Здоровье, болезни и лечение крестьян в начале ХХ века.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2019/04/23/1068)
«Да. Так диктует вдохновенье:
Моя свободная мечта
Всё льнет туда, где униженье,
Где грязь, и мрак, и нищета.
Туда, туда, смиренней, ниже, -
Оттуда зримей мир иной...
Ты видел ли детей в Париже,
Иль нищих на мосту зимой?
На непроглядный ужас жизни
Открой скорей, открой глаза,
Пока великая гроза
Всё не смела в твоей отчизне...»
(Из поэмы Александра Блока
"Да, так диктует вдохновенье" (1911-1914))
Итак, посмотрим, как обстояли дела с этими вопросами в «России, которую мы потеряли».
А.И. Шингарев отмечает, что две, исследуемых им деревни, в отношении доступности медицинской помощи были довольно благополучны:
«…оба селения, Н.-Животинное и Моховатка, издавна относились к городскому врачебному участку, амбулаторией которого, отстоящей от них на 25 вёрст, жители и могли пользоваться по временам, приезжая на базар в Воронеж . Врачебной помощью оба селения пользовались и в амбулатории Рамонской лечебницы, где приём больных производился уже издавна (более 20 лет) два раза в неделю. Амбулатория эта отстоит от Н.-Животинного на 12-13 вёрст.
Ближайший фельдшерский пункт, куда также немало обращалось больных из обоих селений, помещается в 17-18 верстах от них, в волостном селе Подгорном».
Многие тысячи российских сел тогда имели куда более скромные возможности по доступности к медицинским учреждениям.
Особенно тяжелой в этих деревнях (да и далеко не только в них), в то время была ситуация с заболеваниями детей грудного возраста:
«Прежде всего бросается в глаза громадная заболеваемость детей до одного года; оказывается, что каждый ребёнок этого возраста побывал в амбулатории и даже не один раз, почему отношение обнаруженных в этом возрасте заболеваний к числу детей до 1 года выше 100…
В следующей детской группе от 1 года до 4 лет заболеваемость составляет только 31,1%, от 5-9 лет 17,1%, от 10-14 даже 2,9%. Становится очевидным, что заболеваемость детей грудного возраста в исследуемых селениях чрезвычайно высока по сравнению с другими группами детей.
Главными болезненными формами за время 1898-1900 гг. были среди заразных дифтерия и инфлюэнца, дающие больше половины всех эпидемических заболеваний. Максимум заболеваний дифтерией, как обычно, приходился на ноябрь и возраст от 1-4 лет, а инфлюэнца ; на декабрь и январь, при чём больше всего больных было взрослых.
Дифтерия немного сильнее была выражена в Н.-Животинном, хотя меньше, чем по всему уезду, а инфлюэнца в Моховатке. Заболевания другими же формами были спорадические, как и в остальном уезде.
В группе других заразных заболеваний первое место принадлежит болотной лихорадке, являющейся самой распространённой болезнью в данной местности, хотя в этом отношении во всём уезде наблюдался ещё боле высокий процент её.
Максимум малярийных заболеваний был обычный ; майский, большинство больных было в цветущем рабочем возрасте от 20-39 лет, женщин больше, чем мужчин. В Моховатке болели лихорадкой больше, чем в Н.-Животинном (гнилой пруд?).
Туберкулёз встречается чаще, чем в уезде, и особенно часто в Животинном, где его обнаружено в три раза больше, чем в Моховатке, и в два раза больше общеуездных данных. Быть может, и это обстоятельство стоит в соответствии с более плохими экономическими условиями животинцев.
Крупозная пневмония наблюдалась значительно чаще, чем вообще в уезде, а в обоих селениях была распределена почти равномерно. Заболевания ею были зимой и в начале весны.
Сифилис встречался реже, чем в уезде (но в Н.-Животинном несколько чаще, чем в Моховатке), главным образом среди детей раннего возраста и у женщин чаще чем у мужчин, maximum обращаемости с ним был зимой и в начале лета (подробнее вопрос о сифилисе рассматривается ниже)…
Огромное большинство больных ; женщины. Рахит и истощение у детей, малокровие у женщин являются здесь главными слагающими болезнями. С этим совпадает и максимальная обращаемость в этой группе, упадающая на март и май. Весной рахитом всегда болеют больше, на весну же приходится и Великий пост, ухудшающий питание взрослых, особенно женщин».
Как известно, о вреде суровых ограничений в пище во время 40-дневного Великого поста, для здоровья православного населения России, писал ещё М.В. Ломоносов в XVIII-м веке.
Он подчеркивал, что изобилие фруктов, орехов и прочей растительной пищи, характерное для средиземного климата, где «отцами церкви» и были выработаны строгие правила поста, совершенно отсутствует в морозных климатических условиях среднерусской равнины, жители которой не имеют возможности питаться в пост фруктами и длительное время вынуждены есть квашенную капусту, репу и т.п. пищу.
Но с XVIII-го века ничего с этим вопросом не изменилось.
Скудное питание во время этого длинного поста, разумеется, ослабляло организмы людей, и обостряло все их «болячки».
«Высокая общая заболеваемость грудных детей, отмеченная выше, являющаяся одним из характерных фактов в болезненности населения данной местности обязана, таким образом, своим происхождением большому количеству желудочно-кишечных страданий (одинаково распространённых в обоих селениях).
Это до известной степени делает понятным установленный В.П. Успенским факт высокой смертности грудных детей в Н.-Животинском приходе.
По этой смертности Н.-Животинский приход занимает первое место во всём Воронежском уезде…
Брюшной тиф, появившись в 1892 г. в Н.-Животинном после голодного 1891 г., развился в 1893 году в большую эпидемию, а в Моховатке дал резкую вспышку, поразив почти 1/6 всего населения.
Для Моховатки за все десятилетие это самая крупная эпидемия, и никакая другая болезненная форма не достигла за это время такого развития. – Дифтерит, появившись также в 1892 году, разразился со страшной силой в 1893 г., перебрав чуть не поголовно всё детское население и выморив (как об этом свидетельствуют метрические записи) добрую его треть. (!!!)
В Н.-Животинном он дал сразу около сотни случаев.
Заболевания дифтеритом были довольно значительны и в 1894 году, тянутся с тех пор непрерывно, и каждый год встречается несколько случаев. В тот же злополучный 1893 год развилась и довольно значительная дизентерия, как в Животинном, так и в Моховатке. А в результате – в этот несчастный год, как указывают метрические книги, смертность превысила рождаемость в Животинском приходе почти вдвое, а в самом Н.-Животинном втрое с лишком. (!!!)
Население, переживши тяжёлые голодные 1891 и 1892 годы, обессиленное, вымерло от занесённых Бог знает откуда, заразных болезней, вымерло в необычайной пропорции, и смертность в этом году дала в Н.-Животинном 108‰, а в Моховатке 157‰, т.е. вымерло в первом селении десятая часть всех жителей, а во втором почти одна седьмая!»
Как видим, в спокойное мирное время, в самый расцвет царствования «распиаренного» ныне «царя-Миротворца», в обычных русских селениях черноземной Воронежской губернии бушевали самые настоящие эпидемии и голод, буквально выкашивавшие их население и особенно гибельные для детей.
Рождаемость в русских крестьянских семьях тогда была очень высокой (7-10 детей в семье было обычным, никого не удивлявшим, делом), однако в 1893 году смертность в этих деревнях превышала рождаемость в 2-3 раза!!!
Продолжим анализ исследования А.И. Шингарева:
«Что касается до сведений о развитии в исследуемой местности сифилиса, то в этом отношении солидная работа врача рамонской лечебницы П.П. Хижина даёт ценные указания, позволяющая отчасти осветить важный вопрос с исторической, так сказать, точки зрения, так как даёт возможность сравнить данные за 1889–93 годы с настоящим положением дела.
По данным рамонской лечебницы сифилиса за указанное пятилетие в Н.-Животинном было зарегистрировано 44 случая, а в Моховатке 10 случаев….
В Н.-Животинном сифилис оказывается значительно развитым, в Моховатке – он почти втрое меньше.
Заразные формы сифилиса в Животинном в два с лишком раза преобладают над третичными, а в Моховатке они составляют лишь 1/9 часть незаразных форм.
В Н.-Животинном процент детей до 15 лет среди сифилитиков весьма высок, почти 40%. В Моховатке вовсе не наблюдалось сифилиса у детей.
Больные сифилисом дети Н.-Животинного почти исключительно страдали заразными формами.
Таким образом, резкое различие между исследуемыми селениями выражено по этим данным с чрезвычайной ясностью, и в то время как Н.-Животинное должно быть признано значительно поражённым заразным сифилисом, – в Моховатке сифилис почти исключительно третичный, давнего происхождения (только один больной отмечен с заразной формой сифилиса)…
Данные ещё яснее подчёркивают поступательное, агрессивное развитие сифилиса в Н.-Животинном и, наоборот, безобидность его в Моховатке.
– Распространение сифилиса в Н.-Животинном оказалось так значительно, что в группе 11-ти селений, отстоящих от Рамонской лечебницы на 10–15 вёрст расстояния, автор отводит Н.-Животинному 9-е место по абсолютному числу сифилитиков (всего им указано 11 селений, где сифилитиков более 40 чел.), но среди приведённых им селений по проценту сифилитиков к населению занимает уже второе место, а по отношению заразных форм к гуммозным имеет несчастную привилегию быть первым…»
Как видим, заболеваемость, этой тяжелейшей болезнью, которую в то время толком и лечить-то не умели, была ОЧЕНЬ большой.
Серьезное распространение в крестьянской среде получил бытовой сифилис, которым в В Н.-Животинном были заражены 40% (!!!) детей до 15 лет.
Однако это село вовсе не было «лидером» по абсолютному числу сифилитиков, занимая лишь 9-е место в своем уезде…
«Дети, больные вторичными формами сифилиса, заразились им вероятно у себя в селе и, конечно, внеполовым путём. Один ребёнок с явлениями наследственного сифилиса (но в заразной форме) был питомец, но к счастью (!!!) попал в семью, члены которой страдают третичным сифилисом, почему тоже новых заражений от него пока не обнаружено.
В Моховатке сифилис сравнительно с прошлым увеличился, при чём увеличились и заразные формы, и третичные. Заразные формы (в виде рецидивных слизистых бляшек во рту, кондилом и т.д.) обнаружены исключительно у маленьких детей, что опять таки указывает на внеполовой способ заражения.
Преобладание внеполового заражения, заражения, так сказать бытовым путём, отмечаемое всеми исследователями сельского сифилиса, между прочим, и доктором Хижиным, данные которого были только что приведены, имеет место, по всей вероятности и в обоих селениях нашего района. Подтверждением тому служить, помимо большого количества детей с заразными формами, ещё и преобладание, среди больных сифилисом, женщин. Так, в обоих селениях на 23 человека мужчин сифилитиков обнаружено 38 больных сифилисом женщин…
Цифры весьма красноречиво говорят, что априорное предположение о влиянии отхожих промыслов и питомничества справедливо, и что оба явления не проходят бесследно для здоровья населения.
Действительно, в семьях, не занимающихся отхожими промыслами и не берущих питомцев, сифилис встречается лишь в 9,7% их; в тех же семьях, где развит питомнический промысел или заработки на стороне, сифилисом поражено свыше 22% семейств…
Можно отметить отсутствие в Гнездиловской больнице отделения для сифилитиков, которые могут пользоваться сифилитическим бараком только в Рамонской лечебнице, где, в силу большого наплыва больных сифилисом из громадного района действия лечебницы, сплошь и рядом не имеется свободных кроватей. Устройство сифилитического отделения в Гнездиловском участке является назревшей потребностью, между прочим, и для Н.-Животинного, не говоря о прочих сёлах участка».
Надо понимать, что такое положение с заболеванием этой тяжелой болезнью тогда вовсе не было чем-то исключительным и характерным только для этих двух воронежских деревень.
Бывший военфельдшер П.С. Гончаренко в своих воспоминаниях «Свидетельство очевидца и участника трех войн ХХ века» пишет, что у них в Саратовской губернии, неподалеку от его родной деревни, было село Меловатка, жители которого чуть ли не поголовно были заражены различными формами сифилиса. (Дело происходит уже после революции, в начале 20-х годов и П.С. Гончаренко лично занимался лечением этих крестьян):
«В то время в Меловатке во многих семьях царил бытовой сифилис, который переходил из поколения в поколение по наследству и бытовым путем, через посуду (чашку, ложку) и калечил, уродовал людей.
Поэтому в первую очередь пришлось делать поголовное обследование населения, при чем было выявлено больше 200 человек, одержимых этой социальной болезнью, которая требовала упорного продолжительного лечения.
Больные были в возрасте от 1 года до 70 лет, из них были с активной формой сифилиса, которым нужно было немедленно проводить лечение, и со скрытым сифилисом, эти были под наблюдением.
Было начато спецлечение, через два дня уколы и один раз в неделю внутривенное вливание.
Курс продолжался 1,5 месяца, потом на 2 месяца перерыв и второй курс. После 3-4 курсов лечения обычно человек считался здоровым.
Встречались взрослые люди с третичным гуммозным сифилисом, у которых были сифилитические язвы, не заживающие в течение 10-15 лет.
После проведения одного курса лечения у таких больных язвы исчезали.
Эти люди, освободившись от такой длительной болезни в течение одного месяца, считали меня «исцелителем», чудотворцем, создали мне всеобщий авторитет и уважение».
Немногим лучше с этим заболеванием обстояли дела у царской «элиты» и «богемы».
Например, личный секретарь Григория Распутина Арон Симанович, который неоднократно встречался с Николаем Вторым, императрицей, царскими министрами, и был очень информированным человеком, в своих мемуарах рассказывает о царском воспитаннике, великом князе Дмитрие Павловиче:
«По отношению к царским детям Распутин был всегда внимателен и благожелателен.
Он был против брака одной из царских дочерей с великим князем Димитрием Павловичем, предупреждая ее и даже советуя не подавать ему руки, так как он страдал болезнью, от которой можно было заразиться при рукопожатии.
Если же рукопожатие неизбежно, то Распутин советовал сейчас же после этого умываться сибирскими травами.
Советы и указания Распутина оказывались всегда полезными, и он пользовался полным доверием царской семьи…
Вся царская семья верила в божественное назначение Распутина».
А вот что А. Симанович вспоминал про знаменитого думского оратора и общественного деятеля Пуришкевича:
«…особенно ценным для меня помощником оказался Евсей Бухштаб, который работал в одном из моих предприятий. Бухштаб был дружен с одним врачом по венерическим болезням, фамилию которого я не хочу называть. Я только ограничусь указанием, что он имел клинику на Невском проспекте.
Пуришкевич в то время лечился сальварсаном.
Я просил Бухштаба расспросить его друга-врача, что затевает Пуришкевич против Распутина. Мы полагали, что благодаря своей болтливости Пуришкевич не утерпит посвятить своего врача в планы заговорщиков…
Бухштаб посещал врача ежедневно и обещал ему большое вознаграждение, если ему удастся разузнать планы Пуришкевича. Врач согласился на наше предложение.
Однажды оба пришли ко мне в большом волнении. Они рассказали мне следующее.
После произведенного вспрыскивания сальварсана Пуришкевич прилег.
Врач разговаривал с ним и как будто совершенно случайно заговорил о Распутине и высказал мысль, что тот является большим несчастьем для России и что следовало бы его удалить. Пуришкевич ответил, что он может уверить его, что скоро Распутина не станет».
(Арон Симанович «Распутин и евреи. Воспоминания личного секретаря Григория Распутина»).
Как видим и этот известнейший в то время представитель политической «элиты» тоже «лечился сальварсаном» от «дурной болезни».
И таких примеров – множество.
Однако вернемся к исследованию А.И. Шингарева.
Вот что он пишет об отношении крестьян к детской смертности:
«Организованные мною по предложению Воронежского отдела Русского Общества охранения народного здравия в 1899 году ясли в Н.-Животинном нашли себе, по-видимому, благоприятную почву. В первое же лето ясли, помещавшиеся к школьном здании, привлекли к себе значительное количество детей – 167 человек, проведших в них 3-114 дней.
Принимались дети и грудные, которых было 13 чел. (до 1 года)…
За время устройства яслей в июне и июле в Н.-Животинном умер один только грудной ребёнок, тогда как в среднем за предыдущее десятилетие за июнь и июль в Животинном умирало 5,1 чел. детей до 1 года и 1,2 чел. детей до 5 лет…
Однако, до понимания населением цели и значения яслей ещё далеко.
В яслях больше всего видят возможность хорошо покормить ребёнка, почему иногда дети приводятся только к обеду. Грудных детей носят не очень аккуратно и не все матери.
На уговоры носить детей почаще, на указание большой опасности летней поры для самых маленьких, большую смертность их в это время – слышатся и до сих пор иронические ответы матерей:
«Вот ещё, что выдумали! Да если бы дети не мёрли, что бы с ними и делать, и так самим есть нечего, скоро и избы новой негде будет поставить!»
Этот, беспощадный вывод житейского реализма, указывал я в своём Отчёте за 1900 г., это суровое умозаключение полуголодной крестьянки могло иметь место только в некультурной среде безземельной деревни, очерствившей душу и озлобившей ум вечной погоней за куском хлеба.
«Тут усиленная смертность детей не является нежелательным антисанитарным явлением, не признаётся за «народное бедствие», не требует борьбы.
Смерть – желанная избавительница от лишнего рта для родителей, от бесконечной безысходной нужды для ребёнка»!!!
Думаю, что это потрясающее резюме комментировать просто невозможно...
Теперь приведем некоторые факты о рождаемости и смертности в крестьянской среде той поры:
«По официальным данным переписи 1897 г., в Н.-Животинном значится 96 дворов с населением 281 чел. мужского пола и 359 чел. женского, в Моховатке – 165 чел. мужчин и 234 чел. женщин на 65 дворов…
Что касается до среднего возраста населения исследуемой местности, то вычисление его даёт следующие величины: для мужчин 25,5 года, для женщин 25,9 года.
Очень интересные данные А.И. Шингарев приводит по составу членов семей в России.
Средняя цифра числа лиц в семье, по 50 губерниям – 6,6;
Не поверите, но «чемпионом» в этом вопросе ТОГДА была… Курляндская губерния, где было, в среднем - 13 лиц в семье!!!
Затем идут: Астраханская – 12,2 Петербургская (!!!) – 10,2, Московская – 8,4, Смоленская – 5,4 , Тверская – 4, 7.
В исследуемых Моховатке было в среднем 7,4, а в Н. Животинном – 6,9 лиц в семье.
Для сравнения во Франции, в среднем, тогда было – 3,6, в Швейцарии – 4, 5, в бедной Ирландии – 5, 2 лиц в семье.
«Общий итог рождений за 25 лет (с 1876 по 1900 годы) в этих двух селениях – 3 124, а смертей 3 005, т.е. меньше всего на 119 чел.
Это и есть весь прирост населения за указанный период, – а в приходе более полутора тысяч душ обоего пола (по переписи 1897 г. – 1 580 чел.)…
Мертворождённые, как не отмечаемые в метрических книгах не могли быть сосчитаны. Родов на стороне, т.е. незаписанных в местных метрических книгах в обоих селениях, при расспросах [установлено] не было, хотя возможно предположить, что несколько случаев, незаконнорожденных, или как теперь странно говорят «внебрачных», детей могло быть окрещено вне села, например, в Воронеже, где часть женщин живет прислугою…
В Н.-Животинном средняя рождаемость на 100 чел. населения равна 5,37 в год, в Моховатке – 5,72 в год…
Cмертность в иные неблагополучные годы раза в три превышает смертность годов, благоприятных для населения.
Общая средняя смертность, вычисленная к среднему населению, даёт за указанный период времени для Н.-Животинного 5,07 на 100 жителей, а для Моховатки – 4,74».
Для сравнения А. И. Шингарев приводит данные по смертности в других районах (и странах) в то время:
Весь Воронежский уезд: 4, 64.
Россия – 3, 48. Германия – 2, 43. Франция – 2,24. Англия – 1,89.
«Особенно выдаётся по своей необычайной смертности для обоих селений 1893 г., когда в Животинном умерло больше десяти процентов всего населения, а в Моховатке даже больше – 15%.
…это была ужасная эпидемия дифтерита, выморившая во многих семьях всех детей поголовно.
Этот же год был годом наивысшего развития в обоих селениях брюшного тифа и дизентерии…
… смертность от дифтерита особенно была высока в избах с плохими в санитарном отношении земляными полами…
Если присоединить к эпидемическим болезням и острые детские летние поносы, то по метрическим данным оказывается, что смертность от заразных болезней в иные годы составляет 70 и даже 80% обшей смертности населения. Так, в 1891 г., в 1893 и в 1897 гг. для Н.-Животинного она дала больше 70% общей смертности, а в Моховатке в 1893 г. даже 80%...
По сравнению со своим [Воронежским] уездом наши селения очень сильно отличаются по смертности от дифтерита: в них эта смертность превышает общеуездную в 6 и даже 8 раз.
Смертность от дифтерита составляет почти 1/5 – ; смертности в обоих селениях, занимая в этом отношении первое место.
На втором месте в них стоит смертность от детских поносов, третье и четвёртое занимают скарлатина и коклюш, на пятом месте стоит смертность от оспы, почти такая же, как и в обоих уездах Воронежской губернии…»
Совершенно УЖАСНОЙ была картина детской смертности:
«В Н. Животинном на 1000 родившихся умирало до 1 года – 357 младенцев, а до 5 лет умирало 590 детей из 1000 родившихся.
В Моховатке на 1000 родившихся умирало до 1 года – 304 младенца, а до 5 лет умирало 502 ребенка из 1000 родившихся.
В обеих деревнях из 1000 родившихся детей третья часть умирала до 1 года и больше половины не доживала до пяти лет!!!
В целом, по царской России того времени, цифры были немногим лучше:
На 1000 родившихся умирало до 1 года – 271 младенец, а до 5 лет умирало 426 детей из 1000 родившихся!!!»
В книге С.А. Новосельского "Смертность и продолжительность жизни в России", (Петроград, Типография министерства внутренних дел, 1916 год), опубликована статистика продолжительности жизни мужского пола в разных странах Европы того времени.
Она гласит, что:
До 5 лет в царской России доживало только 55, 66% родившихся мальчиков!
Для сравнения, тот же показатель:
в Венгрии – 65, 95%;
в Австрии – 68, 04%;
в Германии – 69, 19%;
Италии – 71, 22%;
Англии – 75, 03%;
Голландии – 75, 99%;
Франции – 77, 69%;
Дании 81, 06%!!!
Разница – очень ощутима, не правда ли?!
Понятно, что это были времена, когда еще не было современной «продвинутой» медицины, не было антибиотиков и т.д.
Поэтому, и в других европейских странах детская смертность была гораздо выше нынешней.
Однако статистика показывает, что Россия по этому показателю являлась САМОЙ неблагополучной из двенадцати стран, взятых для сравнения, заметно отставая даже от «неблагополучных и слаборазвитых» тогда Венгрии с Австрией.
Если говорить о странах-лидерах, то там показатель детской смертности уже в то время составлял 15-20%.
Смертность «питомцев» в исследовании А.И. Шингарева выделена особо:
«Всего за десятилетий период с 1891–1900 г. умерло питомцев [в] исследуемой местности 58 чел., из них 52 в Н.-Животинном, а 6 – в Моховатке.
Как было упомянуто, в книгах больничного стола губернской управы значится с 1891–1900 г. отданных в Животинное 61 чел. питомцев, а в Моховатку – 9 чел.
Таким образом, в Н.-Животинном за 10 лет смертность питомцев составила 85%, в Моховатке 66,6% всех отданных на воспитание. (!!!)
Иначе говоря, после 10-летнего периода в Моховатке осталась одна треть питомцев, а в Животинном лишь 1/6. И это при условии продолжения выдачи их из приюта, хотя и ограниченной в последние годы.
По докладу С.С. Жолковой (опубликованном в кн.: Труды VI губернского съезда земских врачей и председателей земских управ Воронежской губернии. Т. 2. Воронеж, 1898) можно получить приблизительную смертность питомцев за два десятка лет с 1873–93 г.; она оказывается 53,3% для всей массы отданных питомцев по губернии…
Если смертность по 1–2 ребёнка, взятых на воспитание, можно счесть явлением обычным, то остальные три семьи, похоронившие 5, 6 и даже 9 чел. питомцев, уже должны быть признаны той формой эксплуатирующих питомнический промысел семейств, которая близко подходит к фабрикам ангелов.
В силу ли плохой организации дела, отсутствия надзора за отданными в деревню детьми, или благодаря обману со стороны воспитательниц, получилась возможность таких явлений – это [спорный] вопрос, но весьма вероятно, что у таких воспитательниц дети жили лишь постольку, поскольку хватало в организме сил, пока хроническая голодовка и отсутствие ухода [не] приводило смерть-избавительницу.
Так у одной из таких «воспитательниц» из 9 умерших детей 1 умер 3-х недель, 3 умерли до 3-х месяцев, 4 – до полугода и 1–7-и месяцев – т.е. ни один ребёнок не дожил года. (!!!)
В 1892 г. она ухитрилась схоронить 4 детей (1-го – 3-х недель, 2-х – 3-х мес. и 1-го – 5 мес.; одного в феврале, другого в июле, третьего в октябре и четвёртого в ноябре).
Один ребёнок у неё умер в 1893 г., один в 1894 г., 2 в 1895 г. и 1 в 1896 г. – Три ребёнка у неё умерли от «младенческой» [слабости], три от «поноса», 1 от «колики», 1 «натурально» и только 1 (6 мес.) от скарлатины.
Из всего этого с почти несомненною ясностью следует, как и отчего гибли дети, которых брала она на воспитание и которых считала «штуками»…
К вымиранию близко население Н.-Животинного.
Там, где из десяти лет в пяти годах смертность превышает рождаемость, где в среднем в год прирастает только 3 на 1000 чел. живущих, там до вымирания один шаг.
К тому же экономические условия селения несомненно обнаруживают тенденцию к понижению, как это было раньше указано.
Если же присоединить к смертности коренного населения Животинного ещё смертность питомцев, живших в нём за указанное десятилетие, то получится уже вместо ничтожного прироста убыль населения в размере 5,6 на 1000 жителей.
Таковы итоги общих санитарно-экономических условий: в Moxoватке – они понизили жизненность населения, уменьшили его прирост, в Н.-Животинном – они доводят его почти до гибели, до вымирания».
Думаю, что эти цифры тоже «говорят сами за себя» и не требуют особых комментариев.
Ну, и еще один пример из популярной мифологии «наши крестьяне до революции всю Европу хлебом кормили!»
Вот как с собственным хлебом обстояли дела в этих селах центрального черноземного района России:
«Многие семьи в Н.-Животинном и Моховатке не могут прокормиться своим хлебом, а принуждены покупать его.
Таких дворов в Животинном свыше 90%, а в Моховатке – свыше 75% всех домохозяев.
До известной степени эта покупка хлеба может служить указателем питания семьи. Понятно, что питание это будет страдать в тех семьях, где приходится жить только покупным хлебом, и будет поставлено лучше там, где своего хлеба имеется некоторый запас».
Подчеркнем, что ДЛЯ СОБСТВЕННЫХ НУЖД 90% крестьян Н. Животинного и свыше 75% крестьян более «богатой» Моховатки были ВЫНУЖДЕНЫ ПОКУПАТЬ ХЛЕБ!!!
Так что принцип «не доедим, но вывезем!», провозглашенный кем-то из царских министров тут действовал во всей красе.
Крестьяне, в массе своей, действительно не доедали!
Теперь о том, как лечились обычные русские крестьяне в начале ХХ века от своих болезней.
Уже упомянутый военфельдшер П.С. Гончаренко в своих воспоминаниях «Свидетельство очевидца и участника трех войн ХХ века», рассказывает:
«О докторах и медицине не имели понятия.
Да в то время медицинские пункты были только при волостном селе (волость – нынешний район). Кроме того, в медицину тогда не верили, лечились у «знахарей» и «бабок»…
Помню, как мы все, дети, а нас было 8 человек, заболели чесоткой, которая осложнилась пиодермией, по всему телу появились язвы, и после купанья стали втирать нам лекарство – куриный помет с дегтем.
В это время мы подняли крик, как ягнята, ибо лекарство причиняло боль.
Долго я страдал малярией (лихорадкой), которую лечили испугом.
Брали спящего больного и бросали в воду, если это было летом, а зимой спящего обливали холодной водой. И после такого метода лечения я полгода во сне кричал, все казалось, тянут меня с большой кручи в воду. А лихорадка не перестала бить.
Делали полынный отвар, который пили целыми стаканами, отравляя организм и вызывая неукротимую рвоту, с той целью, чтобы вырвать «гнездо», которое лихорадка свила в желудке.
Это мученье продолжалось до тех пор, пока в это дело вмешался мой дядя Иван Иванович Руденко, он не верил в колдовство и в Бога.
Посоветовал обратиться в Рудню в аптеку за хиной.
А когда привезли из аптеки несколько желатиновых капсул, наполненных хиной, и я с большим трудом их глотал в течение 2-3 дней по 1 капсуле 3 раза в день, малярия куда-то исчезла со всем своим гнездом.
Внезапные заболевания приписывали «нехорошему глазу», т.е. кто-либо «сглазил», позавидовал, и от этого человек или животное заболевало. Лечение применяли при этой болезни простое: приглашали «бабку» или «знахаря», а моя мать владела сама этим знанием, ее научила опытная «бабка», ее тетя, бабка Акулинка, которую возили по всей волости, пользуясь ее всемогущей помощью. Мать брала в рот холодной воды и брызгала в лицо больному человеку или животному, при этом про себя шептала какую-то молитву. Этот метод назывался «умыть сглаз».
Некоторым болезням приписывали испуг, здесь метод лечения был другой, выливали «переполох». Брали животный жир, растапливали до жидкого состояния и в чашку с холодной водой выливали мелкими порциями, при чем читали молитву, которую я запомнил:
«На море океане, на острове на Буяне, там стоял столб, на том столбе сидит девица, она ничего не боится. И ты, переполох (испуг), нечистый дух, иди на очерета (камыши), на болота, на колючий терн, на колючий шиповник, там себе щенись, там коренись, от этого часочка, от этого денечка раба Божьего (имя больного) не знай век веков, аминь».
После этого один раз дунуть и плюнуть, и так три раза прочитать молитву, после второго раза 2 раза дунуть и два раза плюнуть, а после третьего по 3 раза.
На этом сеанс лечения закончен.
После этого смотрят в чашку с водой, куда выливали расплавленный в горячем состоянии жир, который, попадая в холодную воду, застывает, образуя разнообразные фигуры, по которым лекарь читал, кто больного испугал. Если фигура немного похожа на собаку, следовательно, испуг произошел от нее. А если фигура похожа на человека или какое животное, кроме собаки, то лекарь дает соответствующее заключение.
От зубной боли был «верный метод» лечения: при первом обнаружении новолуния не сходя с места больной должен повернуться спиной к луне и читать молитву: «Месяц молодой на небе, ветер в поле, зверь в лесу. Когда все эти три брата соберутся вместе пить-гулять, тогда у меня зубы заболять, во век веков Аминь» (дунуть-плюнуть). Молитва читается 3 раза».
Разумеется, от такого «лечения» смертность у русских крестьян была высочайшей, а продолжительность жизни ОЧЕНЬ малой.
Теперь - коротко о продолжительности жизни населения России в царское время.
Ранее уже говорилось о книге С.А. Новосельского "Смертность и продолжительность жизни в России", (Петроград, Типография министерства внутренних дел, 1916 год).
С. А. Новосельский возглавлял санитарно-статистическую часть в Управлении главного врачебного инспектора. Одновременно с этим он работал научным сотрудником в Бюро международной библиографии по естествознанию и математике (включая математическую статистику) при Академии наук.
В 1907 г. был избран профессором санитарной и демографической статистики на Статистических курсах Центрального статистического комитета и преподавал на этих курсах.
Новосельский опубликовал подробную статистику смертности граждан царской России и сравнил смертность и продолжительность жизни с аналогичными показателями европейских стран.
Возьмем у него один показатель: возраст, до которого доживало тогда половина (50%) мужчин в разных странах.
В России этот возраст составлял 15-20 лет (50, 72% мужчин у нас доживало до 15 лет и 49, 34% - до 20 лет).
Посмотрим, до какого возраста доживало 50% мужчин в других странах Европы:
«Отсталая, аграрная» Венгрия - 50, 18% мужчин доживало до 40 лет;
Германия – 58, 07% - до 45 лет;
Италия – 52, 12% - до 50 лет;
Англия – 53, 09% - до 50 лет;
Голландия 51, 89% - до 55 лет;
Франция – 53, 81% - до 50 лет;
Дания – 51, 08% доживало до 60 лет (а это - втрое дольше, чем в царской России!!)
(http://burevestn1k.livejournal.com/49037.html)
Как видим, не только детская смертность, но и смертность среди молодых людей трудоспособного возраста была очень высокой.
Новосельский сам комментирует показатели высокой смертности следующим образом:
"Российская смертность в общем типична для земледельческих и отсталых в санитарном, культурном и экономическом отношении стран".
(Этот вывод ученого очень полезно усвоить тем, кто рассказывает о «невиданном расцвете» царской России в начале ХХ века).
С.А. Новосельский считал, что Россия фактически заняла особое место среди аналогичных государств из-за «исключительной высоты смертности в детском возрасте и исключительно низкой смертности в старческом возрасте».
Основоположник отечественной санитарной статистики Петр Куракин, проанализировав материалы переписи 1897 года и данные об умерших за 1896-1897 годы, посчитал, что средняя продолжительность жизни в Европейской России для женщин была немногим более 31 года, для мужчин – 29 лет. (!!!)
На территории Украины и Белоруссии эти цифры были чуть выше – 36 лет и 37 лет для женщин, а также 35 и 37 лет для мужчин.
В работе «Рождаемость и смертность в капиталистических государствах Европы» П. Куракин заметил закономерность: на уровень смертности взрослого населения сказывалось развитие крупной фабрично-заводской промышленности.
На примере Богородского уезда он увидел, что наиболее неблагополучной в этом плане оказалась центральная часть, где по течению реки Клязьма были расположены крупные и средние фабрики.
«Наиболее высокая смертность населения сосредоточивается здесь, преимущественно, в местностях расположения крупных фабричных мануфактур: из 9-ти приходов этой местности со смертностью выше 48% - в 7-ми сосредоточиваются самые крупные фабрично-промышленные центры уезда», - писал он.
Еще одним важным фактором, сказывающимся на низкой продолжительности жизни, были эпидемии, выкашивающие целые деревни. Один из организаторов санитарно-эпидемиологической службы, профессор Алексей Сысин писал, что в дореволюционные годы Россия являлась постоянной ареной эпидемических вспышек:
«Отсутствовало санитарное законодательство, чрезвычайно слабо была развита сеть необходимых лечебных и санитарных учреждений в стране; государство почти не участвовало в расходах для этой Цели.
Как известно, дело борьбы с заразными болезнями было передано в руки местных органов-земств и городов; но никакой обязанности для последних не существовало.
В особенно тяжелых условиях были окраины страны - Сибирь. Средняя Азия, Кавказ, Север; также были обычными очагами эпидемий и наши сельские местности».
Как уже говорилось, настоящей бедой для царской России в те годы был колоссальный уровень детской смертности.
К примеру, в Московской губернии, дети-груднички составляли 45,4% общего числа умерших всех возрастов.
А, по данным 1908-1910 годов, количество умерших в возрасте до 5 лет составляло почти 3/5 общего количества.
Если в 1867-1871 годах из 100 родившихся в возрасте до года умирало более 26 младенцев, то через 40 лет динамика практически не изменилась.
Из ста детей 24 умирали, не дожив до своего первого дня рождения.
«Прошло 25-30 лет.
Во всех государствах смертность сильно понизилась; даже и там, где она весьма низко стояла, как, например, в Швеции, она уменьшилась чуть не вдвое.
Наоборот, России - по этим данным, относящимся к 1901 году, не только сравнительно с европейскими, но и со всеми государствами (исключая одну Мексику) принадлежит печальное первенство в смысле потери наибольшего числа младенцев в течение первого года их жизни сравнительно с числом родившихся», - писал директор Центрального статистического комитета, профессор Павел Георгиевский.
О том, как обычные крестьяне тогда порой относились к болезням своих детей, в своих мемуарах вспоминает П.С. Гончаренко:
«Пришло время полевых работ, дочке было 4-5 месяцев, она заболела дифтерией, тогда называли «душилка», которая считалась не излечимой ни одной бабкой, а о врачах не имели понятия.
Собрались ехать в поле, ребенок тяжело больной, жена попросилась остаться дома с ним, но родители сказали, что ничего с ним не случится, надо работать. И мы вынуждены были взять его в поле.
Ребенок тяжело дышит, грудь не берет, оставляем его в палатке, а сами идем на работу, через 1-2 часа посмотрели – ребенок мертвый.
Это же бесчеловечно! и преступно! Обливаясь слезами, с болью в сердце мы с женой повезли в село хоронить своего первенца.
И никому не было дела до того, что умер человек и что за причина. Люди умирали, хоронили без всяких справок, устанавливающих причины смерти.
Профилактических мероприятий не проводилось никаких, ибо медицины почти не было, был один фельдшер на всю волость (район) и к нему мало кто обращался за помощью, в медицину не верили, боялись, что она «зарежет».
Обращались к «бабкам», «знахарям».
(П.С. Гончаренко «Свидетельство очевидца и участника трех войн ХХ века». http://www.rummuseum.ru/portal/taxonomy/term/205)
Подчеркнем, что родители П.С. Гончаренко очень хорошо относились к нему, своему старшему сыну, и искренне любили его.
А вот к его жене (которую они сами же и выбирали ему) – относились хуже, чем к рабочей скотине:
«Родители сноху подразумевали как рабочую силу (работника), а не как своего члена семьи.
Отношение было деспотическое.
Если снохе нужно было поехать к своим родителям, она должна поклониться в ноги свекру и свекрови, чтоб отпустили ее, а потом просить таким же образом лошадь, ибо пешком идти 18 километров.
Были случаи перед престольным праздником (Ильинским): жена за три дня вперед попросилась, чтоб ее на праздник отпустили к отцу, отец мой пообещал при условии окончания молотьбы хлеба, жена из кожи лезла, старалась работать, чтоб заработать отпуск.
Накануне праздника отец сказал: «До вечера доработаешь, тогда поедешь» - она старается, перед вечером говорит отцу: «Мне пора ехать, а то поздно будет». Тогда он ей говорит: «Если поздно, иди пешком, лошадь устала, ей надо отдохнуть».
Лошадь больше жалели, чем человека, как будто жена не устала, ей можно идти пешком 18 км., и в ночь.
Обливаясь слезами, она ушла пешком на закате солнца.
Я, как муж ее, не мог в то время настоять, чтоб ей дали лошадь. Заступиться за жену считалось позорным.
В нашей семье придерживались диких обычаев, мне с женой не разрешалось идти вместе по улице, это считалось позорным, жена должна быть в полном подчинении мужа.
Воскресенье был не рабочий день, казалось бы, можно отдохнуть и провести день по своему усмотрению. Но и тогда сноха должна все неотложные и другие дела закончить, а потом просить разрешения куда-либо сходить, если соблаговолят отпустить, то назначают срок, когда вернуться, а не разрешат, то сиди дома.
Через год жена родила дочь, казалось бы, должны были радоваться, проявить заботу и должный уход за ребенком, так нет, наоборот, даже нам, как родителям, лишний раз возбранялось подойти к своему ребенку, всегда получали выговор.
«Что вы заглядываете к нему без конца, какой он у вас хороший, наверно, ни у кого такого нет».
Сноху после родов на второй же день заставляли работать.
Жена уделяла много времени и внимания домашней работе, а ребенок оставался на присмотре малолетних моих сестер, которым жена должна была платить за уход. А откуда она должна была взять деньги, этого никто не рассуждал, за исключением дедушки. Когда он узнал, что мать спрашивает у моей жены плату за уход ребенка, то он сделал большой скандал. Сказал, что это неправильно, она работает на нашу семью, а потому никакой платы не должно быть. И все же после этого мать настояла на том, чтоб жена отдала платок, иначе нянчить не будут ребенка».
Еще раз подчеркнем, что это была ОБЫЧНАЯ работящая середняцкая семья.
Просто в то время в крестьянской среде были ТАКИЕ «дикие» (по выражению П.С. Гончаренко) обычаи, из-за которых калечились судьбы и детей и взрослых людей…
Говоря о доступности медицины в те годы, можно отметить, что в 1913 году общая сумма расходов на медицинскую часть составляла 147,2 млн. рублей.
В итоге получалось, что на каждого жителя приходилось около 90 копеек в год.
В отчете «О состоянии народного здравия и организации врачебной помощи в России за 1913 год», говорилось, что в империи числилось 24 031 гражданских врачей, из которых 71% проживал в городах.
«По расчету на все население, городское и сельское, один гражданский врач в среднем обслуживал 6900 жителей, при этом в городах 1400 и вне городов 20 300», - говорилось в этом документе.
В годы, многократно оплеванной «демократическими» СМИ, Советской власти, эти цифры, да и все положение с медицинским обеспечением населения, в корне изменилось.
Так, к примеру, к концу 1955 года численность врачей в СССР превышала 334 тысячи человек.
В следующей главе продолжим рассказ о том, как жили крестьяне и просто обычные люди в начале ХХ века.
На фото: агитационный плакат из ранней советской эпохи.
Почему же было так плохо с продолжительностью жизни народа при царе-батюшке? Дело не столько в отсталой медицине, сколько в элементарной образованности! Народ, в массе своей, лечился не у врачей, а у знахарей, бабок и попов.
Лечили заговорами и молитвами, а не медицинскими лекарствами и процедурами
.
Большевики в каждой деревне создавали избы-читальни и буквально учили крестьян основам санитарии: что воду перед употреблением надо кипятить, что в случае болезни ребенка обращаться надо к врачу, а не священнику и т.д.
Продолжение:http://www.proza.ru/2019/05/01/664