При слове «охота» у каждого мужчины в голове возникают ассоциации: лыжи — ружье — дичь, зимой; лодка — ружье — дичь, осенью и весной, кто-то с радостью вспоминает азарт погони за зайцем, охоту на крупного зверя, в общем, вспоминается, что испытал когда-то.
Отец рано приобщил к охоте, мне было лет двенадцать. Вначале обучил навыкам стрельбы, а потом стал брать с собой на утку, и рябчика. По первой пороше ходили на зайца, и лису. Учил премудростям следопыта, рассказывал о повадках разных зверей и птиц.
К слову сказать, раньше, в шестидесятые-семидесятые годы, дичи было намного больше, никогда не возвращались домой с пустым рюкзаком.
Однажды, поехали среди зимы за стожком сена, оставленным на сенокосе.
Ехали в санях, прицепленных к трактору ДТ-54. Пока доехали до места, отец подстрелил четырех отличных лисовинов! (самцы лис).
Охотился я с удовольствием, принося домой рябчиков, селезня, частенько — зайца. Этот процесс продолжался до рождения сына.
Как сейчас помню, перед мужским праздником 23 февраля, собрался за добычей.
С вечера почистил свою любимую двуствольную «тулочку». Проверил патронташ с патронами, крепления охотничьих лыж. Собрал нехитрую снедь: кусочек сала, хлеб, да луковицу. Рано утром выглянул в окно — как хорошо! За ночь выпал свежий снежок, был легкий морозец. Самое время для охоты!
Позавтракав, оделся, и вышел за село. Пошел на территорию совхозного сада, в посадки яблонь и слив. Небо было безоблачным, солнышко играло всеми цветами радуги на заснеженных ветках берез и кустарников. Легкий морозец приятно бодрил разгоряченное быстрой ходьбой тело.
А вот и первые следы… Зайчишки уже побывали под яблоньками. Было видно на снегу труху от коры, свежие погрызы на ветках.
— Ах, проказники! — с волнением подумал я, — куда же вы попрятались?
Стал рассматриваться. Так, так, так… Ага, вот сметка, там — петля, а здесь прыжок в сторону и дальше цепочка следов в лог. Все понятно, хитроглазый!
Обошел стороной ложок, и тихо двинулся к тому месту, где завтракали зайцы.
Внимательно, до рези в глазах, присматривался к каждому подозрительному кустику, но прозевал — здоровенный русак выскочил метрах в пятнадцати от меня,и чесанул огромными прыжками в гору. Выстрелил с одного ствола — попал. Заяц крутанулся на месте и ринулся назад, вниз по склону, в заросли метелочника.
— Все, теперь ты мой, радостно подумал я, прибавив ходу.
Увидел зайца, забившегося в самую гущу кустарника, и выстрелил второй раз. Попал…
Может быть, вы слышали, как верещат смертельно раненые зайцы? Их крик сильно походит на плач трех-четырехмесячных младенцев. Сняв лыжи, подошел вплотную. Что меня сразило наповал — так это полные ужаса, боли и слез огромные заячьи глаза. Что-то произошло в душе, какой-то надлом, что ли, не знаю, но вдруг исчезло желание убивать.
Через силу, превозмогая себя, переломил двустволку, выбросил пустые гильзы. Зарядил одним патроном, добил подранка… и оставил его, ушел…
Всё… Перемкнула, перегорела какая-то нервная ниточка в голове. Появилось отвращение к оружию, затошнило от запаха сгоревшего пороха, не радовал скрип снега под лыжами.По телу пробежал озноб, яркое солнышко не так светило, исчезли радужные краски… мир стал серо-белым…
Придя домой, позвонил другу, который часто домогался до меня с продажей «тулочки», и продал ему ружье, запасы пороха, дроби, капсюлей и прочую охотничью утварь, оставив только лыжи.
С тех пор бывал на разных охотах довольно часто, но никогда не стрелял по дичи, в ушах стоял плач раненого зайца…