Жизнь продолжается
Конец апреля, а утренники холодны и искрятся в низких и затененных местах до тех пор, пока из-за взгорья не поднимется солнце и не нагреет выстуженный сиверком воздух.
Даже верх поленницы под навесом сверкает серебром. Я выбираю ракитовые полешки, не высеребренные утренним морозцем, и несу в хату.
Через несколько минут полешки вспыхивают в печке жарко, и из щелей плиты уже дрожат на потолке и стенах живые огненные блики. В хате теплеет.
Слезятся стекла окон, сквозь которые видно абрикосовое дерево. Все ветки его в белых цветах. Это первое цветение абрикосового деревца. Но оно попало под серьезное испытание предрассветного утренника. Букетики соцветий как хрустальные чашечки. Щелкни по ним - и они, кажется, зазвенят тонким хрустальным звоном. Красиво смотрятся. Но завяжется ли в них жизнь?
В холодном саду готовы вспыхнуть белым светом сливы. Некоторые, поддавшись обманному короткому теплу, почти летнему, уже белы, будто одетые в халаты милосердные сестры.
Сквозь зеленое убранство ракитовых веток свистит утренний ветер. Но листочки еще малы и не лопочут под порывами северного разбойника, явившегося зло подшутить над зарождающейся жизнью.
Я подбрасываю в печь ракитовые полешки, и они, шипя, даруют горьковато-пряный запах всей хате.
Мой рыжий пес Жорка, чуя заоконный холод и согреваясь у печки, спит, прикрывши лапой черный нос. Он посапывает в тон шипящим в пламени сыроватым дровам, его уши дрожат и даже прядают во сне от негодования на то, что ему снится. А ему снится, должно быть, пьяный молдаванин, приобретший пустую хату на околотке. Тот зашел вчера во двор, неуверенно переставляя ноги, И Жорка встретил пришельца злым, неодобрительным лаем. Маленький Жорка бросился на незнакомца с такой отвагой, что тот в пьяном восторге от неожиданной смелости декоративной собачки стал ей аплодировать, как клоун в цирке. Жорка долго не мог уняться и без устали лаял на нового соседа, пока тот не скрылся за воротами своей усадьбы.
Сегодняшнее солнце уже высоко и греет по-настоящему. Выходим с Жоркой во двор. Под солнцем нагрелся и ветер. Он уже не так прыток. В затишке его присутствие совсем не наблюдается.
Весенняя нега, покой разливаются по саду, огороду, лугам и полям, белесым от прошлогоднего вейника. На ракитах посвистывают черные дрозды; тонким звоном перекликаются синички; неумолчно «тявкает» на коньке крыши овсянка; будто по сухому штакетнику, молотит клювом аист; канючит в поднебесной сини ястреб; пугает кого-то в зарослях лозняка выпь…
Злой сиверко унимается, заплутав в сосновом бору.
Жизнь продолжается.