Тикают часики Вселенского времени, уходят в неизведанное секунды и часы, складываясь в прожитые годы.
Все дальше уходят в прошлое события былой молодости, но память цепко хранит самое интересное. Так устроен человеческий мозг, что может сохранять образы случившегося, которые потрясают психику, и «услужливо» напоминают нам о прошлом в фантастических сновидениях.
…Было это происшествие в далеком детстве, в 60-е годы прошлого столетия.
Месяц-июнь — начало летнего сезона рыбалки. Отец, как заядлый любитель, всю весну чинил сети, проверял капроновые шнуры на переметах, подправлял наждачным брусочком острейшие жала крючков на щуку, тайменя и окуня.
Я крутился рядом, подавая одну, другую снасть, укладывая в черную кирзовую сумку готовые к ловле переметы, закидушки, жерлицы. Отец строго контролировал процесс укладки — чтоб всё было «чики-чики», крючки не болтались, а были надежно воткнуты в деревянные дощечки переметов, жерлицы и закидушки — в рогулины из сучков веток калины.
Кто любит рыбалку, знает процесс подготовки — серьезный и вместе с тем радостно- волнующий. Наконец, все готово, уложено в суму, проверено.
С чувством исполненного долга поужинали, улеглись спать пораньше. Завтра вставать ни свет ни заря.
Едва забрезжил хиленький рассвет, в деревне начался рабочий, будничный процесс: первыми встретили лучи солнца горластые петухи, разбудив собак. Они бодрым лаем подняли хозяев. Звякнуло ведро, стукнула калитка, замычала корова. Раздались голоса людей, ожила вся домашняя живность, наполняя свежий утренний воздух различными звуками.
Встали и мы. Мать подоила корову, отец отправил ее в стадо. Я накормил комбикормом прожорливых, орущих уток, сыпанул по ведерку овсяных отходов визжащим свиньям, налил в корытце воды, и бросил Тузику горбушку хлеба.
Пока отец ходил, провожая корову, я выкатил из гаража старенький М-72 с люлькой, проверил уровень масла, долил чуток бензина из старой помятой канистры.
Стали укладывать снасти, рюкзак с едой, еще раз все проверили и посмотрели.
Подошел соседский паренек Колька, уже проводивший корову, поинтересовался: «Эт куда вы в таку рань?»
— На Пилу, — со степенностью взрослого мужчины ответил я.
— Меня возьмите! — заканючил Колян, — мож, чо и пригожусь!
— Ладно, — сказал отец, беги, потеплее оденься, возьми из еды что-нибудь, Едем дня на два. Колюня на радостях понесся, только пыль повеяла. Обернулся быстро. Уложили и его рюкзачишко, завели мотоцикл и покатили. Пила рядом, каких-то семь верст: спустился под Моховку, поднялся на перевал, скатился вниз — и вот, ты уже на месте.
Солнечный диск медленно и величаво поднимался среди предутренних облаков, обещая жаркий денек. Реденький туман (только еще начало лета), быстро разогнали колючие огненные лучи, ощутимо нагревая темные предметы.
Скатились под "больничную горку", прогромыхали полуразбитыми плахами по старому мостику через речушку Моховку. Распугали серых кукушек на прибрежных тальниках,и попылили по дороге к перевалу.
— Ну, давай, старина! — услышали мы голос отца, переключившего на первую скорость коробку передач перед подъемом на перевал. Ревя, как танк, и выбрасывая клубы синего дыма, наш старенький М-72 уверенно полз к вершине.
Поднялись с Божьей помощью. От цилиндров валил дым, пахло горелым маслом, раскаленным металлом. Остановились на вершине, чтобы дать нашему «железному коню» немного остыть. Вокруг раскрылась чудесная картина летнего утра: долина Чумыша была пронизана, как пиками, лучами солнца. Реденькие клочья тумана быстро таяли на теплом ветру. Проносились стайки горлиц, летящих в поля на кормежку, над рекой кружилась скопа, пугая окрестных ворон.
Позади, как на ладони, лежала Ельцовка. Было видно, как под Моховку спускается большущее стадо коров, во главе с двумя пастухами на черных лошадях — красотища!
Пощелкивал металл остывающих цилиндров и двигателя. «Пора, — промолвил отец, поплевав на цилиндры, — остыли». Завели нашу технику, и покатили.
Приехали быстро, спустившись с перевала к редким, пустующим домикам бывшего села.
С «мудрой» политикой нашего бывшего правительства, сельцо прекратило свое существование. Согнали с мест обетованных людей, обрубили корни, связывающие человека и природу. И остался там всего один житель — дядя Ваня, старинный друг отца, к которому ездили на рыбалку каждое лето.
Заехав в просторный двор, поставили под навес мотоцикл. Мужики дружески обнялись, похлопывая друг друга по спине:
— Жив, бродяга?
— Живу, куды деватьси…
Дядя Ваня засуетился, приглашая в маленькую избушку, в одну комнатку с печкой, отведать «что Бог послал». А Бог послал бутылочку первачка, копченое сало, колбу, картошку в мундире и, конечно же, жареную рыбку! Мы тоже достали припасы: хлеб, вареные яйца, домашние пироги.
Навалились на еду, только за ушами пищало! У нас, конечно, пищало, а мужики ели неспешно, вели беседу, прерываясь возгласом: «Ну, за все хорошее!». А мы, наевшись до отвала, выбежали во двор, поиграть с дяди Ваниной собачкой.
Откушав «что Бог послал», мужики тоже вышли, стали собираться на речку.
— Проверим вчерашние переметы, да жерлицы, — пояснил отец. — А вам задача — накопать дождевых червей, и поставить конусы для ловли мышей.
Дождевые черви нужны для жерлиц на крупную сорожку, а мыши в качестве насадки для тайменя. Мужики отправились к лодке, а мы с Коляном копать червей.
Вот, с этого момента и начались наши интересные события…
Проходя мимо старенькой покосившейся сараюшки, мы обратили внимание на странный восьмигранный лом, который подпирал дверь. Подошли ближе, чтобы рассмотреть — что такое? Лом, как лом. Толстенный, восьмигранный, но внутри полый!
Я рукавом рубашонки протер одну из граней.
— Колян, глянь, тут какие-то завитушки есть! — сказал я. Колян глянул и важно изрек:
— Это пищаль Ермака! Мы ноне по истории изучали про ето. Приклада нет, отгнил, наверно. Колян был старше меня года на четыре и естественно, с ним спорить не стал.
— Увезем в школьный музей, — решили мы.
Но, как говорится, не все задумки Божьи бывают на пользу, бесенок иногда толкает под локоток. А именно, он толкнул «локоток Коляна».
— Эх, ща был бы порох, да бабахнуть из этой дурищи, — выдал идею Колян.
Задумались… Тут и меня бесенок «толкнул под локоток»: «Слушай, Коль, я знаю, у дяди Вани есть ларец с боеприпасами. Там порох, капсюли, пули».
Сказано — сделано. Зашли в дом, открыли старый сундук возле печки, окованный узкими полосками железной ленты, и достали ларец с припасами.
— Скока пороху надо? — спросил я Коляна.
— Чёрт знат, скока туды сыпали казаки. Давай возьмем пороху полкружки и штук пять пуль 16-го калибра, кашу маслом не испортишь, — важно изрек Колян.
Взяв припасы, уложили все на место, и вышли во двор. Где бы приладить эту штуковину? Взор упал на старенькие козлы для распиловки небольших бревешек.
— Давай, привяжем проволокой сверху жерди и бахнем, — предложил друг. Возражений не было.
Прочистили проволокой ствол «лома», выгнав оттуда пауков и мокриц, засыпали порох, плотно забили старой газетой. Вкатили все пять пуль, запыжевали мокрой тряпкой.
— Ну, чё, готов? — спросил Колян.
— Чот боязно…вдруг разорвет, — с дрожью в голосе ответил я.
— Не ссы в трусы, героем будешь! — заржал Колян.
Долго думали — как поджечь запал, а то и впрямь может разорвать. Придумали: из глины скатали «червяка», навтыкали в него спичек, головками кверху. Если поджечь крайнюю, то пока они горят по порядку, можно спрятаться.
Подготовили место отхода — за дощатую, из горбыля, дверь сарая.
С замиранием, бьющегося, как у загнанного зайчишки сердца, трясущейся рукой, с третьей попытки, Колян зажег крайнюю спичку. С веселым шипением стали вспыхивать одна за другой огоньки в рядочке, все ближе к нашему орудию…
— Атас! — вякнул Колян, с кошачьей ловкостью юркнув за дверь сараюшки. Я — следом.
То, что произошло — надолго врезалось в память!
Последняя спичка, отшипев, вызвала мощнейший «ба-бах!» Толстенная жердь, к которой был привязан «лом» переломило, словно сухарик, растопырив во все стороны древесные лучинки. От взрывной волны со звоном посыпались в домике стекла, усеяв мелкой крошкой пол.
«Ах-ах, ах-ах, ах-ах…» — загуляло между скалистых берегов Чумыша многоголосое эхо.
— Лось, разомлев от тепла и сытости, утопив голову по самые уши, доставал со дна реки сочные корни камыша, поперхнулся, выплюнул непрожеванные остатки. Словно крейсер, рванул по мелководью, закинув рога на спину и прыгая аршинными прыжками, унесся в тайгу;
— Стайка уток, очумело хлопая крыльями по воде и бешено работая лапами, сходу набрала самолетную скорость и со свистом, словно истребители, исчезла за поворотом реки;
— Совы и филины, дремавшие в ельнике, ошалело заметались между деревьев, натыкаясь на ветки и с шумом падали вниз;
— Коза дяди Вани, привязанная к колышку за оградой, мирно щипавшая травку, с диким меканьем вырвала кол и ускакала в луга;
— Пёс, разлегшийся в теньке за будкой, видимо, в дреме перепутал направление побега, сиганул через забор из горбыля и повис на обратной стороне на цепи, хрипя в ошейнике и скребя лапами по доскам.
А мы с Колянам, оглохшие, с тряской в коленях и руках, осознанием случившегося, подошли к краю обрыва, откуда было видно, где рыбачили мужики.
По реке бешено несся челн, оставляя за собой пенный след, так активно греб отец, поняв, что случилось недоброе.
Случилось… Колюня, сообразив, что сейчас произойдет, выдавил: «Блин, Серый, я ж забыл — маманя строго приказала быть сегодня дома к обеду!» — и схватив рюкзачок, быстро ретировался по тропинке в сторону Ельцовки.
Ну, а мне пришлось ответить за всё…
Отец, молча сложил снасти, извинился перед дядей Ваней за разор хозяйства, сказал, что завтра привезет стекло для окон, завел мотоцикл и поехали домой. Отрыбачились.
А дома, сами понимаете, что было…