок маленьким. Из породы корольков. Он едва доставал до колена настоящему петуху. Жили птицы дружно. Наверное, большой петух не считал маленького вообще за петуха, а принимал за большого цыплёнка и потому не обижал Пашку. У большого петуха была своя семья, его одолевали свои заботы и хлопоты, а у королька – только курочка Алёнка. Корольки сразу получили имена, и этим хозяева приблизили их к роду человеческому. Большие куры имён не имели.

В доме жила старушка, которая очень обижала кур. Где только не заставала их, обязательно била или толкала костылём за то, что они разгребают её грядки. Доставалось всем птицам, и управы на бабусю не было. Однажды старушка зашла в сарай, чтобы забрать яйца, и пихнула Алёнку, которая крутилась у неё под ногами. Курочка закричала, захлопала крыльями. На крик бросился большой петух. Он прыгнул бабуле на спину и начал когтями рвать на ней кофту. Петух бил её крыльями, клевал и приговаривал: «Ко-ко-ко, ко-ко-ко!» Наверное, по-петушиному это значило: «Вот тебе, вот тебе!» Разъярённого петуха еле оторвали от старухи. Он ещё долго возмущался и рвался в бой, бабушка плакала, а мы про себя все были рады, что петух надавал ей по первое число. Пусть знает, как обижать птиц. Бабушка долго помнила урок и больше никого не трогала.

Пашка прибежал уже после боя и долго кружил возле Алёнки. Он очень любил свою подружку и не мог оставаться без неё ни минуты. Как только курочка скрывалась в густой траве, он растопыривал крылья и мчался на поиски. Стоило Павлу найти зёрнышко, он поднимал головку, осматривался и звал Алёнку. Мама говорила:

– Вот уж настоящий мужчина. Надёжный, заботливый, а красавец какой!

Петушок был так разукрашен, что трудно было определить цвет. Головка чёрная, блестящая, украшена пурпурным бархатным гребешком и такими же серьгами. Глаза обведены белыми кружками. Грудь и крылья покрывали жёлтые, красные, чёрные пёрышки. Ярко-жёлтые ноги с настоящими шпорами, как у взрослого петуха, но главным украшением был хвост. Наверное, Пашка понимал, насколько он хорош, поэтому любил похвастать своей красотой. Петушок распускал хвост, топорщил крылья и кружил возле Алёнки, возле взрослых и детей.

– Хватит, хватит хорохориться. Видим, видим, какой ты. Посмотри на Алёнку, она ещё красивее тебя, а никому не надоедает.

Казалось, Пашкиному счастью не будет конца, но беда пришла неожиданно. Алёнка хотела пробраться в чужой сад и застряла в ограде. Нашли птичку уже мёртвой. Две недели Пашка заглядывал во все уголки, кричал, звал свою подружку, но всё было напрасно. Потом он сел в сарае, опустил головку и перестал есть. Прошло ещё несколько дней, но петушок не ел и не пил. Он совсем обессилел. Павла надо было спасать. Мама намочила водкой хлеб и запихнула ему в горлышко. Чтобы не задохнуться, петушок проглотил кусочек, потом второй, третий. Через полчаса мы увидели Павла. Раскачиваясь на ногах, он задрал клюв вверх и закричал во всё горло: «Кукареку!» Мы обрадовались. Жив Павел, жив! Дорогой наш петушок будет жить.

В первый выходной отец пошёл на базар и принёс двух маленьких курочек. Они были серенькие, ничем не примечательные. У одной из них не было пальцев на ножке. Курочку назвали Серой Шейкой. Пашка на кур даже не посмотрел, а когда они уселись на насест, тут же спихнул их на землю и больше не замечал. Хозяева загоревали. Такую красавицу, как Алёнка, найти трудно, и как теперь быть никто не знал. Проблемы решились сами собой. Через две недели Пашка кружил возле Серой Шейки, распустив хвост и растопырив крылья. Другую курочку Пашка ненавидел и часто обижал. Пришлось подарить её знакомым.

Вскоре Серая Шейка снесла первое яйцо, за ним другое, а потом вывела цыплят. Днём петушок кормил и оберегал своих деток, а ночью пел. Жизнь пошла своим чередом.


Хитрец


Было Пижону 14 лет, когда умер прежний хозяин. Пёс выл, несколько дней не ел и никого к себе не подпускал. Хозяйка решила отдать Пижона соседу, моему отцу – большому любителю собак и охотнику. Отец смело подошёл к собаке, что-то тихо говоря, взял за поводок, и пёс покорно пошёл за ним. Папа строго всем наказал, чтобы к собаке никто не подходил, пока она не освоится на новом месте. Позже он разрешил давать Пижону еду в миске, а потом кормить с рук. Привыкать к другим хозяевам, в таком солидном возрасте, собаке было трудно, но Пижон был псом умным и скоро понял, что к чему. Он быстро разобрался – кто свой, а кто чужой. Ложился у калитки, перекрывая вход, и ждал. Хозяевам радовался безмерно. Быстро вскакивал, повизгивал, вилял хвостом, становился на задние лапы и старался лизнуть в лицо. Но не дай Бог, если кто-то чужой пытался подойти к воротам, пёс зверел. Он бросался на грудь человеку и не отпускал, пока не выйдет хозяин.

Моя тётя, Анна Семёновна, жила напротив. По несколько раз в день она приходила к нам и, видимо, надоело собаке впускать её и выпускать. Пёс, как всегда, лежал у калитки, перегораживая вход. Тётя хотела его согнать с места, толкнула ногой, но Пижон не ожидал такого оскорбления и вцепился в неё зубами. Анна Семёновна закричала. Пёс тут же разжал зубы: «Ага, кричишь! Больно? А меня пинать можно?» На крик выбежал хозяин:

– Ты что, с ума сошёл?!

Пижон поджал хвост и пополз к отцу: «Я не виноват, она первая драку затеяла. Пусть знает, кто в доме хозяин. Размахалась. Много вас тут будет обидчиков».

Дом сторожить псу было скучно. То ли дело охота! Хозяин выносил ружьё. Не успевал он сделать двух шагов, как Пижон, сбивая всех с ног, бросался в машину. Он садился на переднее сидение рядом с хозяином и ждал, пока принёсут продукты, палатку, посуду. Долгие сборы выводили его из себя, и пёс начинал гавкать, торопя охотников. В охотничьем деле Пижон был настоящий мастер, поэтому отец с братом возвращались с богатой добычей. Перепёлок, куропаток, вальдшнепов, уток ела не только вся наша родня, но и соседи.

Я не могу видеть убитых птиц, зайцев, лис. Особенно страдала маленькой. Мы тогда жили в Средней Азии, и отец привозил фазанов. Я думала, что это и есть настоящие жар-птицы. В сказках оживали герои от упавшей слезы, поцелуя или живой воды. Я и плакала над фазанами, и целовала их, и поливала холодной и тёплой водой, но птицы не оживали. За свои опыты я получала немало подзатыльников и тумаков. Никакие уговоры взрослых успеха не имели. С тех пор я недолюбливала охотничьих собак.

Как-то зимой Пижон стал припадать на переднюю левую ногу. Отец зазвал его на веранду, осмотрел лапу. Пёс жалобно поскуливал, но ни трещины, ни ранки не было. Собаку обступили, стали ласкать, кормить, как страдальца, колбасой. Так продолжалось больше недели. Осмотрел собаку ветеринар, но тоже ничего не нашёл. Поджимает Пижон лапу и скачет на трёх ногах. Однажды забегает брат:

– Посмотри в окно!

Я выглянула.

– Пижон! Ах ты, злодей!

Пёс носился за кошкой на всех четырёх. Брат говорит:

– Не отходи от окна!

Хлопнула дверь, брат выскочил во двор. Пижон стоял на трёх ногах, поджав переднюю левую лапу. Только брат вошёл в дом, собака тут же пошла на четырёх ногах. Проделали мы всё это несколько раз, и умный наш пёс, услышав стук двери, тут же поджимал переднюю левую ногу и становился мнимым инвалидом.

Мы хохотали до слёз. Какой же хитрец Пижон! Как ловко он нас одурачил, а мы – то, люди, думаем, что умнее братьев меньших. Как бы не так!


Рыжухи


Первых белочек привезли в Кисловодский парк с Алтая. Они быстро здесь освоились и размножились. Парк огромный, тянется он по ущелью, потом по горам. Много здесь деревьев, кустарников, цветов. Поют птицы, летают бабочки, но настоящие хозяева парка – белочки. Их рыжие спинки мелькают весь день то на деревьях, то на тропинках, то среди травы. Не могут они сидеть спокойно. Носятся друг за другом, играют. С раннего утра выстраиваются белки вдоль тропинок, по которым идут курортники, и ждут угощения. Не все знают, что кормить сладостями их нельзя, и протягивают конфеты, поэтому в парке развешаны предупреждения.

У меня есть несколько подружек-белочек. Они все одинаковые. Рыжие. Вот я и зову их «Рыжухами». Самая смелая из них живёт на Площадке Роз. Завидев меня, она срывается с вершины большущей ели и в одно мгновение уже сидит у моих ног.

– Здравствуй, здравствуй, Рыжуня. Иди ко мне.

Я протягиваю руку с семечками. Быстро-быстро, цепляясь за одежду своими крошечными коготками, белка поднимается на плечо, а потом по руке спускается на ладонь. Усаживается удобно и основательно. Семечек много, и мне интересно, сколько же она может их съесть. Рыжуня хватает семечки тоненькими пальчиками с чёрными, будто лакированными коготками, и разгрызает очень острыми зубками. Зубы у белочек стираются и поэтому растут всю жизнь. У белок, как у многих грызунов, есть защёчные мешочки. Набивают они их туго, поэтому щёчки раздуваются и мордочки сразу увеличиваются. Моя подружка загрузила мешочки, но семечки не закончились. Что делать? Как расстаться с тем богатством, что лежит на руке? Недолго думая, она высыпала мокрые зёрнышки назад и стала есть. Белка так быстро ела, что я едва успевала следить за её движениями. Наконец ладонь опустела. Рыжуха сидела на руке сытая, довольная. Щёки её распухли, и голова опустилась на живот. Я достала ещё семечки. Белочка посмотрела на меня, потом вдруг схватила, очистила ещё одно и сунула в рот. Я снова положила на ладонь семечко, Рыжуня тоскливо взглянула на него и прыгнула на ель.

Тут только я почувствовала, что кто-то сидит на моей ноге. Да это же ещё одна Рыжуха.

– Иди, иди сюда.

Я открыла сумку. Белка в одно мгновение выхватила орех и пропала. Рыжуха вернулась быстро. Ну, забияка, закопала где-то орех. Прячут эти белки, закапывают на чёрный день жёлуди, орехи, семечки, а потом забывают, где схоронили свои запасы, и не находят. Лучше бы сразу съели. Вернулась белочка неспроста. Она видела, что в сумке есть ещё орехи. Она ринулась к сумке, но не тут-то было. Сумка уже была закрыта. Я протянула ей кулак. В кулаке лежал орех. Рыжуха попыталась его разжать. Она царапала руку коготками, крутилась на ней, как на горячей сковородке. Ничего не получалось. Тогда белка вцепилась в мой палец зубами. От острой боли я тут же разжала ладонь, Рыжуха схватила орех и... была такова.

Как-то я протянула белке три ореха. Она села на ладонь. Взяла орех, покрутила в лапках и засунула в рот. Я удивилась. Орех большой, больше половины её головы и поместился во рту! Меня чуть не хватил удар, когда Рыжуха схватила второй, покрутила в лапках, как бы приноравливаясь, и стала запихивать в рот. Я испугалась:

– Подавишься, жадина!

Но жадина вытащила назад оба ореха. Положила на ладонь. Потом взяла третий орех, покрутила… и затолкала в рот. Тут же схватила один из тех, что побывал во рту и стала снова запихивать орех. Сколько ни билась Рыжуха, два ореха во рту никак не помещались. Что только не придумывал зверёк, ничего не получалось. Взять один орех и расстаться с остальным сокровищем?! Это было выше её сил. Свидание наше сильно затянулось. Мне стало жалко белочку. Я убрала с руки два ореха, и белка с добычей понеслась вверх по стволу сосны.

До свидания, подруга, до скорой встречи.


Про подушечку

(Посвящаю Байрамуковым
Хасану Чочаковичу и Розе Махмудовне)



Семёна сегодня не повели в детский садик, а привезли к бабушке. Живёт она на окраине города. Здесь раздолье. Никто не говорит на каждом шагу: «Нельзя, нельзя, нельзя». От этого слова малыша уже тошнит. Только у бабушки всё можно. Тут у мальчика свои инструменты: молоток, плоскогубцы, щипцы. Всё настоящее, но маленькое, чтобы Сёме было удобно работать. Есть у него гвозди. Свои собственные. Есть веник и совочек. Есть у малыша «фатук». Он надевает его, когда забивает гвоздики и моет «пусюдку». Ещё он моет двери, а потом пол. Сопит Сёма, трёт усердно. Тряпочку в ведре с водой стирает по всем правилам.

– Утай, дём гуять.

– Конечно, пойдём гулять. Я тоже устала.

Мы пошли по дороге, а внизу на лугу паслись коровы.

– Баба, дём к кововкам.

– Как же мы пойдём без угощения?

– Надо хебуська.

– Конечно, надо хлебушка, а где его взять? Я не хочу возвращаться. Возьмём хлебушка у бабушки Гали.

Соседка вынесла ломоть свежего белого хлеба. Сёма взял, и мы пошли к коровам. Я не заметила, как малыш съел хлеб.

– Чего же ты хлеб съел? Что теперь дадим коровкам?

– Я атавий, – ребёнок протянул руку.

На ладошке лежал такой маленький кусочек, что давать корове его было стыдно. Мы пошли домой. Взяли большой кусок хлеба. На лугу паслись две коровы. Одна большая чёрная, а другая маленькая белая.

– Как их зовуть?

– Не знаю. Наверное, Ночка и Роза.

– Баба, а как кововка сидить?

– Коровка сидеть не может. Она ходит или лежит.

– А как она пить?

Я рассказала, как спит коровка, и он вдруг спросил:

– А пудусичка есть?

Что можно было ответить на такой вопрос?

– Пойдём к дяде Хасану и спросим, есть ли у коровки подушечка.

Мы пришли к дяде Хасану, и я попросила показать нашему крохе, где живёт корова. Сёмочка увидел сарай, сено, ведро и спросил:

– Кововка пьёть маяко?

– Нет, коровка молоко нам даёт.

– А пудусечка у кововки есть?

– Нет. Она спит без подушечки.

Малыш расстроился. Он и представить не мог, как же корова спит без подушки:

– Дядя, деяй кововке пудусечку.

– Сделаю, обязательно сделаю.

Вечером, когда я стелила постель, Семён взял свою подушечку и сказал:

– Баба, дявай дядим пудусечку кововке.

– Отдадим, милый мой, отдадим.

На другой день, вечером, Сёма увидел знакомую корову, запрыгал, замахал ручками и закричал:

– Датуй, кововка!

Корова остановилась, внимательно посмотрела на малыша, тряхнула головой и пошла дальше.

– Бабуська, бабуська, она казяя датуй. Воть тяк!

Семён поклонился и засмеялся. Смех его покатился, покатился, и всё вокруг стало совсем другим. Весёлым и радостным.


Про ежей


Не спалось. Была уже глубокая ночь. Яркая луна хорошо освещала улицу. Я сидела у окна и услышала шаги. Кто-то шёл на каблучках-шпильках. Выглянула в окно, посмотрела направо, налево – никого. Глянула под окно. Там шли два ёжика. Впереди большой ёж, а за ним поменьше. Семья. Они прошли мимо дома и свернули в наш сад.

Утром из дому меня вызвала собака Гроза. Она лаяла в глубине сада, совсем не так, как на человека, кошку или собаку. Гроза виляла хвостом, поднимала голову и лаяла, будто говоря: «Иди скорее, посмотри, кого я нашла!» У ног собаки лежал светло-коричневый колючий мяч.

– Ёжик!

Я накрыла ежа фартуком и принесла в дом, чтобы показать детям.

В комнате поставила блюдце с молоком и ушла, плотно прикрыв за собой дверь. В домашней суете я вспомнила о еже только к вечеру и позвала ребят. Блюдце было пустое, а ёжик дремал в углу за коробкой. Дети тут же завизжали и протянули руки к зверьку.    

– Ай-ай, колется!

Ёж весь напрягся и ещё сильнее скрутился в клубок.

– Если хотите с ежом подружиться, сидите тихо и ждите.

Зверёк долго испытывал терпение ребят. Наконец из клубка высунулось чёрненькое рыльце, потом показалась мордочка. Дети зашептались:

– Смотри, смотри, глазки! А вон ушки!

Я протянула ежу сырое мясо, он испугался и снова свернулся, но запах дразнил животное. Ёж взял мясо. Знакомство состоялось. Всю ночь ёжик шарил по комнате, топал своими коготками-каблучками, шуршал бумагой, таскал что-то из угла в угол. Вот нажила себе хлопот. Делать было нечего, так притащила этого труженика на свою голову. Утром отнесу в сад. Но утром дети встали раньше меня, и когда я открыла глаза, они уже наперебой галдели:

– Пусть ёжик у нас немножко поживёт.

– Хорошо, только чтобы никто зверька не обижал. Его надо кормить и за ним ухаживать.

Дети принесли кровать. Она была для большой куклы. Кукла когда-то ходила сама рядом с девочкой, а теперь только сидела на стуле. Поставили кровать в дальний угол, отгородив её ширмой. Там же дети устроили столовую для ежа: натащили травы, поставили блюдца с молоком и водой. В кровать положили ежа и ушли с чувством исполненного долга. Прошло совсем немного времени, ёж освоился. Он уже не сворачивался в клубок, когда дети, лежа на животе, разглядывали его и визжали от радости. Он не пугался, когда его трогали, переворачивали на спинку и гладили по животику. На животе у ежей мягкие волосики, не то, что иголки на спинке и на боках. Наш ёжик располнел. Живот раздулся и стал зверёк похож на шар.

Однажды я зашла в комнату и увидела ежа в детской кроватке, а рядом с ним шесть крошечных ежат. Вот это да! Ёжик, ёжик, а это ежиха! Ежата были розовенькие. На спинке под прозрачной плёнкой у них прятались иголки. Через несколько дней иголки прорвали плёнку и поднялись вверх. Пока ёжики были совсем маленькие, их иголочки были мягкие. Ежата росли – иголки твердели. Быстро малыши стали похожи на свою маму. Маленькие колючие комочки. Ёжики лакали молоко, ели мясо, спали весь день, а потом всю ночь гарцевали по комнате. Они стукали по полу своими коготками так, что заснуть было невозможно. Моё терпение, наконец, закончилось, и я отнесла всех зверушек в сад. Самого маленького из них я почему-то назвала Яшкой. С ним моё прощание затянулось. Яшка прилип к моей руке и никак не хотел уходить.

– Иди, Яшка, не терзай мою душу. Вы будете рядом. Не навек же расстаёмся.

Я с детьми ходила по вечерам в сад, но ежи не показывались. Однажды днём на дорожку вышел ёжик. Это был Яшка. Что-то случилось! Я подбежала к нему и взяла на руки. Ёжик лежал, доверчиво вытянув мордочку. На ней был вырван кусочек кожи, а глаз заплыл кровью. Я принесла пострадавшего в дом, позвала детей, и мы начали Яшку лечить. Поправился он не скоро. За это время ёж так привык к детям, а дети к нему, что пришлось оставить Яшку насовсем. Во время обеденного сна дети брали его спать на диван. Ночью Яшка ловил мышей, и уже никто не ворчал о том, что он не даёт покоя. Все так полюбили Яшку, что прощали ему не только топанье и чавканье, но и «хрюканье». Позже Яшка сам стал выходить во двор, а потом в сад, наверное, ходил в гости к родным. Поначалу он у них долго не задерживался, а потом, видимо, остался навсегда. Позже мимо нашего сада пошли тяжёлые машины. Стало шумно, и ежи нашли более спокойное место.


Гусь Девятый


Нюрку прозвали Гусём Девятым в память о том самом поганеньком, слабом гусе из сказки. Восемь гусей красивых и сильных пролетели мимо Иванушки, который кричал у избушки на курьих ножках:

– Гуси-лебеди, отнесите меня домой к матушке и батюшке!

Только девятый, самый хилый и самый добрый, подхватил на крыло Ванечку и спас его от Бабы Яги.

Была Нюрка и вправду неказистой. Со сбившимися волосами, с цыпками на руках и ногах, девочка смахивала на того гуся, который в стае был последним.

Жила девочка в своём доме с огородом. Его начали строить на склоне горы ещё до войны, да не успели. Наспех накрыли соломой, настелили полы, помазали глиной стены. Даже побелить не успели.

Родилась Нюрка за год до войны, и не было у неё ни сестры, ни брата. Из ближних – отец, мать и кот Ибрагим. Соседи отца девочки считали придурковатым и лодырем. Звали пренебрежительно Гринькой. Гринька на войну не пошёл, а работал в госпитале истопником. Госпиталь стоял на вершине горы, прямо над Гришкиным домом. Гринька набирал в госпитале полную сумку жужелицы (прогоревшего угля) и с мыса визжал:

– Макрида!!!

Так он называл свою жену. «Макрида» – маленькая, сухонькая, с больным сердцем, карабкалась по крутизне, брала тяжеленную сумку и волокла её вниз. Гринька шёл рядом, понукая и подтрунивая. Все в округе уважали мать Нюрки. Звали её Мотенькой, Матрёной, не скрывая сочувствия, потому что знали – была Мотя у Гриньки рабой рабской, ездил он на ней верхом и погонял в хвост и в гриву.

В доме было всё в единственном числе: одно одеяло, одна подушка, одна лавка, один чугунок, одна сковородка. Ложек было две, да и те обкусанные и выщербленные со всех сторон. Всё, что было в доме до войны, проели в лихие годы, поэтому у девчушки было одно платьице и одни трусы. Было ещё две сандалии, но они скоро стали малы. Мать отрезала в них носы, но пальцы вылезли наружу, и носить сандалии было невозможно. Так и ходила Нюрка, пока земля была тёплая, босиком. По весне, с непривычки, подошвы на ногах чувствовали каждый бугорок, каждый камешек, но к осени они так огрубели, что хоть по битому стеклу ходи.

Дочь любила мать: помогала ей на огороде, по дому, выбирала из жужелицы не совсем прогоревшие угольки, носила воду. Родник был наверху, почти на вершине горы. Нюрка набирала воду и несла ведро впереди себя, потому что сбоку ведро цеплялось за землю. Склон горы был очень крутой, иногда ведро перевешивало, и девочка катилась вниз по горе. Мокрая и грязная возвращалась она к роднику и вновь спускалась к дому. Позже Нюрка додумалась повесить два ведра на коромысло и дело пошло.

Однажды в жаркий день, девочка подошла к роднику и увидела в крапиве змеиный хвост. Она осторожно раздвинула коромыслом куст и увидела красавца ужа с яркими оранжевыми «ушками». Уж приподнял голову и уставился на подростка. Нюрка в восхищении разглядывала «ужака»: расписную чёрно-зелёную спинку, серебристо-белое брюшко, маленькую точёную головку с раздвоенным языком. Уж шипел и показывал ей жало.

– Да ты ещё дразнишься?! А ну, спрячь язык!

Но уж продолжал своё. Девчонка решила проучить неслуха. Она осторожно подвела крючок коромысла под брюшко ужа и перенесла его на полянку. Только тут Нюрка увидела, что в одном месте брюшко очень толстое.

– Вот, дурак, такой большой камень проглотил. И не подавился! Теперь помрёт.

Нюрка положила ужа на траву и вдруг увидела, что «камень» внутри ужа начал двигаться к шее. Уж растянул рот и из него выпала лягушка. Девчушка застыла на месте. Уж тут же скользнул в траву, а лягушка лапками смахнула слизь с глаз, скакнула пару раз и, со всего размаху, плюхнулась в родник.

Нюрка обожала свою гору. Она облазила все закоулки и кусты, знала, как ей казалось, в лицо каждого кузнечика, шмеля, осу, стрекозу, каждую птичку. В солнечные дни любила она греться на горячих камнях и «слушать траву», где стрекотали, пищали, шелестели и пели на все голоса обитатели горы. По склону, в затишке, росли цветы. Девочка выбирала их по цвету, плела венки, надевала на голову, на бёдра, ноги. Делала из цветов серьги, ожерелья. Вишнёвым соком красила себе губы, ногти, подводила сажей брови и глаза, складывала руки лодочкой и начинала танцевать, как Тамара Ханум. Эту великую танцовщицу увидела Нюрка в кино, в госпитале. Дети к началу сеанса пробирались через подвал в кинозал, садились за экраном. Сидели, не дыша, чтобы не обнаружила билетёрша.

Знаменитая актриса исполняла индийский танец. В танце она рассказывала как шумит водопад, как бездонно небо, как хороши цветы, как прекрасна жизнь. Танец долго преследовал Нюрку и во сне и наяву. Были у неё праздники, были. Девчушка с друзьями ходила в кино, в госпиталь и много раз смотрела трофейные фильмы: «Двойную игру», «Тарзана», «Индийскую гробницу», «Мстителя из Эльдорадо», «Долину гнева». За экраном было плохо видно, потому что дети сидели к нему вплотную и не могли видеть всё изображение, зато хорошо слышно.

Изредка Нюрка поднималась на вершину горы. Это было большое плато. Подальше от госпиталя стояли огромные радиомачты за колючей проволокой. Охраняли их солдаты с винтовками. Называли эти мачты «глушилками». Они забивали чужие радиостанции, чтобы советские люди не слушали радиопередачи из-за кордона.

Здесь пленные немцы строили длиннющую каменную ограду для санатория. Их охраняли солдаты с автоматами. Нюрка знала, что это враги, но ей хотелось рассмотреть их поближе. Она попросила солдата, тот подозвал одного из них. Подошёл немец, и Нюрка ахнула: «Скелет!» Скелет подошёл к девочке и по-русски сказал:

– У меня дома есть дочка, такая, как ты. Я её больше не увижу. Возьми.

Он протянул деревянную куколку. Девочка подняла глаза на солдата, тот молча кивнул. Нюрка схватила игрушку и бросилась домой. Никогда она никому не показала куколку. Доставала из тайника и играла с ней тогда, когда никого не было дома. У девчонки не было тайн только от кота Ибрагима, потому что он был её настоящим и преданным другом. Большой тёмно-серый с рыжими подпалинами, маленькими ушками, с хитрыми зелёными глазами, кот исполнял все Нюркины прихоти: ходил на задних лапах, крутил сальто, просил подаяние, гонял чужих кошек.

Ели они с девчушкой из одной сковородки. Посуды в доме не было. Хозяйка наливала из чугунка воду с варёной картошкой в сковородку. Кот садился рядом на лавку, осматривал стол и ждал. Как только Нюрка черпала ложкой, кот моментально вытягивал лапу, выпускал когти и хватал картошку. Ел с руки, то есть, с лапы. Обедали Нюрка с котом, строго соблюдая очерёдность – раз она ложкой, раз он лапой. Девочка жевала медленно, картошка измотала ей душу: «Хлебца бы, да маслица постного…»

Как-то играла Нюрка с котом в «дочки-матери». Одела девочка на Ибрагима своё единственное платьице, к шее и передним лапам привязала его толстыми суровыми нитками и стала баюкать. Кот чего-то испугался, вырвался из рук своей «мамы» и, прямо в Нюркином платье, бросился на гору в кусты шиповника. Он нёсся, как бешеный. Ни крики, ни плач хозяйки не могли кота остановить. Платье цеплялось за шипы, коряги, репейник, и скоро от него остались одни лоскутки. Нюркиному горю не было конца. Слёзы градом катились по её худому лицу. Девочка размазывала грязь своими красными, заветренными, в трещинах, ручками и плакала навзрыд. Нюра настолько была несчастна, что дети пошли к Гриньке с просьбой не убивать подружку. Гринька взорвался. Он схватил единственный чугунок и с таким остервенением запустил в дочь, что дети от страха присели. К счастью, чугунок пролетел мимо, ударился о каменную стену сарая и развалился надвое. Так и осталась Нюрка в одних трусах. Летом это не страшно, да и не привыкать ей к холоду, голоду, обидам разным. У других ещё хуже. У Нюрки есть дом и такой чудный кот.

Ибрагим, видимо, чувствовал свою вину. Ловил мышей, приносил хозяйке. Клал их у ног девочки, как бы угощая, и только после Нюркиного: «Спасибо, ешь сам», – уносил жертву под кровать.

Как-то девочка влетела с улицы в дом и увидела мать. Мотя загадочно улыбнулась и показала глазами на кровать. На ней лежало белое, пушистое байковое платье, с круглым воротником и кармашками. Матрёна купила у раненых больных в госпитале новые портянки. Тайно от Нюрки мать сшила руками ей платье. Девочка нарядилась. Длинновато. Это хорошо, будет на вырост. Она собрала все обрезки, завязала бантики в волосах. Голова от них стала белой.

Нюра посмотрела на себя в осколок зеркала, что нашла на свалке у госпиталя, и увидела чёрные бровки дугой, длинные пушистые ресницы над серыми большими глазами, точёный нос, маленький красивый рот. Полюбовалась. Вступила в отцовские галоши, гордо подняла голову и вышла на улицу, на людей посмотреть и себя показать.


Дэська


Собачка поместилась на ладони. Она была чёрненькая, с короткими толстыми ножками, раздутым животом и длинным носом. Малышка больше походила на утконоса, чем на щенка. Шерсть стояла дыбом, мохнатые брови закрывали половину мордочки. Собачонку трясло от страха и холода. Оказавшись за пазухой, она быстро согрелась в тепле и уснула.

Дома Александр Михайлович поставил щенка на пол и сказал детям:

– Вот вам подружка. Зовут её Дэська.

Дети удивленно разглядывали безобразную собачку, а она, приветливо помахивая хвостиком, выглядывала из-под своих бровей-занавесок. Девочка взяла на руки Дэську, раздвинула брови и увидела чёрные глазки-блёстки. Они уставились на девочку, будто спрашивая: «Ну, как? Я тебе нравлюсь?» Ответить не удалось. Братья в четыре руки впились в Дэську и стали тянуть каждый к себе. Не долго думая, Дэська вцепилась зубами в первую попавшуюся руку, малыш заорал, и выпустил щенка.

Обжилась Дэська на новом месте быстро. Она обнюхала и облазила весь дом, обшарила каждый уголок и решила, что всё вокруг неё: и взрослые, и дети, и кровати, и диван, и комод, и стулья, и колбаса, и молоко – всё это стало её собственностью. Мальчики брали её спать в кровать, и она нежилась по утру на белой простыне, перекатываясь с боку на бок. По малолетству Дэську не выпускали на улицу, а сажали на подоконник, и собачонка видела, как падал снег, прыгали в саду вороны и бегал большой красивый пёс.

Дэська ела всё подряд, туго набивала пузо и обессиленная впадала в спячку. В таком состоянии и подстерегли её мальчишки. Они тихонько подкрались к собачке и отстригли ей брови. Дэська не шелохнулась и братья, довольные, сообщили хозяину, что теперь собачка будет хорошо видеть. Александр Михайлович возмутился и долго объяснял, что собака охотничья, что у всех собак этой породы такие брови, что стричь их нельзя. Слава Богу, что глаза не выкололи щенку.

Характер у Дэськи был весёлый. Она смирно сидела только на подоконнике, да и то недолго. Весь день собачонка носилась за детьми, лаяла, хватала их за ноги, но больше всего любила, когда дети махали перед её носом тряпкой. Дэська хваталась за неё зубами, и мальчишки крутили щенка по воздуху.

Однажды собачонка выскочила во двор и увидела перед собой большого старого пса Пижона. Он по-хозяйски глянул на малявку и отвернулся. А малявка, увидев перед собой большой и длинный хвост, подумала, что перед ней знакомая тряпка и, громко тявкнув от восторга, вцепилась в хвост. Пёс подпрыгнул от ужаса и бросился бежать. Напрасно он выл, метался, кружился и бил хвостом по снегу. Дэська уже превратилась в снежный ком, замёрзла, но никак не могла отпустить собачий хвост. Александр Михайлович схватил обезумевшего пса, разжал зубы собачонки и заглянул ей в глаза. Дэська смеялась. Казалось, её глазки вот-вот выпрыгнут из орбит от счастья и щенок скажет: «Ну, как я тебе? Нравлюсь?» В доме собачонка подбежала к изогнутой части трубы отопления, уцепилась всеми лапами и прижукла. Хозяин дотронулся до трубы и сразу отдёрнул руку. Горячая. Он попробовал оторвать щенка от трубы, но не тут-то было. С этого дня Дэська стала хозяйкой и во дворе: ни чужих куриц, ни чужих котов, ни чужих собак. Она так и висела на хвосте у Пижона, а потом, окоченевшая, бросалась к заветной трубе, повисала на ней чёрной муфточкой и дремала, повизгивая во сне.

Хозяева собачке достались добрые, ласковые. Подбирали больных животных, лечили, заботились. Александр Михайлович очень любил собак и знал в них толк. Дэська покорила всех. Она была большой выдумщицей и шкодой. От щенка ждали всего, но только не того, что случилось однажды.

Ранней весной мать позвала дочь в сарай и показала крошечных цыплят. Они были гораздо меньше обычных и желтее. Маленькие пушистые шарики на ножках. Это были цыплята Серой Шейки. Так звали дети декоративную курочку – королька. Корольки размером с голубя, и яйца несут такие же мелкие. Держали их хозяева для умиления души.

– Надо забрать цыплят из сарая на кухню. Здесь холодно.

– Но там же Дэська.

– Дэська – умница. Она к ним привыкнет.

Решили рискнуть. Принесли Серую Шейку с потомством в кухню. Дэська подошла, посмотрела и отправилась по своим делам. Цыплята освоились. Они всё время пищали, суетились и путались под ногами, совершенно не обращая внимания на ропот своей матери. Когда Дэська дремала у себя на коврике, птички прыгали по ней, а иногда спали, пригревшись в её тёплой шубке. Шли дни, цыплята стали похожи на воробьёв и цветом и размером. Серая Шейка всё ещё предупреждала их тревожным квохтанием, когда птички скакали по Дэське, клевали её за уши, да ещё норовили схватить Деськину блестяшку – глаз.

Ничто не предвещало беды. Хозяйка вышла из дому на 15 минут, а когда вернулась, увидела страшную картину. Собачка лежала на полу, положив мордашку на передние лапки, и смотрела впереди себя. Перед ней в ряд, вверх лапками, по линеечке, лежали все десять цыплят. Они не шевелились, не бегали, не пищали, не клевали. Дэська повернулась к хозяйке. Глаза её спросили: «Ну, как? Я тебе нравлюсь?»

Хозяйка сразу не поняла, что случилось, а когда до неё дошло, охнула, обмякла и заплакала. Прибежали мальчики. Они прижимали пташек к ушам в надежде услышать биение сердца, брызгали водой, просили маму сделать уколы или вызвать «скорую помощь». Малыш в истерике кричал:

– Милицию, милицию! Пусть заберут Дэську в тюрьму!

Собачка удивлённо смотрела на весь этот тарарам, и никакие угрызения совести её не мучили.

Александр Михайлович понял, что в собаке проснулся охотничий инстинкт. Надел на Дэську ошейник и привязал её возле будки. Собачье детство закончилось.


Марфенька


У Тани было мало друзей, да и те не настоящие. Любили посплетничать, пошутить зло, поэтому она чуралась сверстников. Читала книжки на сеновале, да занималась «зверьём». Зверей в доме было много и каждое животное, как человек, имело свою историю.

Татьяна не могла пройти мимо чужого горя. Она подбирала несчастных зверушек, за что получала нагоняи и строгие предупреждения от взрослых. Умом девчушка понимала, что нельзя всех страждущих обогреть, накормить и вылечить, но сердце… Она снова и снова приносила то беспризорного щенка, то подранка птенца. В этот раз Таня долго стояла возле крошечного котёнка. Несколько раз отходила подальше, но вновь и вновь возвращалась к живому комочку. Жалость пересилила все остальные чувства и девочка решилась.

Она взяла тряпку, завернула котёнка и принесла домой. Тут только девочка рассмотрела малышку. Кошечка было вся изранена, шерсть залита кровью, на голове большой кровоподтёк. Она редко дышала. Сердце почти не билось. Таня принесла раствор марганца и стала промывать раны. Девочка настолько увлеклась, что не заметила отца:

– Ты совсем спятила. Кого только не подбираешь. Притащишь в дом какую-нибудь заразу. Сама заболеешь и нас…

Отец не закончил мысль, схватил таз и, вместе с кошечкой, швырнул под кручу.

Настала глубокая ночь. Девчушка тихо вышла из дому, осторожно прокралась к круче, спустилась вниз. Напрасно она звала:

– Кис-кис!.. Марфенька, миленькая, отзовись!, – но котёнок, видимо, погиб.

Таня в слезах стала подниматься вверх, а нога зацепилась за что-то мягкое. Девочка пошарила в пыли и нашла Марфеньку. Девчушка поднялась на чердак конюшни, принесла куриных перьев и устроила тёплое, мягкое гнёздышко. Утром она спрятала своё сокровище подальше от чужих глаз.

Две недели кошечка была без сознания и надежды на то, что она выживет, почти не было. Как только взрослые уходили на работу, девочка пробиралась на чердак к Марфеньке. Она купала котёнка в разных настоях, смазывала тельце мазями, бинтовала раны. Когда малышка открыла глаза, и сделала первые шаги, Таня весь день прыгала и пела от радости.

Так никто и не узнал о Таниной тайне. Кошечка быстро подрастала. Её ещё пошатывало при ходьбе. В глубине глаз ещё таилась мука, но она, лёжа на спинке, уже хватала верёвочку, которую хозяйка водила перед её носом. Кошка была трёхцветной. Таких в народе называют «богатками». Они приносят достаток в дом. Трёхцветных котов не бывает. Только кошки. У Марфеньки были какие-то необыкновенные глаза, зелёныё с голубизной, родниковые. Тане казалось, что кошка понимает её с полуслова и одобряет все её поступки. Марфенька не подавала голоса, подходила к хозяйке, садилась рядом и тихонечко трогала девочку лапкой. Таня не жалела для неё ни угощений, ни ласковых слов.

В доме жила взрослая кошка. Холёная, белоснежная красавица Доха. Большущая, откормленная. Брат клал её на шею и носил дылду, как воротник. Доха была главной в доме. Лениво перебирала она своими короткими ножками, важно посматривала по сторонам. Кошка знала себе цену.

Наступило время, и Марфенька пришла в дом. Ей наскучило одиночество. Марфенька обрадовалась, увидев Доху, но та презрительно посмотрела на кошку: «Вот ещё уродина! Откуда она взялась такая худая и маленькая?». Марфенька спорить не стала. Не все же должны быть красивыми. Она смирилась со своим положением, никогда с Дохой не спорила и уступала ей во всём. Как не баловали Марфу, как не кормили, она так и оставалась худой и маленькой, и больше походила на котёнка, чем на взрослую кошку.

Однажды Доха родила четверых котят и… бросила. Ушла из дому и всё тут! Котята пищали, надрывались. Молоком из пипетки захлёбывались. Никто не знал, что делать. Вдруг писк прекратился. К ящику подошла Марфа. Она взглянула на котят, дотронулась до них лапой, потом осторожно легла и подставила живот. Котята тут же вцепились в соски и заснули, но не надолго. Молока у кошки не было, и они заплакали. Кошка что-то ласково говорила малышам, усердно их вылизывала и мурлыкала. Через три дня Марфенька родила котёночка.

Мать одинаково всех любила. Она заботилась о приёмных детях, как о своём котёнке. Дети Дохи первыми открыли глазки и увидели друг друга, Марфеньку, взрослых и детей. Котята увидели мир.

Выкормить и воспитать такую орду кошке было крайне трудно, а тут ещё подарили Татьяне морскую свинку. Мать отказалась кормить. Девочка положила свинку с котятами. Кошка посмотрела на малютку и вопросительно подняла глаза: «Ещё сирота? Ну ладно, как-нибудь выкормим. Какая красивая у меня будет дочка!» Кошка обнюхала свинку и начала кормить. Свинка росла быстро. Играла с котятами, носилась наперегонки, особенно любила прогулки в саду. Марфа выводила котят на охоту, а свинка паслась. Она ела листья одуванчиков, пырея, клевера. Насытившись, усаживалась столбиком и наблюдала за остальными.

Часто кошка приносила в комнату живых мышей, а котята, под надзором матери, их ловили. Свинка была заядлой болельщицей. Надо было видеть, как она переживала неудачи своих молочных братьев и сестёр. Малышка то приседала, то вытягивалась в струнку.

Однажды Марфенька принесла в комнату змею и выпустила её на пол. Дети от ужаса взлетели на кровать, котята шмыгнули в стороны, а свинка спокойно сидела на задних лапках, совсем не подозревая об опасности. На полу разгорелось настоящее сражение. Гадюка была здоровущей, сильной, ловкой. Она поднималась на хвост, шипела, молниеносно бросалась из стороны в сторону, стараясь укусить Марфу, но не тут то было! Кошка опережала все её действия. Вдруг змея бросилась к свинке. Марфа мгновенно мощным ударом лапы свалила змею на пол и перекусила ей шею. Змея упала и больше не двигалась. Дети визжали от страха, а кошка потащила змею за хвост во двор.

Как-то котята и свинка резвились в саду. К ним присоединилась мать. Было так весело, что свинка от восторга громко пискнула. Пискнула точно, как мышь. Моментально кошка схватила свинку за горло. Ножом Таня разжала ей зубы. Две струйки крови побежали по белоснежной шёрстке. Свинка не дышала. Девочка заплакала. Вдруг сквозь слёзы увидела, что грудка у свинки поднялась раз, другой. Потом она ровно задышала и открыла глазки. Видимо, от неожиданности и боли зверушка потеряла сознание. Свинка потянулась к матери, но та смотрела настороженно и отчуждённо. Кошка никак не могла понять, кого ей подсунули в дочери и почему этот зверёк пищит по-мышиному?

Чтобы избежать беды, Таня отдала свинку хорошим людям. Раздали и котят Дохи. Оставили только сына Марфы – Мурзика. Он обожал свою мать и не расставался с ней ни на минуту. Кошка любила, когда сын вылизывал её от носа до хвоста, играл с ней, бегал наперегонки. Кот был чистоплотен, дружил со всеми домочадцами, даже с собаками. Когда вырос, ловил не только мышей, но и крыс.

Однажды Мурзик пришёл такой грязный, что его трудно было узнать. Надо купать, но кошек купать опасно, они могут серьёзно заболеть. Выбора не было. Таня налила в таз тёплую воду, шампунь. Поставила таз в ванну и опустила в воду кота. Мурзик громко заорал. Неизвестно откуда взялась Марфенька. Она встала на задние лапы, передними зацепилась за край ванны, вытянула мордочку и увидела своего сынка. Он орал без устали, но девочка мыла и мыла грязнулю. Кошка уставилась на девочку, широко открыла рот и тоже заорала. Она требовала, чтобы прекратили мучить её ребёнка и отпустили кота. Грязь плохо отмывалась, мытьё затягивалось, и тогда кошка бросилась к ногам хозяйки и начала её кусать. Таня позвала бабушку, она схватила Марфу и закрыла в комнате. Наконец купание закончилось. Мурзика хорошо вытерли и выпустили из заточения кошку. Бедная мать не находила себе места от радости. Она вылизывала сына и мурлыкала. Прошёл испуг, и счастливое семейство захрапело на диване.

Конечно, больше всех кошки любили Таню. Если она где задерживалась, животные начинали нервничать. Садились у двери и ждали момента, чтобы выскочить за дверь. Марфа с Мурзиком бежали по длинной – длинной улице и резко тормозили у моста. Тут, усевшись на каменном выступе, ждали хозяйку.

Пришла зима. Татьяна поздно возвращалась из школы. Шёл густой снег. Кругом тишина, темень и сугробы. Вдруг в снегу зажглись четыре огонька. Девочка вздрогнула. Что это? Два снежных кома бросились к ногам.

– Марфенька! Мурзик!

Таня схватила кота, но он прыгнул на землю, поднял хвост и, утопая в снегу, пошёл вперёд. Изредка Мурзик поворачивал голову, убеждался, что с хозяйкой и матерью всё в порядке, и шёл дальше.

Жила Марфенька очень долго. Она наплодила и воспитала уйму котят. На её глазах выросли хозяйские дети и у Тани родились малыши. Марфенька обожала её детей. Когда их укладывали спать, кошка ложилась рядом и начинала мурлыкать. Накатывал сон. Дети засыпали, а кошка пела и пела свои чудесные песни.


Минька


Большой деревянный ящик назвали ларём. В него насыпали три мешка муки. Всю зиму пекли хлеб, пироги, блины, оладушки. Бабушка была большой мастерицей и баловала семью печевом, поэтому приходилось почти каждый день заходить в сарай и брать муку из ларя. Как-то внук открыл крышку ящика и увидел крошечного мышонка. Он был в половину взрослой мыши. Чёрненький шарик с тоненьким хвостиком. Мальчик присмотрелся. На него уставились маленькие блестящие бусинки. У мышонка едва торчали ушки, а возле носика несколько щетинок. Подросток не шевелился, и мышонок застыл на месте. Мальчик протянул руку и взял крошечку. Зверёк не сопротивлялся и не пытался убежать.

– Витя, Витя, – позвала бабушка. – Поторопись!

– Я сейчас, – откликнулся внук.

Он проскочил мимо бабушки, сунул мышонка в шкатулку и пошёл за мукой. Как только Витя освободился от всех домашних дел, он осторожно открыл шкатулку и положил рядом с мышонком семечки, зерна пшеницы, сухарик, кусочек яблока. Еда у мышки есть, а где он будет спать? Мальчик принёс немножко сенной трухи. Это вместо матраца. А чем он укроется? Мех у мышонка густой тёплый, да и будет он жить с Витей в одной комнате, так что одеяло Миньке не понадобится.

Это имя пришло само собой и понравилось мальчику. Витя решил звать мышонка только по имени, чтобы приучить его, как кота, прибегать на зов. В шкатулке была непроглядная темень. Мальчик задумался. Нельзя же держать Миньку в темноте. Витя вспомнил, что в доме есть старый аквариум. Он принёс подстилку, поставил кормушку, поилку и посадил в аквариум мышонка. Чтобы мышонок не убежал, мальчик накрыл аквариум стеклом. Теперь стало просторно и уютно зверьку, а Витя мог за ним наблюдать. Он видел, как ест Минька зёрнышки. Мышонок брал их крошечными лапками с острыми коготками и грыз быстро-быстро. Ничего не просыпалось из его рта, ничего не оставалось на усиках и шёрстке, но мышонок после еды начинал умываться. Вначале передними лапками вытирал мордочку, потом задними тёр спинку, прочёсывая малюсенькими коготками шёрстку. Умывался Минька, как кошка, только лапки не облизывал.

В доме жил старый кот. Он подолгу просиживал у аквариума, даже бил по стеклу лапой, но достать Миньку никак не мог. С понурым видом, опустив хвост, прыгал кот со стола, но через несколько минут, снова сидел возле Миньки и пытался схватить его лапой. Мышонок не обращал на кота внимания. Кот в бещенстве молотил лапами по стеклу, но не тут-то было.

Минька быстро привык к мальчику. Спокойно сидел у него на ладони и лакомился. Особенно полюбил печенье. Ел, как всегда аккуратно, подбирая все крошечки. После еды вытирал мордочку лапками, а Витя легонечко почёсывал ему спинку.

Мышонок подрос, и мальчик понёс его в школу. Очень хотелось показать Миньку, похвалиться: вот какой зверёк у него живёт. Витя едва дождался перемены. Предупредил, чтобы ученики не кричали громко, не хватали Миньку, и осторожно открыл шкатулку. Он достал зверушку. Минька смотрел на детей своими бусинками. Мышонку дали кусочек печенья, и он начал усердно его уминать. Восторгу ребят не было предела. Даже девчонки, которые до смерти боялись мышей, тянули руки, чтобы погладить Миньку. Дети не заметили, как закончилась перемена, как вошла учительница. Мария Николаевна подошла к ребятам и увидала мышонка. Учительница вскрикнула и потеряла сознание. «Воды, скорее воды!» Когда она пришла в себя, то увидела детей, которые сидели за партами и делали вид, что ничего не случилось.

Витя очень привязался к мышонку. Часто сажал его в карман и уходил в сад. Там он доставал Миньку и рассказывал ему про свои радости и беды. Однажды он забыл мышонка в кармане. Случайно зашёл в свою комнату и похолодел. Минька сидел на куртке. Кот!!! Он был почти рядом! Мальчик мгновенно схватил кота и выбросил его во двор.

Витя понял, что больше рисковать нельзя. Он взял Миньку в руки и пошёл с ним в сарай. Мальчик долго гладил его по спинке, потом, собравшись с духом, открыл крышку ларя и разжал пальцы. В ларе на муке теперь сидел взрослый зверёк. Мордочку украсили крошечные бакенбарды, над ними торчали роскошные усы. Шерсть лоснилась и отливала серебром. Минька смотрел на друга и не мог понять, чего от него хотят.

– Иди, дружочек, иди. Живи на воле и не забывай меня.

Мальчик осторожно закрыл крышку и ушёл. Больше они не встречались.


Раиса Михайловна


Корова была настолько красивой, спокойной и неповоротливой, что назвать её пренебрежительно Райкой было как-то неудобно. Так и хотелось окликнуть: «Раиса Михайловна!»

Осторожно, с достоинством несла она своё большое старое туловище, внимательно выбирая место, где поставить ногу. Раиса шла, приподняв голову, которую украшали витые рога. Они росли внутрь и мешали корове, поэтому время от времени хозяин отпиливал концы рогов. Боли не было, и Раиса терпеливо ждала, пока приводили рога в порядок. Над рогами, на самой макушке, кудрявился озорной чубчик, который придавал степенному животному слегка задиристый вид.

Раиса – корова красной степной породы. Большое, могучее, добродушное животное сразу понравилось новым хозяевам. Они окружили Раису заботой и вниманием. Корова давала много молока вкусного и жирного, а хозяева кормили её до отвала. Пасли, выбирая самые укромные места, кормили свёклой, давали пойло из отрубей, баловали хлебцем с солью, но Райка умудрялась схватить и проглотить всё, что попадалось ей на глаза. Она съела мыло, смахнула носом крышку с кастрюли и выпила борщ. Всё это корова заела пучком редиски и десятком огурцов. От неё прятали даже тряпки.

Раиса Михайловна была большой грязнулей. Напачкает и туда же сразу ложится, в тёплое, погреться. Хозяйка не раз выговаривала корове за её безобразия, даже шлёпала слегка рукой по мягкому месту, но Раиса Михайловна в это время высовывала свой шершавый язык и норовила облизать лицо.

– Да разве можно с тобой сладить, красавица ты наша. Подлиза. Стой смирно. Сейчас буду тебя мыть. Посмотри на Зинку. Вот уж чистюля. Три дня на ногах простоит, но в грязь не ляжет.

С Зинкой у Раисы сразу сложились приятельские отношения, и когда та принесла телёночка, Рая приняла, как своего и норовила его покормить. Зина жила в доме с малолетства, но Раиса Михайловна сразу стала главной. По пути на пастбище или на водопой корова гордо вышагивала первой. Остальные плелись сзади.

Раиса любила навещать чужие огороды. Только зазеваешься, она уже там. Быстро-быстро хватала верхушки подсолнухов, кукурузы и тут же возвращалась на место, делая вид, что ничего не случилось.

– Ах ты, бессовестная! Старая уже, а всё никак от дурных привычек не отвыкнешь. Перед людьми стыдно, а чему учишь молодёжь?

Корова принималась лизать хозяйку: «Прости, больше не буду». Но стоило отвернуться, Раиса Михайловна тут же бросалась уничтожать чужой урожай.

Приносили пойло коровам в одно и то же время. Раиса ждала этого часа с нетерпением. Перебирала ногами, мотала головой, поглядывая на дверь. Наконец наступила счастливая минута. Корова начала есть. Она сделала большой глоток, прикрыла глаза и замерла от удовольствия. С морды закапало. Из норы вылезла крыса. Она не торопясь, уселась под мордой коровы. Капли падали крысе прямо в рот, а она глотала их, боясь шевельнуться. Хозяйка настолько была поражена увиденным, что вечером позвала домашних. Поставили ведро с пойлом корове, открыли дверь. Придёт ли крыса?

Корова понюхала еду и опустила морду в ведро, а когда Раиса подняла голову и капельки закапали, крыса была тут как тут. Она уселась так, чтобы капли попадали в точку, раскрыла рот, и пиршество началось! Корова наелась, стала пережёвывать пищу, а крыса пошла к себе.

Что делать? Крыса – животное противное и опасное. Убить? Отравить? Да разве можно губить такую умницу! Было решено: пусть живёт наша крыса, пусть жизни радуется.

Так и жили в мире и согласии люди, корова и крыса.


Стригунки


Стригунки – жеребята, у которых грива ещё не отросла, короткая и стоит щёткой – волосок к волоску. Кажется, что жеребёнка только что постриг хороший мастер. Грива растёт вместе с животным, поднимается, а потом падает на шею взрослой лошади.

Стригунки весёлые, забавные, непослушные, поэтому, когда их отнимают у матерей и сбивают в табун, то приводят старого коня. Этот конь настоящий воспитатель. Он и нянька, он и защитник, он и строгий отец всем жеребятам.

Как-то мы с детьми приехали на конный завод. Ребята увидели под большим навесом стригунков и враз побежали к ограде. Им навстречу ринулись жеребята. Из-под навеса раздалось чуть слышное ржание коня. Стригунки вмиг остановились и замерли.

Могучий гнедой конь с седой гривой подошёл к ограде. Жеребята выстроились за ним в шеренгу. Гнедой стоял, не шелохнувшись, как вкопанные за ним – стригунки. Они уставились на детей большущими, выпуклыми глазами как бы говоря: «Мы жеребята, а вы кто такие?» Дети и стригунки долго разглядывали друг друга, а потом один мальчик протянул коню хлеб. Гнедой задрал верхнюю губу и показал страшные зубы. Детская ручка дрогнула, но конь нежно взял хлеб губами и закивал головой. Жеребята подошли к ограде. Каждый из них получил подарок. Хлеб хорош и печенье тоже, и яблоки, но нет больше лакомства, чем сахар для лошади, а для человека нет больше удовольствия, чем слышать, как хрумкает она сахар, прикрыв густыми длинными ресницами глаза.

Конюх открыл ворота, и стригунки вместе с конём пошли на пастбище. Дети расстроились.

– А вы идите за ними, только не подходите близко, чтобы Гнедой не волновался.

Ребята поднялись на курган. Табунок остался внизу.

– Посмотрите, посмотрите! Жеребята пасутся, а конь ничего не ест. Стоит и по сторонам смотрит.

– Да это же он малышей охраняет.

К табунку подбежала собака. Конь насторожился, а потом пошёл на неё вскачь. Собака чудом выскочила из-под копыт. Гнедой вернулся на своё место. Вдруг из табунка выскочили два жеребёнка и побежали под гору. Конь стал «прядать» ушами, но стригунки неслись вниз. Гнедой стал бить по земле копытом. Шалуны, задрав хвосты, неслись дальше. Конь заржал и сорвался с места. Он нёсся, как ветер. Копыта еле касались земли. Седая грива развевалась над крупом, но стригунки прибавили ходу. Наконец, конь догнал безобразников. Он махнул головой и показал зубы. Укусить не успел. Жеребята рванули назад. Гнедой не отставал. Стригункам бежать в гору было тяжко, но и коню нелегко.

Дети на кургане испуганно молчали. Никто не мог шелохнуться. Что будет дальше? А вдруг конь прибьёт жеребёнка или поранит? Он же такой большой и сильный?! Но страхи оказались напрасными.

Только успели подбежать шалунишки к табуну, жеребята расступились и… спрятали их в своей гуще. Конь стал на своё место. Он тяжело поводив боками, нервно перебирал копытами, мотал головой и думал: «Что с них взять, с малышей? Глупенькие ещё. Им бы только резвиться. Я и сам такой был. Совсем недавно. Двадцать годков назад». По-лошадиному это много, потому что по-человечески Гнедому было уже восемьдесят лет.


Худуду


Реки на равнине ленивые, вялые. Не текут, стоят. Вот наши, на Кавказе, несутся с гор, будто лезгинку пляшут. Этот танец такой быстрый и зажигательный, что удержаться нельзя. Все части тела начинают двигаться, и сам не замечаешь, как ноги топают, а ладони хлопают. Наверное, на берегу горной реки, в её восторженных звуках и услышали горцы эту мелодию, мелодию жизни и её торжества. Сядьте на камень возле любой горной речки и услышите никому неведомую, только вашему сердцу понятную музыку.

У речки Кич-Малки свои неповторимые мелодии. Кич-Малка по-русски означает «маленькая рыбка». Дно её щедро усыпано разноцветными камнями. В них содержится много слюды, и камешки, тщательно перемытые речкой, искрятся, переворачиваются с боку на бок, как бы любуясь своей красотой. Вот пошла вверх по реке стайка форелей, по мелководью, растопырив плавнички и разбрызгивая воду. Ближе к водопаду рыбки набирают скорость, прижав плавники к бокам. Всё в рыбке напряжено до предела. Рывок, и вот она уже несётся вверх по водопаду против сильного течения.

В небольшой заводи резвятся жуки-водомерки. Широко расставив свои длиннющие ноги, они, как на лыжах, скользят по воде. На жуков пристально смотрит удод. В тихой воде вначале отразился очень длинный чёрный клюв птицы, потом желтоватая голова с тёмными глазами и роскошный хохолок на макушке. Он стоит вдоль головы веером: пёрышко к пёрышку в один ряд. Пёрышки оранжево-жёлтые, а кончики чёрные.

Рядом шлёпнулась в заводь лягушка. Где-то далеко раздался выстрел. Удод тут же с перепугу упал на землю. Он растопырил жёлтые с черными и белыми поперечными полосами крылья. Распустил свой чёрный, с белой полосой посередине, хвост. Удод откинул голову назад, сложил на голове хохолок, задрал клюв вверх и застыл. Всё это он проделал в одно мгновение. Наверное, нет на свете птицы трусливее удода. Удоды чуть меньше вороны. И клюв большущий, и ноги сильные, и кричит он громко: «Худуду! Худуду!». За этот крик и зовут у нас удода «Худуду».

Худуду жил с нами рядом: мы – под скальным навесом, а он – тут же в расселине, в скале. Взрослые из камня сложили три стены и обмазали глиной, проход завесили стёганным лоскутным одеялом, пол застелили свежим сеном. Родители строго следили за нами, чтобы мы не лезли на скалы. Опасались реки, волков, кабанов и медведей. К концу лета мы знали, как передвигаться в горах, насколько опасны камнепады. А любимая наша речка показала свой норов.

Стояла жара. Ледники на Эльбрусе сильно таяли. В этот день речка играла своими камушками. Вдруг раздался рёв, непонятный, страшный. Мы бросились к скалам. Рёв стремительно приближался. Стена грязной воды, высотой в два метра, понеслась мимо. Вода ворочала большие камни, несла пчелиные улики, коня с повозкой, деревья с корнями. С ужасом мы смотрели на речку и поняли, сколько беды она может принести и животным, и людям. Кич-Малка – речка ледникового происхождения. У неё два паводка: один весной, как и у всех равнинных рек, а другой во время таяния ледников летом. Чем жарче лето, тем опаснее горные реки. Есть настоящие ручейки, иногда еле в траве видно, а как пройдёт проливной дождь, как ахнет вода стеной, так сразу подумаешь, что с нашими речками шутить нельзя.

Вставали мы с удодом вместе. Чуть свет. Низкий туман стелился над Кич-Малкой. Холод, который тёк к нам с ледников Эльбруса, пронизывал всё тело. Но вот заглянуло солнце в теснину, обдало жарким летним теплом и ожило всё вокруг. Поползло, полетело, затопало, захлюпало, засвистело и запело.

Полетел и наш сосед добывать себе хлеб насущный: насекомых, червей: в траве подберёт, у речки возле животных покрутится или в старом дереве, как дятел, всех личинок выдолбит. Пробовали мы его приручить: мух ловили, слепней, червей клали у расселины. За своих он вроде нас признал и не цепенел, но расстояние в два шага держал всегда.

Наблюдать за Худуду можно было сутками, если бы было время. Умная птица, красивая, но только где какой резкий звук, уже лежит. Бери её руками и делай с ней что хочешь. Жалко было удода, страх раньше него родился, но что поделаешь, – природа наградила.

Ущелье, где мы жили летом, было далеко от Кисловодска, десять километров пешком или на повозке. Из кисловодской долины надо подняться на плато к «Двум братьям», потом по Соколовой балке к ущелью. Скалистые горы. Здесь самые красивые теснины, глубокие, манящие, пугающие. Выветренные скалы настолько причудливы, что устаёшь удивляться – вот чудище курносое с огромными глазами и смеющимся ртом, вот горец в папахе с маленькой бородкой, вот орёл, а вот собака и кошка. Чего только не натворила здесь природа!

Леса, редколесье и кустарники, роскошные пастбища, чистый воздух и вода – настоящий рай для нас и животных. Здесь мы пасли коней, коров, овец.

Случилось так, что заболела бабушка, и меня послали домой за ней ухаживать. Отвезти было некому и решили, что дойду сама, а самой-то двенадцать лет! Навьючили на меня две кошёлки. Положили в них то сметанки, то маслица, то сыру. Взрослому тяжело, ну а мне? Обе корзины широким полотенцем связаны. Взвалила на себя груз и полезла в гору по каменным ступеням. Пока ущелье было видно, ничего, а как поднялась на плато, дух захватило. Позади ледяные стены, огромные снежные пики подпирают небо. Эльбрус-великан рядом, кажется, протяни руку и погладишь его белые вершины. Впереди – степь, и нигде ни души. Страшно стало. Полотенце плечо режет. Тошно мне от этого простора и одиночества. Устала. Села на камень. Уткнулась в подол и горько заплакала. Наконец все слёзы вылились, я вытерла глаза и увидела перед собой Худуду. Он кружился на месте на своих тёмно-серых ножках. Удод показывал мне жёлтые бока и пёстрые крылья. Он раскрыл веерок на голове, задрал клюв к небу и крикнул: «Худуду!» Я засмеялась. Мой дружочек Хухуду, живая душа, как же я тебе рада! Потом легко подняла свой груз и пошла по тропе. Впереди подпрыгивал Худуду. Когда я садилась отдыхать, удод стоял рядом и, мне казалось, что он говорит: «Не бойся, я с тобой. Я же ничего не боюсь!»


Попугай Рома


Птенчик сидел у Алёшки в ладонях. Я приняла его за ёлочную игрушку. На малиновой головке у птички был чёрный чепчик из мелких пёрышек. Чёрные бусинки глаз обведены белым тонким кольцом. Там, где должны были быть ушки, пробивался синий пушок. Малиновый цвет разлился по спинке и грудке, потом перешёл в ярко-красный, а по крыльям и ближе к хвосту в зелёный. Нижняя сторона крылышек оказалась голубой. Ножки и коготки были жёлтые-жёлтые. Если бы не коричневый круто загнутый клюв, можно было подумать, что Господь нам прислал райскую птичку. Клюв был обведён жёлтой полосой.

– Желторотик! Совсем маленький птенец. Ты знаешь, что это за птица?

– Нет.

– Да это же попугайчик! Откуда он у тебя?

– Я ехал в автобусе и смотрел в окно. На одной из ёлок, среди снега, увидел птичку и подумал, что это ёлочная игрушка. Я выскочил из машины и побежал к ёлке. Игрушку уже почти засыпало снегом. Я взял её в руки и понял, что это не игрушка, а живая птичка. Вот за пазухой и принёс домой.

Птичка уже отогрелась, встала на ножки и начала нас разглядывать. Она вначале опустила головку, затем повернула и показала нам свой острый и страшный клюв. Мы, конечно, не испугались. Поставили птенчика на стол и как дорогого гостя стали угощать: в блюдечке подали воду, насыпали семечек и пшена, положили листик капусты, кусок яблока и моркови. Гость потоптался на месте, попил водички, взял лапкой яблоко, как человек, и откусил своим кривым клювом лакомство. Мы смотрели на это диво и боялись шевельнуться. Потом малыш попробовал морковь, съел несколько семечек и порхнул на занавеску.

– Ну вот, семья у нас прибавилась. Птичка должна жить в своём домике, а ты, сынок, будешь о малыше заботиться.

В зоомагазине мы купили самую большую клетку в надежде, что из нашего птенчика вырастет большой попугай, как какаду или ара. В клетке были качели, поилка, кормушка. Ещё мы прикрепили к прутьям маленькое зеркальце. В магазине приобрели книжку и узнали, как надо ухаживать за попугаями. Мы внимательно рассматривали картинки, но такого, как наш, не было. Назвали птенца Ромой, как в мультике. Он быстро освоился в клетке, долго раскачивался на качелях, смотрел в зеркало и всё время что-то себе под нос бормотал. Прошло немного времени, Рома подрос, и сын начал его учить разговаривать. Он часами сидел перед клеткой и твердил:

– Рома, скажи: «Рома».

Так и не сказал попугай ни слова. И слава Богу! Наша соседка, увидев Ромку, решила приобрести попугаев. Как-то она мне позвонила и пригласила посмотреть её птичек. В большущей клетке сидели две птицы ростом с сойку. Коричневатые, с красивыми хохолками на головках. Это были самки Варенька и Машенька. Они откликались на имя и были уже взрослые. Я пришла в восторг и спросила цену. Оказывается, купила она их на рынке за бесценок. Такие птицы должны стоить в десять раз дороже.

Спустя несколько дней соседка позвонила и спросила, не хочу ли я взять попугаев бесплатно. Меня это насторожило: как это вдруг она решила отдать Вареньку и Машеньку? Но когда открыла дверь, поняла всё. Увидев меня, птицы в один голос закричали:

– Дурра, дурра пришла! Как тебя зовут? Тебя зовут…

И понеслись такие слова, что ни одним пером не напишешь, и ни в одной сказке не прочтёшь. От неожиданности я села на стул и стала хватать воздух. Бог мой, вот почему этих бедных птиц хозяева сбывали с рук! Какой-то негодяй обучил их мерзким словам и попугаи, талантливые и одарённые, оказались никому не нужны. Их вины не было. Они же, как малые детки, повторяли за хозяином – хулиганом нехорошие слова, получали за это лакомства и быстро учились говорить. У соседки был двухлетний ребёнок. Он стал повторять за попугаями слова. Ничем я не могла помочь соседке. Пришлось ей отдать птиц в чужие руки.

У Ромы оказался совсем другой талант. Он выучил трель дверного звонка, и мы всё время бегали к двери. Птичке этого показалось мало. Попугай выучил, как звонит телефон. Отличить звуки было невозможно. Мы уменьшили звук на телефоне. Он тут же снизил голос. Мы поменяли мелодию, но никакие уловки не дали результата. Рома тут же издал новую трель. Очень любил Ромочка летать по квартире и играть в прятки. Он залезал в какую-нибудь дырочку, в бельё в шкафу или в самый дальний угол на лоджии, и тихонько верещал. На наш зов:

– Рома, Рома! Ты хороший. Отзовись! Нам тебя не найти, – хитрец затаивался, а мы долго уговаривали его показаться. Попугаю надоедало сидеть в засаде, он издавал тихий свист, но мы делали вид, что не можем его найти. Тогда Ромка с радостным криком выскакивал из укрытия и снова куда-то пропадал. Начиналось всё сначала. Мы произносили самые ласковые слова, выкладывали на столе лакомства. Ромка с шумом вылетал из укрытия, садился на стол, и начиналось пиршество. Каждый день птица придумывала себе новые развлечения. Он научился раздвигать стёкла в посудном шкафу: вначале он клювом оттаскивал стекло, затем протискивал голову. Ромка полностью отодвигал одно стекло, потом упирался хвостом в заднюю стенку и головой толкал посуду к краю. «Дзынь! Хлоп! Шмяк!» Видно попугай любил эти звуки, и мы очень скоро остались без рюмок, чашек и другого «лишнего», как думал Рома, имущества.

Как-то я поставила на полку большую и тяжёлую вазу для фруктов. Только отвернулась, смотрю, а наш богатырь, ростом в десять сантиметров и весом в сто граммов, опёрся на хвост, лбом уткнулся, как бык в вазу, и толкнул её на самый край.

– Ромка! Ты что делаешь?! Вот я сейчас тебе башку оторву. Я тебе задам!

Он порхнул, а я успела схватить его за хвост. Раздался треск, и я увидела в руке перья! Все до одного пёрышка из хвоста остались у меня в руке, зелёные и голубые. Я сразу не поняла, что произошло. Подняла глаза, а на ковре сидел наш красавчик… без хвоста. Меня обуял ужас. Как же он, наш ненаглядный Ромочка, теперь жить будет, как же он будет летать?! Успокоил ветеринар. Он сказал, что новый хвост у нашего забияки вырастет, и не надо переживать.

Когда попугаю хотелось на волю, он садился на жёрдочку и начинал во всё горло звонить. Он орал так громко, что невозможно было терпеть, приходилось открывать дверцу. Тут же он шмыгал за занавеску. Там у него был склад нужных вещей: волосы, мелко нарезанная клювом бумага, лоскуток. Долго возился наш друг со своим добром, проверяя всё ли цело. Потом выскакивал из убежища и носился по квартире, как угорелый. Представьте себе большую бабочку, у которой горит каждое пёрышко. Вот Ромка несётся над головой, широко раскинув голубые крылышки, а вот он же с зелёными крыльями на ковре. Как только к нам приходили гости, Ромка начинал орать в клетке. Попугая приходилось выпускать, потому что собеседника совсем не было слышно. Ромочка тут же облетал человека и выбирал посадочную площадку на голове. Он основательно усаживался и начинал что-то выискивать. Не всем это нравилось, потому что он иногда выдёргивал волоски и нёс за занавеску.

Часто Ромка забирался на книжную полку, пролезал подальше и сидел тихо-тихо. Как-то я решила узнать, что он там делает? Оказывается, этот прохвост придумал новое развлечение. Своим острым, как ножницы, клювом Ромка мелко-мелко изрезал мои дневники, погрыз корешки у самых нужных и дорогих книг, да ещё устроил там же себе отхожее место! Загнала я попугая в клетку, высказала всё, что о нём думала и заснула. Ни свет, ни заря раздался телефонный звонок. Я бросилась к телефону:

– Алло!

Послышался ровный гудок. Глянула я на Ромку. Конечно, он уже проснулся. Ему невтерпёж сидеть в клетке. Попугаю никакого дела нет до тех, кто хочет проспать рассвет, но я решила: «Пусть сидит». Ромке не сиделось. Он подпрыгнул, сел у самой дверцы клетки и тихонечко клювом поддел крючок. Дверца открылась, попугай выпорхнул. Лапками он уцепился за ковёр, и стал выдёргивать ворсинки, чтобы пополнить свои запасы за занавеской. Я любовалась Ромкой, переливом малиновых, красных, голубых, зелёных пёрышек. И совсем не попугай жил у нас дома, а настоящая райская птичка.


Очень мне симпатичны
бедные ишачки


Спросите Вы, мой дорогой читатель, почему бедные ишачки? Да потому, что ишачок, как сказал поэт Ярослав Смеляков, «вытеснен на просёлки, – в сущности, обречён».

Это его копыта
летом и в снегопад
быстро и деловито
вдоль по шоссе стучат.

Маленький, работящий,
он вдалеке и тут,
сосредоточась, тащит
всё, что ему дадут.

Люди всё своё внимание отдали лошади. Песни, стихи, былины, картины. Конечно, рядом с лошадью ишачок неказист: малый рост, большой живот, длинные уши. Ишачком на Кавказе и Средней Азии называют ослика. Обидно за это животное. «Осёл останется ослом, хотя осыпь его звездами», – пишет поэт. «Упрямый, как ишак», – говорят на Кавказе.

У нашего соседа дяди Наби была ослица Мама, а у неё родилась дочка, которую назвали Ольгой. Ольга была копией Мамы, только очень маленькой: серая шубка, длинные ушки, головка с горбатым носиком, чёрные глаза, в которых отражалось всё, на что смотрела малышка. Тоненькие ножки и круглые чёрные копытца, холка (грива) стояла чёрной жёсткой щёткой, а по шее на спину шла чёрная полоса. Такая же чёрная полоса шла по плечам. Всё точь-в-точь, как у Мамы. Ослы – животные сильные. Каждый из них может поднять свой вес, а лошадь не может. Они же и очень умные. Когда прокладывали в древности дороги, то впереди пускали осла. Он выбирал самый короткий и удобный путь.

А Ольга? Её знала и любила вся наша округа. Маму с малышкой и взрослые, и дети старались угостить, погладить, сказать ласковое слово. Так и жила Ольга, обласканная не только Мамой, семьёй дяди Наби, но и всей нашей улицей. Мы любили с ней бегать наперегонки.

Иногда Ольга, подкидывала вверх задние копыта, нагибала к земле морду и бежала к нам. Мы разбегались в стороны, а потом хватали малышку и начинали причёсывать, вплетать ленточки в гриву, красить ей мелом ногти, то есть копыта. Ольга переносила всё, скрепя сердце. Иногда она кусала нас острыми зубищами, вырывалась и неслась к Маме. Тут она толкала её в живот, хватала сосок и тянула молоко, тёплое, жирное. Мама изгибала шею и старалась лизнуть доченьку. Эти минуты для Оленьки были лучшими в жизни.

Малышка быстро росла, набиралась сил. Уже она научилась щипать траву, жевать овёс, но так и ходила рядом с Мамой, норовила толкнуть ослицу в живот и схватить сосок. Мама понимала, что дочь уже подросла и может прокормиться сама. Она стала отгонять Ольгу, а потом сильно укусила. Дочь испугалась и не стала больше приставать к матери.

Ольга выросла. На рынке купили кожаный чёрный хомут, сшили сбрую и стали впрягать в тележку. Поначалу она никак не слушала дядю Наби. Кусалась, брыкалась, жалобно стонала, но со временем смирилась со своей судьбой. Совсем удивилась Ольга, когда привели её к кузнецу. Из маленького домика раздавался стук и лязг, вылетали клубы горячего воздуха. Ослица испугалась. Мелкая дрожь била всё её тело. Из кузницы вышел большой дядька. Он погладил Ольгу, дал ей кусок хлебушка. Животное успокоилось. Дядька взял ногу Ольги, обрезал на копытце всё лишнее и прибил специальными гвоздями подкову. Не прошло и получаса, как она стояла на железных каблучках, будто Золушка в хрустальных башмачках. Ольге очень нравились её башмачки, особенно, когда она шла по асфальту: «Цок- цок. Цок-цок», – говорили её башмачки.

Дядя Наби работал в школе незрячих детей истопником. Печи тогда топили углём. Прогоревший уголь хозяин грузил в две сумки, перекидывал на Ольгу и говорил:

– Иди домой, девочка моя.

Она находила дорогу домой, несмотря на расстояние или сложность пути. Ольга, дробно перебирая копытами, шла по Бермамыту, потом по улице Ремесленной, потом по Кольцовской. Животное, держась правой стороны, поднималось по Трудовой и спускалось на Ольховскую. Теперь и до дому недалеко. Она знала всех собак, которые бросались из подворотен, всех мальчиков и девочек, которые кричали:

– Оля, Оленька, на тебе печенье!

Оля останавливалась, брала лакомство, а потом «целовала» приятелей. Она ласково касалась бархатными губами щеки ребёнка и шла дальше. Дома хозяйка снимала поклажу и отпускала животное пастись. У Ольги было много работы. Она возила траву, картошку, воду, но больше всего любила ходить в школу. Оля знала всех учеников по запаху, узнавала их по шагам. Незрячие дети издалека слышали животное и звали Олю. Они по очереди влезали ей на спину и катались по двору. Животное шло осторожно, выбирая дорогу. Ольга будто понимала, что ребёнок на её спине ничего не видит. Однажды мальчик спросил у дяди Наби:

– А бывают ослики слепые?

Сердце у старого горца дрогнуло. Тяжело вздохнув, он сказал:

– Бывают. Редко, но бывают. Иногда рождаются слепыми, а иногда от болезни теряют зрение.

Он много знал об ослах и рассказал детям, как во время войны, на осликах перевозили грузы, детей и раненых. Как по перевалам, над глубокими пропастями, несли на своих спинах ослы боеприпасы и оружие. Как они погибали под обстрелами. Старик рассказал, что в далёком Таджикистане есть река Пяндж. Ослы, а на Кавказе и в Средней Азии ишаки, носят на себе по крутой горной дороге воду. Там нет погонщиков. Далеко внизу, в глубоком ущелье, человек наливает воду в бурдюки (кожаные мешки) и животные несут их наверх. Ходят они сверху вниз, и снизу вверх изо дня в день, из года в год.

– Умные животные ишаки. Очень умные и трудолюбивые, как наша Ольга. Она умнее человека.

Как-то Ольга меня очень выручила. Мои маленькие внучки никак не хотели есть. Капризничали, вертелись за столом. Что только не обещала я им за еду, ничего не помогало. Не зная, что делать, я вдруг выпалила:

– Съешьте кашу, а я покатаю вас на коне.

Выпалила и оторопела: «Где же я им коня возьму?» Девчонки умели кашу:

– А конь?

Я опустила голову и пошла на улицу. Может на лугу какой конь пасётся, может всадник проедет. Никого. Вдруг слышу знакомый топот.

– Ольга! Спасительница моя!

Я привязала ей на шею верёвку. Посадила девчонок на Ольгу и повела на луг. Счастью внучек не было конца. Девчонки выросли, вспомнили этот случай и взялись корить меня:

– Бессовестная бабушка! Обманщица! На ишаке нас катала, а сказала, что это конь.

– Простите, простите, милые мои, что обманула, но дядя Наби говорил, что его Ольга хорошего коня стоит. Он обещал, что когда Оля умрёт, на её могиле поставить камень, как человеку, потому что она была ему верным другом и помощником.

Прожила Оля двадцать шесть лет, по-нашему, по-человеческому счёту, ей было уже больше девяноста лет! Хозяин как сказал, так и сделал. Поставил на могиле Ольги памятник, как человеку.


Ральф


Этот случай мне рассказал один военный. Служил он в прикаспийских степях. Земля здесь ровная, как стол. Местами ни кустика. Только ранней весной покрывается степь зелёной травой, а потом становится на несколько дней красной от цветущих маков. Быстро заканчивается парад природы, и жаркое солнце оставляет в степи только верблюжью колючку. Часто ветер поднимает тучи пыли к самому небу и становится жутко и темно. Это и есть пыльная буря. Ветер такой сильный, что сбивает с ног. Зимой здесь морозы и сильные ветры. Воды почти нет, да и та, зачастую, солёная. Солёная здесь и земля, поэтому на ней ничего не растёт кроме колючки. Туда и попал служить мой знакомый Андрей.

Охрану военных объектов несли не только солдаты, но и собаки. Ещё совсем маленькими их долго учили в специальных собачьих военных школах. Они умели выполнять разные команды, узнавать своих хозяев и никого чужого не подпускать к себе. Эти собаки не брали никакой еды из чужих рук. Они умели отлично плавать и могли спасти утопающего, подползти с перевязочным пакетом к раненому бойцу, найти в горящем помещении человека, ходить по бревну, носить в зубах сумку, идти по следу, обнаружить и обезвредить врага, найти обратную дорогу домой. Собаки отлично несли свою службу и поэтому назывались служебными. Да чего только не умели эти собаки?! Они не умели только говорить.

Группу таких собак направили в часть, где служил Андрей. Это были огромные немецкие овчарки. Животные очень умные, сильные и выносливые. Их разместили между ограждениями в будках. Собаки несли караульную службу и знали только двух человек, которые их кормили. Остальных совсем не подпускали к себе. У собак больше всего развито обоняние и слух. Зрение их иногда подводит, поэтому не надо менять часто одежду. Как-то я сшила себе новое платье, крутилась перед зеркалом, а брат вдруг сказал:

– Смотри, чтобы тебя Тарзан не укусил. Он тебя не узнает.

Я думала, что брат пошутил. Открыла дверь и шагнула во двор. Тарзан бросился на меня. Я закричала. Пёс опомнился, поджал виновато хвост и поковылял прочь. Только потом мне довелось узнать, что когда подходишь к собаке, даже к своей, надо её окликнуть, собаководы говорят: «Подать голос». Тогда животное узнает вас даже в костюме деда Мороза.

Скука на полигоне была страшная: десять злых-презлых собак и вдвое больше людей. До посёлка десять километров. Кругом пустыня, иногда на горизонте появлялись верблюды. Они оживляли пейзаж, но не надолго. Скука и тоска. От этой самой скуки и однообразия устроили солдаты себе развлечение. Они «додумались» стрелять в кошек, которые, одичав, жили в степи. Одна из них в панике бросилась прямо на выстрелы и, проскочив колючее ограждение, влетела в собачью будку. В будке никого не было. Кошка забилась в угол. Когда пальба закончилась, в будку заглянул пёс по кличке Ральф. Он сразу учуял кошачий запах. Шерсть на его загривке стала дыбом. Он открыл огромную пасть и рыкнул. Кошка упала замертво. Она от страху потеряла сознание. Ральф ненавидел кошек. Они действовали ему на нервы, когда весной орали дикими голосами, когда носились перед ограждением, а он не мог ни одну из них достать и потрепать, как следует. Эта лежала без движения. Маленькая, беззащитная. Ральф вошёл в будку и лапой дотронулся до кошки. Кошка вскочила и забилась в угол. Пёс лёг и заснул. Вечером Ральфу принесли кашу, кошка вылезла из своего убежища, и пошла на охоту. К утру она вернулась в будку и легла спать в своём углу. Спустя некоторое время, собака с кошкой уже ели из одной миски кашу. Ральфу нравилось, когда подружка в холодные ночи ложилась ему на спину. Кошке было тепло, уютно в густой шерсти собаки и она заводила кошачью песню. Под её мурлыканье Ральф засыпал быстро, но одно ухо у него отдыхало, а другое нет.

Обратите внимание на свою собаку. Когда она спит, одно ухо всегда настороже. Оно шевелится, вздрагивает, поворачивается в разные стороны. Сон у собаки чуткий. Она всё слышит, даже тогда, когда во всю храпит. Часто пёс просыпался и прислушивался: всё ли в порядке на площадке. Если где-нибудь раздавался шорох или другой, какой звук, он бросался из будки, готовый схватить нарушителя и разорвать его в клочья.

Однажды Ральф вошёл в будку и обомлел. Рядом с кошкой копошились маленькие зверушки. Они попискивали, толкались у её живота, а кошка их облизывала. Ральф приблизился. Кошка насторожилась, но пёс обнюхал котят и вышел из будки.

Котята подрастали. Пришло время, и они открыли глазки. Потом начали ходить. Ральфу было смешно смотреть, как котята, расставив широко ноги, неуклюже передвигались по будке. Головы у них были тяжелее туловища, и малыши всё время тыкались носиками в пол.

Ральф полюбил котят, и когда матери не было, осторожно брал их зубами и складывал в угол, только потом ложился отдыхать. Иногда кошка задерживалась на охоте, и котята начинали жалобно пищать. У Ральфа от жалости разрывалось сердце. Он принимался вылизывать их, даже пытался урчать, но это у него не получалось и котята ещё больше пугались и сильнее плакали. Тогда пёс выскакивал из будки и громко лаял. Кошка неслась домой на всех парусах.

Как-то солдат принёс собаке полведра каши. Вылил её в большую миску и ушёл. Миска оказалась прямо возле входа в будку. Котята в это время не спали и ползали по будке. Один за другим они добрались до выхода и упали в миску с кашей. Каша была жидкая, скользкая, липкая. Котята забарахтались и начали тонуть. Ральф был на службе. Издалека до него донёсся знакомый писк. Он прислушался. Да! Кошкины дети в беде!!! Пёс бросился к ним. Огромными прыжками он быстро достиг цели и увидел котят в миске. Они уже совсем обессилели и только слабо копошились в каше. Ральф бросился на помощь. Он хватал утопленников зубами и выбрасывал на песок. Когда все котята были спасены и вылизаны, пёс вспомнил о матери. Он призывно залаял. Кошка услышала и помчалась домой. Мать всё поняла. Она перетаскала своих детей в будку, накормила и уложила спать. Потом подошла к Ральфу и начала вылизывать ему морду. Пёс лёг на землю, кошка забралась ему на живот и свернулась клубочком. Она завела свою тихую песню. Все тревоги остались позади, Ральф прикрыл глаза и уснул.


Летающие цветы


Была глубокая осень. После сильных морозов настала оттепель. Снег местами растаял. Я шла по саду и увидела на стволе яблони бабочку-крапивницу. Ярко-красная с большими белыми «глазками» на крыльях, она грелась на солнце. Это было настоящее чудо! Среди зимы увидеть летающий цветок!

Да разве цветы летают?! Конечно, нет. Летают бабочки. Они такие же красивые, как цветы, только летают. Посмотрите, сколько их красных, синих, зелёных, оранжевых. Есть голубые, чёрные, жёлтые, белые, коричневые. Цветы пахнут, а бабочки летают. Как хороша бабочка в полёте! Она неторопливо взмахивает своими опахалами-крылышками. Медленно садится на цветок. Опускает свой хоботок и пьёт нектар (сладкий сироп) из цветка.

Как-то я шла со своей маленькой внучкой по парку. Она немножко отстала. Вдруг я услышала шёпот. Олечка что-то держала в кулаке и просила наших попутчиков, чтобы они мне ничего не говорили:

– А то бабушка скажет: «Отпусти, у неё детки плачут».

Я насторожилась: «Наверное, поймала какую-то букашку или кузнечика».

– Ты кого в плен взяла?

Девочка потупилась:

– Бабочку.

– Разве можно так? Отпусти, у неё же детки без мамы остались и плачут.

Наши попутчики засмеялись, а внучка разжала ладошку. Это была белая капустница. Её крылышки украшали малюсенькие чёрные кружочки и пятнышки. Бабочка не шевелилась.

– Вот видишь, что ты натворила. Она теперь лететь не может. Испугалась. Давай посадим её на травку.

Бабочка пришла в себя, взмахнула крыльями и полетела по своим делам.

Мимо пронеслись две маленькие голубые бабочки. Их у нас зовут голубинками. Голубинка! Она вся одного цвета: и усики, и брюшко и крылышки. По цвету и форме крылышек она очень похожа на цветок льна. Сидит голубенькое чудо на таком же цветке и трудно понять, где цветок, а где бабочка. Так и хочется схватить и погладить, но нельзя. На крылышках у бабочек мельчайшие чешуйки. Если к ним прикоснуться, то чешуйки осыпятся, бабочка не сможет лететь и погибнет. Живут бабочки мало. Одни несколько недель, другие несколько дней, а есть бабочки – однодневки. Эти выводятся из куколки, в тот же день дают потомство и умирают. Голубинки умирают все в один день. Их крылышки голубыми покрывалами устилают землю. Жалко, но что поделаешь? Такая у них жизнь, короткая, хотя у бабочек несколько жизней. Вначале бабочка откладывает яички, потом на другой год из них выводятся гусеницы. Есть голые, как маленькие червячки, зелёные, белые, а есть настоящие красавицы, коричневые, с красными пятнышками, покрытые мелкими волосками. Есть большущие, как указательный палец взрослого человека. Они бледно-зелёные с яркими синими точками на спинке и на боках. Из этих точек торчат пучками белые щетинки. Щетинки защищают гусениц от птиц. Вот эти обжоры и уничтожают листья, губят растения и урожай. Их челюсти не останавливаются. Двигаются и двигаются. Гусеницы едят и едят. Только в конце лета они выбирают место для зимовки в куче опавших листьев. Потом выделяют клейкое вещество, похожее на паутину и множество раз опутывают себя. Гусеница превращается в куколку.

Ранней весной Оля копалась в земле и нашла странный предмет. Он был сантиметров десять длиной, сантиметр шириной, коричневый и блестящий. Девочка сунула находку в коробочку, где хранила всякие нужные вещи и забыла. Прошло время, она услышала в коробочке какую-то возню. Открыла коробочку и замерла. Это шуршала крыльями большая бабочка! Оля осторожно взяла бабочку снизу, чтобы не причинить ей вреда. В изумлении она разглядывала насекомое. Бабочка была большой. У неё были блестящие зелёные крылья с голубыми и белыми обводами. На нижней паре крыльев находились два красных круга с белыми ободками. Спинка была чёрной, головка крошечной, а глаза выпуклые, круглые, блестящие. Они были больше самой головы. Два длинных усика – антенны и хоботок.

От яркого света бабочка замерла на ладони, а потом сложила крылышки. Оля увидела чёрный бархатный животик и обратную сторону крыльев. Какая прелесть! На обратной стороне крыльев было всё тоже, только синего больше, а зелёного цвета меньше. Тоненькие чёрные ниточки – ножки зашевелились. Бабочка пошла по руке:

– Бабушка, бабушка, – прошептала внучка, – посмотри, какая у меня брошка!

Я увидела бабочку:

– Вот это да! Какая красавица! Откуда?

– Из коробки. Она там вывелась.

– Что ты с ней будешь делать?

– Себе оставлю. Пусть с нами живёт.

– Надо её отпустить. Бабочка редкая, пусть наплодит таких же красивых деток.

Девочке стало не по себе. Как это отпустить такое чудо? Она покажет бабочку друзьям и знакомым. Все будут завидовать. Но бабушка строго сказала, что держать любое живое существо в неволе нельзя.

– А если тебя посадить в коробку? Лишить привычной жизни. Тебе это понравится?

Оля представила себя в тёмной коробке без мамы, папы, бабушки, без подружек и всхлипнула:

– Давай отпустим.

Внучка вынесла бабочку в сад. Было тепло и солнечно. Оля посадила бабочку на самый красивый цветок и тихо вздохнула. Красавица немного помедлила и взмахнула крыльями. Девчушке показалось, что живой цветок оторвался от земли и полетел к солнцу.


Кот Катька


Волшебников в доме не было. Это уж точно, но каждый вечер, когда хозяева возвращались с работы, на кухне стояла большая лужа. Вода из ведра выливалась сама собой и с каждым днём лужа становилась всё больше, а воды в ведре всё меньше. В доме не было маленьких детей, не водились гуси и утки. «Чудо» стало настораживать. Прошло две недели, а явление повторялось изо дня в день. Хозяйка решила безобразию положить конец, и найти того, кто разливает воду.

Ведро с водой, как всегда, стояло в углу, рядом с ним – скамеечка. Хозяйка открыла дверь на кухню, а сама затаилась в комнате. Долго ждать не пришлось: из-под дивана выполз белоснежный котёнок с чёрным пятнышком на ухе. Он подкрался к скамеечке, напрягся, подпрыгнул и ухватился за её край. Подрыгал ножками, собрав последние силёнки, вскарабкался наверх. Котёнок встал на задние ножки. Передней лапкой он ухватился за край ведра, а другой шлёпнул. По воде пошли круги, малыш ударил ещё раз. Брызги весело полетели в разные стороны. Как только «шторм» в ведре утих, котёнок снова ударил по воде. Он так увлёкся, что не слышал, как вошла хозяйка и присела рядом. Она хлопнула рукой по воде. Котёнок замер, и уставился на женщину. Котик был мокрый. Вероятно, нет на свете существа, несчастнее мокрого котёнка! Малец замёрз, его бил озноб. Хозяйка вытерла страдальца и высушила феном.

Малыша назвали Катькой. Ошибку обнаружили поздно. Женское имя дали… коту! Котёнок быстро усвоил своё имя и не признавал: «Кис-кис!» Так и остался кот до конца своих дней Катькой, но ему от этого было ни холодно, ни жарко. Катька родился в доме, где много лет прожили его бабка Марта с котом Микой. Это были сиамские кошки, бежевого цвета с чёрными ушками, мордашками, хвостами и лапками, с голубыми глазами. За их потомством приходили люди из другого района.

Мика – крупный, откормленный, с большой головой, с острым пронизывающим взглядом кот был хуже злой собаки. Если в дом кто и входил, то уж обратно, – извините! Боялись кота, как огня, и обходили седьмой дорогой. Марта, в противовес своему суженому, была кошечкой ласковой, милой и чистоплотной. Однажды кто-то притащил серого лохматого кота. Назвали его Пушком. Пришелец быстро прижился, отъелся и, как-то незаметно, стал любимцем в семье. Добряк Пушок никогда не подходил к миске первым. Кот ждал, пока ели хозяева – Мика с Мартой, а он уж потом. Благородство Пушка ценили и берегли для него лакомые кусочки.

Те, кто «заказал» котят, звонили: «Не родились ли?» В этот раз Марта запоздала. Котята запищали в ящике, где кошка приготовила себе место, значительно позже. Алёшка подбежал к ящику и закричал:

– Бабушка, бабушка, а Марта русских котят родила!

Бабушка удивилась. Все котята были обыкновенные: чёрненький, серый, беленький и даже трёхцветный. Все наши, все «русские» и ни одного сиамского! В ящике вместе с Мартой сидел Пушок. Он вылизывал котят, довольно урчал и любовался своими созданиями. Такого кота у нас ещё не было! Он устроил себе место на половичке и воровал котят у Марты. Как только кошка вылезала из ящика по своим делам, Пушок тут же хватал котёнка за «шкирку» и уносил к себе. Он их складывал на подстилку, вылизывал и никого не подпускал. Надо было видеть, как свирепела Марта. Она становилась на задние лапы, Пушок принимал ту же боевую позу, и они лупили друг друга по щекам, шипели, скалились и выпускали когти. Побеждала всегда Марта. Она с гордым видом шла с котёнком в зубах, клала его в ящик и возвращалась за следующим. Побитый, оскорблённый кот уныло смотрел, как его лишают отцовства, но как только Марта отлучалась, хватал котят и тащил к себе. Снова начинался бой.

Семейная кошачья драма напомнила зоопарк в городе Душанбе. Это было давно. Во время Великой Отечественной войны туда привезли животных из Ленинградского зоопарка. В большой перегороженной на двоих клетке сидели два шимпанзе. Самец и самка. У самки был грудной детёныш – маленький волосатый человечек. Мать не спускала его с рук, а он всё время прикладывался к её груди. Самец протягивал сквозь решётку руки и умоляюще просил подержать ребёнка. Самка оторвала малыша от груди, поднесла к отцу, а как только он хотел его взять, отдёрнула. Так она проделала не раз. От насмешек матери самец взбесился. Он бросился на клетку, начал её трясти и завизжал, как резаный. В конце концов, он отец и имеет все родительские права. Ему тоже хочется приголубить, прижать к себе, полюбоваться, понянчить, наконец, своего ребёнка. Самка швырнула малыша в угол и бросилась на мужа. Кусаться было невозможно – мешала решётка. С оскаленными мордами, рёвом и визгом они выдёргивали клочья волос и лупили друг друга кулаками. Напротив в клетке сидел большой белый попугай какаду. Увидев бой, он вдруг дико заорал: «Мильцанер, мильцанер!» Это было так неожиданно, что посетители опешили, а драчуны, услышав о милиционере, бросились в разные стороны. В углу плакал малыш, размазывая по щекам горькие слёзы.

Иногда сам изумляешься, как долго и цепко держит память картины жизни из детства.

От дочери Пушка трёхцветной Муськи и родился Катька. Сиамские кошки живут у воды и ловят рыбу. Этот инстинкт через два поколения проявился у Катьки. Кот обожал воду. Хозяйка иногда приглашала соседей и знакомых детей. Ставила ведро с тёплой водой на скамеечку, и представление начиналось. Котёнок так забавно расплёскивал воду своей крошечной лапкой, так старался, что публика приходила в восторг. Интерес кота поддерживали кусочками рыбы. Как только раздавался шум воды в ванной, котёнок усаживался у двери. Девочка-подросток сажала его на уголок ванны, а котёнок терпеливо ждал, пока наберётся вода и его подруга залезет в воду. Катька с размаху хлюпался в ванну и начиналась игра! Он плавал, как тюлень. Нырял, выпрыгивал из воды на край ванны, снова нырял, и никак не хотел выходить. Фыркал и царапался.

Однажды кот нашкодил и Аня его наказала. К вечеру она взяла Катьку на руки и стала чесать за ушком. Вдруг в глазах у малышки загорелся огонь. Котёнок напрягся и с криком «Мяв!» бросился в лицо хозяйке! Отвернуться она не успела, и кошачьи зубы снесли кожу на носу! Вот какой злопамятный оказался кот! Ну, как теперь идти завтра в школу с ободранным носом?!

Любил кот всякие блестяшки, особенно серёжки. Он ластился, а сам подбирался к уху и хватал зубами серёжку. Отнять у него что-либо было довольно трудно. Котик рос, и каждый день придумывал новые занятия. На весь день Катьку закрывали одного в прихожей, потому что в комнатах он бегал по занавескам, как «ниндзя» по стенам. Не ходил только по потолку. Скучно было маленькому, ой как скучно! От скуки он стал подпрыгивать и сдирать обои. Они шуршали, котёнок забавлялся, а к вечеру все обои валялись на полу. Был у Катьки и коронный номер. Он забирался в книжный шкаф, прятался и сидел на полке. Стоило кому приблизиться, малыш выскакивал из засады, встряхивал головой и звонко щёлкал языком. Это было неожиданно и смешно.

Катька набирал силу и красоту. Длинная белая шерсть отдавала лёгкой голубизной, бархатное чёрное ушко украшало мордочку. Белые бакенбарды, белые усы, зелёные широко открытые глаза, розовый носик. Портрет заканчивался роскошным пышным хвостом. Водяные концерты стали устраиваться всё реже. Кот подрастал и зверел. Он любил домашних, чужие люди его раздражали и уходили покусанные и поцарапанные. Надо было что-то предпринять. Решили отправить кота в дом, где он родился. Марта с Мики уже умерли, и хозяева решили воссоединить трёхцветную кошку Муську, Пушка и Катьку. Хозяйка завернула кота в полотенце и села в такси. Катька спокойно сидел на руках. Хозяйка отвлеклась. Кот со знаменитым «Мяв!» бросился в лицо таксисту. Всё, что кричал водитель, не поддаётся описанию. Пришлось идти пешком. Ни мать, ни отец сына не признали. За полгода они совсем его забыли.

С первых дней кот подружился со стариком: он будто прилип к нему, не отступал ни на шаг, никуда не отлучался, держался, как хорошая собака, у ноги. Если дед брал кого-либо из внуков на руки, у кота начиналась истерика. Катька орал, бросался к деду на колени до тех пор, пока старик не выпускал ребёнка из рук. Когда дед шёл в магазин, кот шёл с ним рядом. У двери он ждал хозяина, а потом в ногу с ним шагал назад.

Мышей кот ловил в саду, потому что в доме управлялись родители. Катька мышей не ел, а складывал их кучей у входной двери. Уходил только тогда, когда получал колбасу или рыбу. Как-то у двери оказались два чёрных крылышка. Кот ждал свою рыбу, но хозяйка задумалась: «Чьи это крылышки? Кого съел кот?»

В глубине сада как-то необычно кричала ворона. Жалостливо и грозно. Хозяйка с котом пошла на крик. Вдруг птица бросилась на Катьку, как коршун! Она била его крыльями, вырывала шерсть и кричала надрывно, неистово, как кричит, потерявшая ребёнка мать. Хозяйка вырвала из вороньих когтей еле живого кота. Птица села на забор. Женщина примостилась внизу рядом. Две матери. Ворона долго кричала, бормотала, изливая душу, а женщина успокаивала птицу:

– Я тоже мать и понимаю, как тебе тяжело, как страшно потерять родное дитя. Ты молодец! Ты настоящая мать! Какая ты отважная и смелая птица! После такой выволочки кот никогда не тронет ничьих птенцов. Ну, что теперь поделаешь! Прости…

Больше Катька никогда не приносил крылышки, а только мышей.

Катька всё лето был с дедом в саду. Белоснежного кота к вечеру невозможно было отличить от шахтёра, который только что вышел из забоя. Зная о любви кота к воде, решили устроить купальню для Катьки прямо в речке. Благо она за забором. Речка горная, быстрая. Сделали запруду. Кот по привычке с разгону прыгнул в воду и тут же выскочил на берег, как ошпаренный. Вода оказалась слишком холодной. Пришлось греть её на солнце в старой ванне. Катька занялся своим любимым делом – фигурным плаванием. Снова стала собираться публика, и кот возобновил представления.

После купания и обсушки Катька выходил с дедом в сад «вечерять». Старик садился под деревом на лавку, пил чай с бубликами. Кот взбирался ему на плечо и начинал вылизывать деду затылок, шею, щеку. Иногда он останавливался и что-то нашёптывал старику в ухо. Дед кивал головой, что-то говорил в ответ, будто понимал кошачий язык.

Может и понимал…