Шиферная крыша дома бабы Лизы гордо возвышалась перед потрепанным ветром рубероидом на доме бабы Клавы.
– Больше крой, меньше строй, – снисходительно делилась баба Лиза своим опытом.
Она не терпела безпорядока ни в доме, ни вокруг дома, включая образцовый огород, дорогу, свою и ближайшие деревни, областной город, столицу, ну и так далее, включая небеса:
– Космонавты небо продырявили, вот и погода портится! Погоду-то испортили!
Машины, проезжая мимо, страшились случайно въехать колесом на ее выкошенный лужок перед домом. Охотники и дачники двигались точно по колее дороги. Малейший заезд сопровождался преследованием бабы Лизы, надвигающейся на нарушителя с двумя палками, на одну из которых она опиралась, а другой размахивала в его сторону.
– Луговину-то, луговину затоптали! – дальше следовали слова, широко распространившиеся с советского периода. Да, баба Лиза родилась при большевистской власти, когда эта власть, после смертельной гражданской войны встала на ноги и дошла, наконец, до деревни, топча и сметая уклад и инакомыслие.
Баба Лиза въехала в деревню, как только вышла замуж, и уже не покидала ее. Она хорошо помнила, кто от кого родился в округе, причем до третьего поколения и знала всех по именам.
– Что это за деревня! Леса-то нет! Нет леса! У меня, где я с родителями, папенькой и маменькой жила, так все сосны, дерево в обхват, а тут? Разве это лес? Ничего нет, грибов нет, скотины нет, раньше скотина-то пасется и грибы были, сколько грибов папенька собирал и все белые. А тут лес плохой. Плохой лес, – сокрушительно качала она головой.
Привезли ее в дом, где вся родня – троюродный брат и сестра его, ей же сестра, бабка значит одна, и коров держали, и лошадей держали, да в совхозе скотина еще была, рядом коровник строили. Баба Клава только столбы бетонные застала, потом и они куда-то делись, а про совхоз уже никто не вспоминал, если бы не баба Лиза, то баба Клава никогда не узнала об его существовании.
– Картошку убирать в совхоз ходили, лен трепать ходили.
Но злые дачные языки и языки местных жителей, утверждали, что ничуть баба Лиза в совхозе не работала, а работала она в «сельпо» на пять больших деревень. Это сейчас всего шесть домов осталось, а раньше даже сельсовет в деревне располагался, и аптека была, и школа, и дома в два ряда. Еще храм с почерневшими бревнами в семи верстах брошенный стоит, скрытый высокой травой с борщевиком, тропы к нему нет, сотня годов прошла, храм ветшает, без дверей, без окон – черные проемы на фоне серых стен.
– А кто будет молиться? – вопрошала баба Лиза, сурово выглядывая из-под козырька кепки.
Она поначалу только в кепке ходила, коммунистов уважала. В первом доме от начала деревни партийный человек жил, начальник парторганизации из города, флаг красный на праздники вывешивал. И баба Лиза тоже считала, что партия всем помогла, поэтому надевала кепку с козырьком на платок и шла по деревне сравнивать, как раньше жили и как сейчас живут.
– Клава, подумай только, ничего не делают! По телевизору все говорят да пляшут, смеются и пляшут, никто не работает!
– От безбожия все, Елизавета Васильевна, от безбожия! – выразительно повторяла баба Клава в ответ, и баба Лиза, после таких слов, скрывалась в своем добротном доме.
Хотя баба Клава годилась бабе Лизе в дочки и родилась совсем в другое время, когда для полного счастья оставалось показать последнего попа, и насовсем отвадить строителей коммунизма от церкви, она носила на себе образа, отправлялась в церковь по воскресеньям и в огороде в этот день не копалась. И за своим спасением, совершенно не заметила наступившей перемены – баба Лиза стала прохаживаться по деревне без кепки, а потом неожиданно подошла с крестом, прицепленным на булавку, как медаль на одежду.
– Что это вы, Елизавета Васильевна, так крестик носите?
– А как носить, Клава? Как носить? – отвечала смиренно, не по своему характеру баба Лиза.
«Да неужели она его никогда не надевала!» – в изумлении догадалась баба Клава.
– А где ваша кепка?
Баба Лиза решительно поправила платок на голове.
Крестик вскоре расположился на должном месте, а баба Лиза уже уверенно благословляла проходивших:
– Хорошего пути! Хорошего пути! Бог благословит! – и крестила вслед.
© Наталья Муратова ВЕЛИКИЕ ПЕРЕМЕНЫ