В начале 90-х годов мы с сотрудниками нашей лаборатории решили отправиться на Белое море. Мы бегали по магазинам и делали тысячи покупок. Во-первых, мы купили гидрокостюм и ласты. Купили лески, крючки и удочки. Кроме того, мы приобрели большой кусок сала и копченый сыр с тмином. В те годы рюкзаки на каркасной основе были редкостью. Поэтому у меня был обычный рюкзак-спинолом, в который толком ничего не влезало. Сверху рюкзака я приспособила спальный мешок, а основное пространство занимали резиновые сапоги, которые потом очень пригодились. Поднять рюкзак я могла с большим трудом. Мы сели в поезд и поехали Мурманским направлением
до станции Чупа. Ехали мы втроем – Кирилл, его девушка Ирина и я. Немного позже к нам должен был присоединиться мой научный руководитель Борис Олегович Войтенков с сыном Владиком, которому тогда было около 14 лет. Когда мы подъезжали к Чупе, то видели в окно болотистую местность, лес с высоким подлеском и редкие низкие домишки. Когда мы стали выходить, то обнаружилось, что мой рюкзак настолько широк, что застревает между полками и боковыми местами. Кирилл толкал меня со всей силы и я летела по вагону, пока не застревала снова.
С грехом пополам мы вылезли из поезда. Рюкзак был совершенно неподъемный, но все же с большим трудом мы добрались до пристани. От Чупы в Белое море ведет достаточно узкая протока, в начале которой стоит остров Средний, где расположена университетская биостанция. До Среднего нас подкинул университетский рейсовый теплоходик. Дальше мы долго не знали что делать. Наконец мы договорились с двумя местными мужиками, у которых была моторная лодка, чтобы они подбросили нас до полуострова Картеш в Медвежью бухту. Мы довольно быстро сторговались, обещая мужикам бутыль чистого медицинского спирта. Мужиков мы окрестили Чип и Дейл, так были они похожи на мультяшных героев. Мы шли на моторной лодке по направлению к полуострову Картеш и видели фактически два солнца. Облако разрезало солнце пополам, но каждая половинка доросла до целого. Краски заката были потрясающими. Природа казалась невиданно красивой. Наконец мы причалили к берегу. Мужики немного схитрили и высадили нас не в Медвежьей бухте, а на Ивановом наволоке, тоже очень красивом месте. Здесь природа была совершенно иной, чем та, которую мы видели из окна вагона. Мы вскарабкались фактически на каменный обрыв, спускающийся к морю. Камни были великолепной красоты, их еще подкрашивало в оранжевый цвет заходящее солнце. Из камней большую часть составляли кварцы, которые были разных цветов – от сахарно-белого, нежно-розового до абсолютно черного цвета. Встречались гранулиты и базиты – камни, имеющие вулканическую природу. На некоторых из них вспыхивали рубиновым цветом глазки настоящих гранатов. Попадались и лунные камни – беломолиты, отсвечивающие разноцветной радугой.
Мы установили палатку и на следующий день двинулись вглубь полуострова. Там располагалась биостанция зоологического института. Кроме того, мы обнаружили заброшенную штольню, где по всей вероятности, раньше добывали гранаты. Но прииск был заброшен. Вероятно, это случилось потому, что все гранаты были с прослойками слюды и не годились для ювелирной обработки. Мы набрали довольно увесистые куски гранатов и побрели к лагерю. Во время отлива берег покрывали морские звезды, были видны мидии и домики нериеса – многощетинкового червя, выстраивающего горку из песка с дырочкой внутри. Кроме них мы нашли асцидий – животных, что-то вроде сидящей груши, которая фильтрует сквозь себя воду. Вообще, фауна Белого моря значительно разнообразнее, чем Черного. Это происходит из-за серо-водородных выбросов в Черном море. Очень понравились нам болянусы – маленькие рачки, которые выстраивают свой домик на камнях, омывающихся водой. Их домик представляет собой что-то вроде коренного зуба с трещиной посередине. Створки зуба могут открываться, и из него высовывается конечность этого рачка, которая ловит добычу.
Нам пригодился гидрокостюм, мы охотились в нем с острогой на камбал. Камбала – рыба придонная, она плавает подобно скату параллельно самому дну. Острога представляла собой длинную палку с закрепленным на ней железным острием. Меня поразили заросли ламинарии – водоросли, которую можно использовать в пищу. Они представляли собой живой лес, колеблющийся от движений воды. Этот лес образовывал целые лабиринты, среди которых лавировали рыбы. А по дну ползали морские звезды. Однажды, закинув удочку с тремя крючками на разных уровнях, я поймала сразу три рыбины. Помню, что рыбой, попавшейся на самый нижний крючок, была камбала, второй рыбой был бычок, а третью я запамятовала. Бычка мы отпустили, он так жалобно пищал, что съесть его было невозможно.
Из водорослей, распространенных на Белом море еще интересны фукусы. Они накапливают азот и растут не под водой, а в прибрежной полосе. Их мы обычно использовали в качестве мочалки для мытья посуды. За счет наполненных воздухом специальных образований, они не тонут в воде.
Сало с копченым сыром мы быстро съели и жили фактически на подножном корму – ловили рыбу и собирали грибы. Наконец у нас кончился хлеб. Тогда мы собрались сходить в Пулонгу, расположенную в двадцати километрах от нашего Картеша. Мы пошли вдвоем с Кириллом, а Ирина осталась в лагере. Дороги до Пулонги фактически не существовало – была едва видная вездеходная колея. Когда мы вышли из лагеря, пошел сильный дождь. Ноги утопали в грязи практически по щиколотку. Я была в кроссовках, и при каждом шаге они полностью погружались в грязь. Но отменить поход мы не могли, та как рассчитывали позвонить Борису и предупредить его, что мы находимся не в Медвежьей бухте, а на Ивановом наволоке. Так, под дождем, утопая в грязи, мы отмахали все двадцать километров. По пути нашли несчастного вальдшнепа с вывихнутым крылом. Кирилл, как мог, его вправил. Когда мы пришли в Пулонгу, то оказалось, что никакого телефона там нет. Действие моего рассказа происходило еще в то время, когда мобильной связи не существовало, по крайней мере в России. Пулонга состояла из нескольких домишек и эллингов вдоль побережья Белого моря. В местном магазинчике мы купили хлеба, яиц и воблу. Найдя крышу от дождя, мы ели сырые яйца и заедали их хлебом с сушеной воблой. После такого обеда мы стали дружно икать. Немного отдохнув под перевернутой лодкой, мы отправились в обратный путь. Дождь промочил мою одежду насквозь, сухого места на мне не было. Ноги были в грязи выше колена. Мы несли с собой две буханки хлеба. Когда мы вернулись, оказалось, что мы очень задержались, и Ирина на нервной почве съела все имеющиеся у нас сухари. Поскольку я замерзла и промокла, я думала, что заболею. Я сняла с себя мокрую одежду и залезла в палатку спать, подложив под голову кеды. На следующий день погода оказалась солнечной и ветреной. Все быстро просохло, и я, как это ни удивительно, не заболела.
В этот день должны были приехать Борис с Владиком. Мы ждали их весь день. И действительно, к вечеру в районе базы зоологического института, мы услышали крики. В конце концов мы поняли, что зовут именно нас и пошли навстречу. Оказалось, что на самом деле, это были Борис и Владик. Они выглядели немного обескуражено и у них было очень мало вещей. Мы привели их в лагерь, накормили и налили Борису крепкого чая со спиртом. И вот что мы услышали. Борис заявил, что только что они посадили на мель корабль, чудом спаслись и при этом утопили рюкзак с продуктами.
Дело было так. От Чупы не было ни одного рейсового корабля. Тогда Борис договорился с каким-то частным кораблем за бутыль спирта отвести их в Медвежью бухту. Бутыль он отдал капитану сразу. Когда они отошли от берега, команда тотчас употребила весь подаренный им спирт. Капитан был пьян как фортепьян и свалился где-то в машинном отделении. Механик открыл какой-то клапан, из которого машинное масло брызнуло ему в лицо. Он сполз на палубу и тут же заснул. Кто управлял кораблем было неясно. Насколько я помню, даже Владик покрутил штурвал. В конце концов этот Летучий Голландец наскочил на мель. Тут команда протрезвела и послала согнал SOS. Другой кораблик, оказавшийся неподалеку, пришел на помощь, и на него перегрузили пассажиров, севшего на мель пароходика.
При пересадке на другой кораблик был утоплен рюкзак Бориса. В этом рюкзаке были все продукты, которые он вез с собой. В итоге оказалось, что на пятерых человек у нас осталась буханка хлеба. В этот же вечер мы ее и приговорили. Оставшиеся две недели мы ели только рыбу, которую теперь ловили не для забавы, и грибы, которых, к счастью, было много в лесу.
На следующий день мы наблюдали такую картину. Кораблик, который сняли с мели, пытался причалить к причалу полуострова Картеш, но не мог, поскольку, видимо был поврежден руль. Весь берег был изрезан бухтами, и он промазывал мимо поворота в нужную бухту и бился носом в берег. Мы ему как могли, кричали: «Заворачивай, заворачивай! Тормози! Тормози!». Тут еще Владик затянул песню: « А нахрена вы, гады ботик потопили, на нем имелся старый патефон…». Наконец кораблику удалось повернуть, но слишком неудачно. При его заходе в бухту послышался треск. Это трещали форелевые садки и мидиевые плантации, принадлежащие базе зоологического института. Посмотрев на все это, Кирилл сказал про себя, что предводитель команды идиотов должен сам выглядеть как идиот.
Мы остались без хлеба, сахара и прочих продуктов. На биостанции базы зоологического института подрабатывали бывшие зеки, они строили какие-то сооружения. Мы завернули к ним на чай и со смехом рассказали свою ситуацию. Они тут же дали нам огромный кусок неформованного сахара и сигарет. Когда мы зашли к ним на следующий день, оказалось, что они сами пьют чай без сахара. Видимо, тот кусок, который они отдали нам, был у них последний.Просто Ахматовский принцип жизни:"У своего ребенка хлеб возьми, чтобы отдать его чужому". Если бы люди жили по этому принципу,на земле не было бы войн. Получается, что пример жизни на этом свете надо брать с бывших зеков.
Интересный случай произошел с моим бидоном. У него была закручивающаяся крышка, которая закрылась так, что ее никто не мог открыть. Мы решили бросить его в костер в надежде, что крышка нагреется и откроется. После этого мы пошли спать. В ночи мы услышали турбореактивный вой, исходящий от нашего костра. На утро бидона в костре не оказалось. Мы предположили, что бидон улетел в Пулонгу.
Однажды над морем мы видели зодиакальный свет. Это светилась космическая пыль, образуя над морем несравненное сияние. Мы наблюдали и еще одно странное явление. Над морем мы видели облако в виде герба Советского Союза. Его было ни с чем другим не спутать. У всех возникла эта ассоциация. И буквально на наших глазах его разорвало и раскидало по всему небу. Мы пошутили, что наверно, развалится союз. В действительности так и получилось. Сразу после нашего приезда в Питер началось ГКЧП.
Зимой, когда я сдавала сессию профессору - зоологу беспозвоночных, он сказал, что в этом году какая-то сволочь сломала все мидиевые садки на Белом море. Я благоразумно промолчала, что этой сволочью были мы, и получила свою заслуженную пятерку.
Мы очень не поладили с начальником биостанции зоологического института. Он отказался взять на корабль четырнадцати летнего мальчика, который потерялся и, которому нужно было в Пулонгу. В результате мальчик пошел пешком. Забавен был наш отъезд. Мы с Борисом и Владиком должны были на один день уехать раньше, чем Корил с Ириной и договорились с владельцем моторной лодки, что он нас подбросит до Чупы. В назначенное утро мы пришли, а этот мужик напился до чижиков и буквально нас не узнавал и на ногах не стоял. Правда, сказал, что в лодке нет бензина. Мы на руках отнесли его в лодку и положили на дно. Канистры с бензином мы украли на базе зоологического института. Канистры стояли недалеко от берега. Мы подошли к ним, Борис задумчиво возле них покурил, затем, как ни в чем ни бывало, мы их взяли и отнесли в лодку. Так как владелец лодки был пьян, мы решили плыть самостоятельно. Мы дружно заводили двигатель, но лодка не двигалась с места. Все наши усилия были напрасны. Тут подошел начальник биостанции и начал говорить что-то в таком духе, что так нам и надо. К счастью, канистр с бензином он не замечал. Тут возле штурвала я заметила какую-то ручку и до упора повернула ее в другую сторону. Это был газ. Начальник биостанции стал говорить, что не уедете вы отсюда ни сегодня, ни завтра, ни третьего дня. При слове ни третьего дня наша лодка взлетела над водой, окатив его струей воды, и помчалась в открытое море. Я кричала Борису: «А где здесь тормоз?». Борис не знал. На силу догадались убавить газ. Слава Богу никто из лодки не выпал, а ее владелец даже не проснулся. Мы летели по Чупинской протоке в сторону Чупы и думали, что наши несчастья кончились. Но тут посреди протоки мотор вдруг заглох. Мы решили залить в него бензин. Тут проснулся наш владелец лодки и сказал, что мы взорвемся, так как бензин надо разбавлять маслом в какой-то там пропорции. Масла у нас не было. К счастью, где-то вдалеке маячил поселок Чкаловский. До него мы пошли на веслах. Мы с Борисом гребли по очереди в течение где-то полутора часов. Наконец мы причалили. В Чкаловском мы купили машинного масла и хлеб, который не ели уже две недели. Для нас он был вкуснее торта. Это был белый хлеб, который если сжать в лепешку, то он расправлялся снова, напоминая русский каравай. Остальной путь мы проделали без приключений. И теперь в своих снах я иногда слышу шелест отступающей волны, когда она уносит с собой камешки и морские звезды.