У нас с Артуром высокие отношения. Так мама говорит. Некоторые знакомые считают наш союз браком по расчёту. А что разве такие браки возбраняются или в них есть что-то постыдное? «Бабочки» в животе и прочая химия… Это в кино. А в реале выверенные отношения надёжнее. Прочнее. Потому что все ходы продуманы и предусмотрены. Неожиданности не ломают.
Я знаю Артура с детства, когда мы ещё семьями ездили отдыхать и ходили друг к другу на дни рождения, но потом мама узнала, что Лолита, Лорка как называет её папа, мать Артура, всё это время общалась с первой женой папы. Мы с мамой – второй брак отца. Первый – Глеб и его мама. Запутаешься с этими мамами. Папа и сейчас с отцом Артура летают кататься на лыжах в Швейцарию и ездят на рыбалку в Подмосковье.
Иногда на такие мероприятия папа берёт и нас с Глебом. Глеба я люблю тайком от мамы. Он настоящий старший брат. С Артуром они не очень ладят. Так что я между ними как атташе, регулирующий отношения двух недружественных государств.
Через шоссе от нашего частного сектора – новый микрорайон. Высотки, большие дворы, в каждом - детские площадки, много скамеек и лавочек. Новая школа, но я окончила другую, с английским профилем. Вообще моя жизнь не такая многолюдная и шумная, как та, что напротив. Она другая. У меня нет повода ходить на «ту сторону», но я бываю там на танцевальных баттлах. Устраивают их дворовые пацаны. Из окна моей комнаты на втором этаже видно, когда они собираются.
Побывать на улично-дворовом баттле это покруче, чем к психологу сходить. Было время, когда мама принялась таскать меня к модному доктору. Пока папа не наорал, что у ребёнка всего-навсего переходной возраст и с ним нужно просто общаться.
С тех пор я ненавижу открывать душу посторонним.
В детстве я очень хотела танцевать, но на это у меня не хватило времени. Были английский и музыка, изостудия и теннис. Я единственный ребёнок в семье, так что приходилось отстреливаться за всех потенциальных братьев и сестёр.
Во сне я часто танцую.
«Выяснения отношений» уличные танцоры устраивали возле детской площадки. Собирались, образовав круг, который и становился танцполом. Первые ряды садились на корточки или просто на землю, некоторые сложив ноги по-восточному, остальные стояли за ними.
Батлились в основном под треки с качающимся битом или под ритмичную композицию. Одного танцевального направления не было. Лейбл «Свобода!» Победителей не объявляли. Они определялись нашими эмоциями. Мы, подпрыгивая, кричали, свистели и аплодировали своим любимчикам. После танцевальных боев ребята выходили пофлексить для себя, для удовольствия и самовыражения. Это битва без победителя.Были и девчонки, и пары.
Парные танцы, чувственные и откровенные, вызывали восторг зрителей. Девочки в основном танцевали шаффл, по моим ощущениям так себе. Женские танцы как-то меня не качали.
Но никто не проживал свой танец так, как Баки. Сфокусированный и расслабленный, он не был похож ни на кого. Его чёткие движения завораживали, ни одного бессмысленного. Его танец как монолог о своих чувствах. Словами так не расскажешь. Коротко стриженые волосы, узкая шапка, джинсы, кроссы. Красавчик.
Последний раз, когда Баки во время танца снял свою в чёрно-красную клетку рубашку, поймала себя на мысли, что с удовольствием рассматриваю его накачанную фигуру, обтянутую белой майкой навыпуск. И не вижу уже танца, а просто тупо кайфую от красивого мужского тела.
А когда он бросил свою рубашку девчонке в толпе, мне, дылде с длиннющими ногами (единственное, что досталось от красавицы мамы), захотелось стать этой хрупкой девочкой, которой уличный дэнсер кидает свою рубашку. А когда я, подняв руки, двигалась вместе со всеми, совпадая с ритмом музыки, мне хотелось остаться в этом дворе, сидеть с ними допоздна, подпевать под гитару и потягивать пиво из банки. Во всяком случае, я так представляла себе дворовую жизнь
А эту девочку я потом украдкой рассмотрела. Принцесска. С такими парни чувствуют себя настоящими мужчинами…
Лето дозревало. Люблю лето, я не поэтическая натура, коим подавай осень с её неотразимым великолепием жёлтого и багряного. Люблю солнце, пышное цветение, густые настоянные краски. Что-то меня сегодня размазало. Перегрузилась, наверное.
Наконец-то этот долгий день закончился. Высотки напротив загорелись окнами. Хотелось побыть наедине с собой. Натянув джинсы и толстовку, я спустилась вниз и тихо, чтобы не услышали родители, вышла из дома и перешла улицу. Я ещё никогда не была здесь так поздно. Села и стала слушать затихающий двор.
– Что-то случилось?
От неожиданности я вздрагиваю.
К лавочке, на которой сижу уже битый час, подходит парень в мешковатой толстовке с накинутым на голову капюшоном. Что-то мне в нём знакомо. Он неуловимо похож на Глеба.
Придя в себя, я слабо улыбаюсь, а затем небрежно киваю:
– Привет
Когда пацан садится рядом, я узнаю в нём Баки.
– Что ты у нас делаешь? – спрашивает Баки, и мне кажется, будто он знает: кто я и где живу.
– Я замуж выхожу.
Тупо, конечно, но вдруг захотелось, чтобы этот парень сказал: «не выходи, пожалуйста»
– Хочешь, станцую для тебя? – говорит Баки.
Я соглашаюсь, но как-то его танцы мне сейчас не по настроению.
– Даня, это ты? – спрашивает мужской голос из открытого окна на втором этаже. Я пугаюсь, что мужчина сейчас начнёт возмущаться, но наверху замолкают.
Так я узнаю, что Баки зовут Даня. Данил. Данечка.
Данил включает музыку на телефоне и танцует. Для меня.
– Ещё, – прошу я, когда музыка заканчивается, и он останавливается.
Данил опять ищет в телефоне. Находит slow dance. Подходит ко мне и протягивает руку. Его рука крепкая и горячая. Мы медленно танцуем. Как в кино. Он осторожно прижимает меня. Я слышу биение его сердца. Моей щеке тепло от его дыхания. Я не могу сдержаться и вздрагиваю. Мне делается стыдно. Неожиданно начинает стучать в висках. Я пытаюсь освободиться из его рук, но они как каменные
– Не надо, – говорит Данил, но я продолжаю упираться со всей силы ему в грудь. И Даня размыкает руки.
Я бегу за наш дом, сажусь на землю и начинаю реветь. Я не слышу, как появляется папа.
– Что случилось, малыш? – говорит он. Я подскакиваю, но успокоиться быстро не получается и я продолжаю всхлипывать и вздрагивать.
– Ну-ну, маленькая, что случилось? Папа прижимает меня к себе. Хоть он по-прежнему называет меня, как в детстве, малышом и маленькой, моё лицо на уровне его. Он пытается поймать мой взгляд, но я прячу глаза.
– Так что случилась, любимая? – Папа гладит меня по голове. – Мой малышок.
Я не знаю, я просто не могу объяснить ему, что случилось. Я сама ещё не могу сказать это вслух, оно где-то там во мне, глубоко. Это.
– Ты не хочешь замуж за Артура? – спрашивает отец.
И я вдруг понимаю, что замуж за Артура – это конец моей жизни.
– Да – киваю я.
– Так и не выходи.
Я прям, задыхаюсь от этой мысли. Мне кажется, я даже отшатываюсь от него.
А потом истерично кричит мама. Она швыряет какие-то звонкие предметы, и они бьются об стену. Мама обзывает меня. Кричит, что выгонит к чёрту шалаву на помойку. Мне хорошо. И я как дура лыблюсь, а в голове пульсирует бит.
Мы с папой до утра обзваниваем приглашённых, а к некоторым даже ездим домой. Всем оторопевшим гостям объясняем, что приходить завтра или уже сегодня на свадьбу не нужно.
Свадьба отменяется. Камон.