Стук в дверь прозвучал громче, чем мог бы прозвучать звонок, проржавевший, но визгливый.
« Неужели? Пунктуальность на уровне…»- кисточка в последний раз лизнула холст, как издыхающий пес.
Он отступил на шаг назад еще спокойно, но потом попятился дальше, дальше, пока не рухнул на диван. Рой пыли, взвившийся до потолка, прикрыл собой и картину на холсте. Так лучше: не хотелось смотреть.
Пытался собраться с мыслями, но они терялись в глухом гуле города за окном. Это было единственным напоминанием, что он еще существует. Иногда думалось, что нет больше города: рухнул в руины, умер, ожил в цветах, прорвавшихся сквозь его каменные кости. А он все стоял у холста, пока века вскачь проносились мимо.
А что теперь? Все кончено. Вот оно, перед ним, то, на что он жизнь положил. Завершенное. Надменное.
Даже самое высокомерное дитя, не знающее благодарности, не взглянет так на забытого отца. Никчемная аналогия. Эта картина не была его любимым чадом, она была…
« Дверь. Надо открыть…»- на удивление, тело слушалось его легко, как и прежде. Никакого онемения в затекших конечностях, хруста в затылке… Только голова тяжела.
Ничего не спрашивая, он отворил дверь. Никого. Но он никого и не ждал.
Коробка под ногами.
Записка: « Потерял?»
Открыл.
Медальон с фотографией.
Рядом его душа. Невидимая, конечно, но он знал: обугленная и скомканная.
Добрый человек вернул медальон. Впору стих написать,о том, что не прогнил, не обвалился по балкам миром. Вот только все не так. Он сам его выбросил вместе с душой, небрежно, как выигрышные карты на стол. А то, что все вернулось, хоть и потрепанным, предсказуемо. Истек контракт. Душу теперь не продают, ее сдают на прокат.
Выдерешь ее из себя, отдашь демонам что-то важное- сможешь вернуть. Психолог, антидепрессанты или новые, свежие люди на алтарь своих прихотей.
Он знал, что это не совсем правда. Есть то, что нельзя вернуть. Даже душу можно: вот она, в комплекте с медальоном. Но раньше думал, что когда это барахло найдется, все вернутся на круги своя.
Побежит сразу всем звонить, писать, вечеринку устроит по случаю окончания долгожданного шедевра.
Были бы они все рады? Ведь для них, наверное, он мертв. В лучшем случае пропал без вести. Просто исчез однажды без предупреждения. Удалил все страницы, сменил сим-карту, уволился и переехал.
Следующие пару месяцев просто не помнил, а потом вдохновение пришло.
Зачем топить боль, бежать от нее, растворять в дыму, если можно возвести в абсолют? И тогда творчество хлынет, горящее, дымящееся, из-под изрезанной кожи, только успевай зарисовывать…
Он вернулся в комнату.
Сколько не спал? Кто знает. Тяжко было отличить сон от реальности, ведь все было одно и то же. Краски, тяжелые бредни, вкус пригоревшей еды, цокот птичьих когтей за окном. Сперва раздражало, а потом сгонять тупые курлычущие тушки стало лень.
Чувство времени не возвращалось, как бывало иногда во время ража работы. Ни глотка лишнего, но его окутывало похмелье.
Он сполз на диван.
Бледно-розовый, не нежный, тусклый.
« Проснусь, наверное, вечером»- усталость билась в виски, но он упорно не смыкал глаз, глядя в потолок,- « А дальше…»
Автопилот подсказывал: « Продолжу», но нечего было продолжать. Идеал с ним в одной комнате.
Что было еще в этом мире?
Книжный шкаф, который он не открыл ни разу, только протер в день переезда. Бывшие хозяева оставили там ненужные… Поганое слово, его передернуло. Даже применительно к неодушевленным предметам. Почему-то сразу представляются, что они живые, и могут осознать, что не нужны. Вздрогнуть, посмотреть растерянно, без слез. Плачут от осознания, а осознать ненужность сразу невозможно…
« Совсем я уже съехал, книги жалеть…»
Компьютер. Купить парочку новых игр, на которые пускает слюни весь мир?
« Господи, нет. Во мне уже нет того, что побуждает людей нырять в сюжеты и влюбляться в смазливые глазки… И хорошо, что нет. Надоело».
Холодильник. Но этот белый друг не может подвести?
« Терпеть не могу готовить. Пойти в ресторан? Там люди. Хотя я почти забыл, кто это..."
Почему-то ему казалось, что если уснет, то непременно приснится кошмар, от которого будет потом страшно открыть глаза.
Кошмар опередил, явился наяву.
Звонок захрипел и оборвался в своей последней трели.
Он пошел на поводу и отпер дверь, не спрашивая, кто почтил визитом.
Немая сцена.
- Привет,- самое нелепое слово за всю его жизнь.
Кэра почти не изменилась за этот год. И верный красный шарфик с ней, не потрепался даже.
- Привет,- ответил он спокойно ее теням под глазами.
- Можно войти?
- Заходи.
Он отвернулся и прошел в полумрак тесного коридорчика.
Истеричный вздох за спиной.
- Это… Это.. ТЫ!!!
Он прошипел под нос от ощутимого тычка в спину, но не обернулся.
- И это весь наш разговор после всего?
- Нет. Я еще не спросил. Будешь чай?
- Какой к дьяволу чай???
- Значит, будешь. Зеленый. Глупо спрашивать.
Кухня была немногим свободнее коридора, стол на двоих. В его представлении- на одного. На него. Но сейчас здесь сидела Кэра, а он стал у окна, невольно загораживая свет.
Он знал, что творит. Что это не вежливое предложение чая, а пытка. Так и надо. Пусть давится тем сортом, который был их любимым. Когда другой стол в другом городе был действительно для двоих.
- И долго ты его искала?
- Нет… Но думала, что уже не найду. Ты закинул его в высокую траву, все руки порезала осокой.
- Вот как,- он хмыкнул, тяжело упираясь руками в стол,- А я думал, не будешь искать.
-Тебя или медальон?
- И то, и то.
- Но ты же сказала, что плевать.
- Я плакала потом.
- И сейчас тоже. А вот я не могу, Кэра.
- Ты хочешь это услышать, да? Прости. Прости!- первая их партия, закончившаяся не в ничью и не ее победой. Кэра поднялась, чуть не опрокинув кружку со стола, бросилась, чтобы обнять его, он отшатнулся,- Я не знала, что это так важно для тебя!
- Конечно, всего лишь выбор между мной и Ричардом. Ты знала, кто на самом деле заслуживает победы. Кто шел к ней полжизни. Но ведь Ричард слишком важная шишка, правда? Когда-то эта светская лисица может и тебе пригодиться? Вдруг подкинет материал для пары-тройки эксклюзивов?
- Бестолковый… Это все лишь слова. Неужели ты не отличаешь слова от действий? Ты бесишься даже сейчас. Ты правда веришь, что я считаю Ричарда лучше тебя? Да он последний собачий сын на планете! А в то, что мне будет плевать на твой побег, тоже? Я люблю тебя,…
Кэра назвала имя.
-…? Это не мое имя.
- А чье же?- прошелестела она, глядя так, что любой, кроме него, наверное, прости тысячу раз,- Зачем ты так?
- Хочешь, покажу что-то интересное?- спросил он уже уравнявшимся тоном, и ее подрагивающие плечи расслабились. Поверила, что у нее есть шансы? Что же.
Он впился ногтями в ее руку и протащил в гостиную.
Свет рвался клочьями сквозь мутное стекло, озаряя картину.
То же самое, что в медальоне.
Девушка с длинными русыми волосами бежит по полю. Одуванчиковые пушинки кружатся в солнечных лучах, не понятно, на полотне ли или в реальности. Он улыбалась там, протягивая руки навстречу утреннему небу, а рядом, под боком у художника беззвучно рыдала.
- Вот что для меня значит «люблю», Кэра. А в твое вполне вписывается подбадривать меня, толкать на поступке, а за спиной хихикать с Ричардом и обсуждать его будущие победы. Теперь ты понимаешь, почему?
- Да…- она убрала руки от лица, вновь попыталась придвинуться ближе, и вновь он остановил ее жестом,- Я…Я.. Я не думала, что это так важно для тебя! Просто подумала, что в тебе сыграло самолюбие! Что тебе не хочется проигрывать даже на словах! Мне казалось, что нет другого выхода! Да все, что мне удалось выжать из Ричарда, чтоб он сдох, и дня с тобой не стоило!
- Я тоже перегнул, Кэра. Но теперь поздно рвать на себе волосы. Мы просто играли друг с другом, но проиграли оба… А могли просто любить. Но теперь…
- Что теперь?- и снова она окликнул его по имени,- Давай просто вернемся домой. Давай просто будем жить…
- Нет. Не буду я больше жить. Посмотри в уголок, там имя. Но оно больше не мое. Это имя абстрактного человека, создавшего картину. Блеклой ее тени, седьмой воды на киселе. Вот оно, имя, будет жить вместе с картиной. А я, я сам, человек с чувствами, мыслями, кровью- нет. Я больше не нужен.
Я принес себя в жертву. Отдал свой череп творчеству, чтобы оно пило из него вино. Я выбросил все, чем жил, вместе с медальоном,- и оно приняло жертву. Чтобы я потом воссоздал ту же самую фотографию в красках. Забавно, правда?
Первое время было больно, Кэра. Я не мог удержать кисочку и сосредоточиться на лице, которое рисую, потому что это было твое лицо. Я сбрасывал все со стола, кричал, лупил все что попадется до тех пор, пока костяшки в кровь не разобью. Шел за абсентом.
После, когда воспоминания стали глушить еще сильнее, было это,- он отодвинул рукав, показывая скрытое.
- Нет…
- Не думай, что я делал это осколками от бутылки. Застрянет еще что… Канцелярский нож лучше. Почти незаметно. Но теперь меня и к этому не тянет.
Ее пальцы, миг назад беспомощно поглаживающие его руку, сорвались вдруг, как лопнувшие струны. Кэра, чуть не сбив его с ног, бросилась к двери. Он посмотрел вслед. Кого-то ждали долгие размышления.
А другая Кэра, за спиной, тоже все бежала по лугу, только счастливая.
Дверь хлопнула. Надо же, успеет позаботиться, чтоб не ограбили.
Замок щелкнул. Он-то теперь всегда сохранял самообладание…
Медальон забыла.
И он почему-то надел.
Цепочка теплая, приятная. Нагрелась под солнцем.
Сейчас, правда, уже закат. Куда там бежит Кэра по незнакомому ей городу? Видит ли хоть что-то перед собой? Об этом не думалось. Заевшей пленкой крутилось другое.
- Ой, что это? Выглядит… Винтажненько.
- Ну и что? Зато смотри, что внутри… Я буду носить его и вспоминать о тебе, если станет грустно.
- А если не станет, не будешь?- Кэра рассмеялась, снимая с него медальон и рассматривая маленькую фотографию,- Ну и ну. Чудик ты, чудик. Еще и кадр неудачный…
Вся вселенная сжалась и взорвалась в его теле. Он рухнул на колени, глуша вопль все тем же мягким рукавом.
Сдерживаемый механизм выстрелил, попав апатии в висок.
Все стало болезненно резким и ясным.
« Ты что, все еще можешь проворачивать это со мной? Но у меня нет чувств! И самого меня уже нет! Я иссяк, растворился, пересох! Как, черт возьми, как!!!»
Ванильные духи, еще чувствующиеся в воздухе, слезы, « люблю тебя», запах невысохшей краски, пыль, капли зеленого чая, старые ошибки- все мешалось в сознании, но он уже знал, что делать.
Поднялся с колен.
В соседней комнате заточенный на большую кровь нож и телефон с номером Кэры.
И он точно знал, что возьмет.
Рене знал.