5.
Своего сна Дональд не помнил. Он даже не мог уверенно сказать, что спал. Это был опять какой-то провал в бытии. Он помнил только, что проснулся от острого чувства голода… «Это, наверное, от воды – желудок проснулся и требует пищи», — подумал он. Он открыл глаза и сразу зажмурился от яркого солнечного света. Проморгавшись, он обнаружил, что так и сидит, прислонившись спиной к камням на плоской площадке маленького скалистого острова. Солнце поднялось уже довольно высоко, но он сидел на восточной стороне и оставался в тени. Наверное, поэтому его и не смог разбудить рассвет… Море опять было спокойным. И, увы – оно по-прежнему до самого горизонта было покрыто чёрной маслянистой плёнкой нефти.
Он принялся было обдумывать всё то, что с ним случилось вчера. Произошедшее не укладывалось в его привычные рациональные схемы, но – странное дело – сейчас он был рад этому. Он знал, что при желании мог бы найти, придумать, изобрести любое разумное объяснение чему угодно, но именно теперь ему не хотелось ничего искать. Он был на самом краю гибели, где своими силами он ничего не смог бы сделать, и тогда он воззвал – и спасение пришло. Это состояние было таким ошеломляющим, настолько потрясшим всё его существо, что он, невзирая на своё плачевное положение, осознать которое ему ещё предстояло, наслаждался этим новым ощущением, лелеял его и старался уберечь от пронизывающего сомнений. Вот только страшно хотелось есть!..
Кряхтя и стеная, Дональд отлепился от каменной стенки скалы, чуть ли не ползком добрался до лужи и сделал несколько глотков. Это его слегка освежило. Чуть передохнув, он принялся исследовать своё нынешнее пристанище. Увы, его остров представлял собой нагромождение каменных скал – суровых и совершенно бесплодных. Он попытался найти хоть какие-то следы растительности, но не преуспел. Тут он совсем было приуныл, но вдруг ему в голову пришла мысль обследовать расселину, по которой он поднялся на свою площадку. Дональд осторожно заглянул сверху в горло этой каменной воронки, продолжающейся вниз к воде узким каменным лазом. Придётся спуститься…
Он осторожно свесил в воронку лапы, соскользнул к расселине и принялся спускаться, нащупывая лапами выступы на рваных каменных стенках. Постепенно он добрался туда, где начиналась линия прилива. Там он обнаружил водоросли и присосавшиеся к скале раковины морских тарелочек. Большая часть найденной добычи была безнадежно испорчена нефтью. Разворошив верхние слои водорослей, он смог отыскать среди их пышных пуков несколько длинных зелёных прядей – относительно чистых. Клювом он оторвал их и сложил из них длинную косу. Потом зажал этот пучок в клюве и пустился в обратный путь. Когда он снова выбрался на площадку, он был совсем без сил. Задыхаясь, он рухнул на своё прежнее место у скалы, прислонившись к камню спиной, и постарался успокоить расходившееся сердце. Слегка остыв, он решился попробовать водоросли на вкус. Они были омерзительны – горькие, терпкие, склизкие. Но что было делать?..
Он с отвращением жевал водоросли, когда вдруг кто-то произнёс:
— Ты напрасно налегаешь на эту гадость, — произнёс резкий скрипучий голос. — Испортишь себе печень. А про печень, поверь мне, я знаю всё! Ты как сюда попал?
От неожиданности Дональд поперхнулся комком терпкой слизи и отчаянно закашлялся. Он помотал головой, стряхнул выступившие от кашля слёзы и огляделся. Площадка перед ним была совершенно пустой.
— И с кем же я, так сказать, имею честь? Ваше имя, сэр!
Голос шёл откуда-то сверху. Он не без труда встал, повернул затекшую шею и увидел его обладателя. На камнях, на самой вершине одной из скал восточной стороны, сидела крупная темного окраса птица. Птица, наклонив голову, рассматривала его, Дональда. Он сразу узнал буревестника.
— Я… кхэ… я… — сиплым голосом начал Дональд. — Скрэтчер. Дональд Скрэтчер.
— Пингвин, видимо? — небрежно спросил буревестник.
— Нет... Волнистый попугайчик.
— Хе-хе! А ты шутник, — хмыкнул буревестник. — Вот уж не думал, что пингвины обладают чувством юмора!
— Мне вообще-то не до шуток, — сказал Дональд. — А тебя как зовут?
— Анхель Темпестуозо, к вашим услугам.
— Как?!
— Анхель Темпестуозо.
— Обалдеть…
Дональд доковылял до лужи и стал пить.
— Между прочим, буревестник, — заметил буревестник.
— А, — отозвался Дональд. После воды есть ему захотелось еще больше. — Чёрной молнии подобный, значит?
— В некотором роде… Ну, так как?
— Ты о чём?
— О своём вопросе. Ты как сюда попал? Давно ты тут?
— Первый день, — неохотно буркнул Дональд. — На плоту плыл. Не могу сказать как долго… Может, неделю, может две. Или больше. Месяц, два… Не знаю. Вот, прибило к скалам.
— А, так это твоя посудина в море болтается? Железная такая? Миль двадцать отсюда… И как это ты за это время от голода не умер?
— Моя посудина. Не помер. Пока… Слушай, а что тут случилось на море?
Анхель презрительно крякнул.
— Что случилось? А что хорошего у нас может случиться? Вы там в своей Антарктиде живёте себе и, похоже, в ус не дуете. А мир между тем катится в пропасть!
— Так уж и катится?
— О, ещё бы! Катится, да ещё и кубарем! Будь уверен! Скоро такое начнётся, что все эти нефтяные лужи покажутся родинками на фоне раковой опухоли!
— Да ты оратор, — невесело ухмыльнулся Дональд. — А конкретнее можно?
— Да куда уж конкретнее! У людей войнушка идёт. По всей земле. Все со всеми дерутся. У вас разве ничего не слышали?
— Ну, у нас они на станциях тоже передрались, а оставшихся самолётами и кораблями разобрали. Но это ещё когда было..
— Вот! Вот так и повсюду! Покоя не стало. Вот тут супертанкер с нефтью – торпедой: ттдыщ, ба-бах! Дней сорок назад. Бац – и половина океана в нефти! И как ещё не загорелось! И вот так везде!
— То есть, что же: никакой надежды выбраться? — уныло спросил Дональд.
— Ну что ты! — дёрнул крылом Анхель. — И не думай! На сотни миль вокруг – нефть, нефть и еще раз нефть! И море, как назло, спокойное – ни ветерка. Я вот их спрашиваю: а как пернатому народу кормиться? Мне что, в нефть нырять? Или умирать от голода?
— Кого ты спрашиваешь-то?
— Да так, вообще, — Анхель повёл крылом. — Ну, ладно я… Или там чайки… В крайнем случае, можно улететь куда-нибудь! А вот как быть тем же пингвинам? Тебе, например! Только пропадать остаётся!
Анхель склонился к скале, на которой сидел, и только тут Дональд увидел, что он лапой прижимает к камню небольшую, но увесистую рыбу.
— Послушай, ты меня извини… — начал было Дональд.
— Минуту! — перебил Анхель.
Он ловко подцепил клювом рыбу и в два движения проглотил её. А Дональд с тоской сглотнул слюну. Анхель прикрыл глаза, словно прислушиваясь к своим ощущениям. Потом очнулся и взглянул на Дональда.
— Пардон, — пробормотал он. — Шут знает из какого далека её тащил… Да, так о чём бишь я говорил? А!.. Так вот, истинно, истинно говорю вам: мир идёт к концу! Все признаки налицо! Да и поделом! Давно пора!
— Это почему? — угрюмо спросил Дональд.
— А что, не так? Разве нет? Не заслужили? Оставь, пожалуйста! Вокруг злоба, зависть, ложь! Всюду грязь и кровь! Кровь и грязь! И эгоизм!
— Неужели эгоизм? — буркнул Дональд, мысленно прикидывая, что в той рыбе было, пожалуй, не меньше четверти фунта веса.
— О, непременно эгоизм! — Анхель сплюнул косточку. — Ближний пожирает ближнего!
— А ты разве не пожираешь?
— Пожираю, — с готовностью согласился Анхель. — Пожираю! Да-с! А куда прикажете деваться? Я о чём тебе и толкую! Исхода нет – так уж всё в мире устроено… Неужели я не прав?
Дональд поёжился.
— Ну, вообще-то раньше я и сам так думал…
— Ну, вот видишь! — одобрил Анхель. — Сразу видно разумную птицу… хоть и пингвина! Весь мир – это грязь и бессмыслица! Так я хочу их спросить: разве не достоин этот мир того, чтобы провалиться в тартарары?
— Да кого ты спрашиваешь-то всё время?
Анхель раздражённо отмахнулся.
— Так вот что я тебе скажу: пусть сильнее буря… как там?.. Давно пора!
— И что будет потом?
— Потом? — удивился Анхель. — Когда потом?
— Ну, после бури?
— Да ничего не будет! А что там может быть? Да и зачем?
Они помолчали.
— Ты знаешь, – медленно заговорил Дональд, — был у меня один знакомый в Антарктиде… Он думал, что все вокруг – хорошие. А если что-то в мире плохо, то это только в какой-то его части. В том смысле, что наш мир – еще не всё, что есть в мироздании. И что есть над нами какая-то невидимая Сила…
— Сила? Над нами? А, ну это гравитация! Это давно известно! — перебил Анхель. — Тела притягиваются… значит, так… м-м… с силой… чего-то там… пропорционально… прямо… или обратно?.. произведение… Ещё квадрат… В общем, можешь поверить существу, ежедневно преодолевающему земное притяжение – это оно!
— Нет, он говорил о разумной Силе.
— Что, что? Какая сила?
— Разумная.
— Разумная? Разумная?! Что за вздор! Нет, этого быть не может. Прости, но что у нас в мире устроено разумно? Ну, вот хоть что-нибудь! И где она, это твоя сила? Покажи! Ау! Сила, ты где?! Да-а… Чего только не услышишь! И ты поверил в этакую чушь?
— Я не знаю. Теперь и не знаю, во что верить. Понял только, что если такое допустить – это может многое объяснить. А плохо у нас всё устроено, повторяю, из-за нас самих. Но наша часть мира – еще не весь мир. Так он говорил.
— Ну и знакомые у тебя!.. Псих, наверно!
— Эй, ты давай-ка полегче! — угрюмо цыкнул Дональд, дерзко дёрнув головой.
— А то что? — осклабился буревестник. — Ты пойми, для чего забивать себе голову отвлечёнными рассуждениями, если это никуда тебя не ведёт? Да будь вокруг еще хоть тысяча миров, живёшь-то ты только в одном! Со всем его устройством, с его правилами и обычаями. Вот тебе и вся правда жизни! Как ты сможешь в этом что-то изменить?
— Понимаешь, тут, как я понял, от нас всё зависит. Мы действуем неправильно – вопреки разуму.
— Да полно, какому разуму? У нас никакого иного разума нет! Как же я могу действовать вопреки – если именно разум меня и заставляет действовать?
— Значит, речь идёт о Разуме этой самой Силы… Вот ему и вопреки!
— А как ты можешь знать, что у этой твоей силы на уме?
— Значит… надо как-то с ней… ну, взаимодействовать. Общаться.
— Ёлки-палки, да как ты с ней будешь общаться, если ты её не видишь, не слышишь? Какая она – эта сила-то твоя? Ты её хоть раз чувствовал?
— Я – нет, — признался Дональд. — Если только совсем недавно… хотя, нет… Но вот он – тот мой знакомый – он говорил, что чувствовал. И он крепко в неё поверил. Сказал, что нашёл смысл…
— Да какой ещё смысл! Нет никакого смысла. Честное слово, голову с тобой сломаешь: разум, сила, смысл… Перегрелся ты, верно, на своей железяке плавая – без еды, да без воды.
Дональд усмехнулся.
— Напористый ты… Кого-то ты мне напоминаешь. Не меня ли самого?
Анхель презрительно хмыкнул.
— Ну уж, это оставь! Я буревестник – между землёй и небом живу. В воздушном, так сказать, пространстве. В поднебесье, если хочешь! Свобода, простор, воля! Если необходимо, могу и в воду нырять! А ты только по земле ползаешь, да в воде бултыхаешься. Это ж совсем другой уровень кругозора! Масштаб не тот. Я не в упрёк, ты пойми – ничего личного... А ты для чего, кстати сказать, сюда заплыл? Зачем покинул Антарктиду?
Дональд замялся.
— Ну… как тебе сказать. Тоже… смысл искать.
Анхель рассмеялся противным скрипучим смехом.
— Ну, и как, нашёл? Я вижу, ты сидишь тут на голой скале со сломанным плавником, который и в здоровом состоянии ни на что не годен, ни еды, ни воды, а вокруг нефтяное пятно без конца и края. Глядите, птицы добрые, сколько смысла вокруг! Представляю, как ты теперь веришь в эту свою… хе-хе… силу!
— Не скажи, — нехотя возразил Дональд. — Я когда там, на плоту совсем уж умирал, попросил: дескать, ладно – если нужно помирать, то я готов, но хоть бы явилась она перед смертью – эта Сила!
— Ну и что? Явилась? — скептически спросил Анхель.
Дональд пожал одним плечом.
— Не знаю. Я будто к жизни вернулся, а потом меня вот к этой скале чудом прибило. И на остров я тоже со своего плота чудом перебрался. Иначе конец мне пришёл бы!
— Ну, а дальше-то? Дальше-то что? Вот сидишь ты тут, а толку? Разве же это спасение? Всё равно скоро умрёшь!
Дональд поёжился.
— Ну, спасибо тебе. Знаешь, как поддержать.
— Не за что. Всегда пожалуйста, — небрежно взмахнул крылом Анхель. — Я вообще за реализм. Лучше сразу открыть ближнему глаза на вещи как они есть. Иллюзии чреваты разочарованиями, знаешь ли… Вот ты говоришь: чудо, чудо! С чего ты взял? Ты рассуди хладнокровно. На плоту у тебя был обморок – от голода и жажды. А потом тебя просто на скалу вынесло. Просто повезло. Такое бывает. Тебе что, никогда до этого не везло? А ты тут наворотил чего-то… Разум, смысл… Забудь!
Дональд покачал головой.
— В везение верю. Но чтобы сразу подряд несколько раз? Сначала акула на меня напала – подвернулся плот. Потом – не умер от голода. Потом – скала. Вероятность такого везения мала.
— Вероятность-шмероятность! — презрительно заговорил Анхель. — А нефтяное пятно? А сломанное крыло? Если бы эта твоя… Сила… хотела бы тебя спасти, зачем бы ей устраивать такие штуки?
— Пока не знаю, — признался Дональд.
— То-то и оно! Сам видишь – никакого смысла в твоём спасении нет. А раз нет смысла, то, значит, нет никакой осмысленной силы в мире. Значит, весь мир – бессмысленный. А ты всё равно умрёшь!
— Да что ты заладил?! — досадливо дёрнул головой Дональд. — Может, еще что-нибудь произойдёт!
— Что-нибудь?
— Ну… Чудо. Скажем так: чудо.
— Ну-ну! Сиди, жди! Мне-то что! Только я бы на твоём месте не слишком надеялся. Впрочем, это можно проверить.
— Как проверить?
— Очень просто! — небрежно проговорил Анхель. — Если эта твоя, как ты говоришь, мировая сила действительно хочет тебя спасти – попроси её превратить эти водоросли, что ты жуёшь, в рыбу. А ещё лучше: подойди к краю скалы и прыгай! Если она – то есть, эта сила – существует, то совершит чудо, и ты полетишь.
— А если упаду и разобьюсь или в нефти искупаюсь? — спросил Дональд.
— Значит, никакой силы нет, никакого смысла нет – в том числе, нет смысла в жизни. Таким образом, ты получишь ответ на свой вопрос и, так или иначе, успокоишься.
— Ишь ты! Славно придумал…
— А что? — живо продолжал Анхель. — По-моему, хорошо. Ну так что, слабО?
— Ну а если слабО, то что дальше? — усмехнулся Дональд.
Анхель опять скрипуче рассмеялся.
— Вот то-то и оно! Всегда с вами одно и то же, одно и то же… Вся ваша вера в так называемое чудо на деле оказывается величиной с икринку мойвы. Тьфу! Рождённый ползать – летать не может: сказано горько, но верно!
— А почему ты решил, что я так уж верю в чудеса? — угрюмо отозвался Дональд.
— А для чего же ты тут рассказываешь сказки: про своего приятеля, да про своё спасение?
— Послушай-ка… — прищурился Дональд. — А ты-то чего тут так разоряешься? Тебе-то зачем это всё? Чудо опровергать, да меня уговаривать? Тебе-то что надо?
Анхель приосанился.
— Да потому что я – за достоинство птицы! Достоинство свободного мыслящего существа! Достойно надо жить – достойно и умереть. И когда мне кто-то рассказывает, как он тут будет сидеть на скале безо всякой разумной надежды на спасение и ждать какого-то чуда, вместо того, чтобы с честью принять обстоятельства – мне становится противно! Да! Я не спорю: если кто-то считает, что надежда на чудо – разумный выбор, то на здоровье! Но пусть проверит! Ничего сложного, всё очень легко и просто: пошёл и прыгнул. Если полетишь, значит, был прав. Если упадёшь: значит, пока падаешь, успеешь осознать своё заблуждение и умрёшь как подобает истинно разумному существу. И учти еще вот что!... Первое: это ведь будет акт познания! А знание иногда достаётся тяжело и дорого. Ты же хотел знания, не так ли? А во-вторых, как я уже и говорил, мир и жизнь настолько унылы, уродливы, бессмысленны и оттого, в целом, невыносимы, что нормальное мыслящее существо непременно на грани отчаяния должно выбрать самоуничтожение! И знаешь, в этом я с твоим приятелем согласен! Нет, конечно, в силу, в смысл, в другие миры и разную такую ерунду я не верю, но в чём он точно прав так это в том, что наш наличный мир, данный нам в ощущении – ужасно паршивое место! Так что ты в любом случае ничего не теряешь.
— Нда, ловко… Слушай, я так понимаю, ты нормальное мыслящее существо, да ещё и с таким мнением о мире. Чего же ты сам-то в нефть не сигаешь? Ну, в видах достоинства в самоуничтожении и так далее?
— А я, может быть, еще не достиг грани отчаяния! Вот как достигну, так и сигану! А ты уже там, на грани – уж извини за откровенность! Тебе еще раз напомнить твои обстоятельства? Голая скала, вокруг нефть, крыло сломано, ни воды, ни пищи, ни надежды на спасение. Ближайшая перспектива – медленное мучительное умирание. И вся твоя компания на близкое будущее – какой-нибудь падальщик из числа чаек, который расклюёт твою вялую тушку, когда ты, наконец, отдашь концы. Да и, кроме того, я на этой скале часто останавливаюсь, когда мне нужно передохнуть. Я тут привык бывать, и, видишь ли, одинокая глупая деточка, мне совсем не улыбается, если здесь будет гнить, благоухая, ваш сиреневый трупик!
Оба замолчали. Анхель, наклонив голову, скептически рассматривал Дональда. Тот стоял, опустив голову, нахмурившись. Внезапно он выпрямился, решительно подошёл к краю площадки и наклонился над обрывом. Внизу в чёрном кривом зеркале колеблющейся нефти качались пряди грязных водорослей. Анхель затаив дыхание смотрел ему в спину… И тут раздался шум хлопающих крыльев, и Анхель недовольно отвлёкся от гипнотизирования взглядом спины Дональда, а тот – от созерцания чёрно-маслянистой бездны. На южной стороне площадки, у расселины, по которой Дональд взобрался вверх при своём спасении, сидел Гуго Пацюк.
— Кхэ… Я звиняюсь, панове! Я тут пролитав мимо та втомывся, так що видчуваю: потрибно мени систы и видпочыты… Тю! Та це ж пан… Як його? ... Призвище така смишна! Ось адже лисовык забери таке призвище… Скртечир, чи що? Як ваше здоровья, пане?
Анхель с досадой и гневом вскинулся на него:
— А тебе что здесь надо?! Тебя кто звал?!
— Та я що? Да я ж тильки дизнатися хотив… Може, чого треба?
— А ну, брысь! Пшёл вон!
— Та вы не сердьтеся, пане Тумп… Тумпы… Тумпыся…
— Пшёл, я сказал!
— Слухаю, пане! Так я пизнише ще загляну, або що?
— Сгинь!
Гуго Пацюк, что-то обиженно ворча себе под нос, развернулся и, грузно бросившись со скалы, замахал в воздухе крыльями.
Анхель обернулся к Дональду и вытянул крыло вслед поморнику:
— Вот! Видел? Слышал? Вот кто будет провожать тебя в последний путь! Думаешь, он проронит хоть слезинку? Скажет над твоим хладным телом прощальное слово? Ну-ну… Итак, вернёмся к нашему плану! Это отличный план, поверь! Я буду с тобой до последней секунды, пернатый брат! Вперёд! Не дай этому миру надругаться над тобой!
Дональд медлил.
— Ну? — нетерпеливо прикрикнул Анхель. — Чего ждём?!
Дональд взглянул на него исподлобья и потащился обратно к своей стенке.
— Ты что, раздумал прыгать?! — сердито спросил буревестник.
Дональд плюхнулся на своё место и прикрыл глаза. Теперь он уже не видел своего собеседника, который располагался прямо над его головой.
— А я разве собирался? Да и вода сегодня холодновата для купания.
— А? — саркастически каркнул Анхель. — Понятно! Ну и тьфу на тебя! Слабак, тряпка! Так я и думал! Пропадай тут! Потратил два часа на просвещение эдакого болвана! Адиос! Надеюсь, ты будешь долго мучиться!
Над головой Дональда захлопали крылья, и на голову и на плечо вдруг упали несколько тяжёлых капель. Он открыл глаза и увидел, что это была нефть.
— Эй! — он вскочил на ноги и задрал голову к вершине скалы, но буревестника уже нигде не было видно. Он заметил, что острая кромка скалы выпачкана чем-то тёмным.
****
«Он прав. Прав во всём. Он просто резок и категоричен. Как и ты сам, кстати говоря. Говорить с ним неприятно. Он как будто зеркало, которое передо мною поставили, да... И даже не такое уж кривое. Он прав и в общем взгляде на мир, и в частности – в оценке моего положения. Если рассуждать трезво, как я делал всегда, то ничего иного не остаётся, как последовать его совету. Что же меня удерживает? Что?
Проклятье, еще недавно я просто наслаждался чувством вновь обретённого бытия и ни о чём не думал – пока не явился этот Темпестуозо! Зачем я его слушал? А с другой стороны, куда бы я делся? Так или иначе, он вернул меня из пусть неполного (жрать-то хочется) блаженства к реальности. И реальности жуткой. Он даже и выход предложил! Почему бы им не воспользоваться? Одно воспоминание об этом Гуго может заставить решиться на что угодно! Почему же я заколебался?!
Конечно, можно сказать, что моё невероятное спасение тут сыграло свою роль. И более того, моё воскресение. Это была, конечно, штука поразительная. Да нет, я знаю, знаю! Я и сам себе уже объяснил это обмороком, счастливым случаем – как объяснил галлюцинацией явление Ионафана. Все мои объяснения были разумны. Все правдоподобны. Почему же у меня остаются сомнения? Откуда они? Я многое перенёс. Еще недавно, это укрепило бы меня в моём мнении о себе. Почему же я поколебался в своей уверенности?
Может быть, это всё-таки простое малодушие? Сколько ни тверди, что смерти не боишься, а вот так запросто прыгнуть со скалы на почти верную смерть – страшно. Страшно. Это честно. Да. Наверное, вот в этом всё дело… Да, точно! Я сам придумал себе все эти сомнения – только чтобы не признаваться в том, что мне просто-напросто страшно. Я притворяюсь, будто за фантазиями Ионафана может оказаться какая-то реальность, только чтобы не обнаружить свой страх перед смертью. Анхель этот прав – это означает, что я слабак. Там, в Антарктиде, после того, что случилось с Ионафаном, я сказал себе это в первый раз. А сейчас получил этому подтверждение уже со стороны. Просто я никто. Ничтожество. Всю жизнь – одна болтовня и никакого дела. Не то что ради окружающих, но даже ради самоутверждения. Единственный поступок – это вот это моё отчаянное путешествие. В сущности, Ионафан в моём видении сказал верно – а точнее, это я сам себе сказал – что сделал я это ради восстановления собственной гордости. И то вышло глупо… И, к тому же, напрасно. Вот, теперь тебе тот же самый мотив диктует полный достоинства выход – как об этом и говорил Анхель. И что же? Где твоя гордость? Её нет. А есть вместо неё маленькая подленькая мыслишка: а может, всё ещё обернётся к лучшему?
А что там ещё говорил Ионафан?.. То есть, опять же, я сам себе – что говорил? Что слишком забочусь о своей гордости, кажется? А мог ли я сам о себе такое сказать? Или просто бессознательно фантазировал о том, как сказал бы мне об этом скромнейший Ионафан? Если я горд окончательно и бесповоротно, то как я мог сам себя (пусть и в видении через Ионафана) в этом укорить? Моя окаменевшая гордость не позволила бы такой мысли даже зародиться во мне. В этом меня мог бы упрекнуть кто-то со стороны, тот же реальный Ионафан, будь он жив. Но это ведь невозможно! Но тогда выходит, что я не горд окончательно, и какая-то глубоко спрятанная часть меня вылезла на первый план со своими упрёками – в обстоятельствах, которые утверждению гордости не способствуют? Не знаю, ничего не знаю…
Темпестуозо взывал к двум вещам: моей рациональности и моей гордости. Первое должно было убедить меня, что надеяться на спасение в моём положении безрассудно. Второе – что это постыдно для полной достоинства птицы. Он почти убедил меня прыгнуть. Как ему это удалось? В сущности, нынешнее моё положение не слишком отличается от того, в каком я находился на плоту. Отчего же тогда я не задумался о самоубийстве? Там я физически страдал даже сильнее – там не было воды. Здесь она тоже скоро кончится, но всё же… Значит, там, в почти полной безнадёжности, которую я разумом осознавал, моя гордость почти уснула и не требовала от меня поступков ради «достоинства»? Забыл я об этом и здесь, на острове. Зачем этот проклятый Темпестуозо вытащил из меня эту жилу, растравил эту болячку? Почему я почти решился? Неужели дело только в том, что моя гордость и впрямь нуждается в публике? И что в этом я жалок вдвойне?
А если оставить в стороне это самоедство и подумать над тем, что же мне теперь делать? Нужно ведь что-то решать! Гордость или не гордость, страшно умирать или нет, мерзавец этот Анхель или нет, но ведь он прав: вокруг море нефти, бесплодный островок, вода скоро закончится, крыло сломано… Эх, крыло – ещё и это! Болит, проклятое!..
Стоп!.. Стоп! Крыло! Погоди-ка… Но как это возможно? Почему мне сразу это в голову не пришло?! Откуда, как?.. Чем это можно объяснить?! Я совершенно уверен, что я… Вот это номер!.. А ну-ка, брат, погоди! Тут нужно подумать! Крепко подумать!
Так, значит, как он там говорил? Нужно вспомнить точно! Я, помнится, сказал, что… Что я сказал? Не помню… Итак, я сказал!.. Нет, никак. А он? Нужно, нужно припомнить, восстановить!
Но потом, завтра… Или какое завтра?.. В общем, как получится… Потому что… потому что… Что-то я куда-то отъезжаю… мысли путаются… проклятая слабость! Собраться!.. Нет… нет… Завтра… То есть, потом, позже… не могу… потом…»
Продолжение следует... http://proza.ru/2019/04/30/1618