Однажды в теплый летний день, ожидая электричку для поездки на дачу, я встретила давнего знакомого — бывшего милиционера, нынче пенсионера, который проживал летом в моем дачном поселке. Прогуливаясь по привокзальной площади, мы решили перекусить в летнем кафе. За столиком напротив нас сидел благообразный старичок, медленно жевавший бутерброд. Рядом с ним стоял стакан минеральной воды.
- Ты знаешь, кто такой медвежатник? - неожиданно спросил Николай Николаевич.
- По — моему, — это вор, который грабит сейфы, - ответила я.
В моем воображении возник образ огромного мужика, похожего на персонаж их «Бриллиантовой руки» и короткий диалог в кафе:
- Пожалуйте к нам в Магадан.
- Нет уж уж лучше вы к нам.
- Вот перед тобой сидит бывший знаменитый медвежатник, щелкавший сейфы, как скорлупки с помощью магнита, отмычек, а иногда используя для этого обыкновенную проволоку. Конечно эта прибыльная воровская профессия уходит в прошлое и сегодня бандиты чаще всего заставляют хозяина сейфа с электронными замками открыть его самолично под дулом пистолета. Но раньше медвежатники у воров пользовались большим авторитетом.
Я с изумлением уставилась на старенького субтильного субъекта с таким интересом, что чебурек незаметно выскользнул из моих рук. И это несказанно обрадовало бездомного кудлатого кота, который с воровским прищуром шмыгал между столиками в поисках завтрака. Мой собеседник поднялся и подошел к старику:
- Привет, Игнатьич. Как жизнь молодая? Как поживает твоя Наденька?
Мужчины пожали друг другу руки. Игнатьич привстал и мне удалось хорошо его рассмотреть. Невысокий с правильными мелкими чертами лица и залысинами он ничем не привлекал внимание. Одет он был в клетчатую рубашку с коротким рукавом, полотняные темные брюки и сандалии на босую ногу. Но держался бывший медвежатник уверенно, с большим достоинством. Бросались в глаза многочисленные татуировки на теле и какая - то неуловимая грация, сдержанная жестикуляция сильных ухоженных рук. С первого взгляда можно было подумать, что этот почтенный пенсионер собирается отдохнуть на даче. Даже татуировки не выдавали в нем бывшего зэка. Иван Игнатьевич (так звали старика) неожиданно смахнул набежавшую слезу:
- Нет в живых моей Наденьки. Два года как умерла.
Мужчины перекинулись еще парой слов, но нам уже надо было спешить на электричку. Народ с сумками, котомками, рюкзаками уже спешил занять удобные места. Вскоре все шумно и быстро заполнили вагоны. Диктор громко объявила об отправке поезда. Нас немного тряхнуло и мы медленно начали отъезжать от перрона.
- Если тебе интересно, я расскажу, как Игнатьич помог нам раскрыть весьма запутанное дело.
- Интересно не то слово.
Николай Николаевич четверть века проработал в уголовном розыске. Был вначале рядовым опером, по окончании юридической академии стал работать следователем. В его арсенале было много занятных историй.
Мы уютно расположились у окна, сидя напротив друг друга. На откидном столике появился термос с компотом, пирожки и теплая картошка с хрустящими малосольными огурцами. Дорога была длинной. Я с интересом слушала необычное повествование, непохожее на привычный детектив.
- Однажды на пустыре в колодце работники водоканала обнаружили труп. Кто — то ударом топора убил бывшего зэка и сбросил его в колодец. Я тогда работал опером и пытался выйти на след убийцы вместе со своими сослуживцами, - начал рассказ Николай Николаевич.
- Как известно, наблюдательные старушки и вездесущие мальчишки слывут самыми надежными источниками информации. Купив семечек и мятных барбарисок, я отправился на разведку. Неподалеку от пустыря расположился старый дом, построенный из камня еще немецкими военнопленными. На широкой лавочке под раскидистой черемухой бабушки чинно вели беседу. Подсев к ним и угостив собеседниц семечками и мятными конфетами и начал расспрашивать, не появились ли в доме подозрительные лица?
- Вон у Зойки хахаль весь в наколках. Пройдет мимо, зыркнет так нахально. Ни с кем не поздоровается. Недавно, видать, с зоны явился, не запылился. А так все знакомые лица, все люди степенные, - охотно делилась впечатлениями бойкая старушка.
Вскоре участковый навестил подозрительную квартиру, документов у зойкиного гостя не оказалось. Но выяснилось, что за кражи и грабежи некто Валерий Гасилов числился в розыске и его отпечатки пальцев и фото хранились в базе милицейских данных. Следуя популярной реплике Глеба Жиглова «Вор должен сидеть в тюрьме», незадачливого кавалера арестовали. Зойка недолго горевала и завела себе новую пассию, жаловалась, что женишок работать не любит, а в личной жизни ей отчаянно не везет.
Интересный разговор произошел с пацанами на пустыре. Подростки были хорошо осведомлены про труп, найденный в колодце и про бомжа — любителя жареных курочек, обворовывавшего противную бабку Бобриху, проживавшую в городском поселке в своем доме с тенистым садом. Гражданка Боброва часто приходила в милицию к операм, даже жаловалась начальнику милиции на нерадивых подчиненных, которые слабо реагируют на заявления о пропаже кур, грозилась писать в вышестоящие инстанции. На оперативке подчиненные понуро слушали гневный разнос начальника, досталось и за нераскрытое убийство и за кражи кур у гражданки Бобровой. Графин с водой подпрыгивал от ударов кулака по столу. Поэтому в разговоре с мальчишками опер уделил особое внимание сведениям о бомже, угощавших друзей курятиной под звон стаканов с водкой и вином.
- Почему же вы не рассказали бабушке, кто крадет у не кур?
- Так ей жадине и надо. Толик с Танькой сорвали пару яблок в ее саду. Так она их выследила, участковому накляузничала. Ребят за два яблока в детскую комнату милиции поставили на учет. Нашли преступников. Разве это справедливо?
Бомжа допросили, на момент предполагаемого убийства его в городе не было, он ездил к сестре. И проверка это подтвердила. Вскоре он из виду исчез и кражи кур у гражданки Бобровой прекратились, а Николай Николаевич получил премию за поимку рецидивиста и обнаружение любителя курятины. Но дело об убийстве так и оставалось нераскрытым. И все хмуро слушали отчет о том, что висяк испортит всю статистику о раскрытии уголовных дел.
Напряженные милицейские будни текли своим чередом. Вскоре из — за обилия дел стала забываться история с трупом. Николай Николаевич успел заочно закончить юридическую академию и стал работать в уголовном розыске следователем.
Вдруг в одно прекрасное летнее утро на пороге кабинета появилась странная пара. Бывший вор — медвежатник, отсидевший немало лет в тюрьме, вошел в кабинет, трогательно держа под руку хрупкую миловидную женщину. Надежда Петровна работала в соседней школе учителем начальных классов. В школе и в доме, где она жила, ее за глаза прозвали Наденькой за тихий добрый нрав, лучистый взгляд больших серых глаз и удивительно моложавый вид. Мужчина, назвавшийся Иваном Игнатьевичем, держал в руке большой баул, который поставил рядом со стулом. Хриплым осевшим голосом, сглатывая слюну, он тихо произнес:
- Баста. Пришел сдаваться. Я чистосердечно признаюсь, что убил человека и готов понести наказание.
- Мы решили, - едва слышно произнесла Наденька, - что надо во всем сознаться.
В кабинете воцарилась тишина. Наденька беззвучно плакала, а мужчина нежно гладил русые волосы и целовал заплаканное лицо. Николай Николаевич много повидал на своем веку, но и он ошеломленно смотрел на посетителей и долго не мог выговорить ни слова. После мучительно долгого прощания мужчины смотрели на удаляющуюся фигурку сгорбившейся женщины, бредущей по тротуару. Начал моросить слепой летний дождь. Капли скользили по стеклу, как слезы Наденьки. Невысокий крепкий мужик в светлом костюме отчаянно кусал губы, но потом не выдержал и разрыдался. Ни Бога, ни черта, ни тюрьмы, ни сумы не боялся бывший зэк, так неудачно завершивший свою мирную жизнь на воле. Разрывала сердце отчаянная жалость к этой маленькой и наивной Наденьке, которой он причинил столько страданий.
- Раньше я жил озлобленный на весь мир, как одинокий волчара, - откровенно рассказывал Бурлаков на следствии. В тюрьме я чувствовал себя, как дома, был в авторитете, о громких грабежах с моим участием все были наслышаны. Я умел за себя постоять. Рос сиротой, из детского дома вышел гол как сокол, не зная жизни, не ведая заботы. В воровском притоне меня пригрели, научили разным премудростям. Дружки, выпивка по кругу, воровство вначале по — мелкому, потом по — крупному. Главный принцип выживания — сила. Если есть сила, тебя боятся. Если есть воровское мастерство , оно прокормит. Вор никогда работать не будет. Меня не раз дружки и бабы предавали, бывало били до полусмерти. Я научился выживать, на свей шкуре испытал жестокость жизни: бей первым, или ты или тебя. Никогда не никому не верь, не бойся, не проси. Душа была выжженной, как земля в летний зной. Я всегда,полагался только на себя.
- В тюрьме закончил среднюю школу и получил профессию краснодеревщика. Работал в мебельном цеху. Много читал. В тюремной библиотечке случайно оказались две бесценные книги: одна про искусство резьбы по дереву, а другая про музеи, где было много цветных фото с иллюстрациями старинных столиков, этажерок, кресел, отделанных инкрустацией и резьбой. Я делал маленькие поделки, статуэтки, пепельницы с изображением животных, которые тюремное начальство дарило приезжающим на проверку. Попросил разрешение изготовить старинный комод, покрыл его морилкой и лаком. Дружки по цеху цокали языками. Начальник тюрьмы пришел лично посмотреть на мое изделие. Я стал неплохо зарабатывать, часть денег переводили на книжку. В тюремной лавочке покупал конфеты, сушки, сигареты, хороший чай, носки и нижнее белье. Делился с сокамерниками, что прибавляло мне авторитета. Вышел из тюрьмы, обитал по хатам, жил по инерции, как перекати поле. Когда накатывала темная злоба, пил горькую, стараясь забыть всю прожитую муть. Жизнь казалась конченной и беспросветной.
И вот однажды в сквере я встретил Наденьку. Она сидела на скамейке, смешно поджав ноги, как девчонка, и кормил голубей. Птицы слетались ото всюду, а женщина ласково так говорила с ними и ловко крошила мягкий хлеб. Я присел на лавку и смотрел, как завороженный, на эту идиллию. Не помню, как мы начали говорить. Только голос, журчащий как ручеек, никогда не забуду. И эти огромные добрые светлые глаза. Наверное, ангелы с неба так смотрят на мир. На душе стало так легко. Я, как сизарь, начал кружить вокруг голубки. Мы познакомились и разговорились. Только врать мне совсем не хотелось и я откровенно признался, что был в заключении, жить мне негде, да и жизнь для меня потеряла всякий смысл.
- Да что Вы говорите, Иван Игнатьевич. Обстоятельства бывают разные, но человек Вы надежный и сильный. Вон руки у Вас какие и пальцы как у пианиста. Сразу видно, что человек Вы мастеровой. А насчет жилья я могу Вам помочь. Живу я одна в большой квартире с двумя раздельными комнатами. Квартира досталась мне по наследству от родителей. Отец — фронтовик умер рано, а маму я похоронила в прошлом году. Вот в маминой комнате Вы и поселитесь, потом заплатите, когда деньги будут.
- Я незаметно ущипнул себя за руку. Нет, это не сон. Меня впервые называли не по кличке или гражданином Бурлаковым, а с почтением по имени отчеству Мы поднялись с лавочки, я помог Надежде Петровне донести сумку и ошалевший от смущения, как пацан, вошел в ее дом.
- Вот Ваша комната. Мужской одежды у меня нет. Есть большой махровый халат, который Вы наденете после ванны. А Вашу одежду я постираю, к утру высохнет.
- С каким блаженством я плескался в горячей воде в ослепительно белой ванне, пил чай с вареньем, а потом впервые за всю свою жизнь мертвецки крепким сном забылся в чистой мягкой постели. Я проспал до полудня. В наденькином халате вышел на кухню. На спинке стула висело белье, рубашка и брюки. Пиджак еще сох. На столе стояла тарелка с горкой блинов, сметана и мед в маленькой розетке. Это было продолжением нереально сказочного сна. Я с таким аппетитом ел блины с медом, прихлебывал подогретый на газовой плите чай и с наслаждением закурил в этой маленькой уютной кухне со старенькой мебелью, обилием вышитых прихваток и салфеток. Потом совершил экскурсию по дому Наденьки. Дверь в ее комнату была открыта, всюду царила идеальная чистота. Связанные мамой кружевные шторы и скатерть на круглом столе, стоящем посреди комнаты. Фотографии в рамочках на стене. Письменный стол у окна. Старенький дермантиновый диван, на котором спала в эту ночь Наденька. Огромный шкаф с книгами. Мамина комната с большой двуспальной кроватью, комодом и видавшим виды шифоньером была мне уже знакома.
Я забыл однажды про свой День рождения, который никогда не праздновал. Но однажды мы с Наденькой встали, как обычно рано утром, пошли на кухню завтракать перед работой. Наденька таинственно улыбалась и что — то прятала за спиной. Она торжественно поздравила меня с Днем ангела, прочитала теплые стихи с пожеланиями радости и счастья и подарила мне новенькую полосатую рубашку и одеколон «Шипр». Такого торжества я никогда не видел, подарков мне никто не дарил. Наденька приготовила вместе с рабочим обедом пирог с брусничным вареньем и термос с морсом, чтобы я отметил День рождения на работе. Я стоял ошеломленный. Меня раздирали разные чувства: в груди порхали бабочки от непередаваемо приятных ощущений, потом сердце сдавила непонятная тоска, как будто я украл у кого — то эту незаслуженную радость. Вечером был накрыт праздничный стол: на столе с кружевной скатертью стояла бутылка хорошего вина, пряный запах закуски в красивых тарелках щекотал ноздри. Стол украшал торт со взбитыми сливками. Да, с друзьями в ресторанах после удачных сделок я видел и не такое, но то, как Наденька произносила тост за мое здоровье и удачу, как она старалась окружить меня заботой и лаской,такое не забудешь никогда. Эту ночь мы провели вместе в теперь уже в нашей комнате. Потом мы с Наденькой тихонько расписались и стали жить в браке. За все мои страдания и скитания Бог послал мне Наденьку, которая стала мне дороже жизни.
Участковый уже давно помог мне устроиться кочегаром в котельную при бане. С каким наслаждением я возвращался после работы в дом, где меня ждали. Я заметил, что как и Наденька беседует с голубями в парке и цветами на подоконниках, я стал что — то бормотать, когда видел зеленую траву и деревья на улице, когда угощал бутербродом пробегающего мимо бедолагу - пса.
Наденька потратила свои сбережения на оборудование мастерской в просторной прихожей. Я раздобыл дерево и по вечерам мастерил новую мебель, украшая ее резьбой. Как здорово с инструментом в руках у верстака творить, воплощая свои фантазии в податливом дереве. Я никогда не ощущал такой радости, щелкая, как семечки, сейфы, набитые деньгами. Но я испытывал настоящее счастье от творенья своих рук.
Недолго длилась моя спокойная жизнь на воле. Однажды в город приехал Сохатый с дружками с задумкой ограбить банк. Разумеется, он напомнил о себе и потребовал моего участия в деле. Пили мы за успех будущего дела в овражке на пустыре, скрытом зарослями кустов от людских глаз.
- Слышь, ты кто по жизни, - хрипло бубнил Сохатый.- Вор не должен работать. Вор должен воровать. Я банкую, у меня в банке надежные люди, которые войдут в долю. Хватит бабский подол нюхать и бздеть. Я ведь могу и рога тебе посшибать и курву твою порешить.
Я принес мангал с шампурами и собирался под водку забацать шашлычок, молча рубил мясо, во всем соглашался, задумав с Наденькой уехать подальше и не участвовать в грабеже. Пропускал оскорбления мимо ушей. Сохатого могила исправит, но грязные слова в адрес Наденьки меня шибанули по мозгам.
- Слышь, ты, Сохатый, остепенись. - Опять черная муть застелила глаза. - Хватит парафинить. Я тебе не кент.
Я почувствовал острую боль в лопатке. Сохатый пытался урезонить меня ударом ножа. Вряд ли он промахнулся, если бы захотел меня порешить. Но черная муть в голове не давала мне возможности просчитывать действия. Я развернулся и ударил Сохатого остро наточенным топором по голове, а потом в ярости стал крушить мангал и посуду на расстеленной на траве скатерти. Шобла Сохатого мгновенно улетучилась, а уркан медленно осел и затих. Когда в голове прояснилось, я понял, что я его убил. Я смочил в водке носовой платок и с помощью полотенца сделал себе повязку. Спину нестерпимо жгло, ноги обмякли. Но у меня хватило сил сбросить труп в колодец. Я сходил к бывшему корешу, который завязал с воровской жизнью и был не при делах. Ничего ему не рассказывал, а он и не спрашивал, сходил в аптеку, купил бинты и вату, мази для заживления неглубокой раны, наложил мне повязку, дал чистую майку и рубашку. Потом, когда стемнело, я убрал мангал и осколки на скатерти подальше от оврага, топор выбросил в реку. Написал задним числом записку Наденьке, что поехал в командировку. Меня давно звали на стройку дома в небольшом соседнем городке. На попутках я доехал до нужного места. Приезжая бригада строителей уже обмывала аванс. Я присоединился к ним и несколько раз повторил, что приехал вместе с ними. Потом они подтвердили мое алиби, когда приехал переодетый мент. Следы я замел чисто. Когда командировка закончилась, я с хорошими деньгами вернулся к Наденьке. Объяснил ей, что упал на стройке на штырь, решил ей ничего не рассказывать.
Но потом, изрядно выпив, я все же рассказал ей, что убил человека. Следов не оставил, но шрам в душе болит. Наденька потемнела лицом и долго молчала. Мы жили, вздрагивая от каждого стука. Это была не жизнь, а мука для нас обоих. Наденька перестала ласково величать меня Иваном Игнатьевичем при людях и Ванечкой наедине, морщилась, когда я по — прежнему, называл ее Наденькой. Так прошло почти два года. Вдруг я увидел одетую и плачущую Наденьку, которая смотрела на меня ничего не видящими глазами.
- Не могу больше жить во лжи, - простонала она.- Пойду, куда глаза глядят. А ты оставайся и живи, как знаешь.
- Мы проговорили с ней всю ночь, она отпросилась с работы по телефону, а утром мы пошли в милицию с повинной. Наденька обещала меня ждать. Вот и вся история.
Иван Игнатьевич молча в наручниках поехал в СИЗО. Дело об убийстве, учитывая рану под лопаткой, было переквалифицировано после судебно - психолого — психиатрической экспертизы в превышение самообороны в состоянии аффекта. Удивил приговор суда о пятилетнем наказании, учитывая прошлое Ивана Игнатьевича.Но прилагалась справка о деяниях опасного рецидивиста по кличке Сохатый. Всех растрогало чистосердечное признание вины и явка с повинной, присутствие Наденьки и ее выступление в защиту Ивана Игнатьевича. Долгое время мы с Бурлаковым не виделись.
Потом Иван Игнатьевич после тюрьмы нас навестил и подарил на память сделанные из дерева пепельницы с изображением медведей. Я помог ему устроиться грузчиком в продуктовый магазин. Завмаг Анна Ивановна, хоть и была в торговле тертым калачом, но дело свое любила. Она заказала Ивану Игнатьевичу картины из дерева, которые повесили в торговых павильонах. Мы часто заходили в магазин после работы, чтобы выпить свежее холодное пиво. На прилавке появился деревянный бочонок. Столик и лавочки с резьбой уютно расположились среди фикусов и пальм. А в другом конце магазина был кафетерий для мамаш с детьми. За одним столиком сидели три медведя, а другие столики и стульчики облюбовали ребятишки. Там продавали соки, молочный коктейль и вкусную выпечку, которую привозили из соседнего кафе. В магазине всегда было много людей и в народе его прозвали « Три медведя».
Наденька давно вышла на пенсию и ждала Ивана Игнатьевича после работы в скверике неподалеку от магазина, где они вместе кормили голубей и бездомных животных. Ивана Игнатьевича все ценили за трудолюбие и дар мастерового, заказывая ему необычные картины, шкатулки и мебель. Последний раз я встретил его, когда он шел к жене из магазина и глаза его так и светились от счастья.
- С чем тебя поздравить, Игнатьич, праздник какой?
- Да вот Анна Ивановна в качестве премии мне такой подарок для Наденьки достала.
И он бережно вынул из — за пазухи пакет с белоснежной паутинкой, привезенный с оказией из Оренбурга, о которой тогда мечтали все модницы.
А я смотрел на залысины и морщины постаревшего медвежатника и впервые позавидовал зэку, вспомнив давние его слова: «И Бог послал мне Наденьку».