Однажды утром Сергей, молодой и неопытный сотрудник отдела Особой регистрации, случайно заметил, что аппарат, составляющий очередной список подлежащих наказанию Министерских чиновников, ошибся и внес в него постороннего человека.
Трудно сказать, почему так случилось. Механизм был надежный, чугунный, сделанный на века и похожий на огромную человеческую голову. Стоял он мрачным изваянием посреди кабинета, кошмарно вращал черными стрелками в циферблатах-глазницах, пускал пар ушами-раструбами и выплевывал из пасти документы со множеством фамилий. В чем провинились эти люди, и что случалось потом, было неизвестно. Может, они ничего не совершили, и ничего плохого с ними не происходило. Как узнать, если их больше никто не видел?
Наше дело – маленькое, говорили чиновники. Точнее, даже не говорили. Зачем говорить очевидное, и так работы через край. Переписать из списка в журналы фамилии, тиснуть печати, получить письма из отдела кадров и засунуть их в прибор, и много чего еще. Трудно все успеть полудюжине сотрудников.
Неизвестно, действовал ли аппарат по принципу лотереи, или отталкивался от каверзной нечеловеческой логики, но так или иначе, списки составлял регулярно и качественно. Зачем он их составлял – никто не спрашивал. Ходило суеверие, что любопытные скорей остальных в списках окажутся.
По инструкции, на каждом листе должны располагаться двадцать фамилий, ни больше, ни меньше, и когда Сергей обнаружил, что на одной странице их двадцать одна, понял, что произошла ужасная ошибка.
А в журналы, между тем, все имена были уже внесены, печати поставлены, и уведомительные письма руководителям отделов разосланы, мол, обратите внимание, скоро число сотрудников у вас уменьшится, скажите такому-то, пусть не волнуется, но бумаги на исполнение не берет, не успеет он на них ответить.
Вскочил Сергей со стула и сказал растерянно:
– Прошу прощения…понимаете… тут фамилия ненужная оказалась…
Подняли чиновники глаза, но лишь на секунду, некогда им отвлекаться по пустякам.
Один Иван Ильич, пожилой настолько, что напоминал мумию, небрежно помахал рукой и произнес:
– Ничего страшного! С кем не бывает. Напишите вчерашним числом заявку на дополнительного человека, и все. Обоснуйте формально, а можно и этого не делать.
Сергей опешил.
– Как написать заявку? Аппарат ошибся! За что наказывать двадцать первого? Надо сообщить о том, что случилось!
Тишина наступила такая, что даже свет побледнел. Кто-то выронил лист бумаги, он жутко прошуршал по столу, и вновь – тишина.
А потом Инна Петровна, взглядом, прической, да и всем остальным похожая на немолодую заслуженную учительницу, истерически расхохоталась.
– Я говорила, а вы мне не верили!
– Ничего вы нам не говорили, – мрачно ответил толстый, сидящий сразу на двух стульях Максим Семенович, вытирая взволнованный лоб платком, – если он уже проявлял свою асоциальную сущность, надо было не сотрясать воздух, а принимать меры.
– Срочно писать докладную в кадры! – подняла руки Инна Петровна, и ее сложная прическа распушилась на метр, как звериная шерсть в минуту опасности, – мы заняты серьезными делами, а нам присылают каких-то школьников. Не в бирюльки играем, а с людьми работаем! Это Виталий Андреевич виноват, он его часто защищал.
От этих слов Виталий Андреевич, человек среднего возраста и неприметной внешности маньяка из соседнего подъезда, возмущенно покрылся красными пятнами.
– Когда? Прекратите, пожалуйста! Он мне не понравился сразу, я всего лишь не стал об этом кричать.
Один Фома Леонидович ничего не говорил, а тихо и укоризненно смотрел на Сергея. Из-за очков с толстыми стеклами его глаза казались громадными, как у глубоководной рыбины, и столь же выразительными.
А затем все чиновники, кроме Ивана Ильича, перебивая друг друга, набросились на ошеломленного Сергея.
– В чем мы провинились перед тобой? Что плохого тебе сделали? Предатель! Мы думали, что можем тебе доверять! Что ты один из нас! Посмотрите-ка на него! Прав был Ломброзо, утверждая, что нормальный облик – самый подозрительный!
– Одну минуточку, – вдруг примирительно сказал Иван Ильич, – Перестаньте паниковать. Может, все не так плохо. Надо дать человеку шанс. Молодость склонна к бессмысленному бунтарству. Сейчас я постараюсь ему объяснить.
Он встал и изобразил улыбку.
– Сергей! – воскликнул Иван Ильич, – мы в глубине души ценим ваше стремление к справедливости. Но похвальная ли это справедливость? Неужели справедливо подвергать нас тяготам служебной проверки, которая последует из-за признания ошибок? После нее мы весь квартал не будем получать премиальные. Разве это хорошо? Мы трудимся не покладая рук, не жалея себя и других. Пишем отчеты, ставим печати. Выполняем такую непонятную и такую необходимую работу. Нет греха большего, чем предать близких! Свой родной отдел! Так ли важно, прав он или нет? Разве не нужно защищать его в любом случае? Надо прощать родным их оплошности, иначе что мы за люди!
Растерялся Сергей. Не ожидал он такого. Кому хочется прослыть предателем!
– И что же мне делать?
– Напишите заявку, как я вам говорил. Уже десять минут теряем нервные клетки из-за ерунды.
Сел за стол Сергей, напечатал поспешно бумагу.
– Вот так?
– Умница! – улыбнулся Иван Ильич, потрепав его по волосам костлявой рукой, – но больше нас, пожалуйста, не пугай.