Проснулся я на балконе обычной тагильской пятиэтажки, на вагонке, почти в обед. Меня, как «безлошадного» , приехавшего на день рождения друга в одиночестве, определили на постой именно туда, среди засохшей герани и персонально стучащего в мой адрес трамвая.
День рождения прошёл неестественно тихо. Вспомнить было нечего, кроме, пожалуй, разорвавшегося в руках у Сереги «грибососа» взрыв-пакета. Гости, добросовестно накупавшись в грязноватом тагильском пруду и обматерив немецкую брусчатку, к утру честно утихомирились.
На утро дня, хмурый именинник молча подвёл итоги праздника и неудовлетворённо закурил. Гештальт явно закрываться не хотел и оставлял свистящую прореху во взволнованном крепким напитком сознании. После небольшого постпохмельного совещания решено было ехать на своевременно подвернувшуюся свадьбу, куда-то совсем неблизко, в один из североуральских городков.
С составом делегации, все же, возникла проблема - благоразумная часть студенчества так и не решилась разбавить собой постороннее далекое веселье. Напрасно именинник разводил руками, показывая большую северную рыбу. Аргумент был не к месту, проще говоря - не канал. Надежда у Андрюхи оставалась только на друзей детства и, почему -то, на меня. Видимо, степень моей благоразумности у именинника не вызывала никаких сомнений.
Справедливости ради надо сказать, что ожидания его полностью оправдались.
Итоговый состав участников порождал ощущение хаоса и непрогнозируемости любого разумного исхода события. Так могли чувствовать себя только давние сотрудники гидорметеоцентра, имеющие единственную запись в трудовой книжке.
Со мною, студентом судебно-прокурорского факультета, ехал некто Кныш, отсидевший недавно небольшой срок за мелкое вымогательство и, находящийся под подпиской о невыезде, здоровый веселый брюнет Харя, с подозрительно-внимательными глазами. Сам именинник, студент соседнего, следственно- криминалистического факультета СЮИ, завершал собой нашу очень уж разнорылую, картину. «Раз пошли на дело я и Рабинович!»- оглядев нас, неуместно пропел будущий милицейский работник. После чего мы на подаренные деньги закупили для молодых ящик шампанского и поехали на железнодорожный вокзал.
Приехав в Н-ск, прямо с поезда завалились в квартиру невесты и попали в окончательные предсвадебные хлопоты и чужие объятия. Шампанскому, впрочем, хозяева обрадовались и предложили его поставить «вон туда, а то сразу выжрут». Распоряжалась всем интересная энергичная женщина, невестина мама. Собственно, так она и представилась поначалу: «Здравствуйте, я - мама!» Но, посмотрев на высокого статного Харю, интенсивно добавила - «Света!»
Через полчаса, уже на правах членов семьи, ждали папу, известного в этих местах предпринимателя, которому в городе принадлежало много чего, даже молодая любовница, студентка последнего курса СИНХа. Про то, что «папа с мамой давно развелись и Наташка теперь его новая» нам рассказала, на всякий случай, сама невеста.
Жених, худой и чересчур спокойный парень, ходил с одинаково счастливым выражением лица, на котором была выгравирована радость нового приобретения. Имени его я так и не запомнил, знаю только, что был он даже не из города, а из небольшой деревни в двадцати километрах от Н-ска, поэтому экологически был совершенно безупречен.
Собрались в лучшем единственном ресторане города, с характерным для североуральской местности названием- то ли «Столица», то ли «Три Ашота», как-то так. В качестве ведущей выступила начальник отдела культуры муниципалитета - приветливая женщина со стандартным набором всевозможных:
«Вам подарок супер-класс,
Так что не волнуйтеся.
Вам бутылочка от нас,
Нюхайте, любуйтеся!».
Мэр находился по правую руку папы и уже, как бы, под охраной- два соседних стола занимали начальники исправительных учреждений, которых вблизи городка было предостаточно. Одиноким предоставлялись заместители. Остальные пришли на торжество с жёнами или их нарядными аналогами.
Харя с Кнышем при виде милицейского начальства внутренне было подобрались, но полученный к этому времени жизненный опыт вынудил сразу не бежать и, по возможности, резких движений не делать. Тактика себя полностью оправдала, хотя роль респектабельных родственников давалась друзьям детства с трудом. Кныш даже дважды назвал вчерашнего именинника начальником - магнетизм руководителей ИК, сидящих поблизости, сказывался на нем непосредственно. Именинник же, нагло спаивал жениха, влажными глазами поглядывая на хорошенькую невесту. Над брачной ночью медленно но верно нависала тагильская угроза.
После очередной порции лубочных завываний культработника, я вышел на улицу, на ходу дожевывая какого-то налима. Местность нуждалась в осмотре, пока товарищ память гарантировала фиксацию путей отступления к маловероятному ночлегу. Дальнейшее мы, с непрожеванным налимом, запомнили как в фотографической раскадровке. И мягко притормозившую белую «Волгу». И неестественно долго выдвигающуюся стройную женскую ножку. И этот умопомрачительный разрез желтого платья. И эти пухлые губки с озорными, если не сказать больше, глазами. Желтое наваждение прошло мимо, оставив нам с налимом тончайший аромат весны и благоухание моей идеальной жизни.
Наваждение село за папин стол и невестин рассказ о молодой любовнице из СИНХа обрёл реальные очертания. Досадливо поморщась, я присоединился с рюмкой к очередному «горько», думая, конечно, о другом. «Шинанай да опа шина шинанай, шинанай да шинанай да опа шинанай!» - интеллектуально надрывался бариалибасовский песенный коллектив. Градус веселья уже теплился на уровне потенциального скандала, повод к которому был совершенно не нужен.
В конце-концов, пьяный Кныш отобрал кокошник с подносом у культработника и, приплясывая, поскакал вымогать деньги для молодоженов. Дела у ведущей до этого не клеились. Классические свадебные заготовки по сбору денег в обмен на всякую фигню, себя исчерпали. У друга детства с его профессией появился надежный шанс. «Тусанем на ход ноги, демоюнюги и враги!», - что-то похожее через несколько минут раздавалось в разных концах ресторанного зала. Начальники сочли это удачной культурной заготовкой и, одобрительно кивая правдоподобности, с удовольствием доставали наличные. «Быстро спи..ил и ушёл - называется "нашёл"!» - не успокаивался «родственник», чем заслужил одобрение большинства гостей. Поднос, на радость маме Свете, наконец-то, стал наполнятся деньгами.
Все были при деле. Нанайский песенный коллектив в очередной раз простонал вместе с танцующими: «Оо, Фаина!» Именинник, продолжал спаивать жениха, заливая ему очередную историю про заморскую рыбалку, свидетелем которой он был по телевизору. Кныш, воодушевленный успехом, громко рассказывал культработнице, как на 8 Марта накрасили контрабандной косметикой лагерных «дунек». Та хохотала от души, между смехом разглядывая крупный нос соведущего. А Харя вдруг вспомнил что он не обычный Харя, а необычный Харевский и крепко налегал в танце на мамысветины груди. Наташку, на «медляк», я пригласить не решился, но удачно прислонился к наваждению у пустого гардероба, ещё до того как умный папа увёз ее от греха подальше.
Пьяные стратегии, если они есть, имеют обыкновение сбываться. Андрэ воспользовался- таки беспомощным состоянием жениха и поехал проводить невесту. Мама Света увезла колоритного Харю показывать ночной Н-ск. Ведущая, похоже, окончательно разглядела кнышевский нос. В общем, в местной гостинице ночевал я один. Засыпая, правда, я точно знал, что доучиваться Наташка поедет нашим же поездом.
Провожали нас.. чуть не сказал «всем селом», но, в общем, значительной его частью, включая невесту. Очень меня впечатлили пакеты с домашней едой, водкой и торчащими луковыми перьями «в дорогу». Так провожали, наверное, строить какой-нибудь Комсомольск-на-Амуре или Гагарина, за исключением водки. Мама Света не умолкала насчёт собранных денег и шампанского в подарок, и про то чтобы мы обязательно возвращались. Харя сиял как начищенный самовар. Приобщенный к культуре Кныш, тоже чаще обычного поправлял свою кепку. Целовались сначала каждый со своим, а потом уже и все со всеми, опять же, на всякий случай.
В поезде, отмахав руками положенное, перешли к содержимому пакетов, сойдясь во мнении что день рождения удался, хотя все и затянулось. В Серове стояли долго и на перрон вышла погулять, обособленно державшаяся при посадке, папина студентка. Кныш пихнул меня под пластиковым столом ногой, мотнув одновременно головой в сторону немытого вагонного окна...
После Тагила, попрощавшись с друзьями детства, ехали уже втроём. Забегая вперёд, хочу сказать, что поцелуи в тамбуре привели меня к совместному проживанию с Наташкой в моей квартире на ВТУЗгородке и угрозам северного папы сделать мне что- нибудь нехорошее. Впрочем, проживание было непродолжительным - в своём непостоянстве, с симпатичным наваждением, мы оказались на редкость единодушны.
Подъезжая к станции «Свердловск -Сортировочный» я спросил Андрюху, откуда он так хорошо знает невесту? Кузя посмотрел на меня удивленно и сказал что видит ее второй раз, «а первый был, когда мы продали им летом по дешёвке узбекские арбузы, еще в прошлом году, потому что девать их было некуда».
Уже на «нашенском» перроне, проходя мимо снующих с тележками носильщиков, мы, приобнявшись, побрели в сторону гостиницы «Свердловск» и, почти не сговариваясь, громко запели:
«Чужая свадьба, чужая свадьба,
Случайный взгляд, распахнутая дверь.
Чужая свадьба, чужая свадьба,
Ну вот и всё - ты замужем теперь».