Л. Балашевич. В. И. Шостак в моей жизни и памяти

 
Недавно опубликованный на странице Виталия Бердышева в «проза.ру» рассказ Игоря Лаврова о нашем однокурснике Викторе Ивановиче Шостаке не только глубоко тронул меня своей непосредственностью и искренностью, но и оживил в моей памяти образ этого талантливого и цельного человека. Я решился написать эти строки потому, что Виктор был не просто моим товарищем по взводу, но и, как никто из других однокурсников, сыграл в дальнейшем важную роль в моей профессиональной жизни.

Мы с Виктором были очень разными. Я был типичным астеником, «тонким и звонким», Виктор – мощного спортивного телосложения. Несмотря на то, что к спорту в академии относились весьма серьёзно, и мы даже в шутку называли нашу “alma mater” военно-марафонской академией, я в своих занятиях спортом дальше третьего разряда по лыжам не пошёл и относился к нему равнодушно. Виктор же был страстным спортсменом-легкоатлетом, неоднократным чемпионом академии, и отдавал спорту всё своё свободное время. Я же свободное время посвящал рисованию, фотографии и серьёзно изучал историю живописи, регулярно проводя выходные на лекциях и в залах Эрмитажа и Русского музея. Виктор был лидером по характеру, серьёзным и бескомпромиссным, я же скорее ведомым и склонным к компромиссам. Тем не менее, попав в один взвод, мы быстро заметили друг друга и выделяли один другого из общего коллектива. Может быть, именно разность интересов и характеров сыграла свою роль по принципу притяжения противоположностей, но всё же надо признать, что нас объединял, во-первых, одинаковый рост – мы оба были выше 180 см и всегда во взводной колонне были в первом ряду, и, что важнее, искренний интерес к учёбе и честолюбие, что в сочетании с трудолюбием и упорством позволяло учиться только на отлично, так что мы оба в итоге окончили академию с золотыми медалями.

На старших курсах курсантам разрешалось жить в городе вне казармы, и поскольку мы оба получали Сталинскую стипендию, равную зарплате врача с десятилетним стажем, и в средствах не нуждались, Виктор предложил мне снять комнату в городе и жить свободными от казарменной суеты. Он же и нашёл её в многоэтажном доме прямо напротив казармы на Рузовской улице, что было очень удобно, поскольку не связывало нас с необходимостью добираться в академию перегруженным городским транспортом. Я с удовольствием согласился, и через пару дней мы оказались в небольшой, но уютной комнате с двумя кроватями и основным набором удобств. Нам, не избалованным детям послевоенного времени, этого было вполне достаточно. Было, правда, одно неудобство и для нас, и для хозяйки квартиры, которая оказалась одинокой женщиной примерно сорокалетнего возраста – чтобы попасть в нашу комнату, мы должны были пройти через комнату хозяйки. Поскольку мы каждый день уходили утром и возвращались только поздно вечером, к этому и мы, и хозяйка, быстро адаптировались.

Пару месяцев мы наслаждались  свободной от казармы жизнью, как вдруг в один прекрасный день Виктор неожиданно и довольно раздражённо заявил мне: «Лёня, всё! Завтра уходим отсюда обратно в казарму!» Все мои попытки выяснить, что случилось и что послужило причиной такого бескомпромиссного решения, ни к чему не привели. Возражать Вите было бесполезно, и на следующий день мы с повинными головами явились пред ясными очами начальника курса с просьбой дать нам место в казарме, которое мы без проблем и получили. Многие годы причина нашего бегства так и оставалась для меня тайной, и лишь спустя много лет, когда мы вечерами занимались с Виктором научными исследованиями на кафедре физиологии, он мне сказал, не раскрывая деталей, что наша хозяйка, оказывается, «положила глаз» на Витю и начала настойчиво затягивать его в свою постель, но не преуспела! Как я мог не замечать её столь выраженной симпатии к Виктору, не знаю, но факт остается фактом, Виктор поступил как настоящий комсомолец, а я оказался наивным, как последний дурачок!

После окончания академии наши пути на длительное время разошлись. Виктор недолго задержался на флоте, он чуть ли не через год  после окончания академии поступил в адъюнктуру на кафедру физиологии  и навсегда расстался с действующим флотом. Я же провёл на кораблях Камчатской флотилии долгие семь лет, и лишь в 1967 году поступил на факультет усовершенствования врачей академии на свою любимую кафедру офтальмологии. Виктор к тому времени уже занимал прочное положение на кафедре и занимался исследованиями в области влияния светового излучения ядерного взрыва на орган зрения с целью разработки технических заданий для создания средств защиты от него, а я был в положении слушателя, только начинающего свой путь в научную офтальмологию. Мы с радостью встретились после длительного перерыва, и Виктор предложил мне подключиться к проводимым его группой исследованиям. Начальник кафедры офтальмологии профессор Вениамин Васильевич Волков с энтузиазмом поддержал эту идею, поскольку межкафедральное научное сотрудничество в академии поощрялось. Со стороны кафедры офтальмологии эту тему курировал профессор Павел Васильевич Преображенский, докторская диссертация которого была написана по материалам исследований во время испытаний ядерных боеприпасов на Новой земле.

Естественно, что заниматься исследованиями мы могли только после занятий, так как и сотрудники кафедры физиологии тоже весь рабочий день были заняты занятиями со слушателями. Так и случилось, что в течение двух лет учёбы на факультете я практически все вечера в рабочие дни проводил на кафедре физиологии вместе с Виктором и его маленькой группой. В ходе исследований определилась и тема моей будущей кандидатской диссертации, материал для которой я начал постепенно набирать на обеих кафедрах, а Виктор стал одним из моих руководителей, поскольку работа шла от двух кафедр. Надо сказать, что наше общение в эти годы было очень тесным, но касалось в основном нашей совместной работы и связанных с ней проблем.
В непрерывном труде два года учёбы пролетели как один миг, много было сделано по изучаемой проблеме, и мы надеялись, что удастся добиться моего распределения в академию. Увы, отделу кадров флота было наплевать на науку, им надо было заполнить свободные вакансии на флотах, и я вскоре оказался после немалых мытарств в Северодвинске в должности начальника глазного отделения военно-морского госпиталя. Мои научные занятия пришлось прервать и окунуться в обычную врачебную работу…

Между тем  тема моего возвращения в академию не была оставлена. Виктор настойчиво добивался моего перевода, мотивируя это важностью проведенных нами исследований. Тогда проблеме воздействия неионизирующих излучений на организм уделялось в академии большое внимание, руководил её разработкой лично начальник научного отдела академии профессор Борис Михайлович Савин, в его распоряжении была даже отдельная лаборатория, занимавшаяся этой проблемой. Мне неизвестны детали, но именно Борис Михайлович с подачи Виктора был, вероятно, ключевой фигурой, сыгравшей главную роль в моём возвращении в академию. В 1971 году, через два года после окончания факультета, я снова оказался в Ленинграде, но не на кафедре, а в штате научного отдела.  Борис Михайлович в течение нескольких месяцев  тестировал мои способности, давая разные задания, требовавшие немалого интеллекта, и в конечном итоге результаты его настолько удовлетворили, что он намертво приклеил меня в штат своего отдела. Тем не менее, мы с Виктором продолжали совместную работу и начали подумывать о написании совместной монографии на занимавшую нас тему.

В 1973 году Вениамин Васильевич Волков через своего однокашника и друга профессора Долинина, тогда заместителя начальника академии по научной и учебной работе, добился моего перевода на кафедру офтальмологии. Так неожиданно сбылась мечта всей моей жизни. Теперь ничто не мешало  продолжению моих исследований, и через год с помощью Виктора, к тому времени уже доктора наук, защитившегося по итогам проведенных нами исследований, и моего второго руководителя от кафедры офтальмологии профессора П.В. Преображенского я успешно защитил кандидатскую диссертацию. Учитывая приобретенный мною опыт во время исследований по проблеме световых излучений, профессор В.В. Волков поручил мне заниматься на кафедре исследованиями в области применения в офтальмологии лазеров, благодаря чему очертания планируемой нами монографии начали приобретать конкретику, и в 1982 году книга «Световые повреждения глаз» вышла в свет в издательстве «Медицина». Книга явилась итогом нашей с Виктором многолетней совместной работы, которая во многом определила круг моих профессиональных интересов на всю мою офтальмологическую карьеру.

Я обратил внимание на тот факт, что серьёзные занятия спортом, нацеленные на спортивный результат и требующие полной отдачи физических сил, далеко не всегда приносят пользу здоровью, а скорее наоборот. Думаю, что возникшие у Виктора проблемы со здоровьем были связаны с его непомерными физическими нагрузками в годы активного занятия спортом. Когда эти нагрузки прекратились, организм начал, вероятно, перестраиваться с непредсказуемыми результатами. Первый звоночек прозвенел примерно в 1985 или  1986 году. Мы, группа однокурсников, собрались у Бори Глушкова, который буквально перед выпуском из академии заболел клещевым энцефалитом и стал глубоким инвалидом, передвигавшимся только в коляске. Он всё же сдал выпускные экзамены, получил диплом и работал на кафедре гистологии и затем неврологии вплоть до кончины в 1988 году. Был с нами и Виктор. После небольшой выпивки он начал игру в перетягивание рук с Костей Сотниковым, тоже в прошлом активным спортсменом. Остальные выступали в роли болельщиков. Вдруг раздался резкий хлопок, как выстрел из пистолета, и Виктор поник и начал оседать со стула, теряя сознание. Мы все сперва застыли в стопоре, не понимая, что произошло, а когда пришли в себя и смогли разобраться с ситуацией, оказалось, что у Виктора произошёл перелом плечевой кости, она просто треснула, как спичка. Кончилось всё вызовом скорой и длительным лечением в клинике травматологии. Вероятно, перелому способствовал остеопороз, о котором Виктор и не подозревал.

В конце 80-х годов, когда я, а затем и Виктор, по возрасту оставили работу в академии и окунулись в новую для себя гражданскую жизнь, наши контакты стали редкими и чаще ограничивались телефонными разговорами. Виктор продолжил свою деятельность педагога и учёного на кафедре психофизиологии ЛГУ, написал несколько учебных пособий и книг, я же посвятил второй период моей жизни работе в системе клиник Святослава Фёдорова. Последняя наша личная встреча состоялась примерно в конце первого десятилетия уже нового века  в доме Елены Степанян, которая многие годы работала вместе с Виктором на кафедре и проводила важную часть наших исследований по влиянию световых излучений, с семьёй которой мы были очень дружны. Виктор был уже тяжело болен, и хотя старался казаться оптимистом, но вид его говорил о многом. Было заметно, что он начал сглаживать свои проблемы с помощью алкоголя, к которому никогда прежде не питал склонности. На меня эта встреча произвела тяжёлое и гнетущее впечатление. Игорь Лавров в своём очерке более детально описал этот последний тяжёлый период жизни Виктора.

В хмурый ноябрьский день 2011 года Виктор навсегда ушёл из этой жизни. Прощание состоялось в морге на территории нашей бывшей родной Военно-морской медицинской академии, там, где Виктор начинал свой путь в профессию скромным пришедшем из провинции курсантом.  Мне дали возможность сказать прощальные слова, но выразить  в полной мере свою боль этой утратой я не смог – меня душили слёзы…

В 2017 году исполнилось 80 лет со дня рождения Виктора Ивановича Шостака. Этому событию начальник кафедры нормальной физиологии Военно-медицинской академии профессор Владимир Олегович Самойлов посвятил XVII-е Физиологические чтения. Эти чтения проводятся ежегодно в течение многих лет с приглашением в качестве лекторов наиболее известных учёных из различных учреждений страны. На этот раз, принимая во внимание мою длительную совместную работу с юбиляром, я получил приглашение прочесть эту почётную лекцию. Темой лекции, конечно же, были световые повреждения глаз, изучению которых Виктор Иванович посвятил так много сил, и в ней я постарался максимально раскрыть его вклад в изучение этой проблемы. Моими слушателями были сотрудники кафедр физиологии и офтальмологии, а также курсанты младших курсов академии, ещё только-только начинающие свой путь в науке, как и наше поколение 60 лет тому назад. Я вглядывался в эти юные пытливые лица, осознавая, что среди них наверняка находятся будущие Павловы, Орбели, Быковы и Шостаки российской науки…

29 апреля 2019 года