Эта деревушка располагалась вдоль склона неглубокой балки, по которой протекала небольшая речка. В двух километрах северо-восточнее находилось большое село — центральная бригада колхоза.
Там же была и школа – семилетка, где учились дети и из этой деревушки.
В этой деревушке жила семья наших родственников по материнской линии. Рядом с ними жила семья, у которых родился сын урод. Дело в том, что его мать не хотела рожать, но аборты тогда были запрещены и она искала знахарок, чтобы они помогли ей прервать беременность. Наконец она нашла такую знахарку, но та не смогла ничего сделать.
Родился мальчик довольно крупный, на лицо — страшный урод. Знахарка, при попытке прервать беременность. изуродовала ребёнку лицо и, вероятно, повредила голову.
Голова у него была сплюснута с боков и удлинена вверх, нос длинный, сильно приплюснутый и весь искривлённый и изорванный.
Глаза посажены очень близко к переносице, если так было можно назвать это изуродованное место. Правый глаз смотрел влево, а левый – вправо.
Соображал он очень плохо, но разговаривать научился.
Мать, видя такое уродливое создание, решила от него избавиться, но своеобразным способом.
Когда он подрос и начал самостоятельно ходить, она сшила ему холщовую длинную, почти до пят, рубаху из домотканого холста.
А он ни разу не болел. Ходил почти круглый год в длинной рубахе, босой, без головного убора. Только зимой, когда выпадал снег, ему надевали валенки при выходе на улицу.
Первая встреча с ним бросала человека в оторопь.
Представьте себе: перед вами человеческая фигура, но вы видите только лицо, потому что оно притягивает своим уродливым видом. Непропорционально длинное лицо, взгляд исподлобья глубоко посаженными и скошенными к носу глазами. Беременные женщины старались обходить его, если он попадался им на пути.
После него в этой семье родился ещё ребёнок, которого назвали Анатолием.
В школу он ходил за два километра вместе со своими деревенскими сверстниками.
А когда он учился уже в пятом классе, однажды директор школы поручил двум учительницам – завучу и классному руководителю –
проверить бытовые условия своих учеников в этой деревне, потому что они последнее время стали пропускать занятия.
Был декабрь. Снега было много и стояли морозы, правда, не очень сильные —150— 200
Дело было в воскресенье. В избе Левиных находились только младший Анатолий и этот Квазимодо – Саша, так как их отец и мать уехали на воскресный базар за 25 километров.
Изба их стояла вторая от края деревни.
Толик вышел по нужде. Но когда он выглянул из сеней, то сразу увидел своих учительниц, идущих к их дому.
Быстро вернувшись в избу, он сказал своему брату Саше, сидящему перед окном на лавке, бездумно глядевшему на морозные узоры на стёклах:
— Саша, возьми топор в правую руку и стань вот сюда — указал он место у стены, противоположной входной двери. — Сейчас сюда придут две тёти. Ты им скажешь: Толика дома нет и потихоньку иди к ним.
— Ага, — густым басом угрюмо, как всегда, — промычал этот Квазимодо.
А Толик забрался на печь и спрятался в дальнем углу.
Открылась наружная дверь, впустив в избу клуб морозного пара.
Женщины вошли и остановились у двери, ожидая когда рассеется морозный туман. И тут перед ними предстала ужасная картина.
У противоположной стены избы стоит какое-то чудище в длинной холщовой рубахе почти до пят, босой и с топором в руке.
Глядит на них угрюмо исподлобья своими, скошенными к носу, глазами.
Пока они в ужасе вытаращив глаза и открыв рты, смотрели на это чудо природы оно пробасило:
— Толика дома нет, он на печке лежит.
С этими словами Саша двинулся к ним, как ему было сказано.
Женщины, не отрываясь глядя на это страшилище словно кролики на удава, толкнули своими задами наружную дверь и выскочили в сени а оттуда скорее на улицу и поспешили по дороге.
Дойдя до крайней избы при спуске в балку, они оглянулись.
А Саша, как был в одной рубахе и босой, уже вышел на дорогу и шёл за ними. Дамы прибавили ходу и почти бегом спустились в балку.
В это время Толик спрыгнул с печи, сунул ноги в валенки и, выскочив на улицу в одной рубашке, догнал своего братца.
— Саша, пойдём домой. Больше не надо за ними ходить, — взял его за руку и повёл в избу.
А женщины, в быстром темпе пройдя половину пути по пустынному полю, оглянулись в последний раз. Увидев, что за ними никто не гонится, перешли на спокойный шаг и вздохнули с облегчением.
На другой день они докладывали директору о своей инспекторской проверке и при этом с ужасом непроизвольно оглядывались назад.
Директор направил письменное приглашение родителям Толика прийти к нему для беседы в ближайшее время в любой рабочий день. После аудиенции с директором школы отец этих братьев устроил Толику разъяснительно–воспитательную экзекуцию. Но это уже другая история.