Август 1959 год. Я студентка Белебеевского педагогического училища.
В нашей семье к этому учебному заведению, раньше оно называлось педагогический техникум, особое благоговейное отношение: с ним связаны значительные события трех поколений в моем роду.
Я хожу по длинным коридорам старинного здания, осторожно дотрагиваюсь до массивных дверей, рассматриваю высокие потолки, большие окна во двор открывают обзор на ухоженный участок. Поднимаюсь по широкой красивой лестнице с перилами на второй этаж в актовый зал. Рядами аккуратно расставлены стулья, с правой стороны сцена, на ней красная трибуна с гербом Советского Союза и стол, покрытый бордовым сукном. В этом зале на новогоднем балу в 1907 году познакомились моя бабушка Иванова Дарья Григорьевна и поэт, классик чувашской литературы Константин Васильевич Иванов. Они полюбили друг друга, но быть вместе им не удалось. Моя прабабушка посчитала Константина неподходящей кандидатурой для ее дочери. У Даринки, так ласково называли мою бабушку, хранились многие стихи К. Иванова, среди них были и не опубликованные.
В этом зале 21 июня в 1941 году проходил выпускной бал учащихся педагогического техникума. Среди них была моя мама, Тимофеева Мария Ильинична, им было по 18 – 19 лет. В торжественной обстановке выпускникам вручили дипломы, дали направление на работу в школу, преподаватели говорили напутственные слова. Они в эту ночь не спали, всю ночь гуляли по улицам города Белебея, ставшими родными за четыре года учебы. Мечтали учить детей, обменивались адресами, обещали переписываться, не забывать друг друга, и по возможности, чаще встречаться. Однако, этой возможности у них уже не было.
Война… Никто не мог предположить, что на рассвете их пригласят в военкомат и всех вместо родного дома отправят на фронт. У нас дома хранилась фотография с выпускного вечера 1941 года. На фото парни и девушки радостные, веселые, стоят в три ряда. Почти все они погибли в первые дни войны. Остались живы только двое: девушка, медсестрой была на фронте, и парень - Михайлов Петр Алексеевич, преподавал математику в старших классах в деревне Семенкино. Он часто заходил к нам домой, но я его сторонилась, потому что никогда не улыбался, всегда был хмурый и молчал. Я маме сказала, что он мне не нравится, я боюсь его, мама кратко ответила: «Он в войну потерял всю семью». Мама сажала меня рядом с собой, брала фото, поглаживая лица своих однокурсников называла их имена, рассказывала, как они учились, о чем мечтали, о чем говорили. Она часто рассматривала эту фотографию, я уже взрослая запомнила мамины слова: «Нет слов для утешения перед бессмысленной смертью молодых, красивых, здоровых ребят, полных светлых надежд, не услышавших радостных голосов «горько», не почувствовавших детских ручонок на шее».
В военкомате маме моей сказали, ты отправляйся домой к своим малолетним братьям, отца твоего призываем на войну. Дома маму мою ожидали четверо братьев, самому младшему было три месяца, (мать умерла при родах) другому два года, третьему пять лет и старшему 13 лет. Отца отправили на фронт. К сожалению, трехмесячный малыш скоро умер, не уберегли. Школы в деревнях опустели, всех мужчин отправили на фронт, тогда мою восемнадцатилетнюю маму, Марию Ильиничну, назначили директором семилетней школы.
На этой страшной войне, которая унесла более 20 миллионов советских граждан, воевал не только дед, но и мой отец, Михайлов Вениамин Федорович.
Летом 2017 года я с внуками поехала в Санкт-Петербург по местам, где воевал мой отец, прапрадед моих внуков. Спасибо Володе, мужу моей сестры, мы три дня ездили с ним по линии обороны Ленинграда, возлагали цветы к памятникам, обелискам, солдатским могилам. Не передать словами, когда мы остановились перед братской могилой, где похоронены более 3000 воинов советской армии. Это огромная площадь –одна могила и одна судьба.
«Здесь нет ни одной персональной судьбы,
Все судьбы в единую слиты». В. Высоцкий.
Внуки мои долго читали высеченные на граните фамилии и имена солдат и офицеров. Гранитная стена по периметру могилы поместила имена всех погибших. Никто не забыт.
Недалеко от населенного пункта Гостилицы Ленинградской области есть невысокая гора, называется она Колокольня. До революции это было помещичье имение, на горе был установлен колокол и постоянно кто-то из крестьян дежурил возле него. С горы рассматривалась вся окрестность, если кто-нибудь чужой появлялся на дороге, то раздавался звон колокола, оповещая о постороннем человеке. Сейчас на этой горе мемориальный комплекс «Непокоренная высота». Стоит памятная плита с надписью «Здесь стояли насмерть защитники Ленинграда 1941- 1944 гг.» Возле нее сложены проржавевшие солдатские каски, возложено очень много цветов, венков. У подножья горы цифра 105,3, что обозначает ее высоту, она позволяла нашим войскам вести наблюдение за перемещением противника. Мы с внуками поднялись на эту гору, здесь в составе одной из «отдельных стрелковых бригад» воевал мой отец. Здесь шли жестокие бои, по словам археологов земля на этой горе очень твердая, вся пропитана кровью, невозможно копать. Жестокой ценой гора Колокольня стала непокоренной высотой. Внуки мои рассматривали окопы, внучка осторожно гладила солдатские каски.
Я преклоняюсь перед всеми, кто свято оберегает эти места, выращивает и возлагает цветы к памятникам.
Мы молча стояли на Колокольне. Тяжело, когда ребенок плачет, но можно его приласкать и он успокоится. Тяжело, когда женщина плачет, но можно ее выслушать, понять и взять часть ее переживаний на себя. Но невозможно найти слова для утешения, когда плачет 60 летний мужчина перед могилой погибших солдат.
Папа рассказывал, когда их взвод стоял на горе, был такой случай. Командование распорядилось трем солдатам добыть «Язык». Немцы находились в одной из деревень под горой. На задание отправились в сумерках. В деревне было уже темно, но никто еще не спал. Везде расставлена охрана. Папина группа заметила в отдалении от домов баню: струился дым, светилось крохотное окошко, возле двери стояла охрана. Решили, что в бане кто-то моется и этот кто-то имеет какой-то чин, потому что его охраняют. Разведчики тихо подошли, охрану сняли, затем вытащили из бани голого немецкого офицера. Одевать его не стали, завернули в шинель и потащили в штаб. Когда в штабе предстал голый немец, было много хохота, но командир строго спросил: «Где его документы?» Документов не было, в баню фриц пошел без документов, зато был живой «язык».
В эту деревню мы с внуками заезжали, проехали по центральной улице, везде асфальт, чисто, новые красивые дома, ухоженные цветники, только памятник советским воинам напоминал, что здесь проходила война.
Вениамина Федоровича в 1942 году тяжело ранили, долго лечили в госпитале и вернули в родную деревню. Скоро папа с мамой поженились. Бабушка моя говорила: «В жизни каждому поколению приходилось воевать. Я сама пережила три войны. Береги бог моих внуков, правнуков, чтобы на их долю не пришла проклятая война». Она была набожная, молилась и верила, что войны прекратятся, нужно лишь всем людям захотеть мира.